Читать онлайн книгу Оно — Стивен Кинг бесплатно. 77-я страница текста книги.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 81 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
Назад к карточке книги– ОДРА! – закричал он.
– Билл, пошли! – позвал Бен.
Паутина разваливалась над ними, с грохотом падала на пол, начинала распадаться. Ричи внезапно обхватил Билла за пояс и подтолкнул вперед, уводя из-под провисшей паутины, которую в некоторых местах отделяли от пола какие-то десять футов.
– Пошли, Билл! Пошли! Пошли!
– Это Одра! – в отчаянии крикнул Билл. – Э-это ОДРА!
– Мне насрать, даже если это Папа Римский, – мрачно ответил Ричи. – Эдди мертв, и мы должны убить Оно, если Оно до сих пор живо. На этот раз мы должны довести дело до конца, Большой Билл. Или она жива, или нет. А теперь, пошли.
Билл помедлил еще с мгновение, а потом лица детей, мертвых детей, пронеслись перед его мысленным взором, как фотографии из альбома Джорджа. «ШКОЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ».
– Хо-о-орошо. По-ошли. Б-Бог меня п-простит.
Он и Ричи пробежали под провисшей паутиной, прежде чем она рухнула, и присоединились к Бену, который еще раньше вышел на более безопасное место. Они побежали за Оно, а Одра тем временем продолжала раскачиваться в пятидесяти футах над каменным полом, в коконе, подвешенном к разваливающейся паутине.
9
Бен
Они пошли по следу черной крови Оно – маслянистым лужицам гноя, который убегал в щели между плитами. А когда пол начал подниматься к полукруглому черному отверстию в дальнем конце каверны, Бен увидел и кое-что новое: череду яиц. Черных, с жесткой оболочкой, размерами не уступающих страусиным. Из них шел матовый свет. Бен понял, что оболочка полупрозрачная. Видел, как внутри шевелится что-то черное.
«Детеныши Оно, – подумал он и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. – У Оно выкидыш. Боже! Боже!»
Ричи и Билл остановились, тупо, ошарашено уставились на яйца.– Идите! Идите! – крикнул Бен. – Я с ними разберусь. Добейте Оно!
– Держи! – Ричи бросил ему книжицу спичек с логотипом «Дерри таун-хаус».
Бен ее поймал. Билл и Ричи побежали дальше. Какое-то мгновение Бен провожал их взглядом в меркнущем свете. Они побежали в темноту, куда ретировалось Оно, и скрылись из виду. Тогда он посмотрел на ближайшее из яиц, с тонкой оболочкой, с шевелящейся тенью внутри, и почувствовал, как тает его решимость. Это… эй, парни, это уже чересчур. Это слишком ужасно. И конечно же, они умрут без его помощи; их же не откладывали, они вывалились.
Но время родов Оно приближалось… а если даже один сумеет выжить… даже один…
Собрав всю волю в кулак, представив себе бледное умирающее лицо Эдди, Бен опустил тяжелый сапог «Дезерт драйвер» на первое яйцо. Оно, чавкнув, раскололось, из-под сапога вытекла вонючая плацента. Паук размером с крысу на подгибающихся лапках попытался убежать прочь, и Бен слышал в голове его пронзительные крики, напоминающие звуки, которые издает ножовка, если ее быстро-быстро изгибать туда-сюда, словно наигрывая какую-то музыку.
Бен двинулся за ним, и ноги его более всего напоминали ходули, но тем не менее наступил на паука. Почувствовал, как захрустел хитин, внутренности выплеснулись из-под каблука. Содержимое желудка вновь подкатило к горлу, и на этот раз Бену не удалось справиться с тошнотой. Его вырвало, а потом он крутанул каблук, впечатывая маленькую тварь в камни, слушая, как затихают крики в голове.
«Сколько? Сколько яиц? Разве я не читал, что пауки могут откладывать тысячи… или миллионы? Я не смогу столько раздавить, я сойду с ума…»
«Ты должен. Ты должен. Давай, Бен… сделаем это вместе!»
Он перешел к следующему яйцу, воспроизведя процесс во всех подробностях под затухающим светом. Повторилось все: чавкающий хруст, растекание вонючей жидкости, последний смертельный удар. Следующее яйцо. Следующее. Следующее. Бен медленно продвигался к черной арке, в которой скрылись его друзья. Темнота стала кромешной, Беверли и разваливающаяся паутина остались позади. Он слышал, как падают куски паутины. Яйца бледно светились в темноте. Подходя к очередному, он зажигал спичку и разбивал его. И каждый раз успевал раздавить паука до того, как спичка гасла. Он понятия не имел, что будет делать, если спички закончатся до того, как он раздавит последнее яйцо и расплющит его невообразимое содержимое.
10
Оно – 1985 г.
Они шли.
Оно чувствовало, что они идут следом, сокращают расстояние, и страх Оно нарастал. Может, Оно и не вечно – эта невероятная мысль наконец-то пришла в голову. Что хуже, Оно чувствовало смерть своих детенышей. Третий из этих отвратительных ненавистных мужчин-мальчишек переходил от одного яйца к другому, едва не теряя разум от отвращения, но продолжал идти, методично вышибая жизнь из каждого из яиц Оно.
«Нет!» – взвыло Оно, шатаясь из стороны в сторону, чувствуя, как жизненная сила вытекает из сотни ран. Ни одна не была смертельной, но каждая исполняла свою песню боли, каждая замедляла продвижение. Одна лапа висела на тоненькой полоске мяса. Один глаз ослеп. Оно ощущало и огромную рану внутри, результат действия яда, который одному из мужчин-мальчишек удалось впрыснуть в горло.
А они шли, сокращали разделявшее их расстояние, и как такое могло случиться? Оно подвывало и мяукало, а когда почувствовало, что они совсем рядом, сделало единственное, что теперь оставалось: повернулось, чтобы сражаться.
11
Беверли
Прежде чем свет окончательно угас и воцарилась тьма, она увидела, как жена Билла опустилась на двадцать футов и зависла. Начала вращаться, рыжие волосы разметались. «Его жена, – подумала Беверли, – но я была его первой любовью, и если он полагал, что какая-то другая женщина была у него первой, то лишь по одной причине: он забыл… забыл Дерри».
Потом она осталась в темноте, наедине со звуками падающей паутины и мертвой, недвижной тяжестью Эдди. Она не хотела расставаться с ним, не хотела, чтобы он полностью лежал на грязном полу этого места. Поэтому держала его голову на сгибе онемевшей руки, а другой рукой убирала волосы с его влажного лба. Думала Беверли о птицах… решила, что интерес к ним переняла от Стэна. Бедного Стэна, который не смог заставить себя вновь все это пережить.
«Они все… я была их первой любовью».
Она попыталась это вспомнить… такие мысли поднимали настроение, когда приходилось сидеть в полной темноте, не зная, откуда доносятся все эти звуки. Такие мысли скрашивали одиночество. Поначалу ничего не вспоминалось; голову забивали только образы птиц – ворон, и граклов, и скворцов, весенних птиц, которые откуда-то возвращались, когда по улицам еще бежала талая вода, и последние пятна грязного снега оставались в тенистых местах, куда не заглядывали солнечные лучи.
По ее разумению, в Дерри эти птицы впервые попадались на глаза в весенний облачный день, заставляя задаться вопросом, а откуда же они прилетели. Внезапно и разом они усеивали весь Дерри, наполняя белый воздух пронзительной болтовней. Они усаживались на телефонные провода и коньки викторианских особняков Западного Бродвея: они дрались из-за места на алюминиевых перекладинах телевизионной антенны, установленной на крыше бара «Источник Уоллиса»; они облепляли темные ветви вязов, растущих на Нижней Главной улице. Они обживались, говорили друг с другом заливистыми кричащими голосами деревенских старух, собравшихся на еженедельный вечер игры в «бинго», а потом, по какому-то сигналу, который не могли уловить люди, все разом взлетали, – и от их крыльев небо становилось черным – чтобы опуститься где-то еще.
«Да, птицы, я думала о них, потому что мне было стыдно. Как я теперь понимаю, стыдилась я благодаря моему отцу, а может, к этому приложило руку и Оно. Возможно».
За птицами приоткрылось другое воспоминание, смутное и неопределенное. Может, таким ему и предстояло остаться навсегда, она…
И тут поток мыслей оборвался: внезапно Беверли осознала, что Эдди…
12
Любовь и желание – 14 августа 1958 г.
…подходит к ней первым, потому что испуган больше всех. Подходит к ней не как друг того лета и не как любовник на этот момент. Подходит, как подходил к матери тремя или четырьмя годами раньше, чтобы его успокоили. Он не подается назад от ее гладкой обнаженности, и поначалу она даже сомневается, что он это чувствует. Он трясется, и хотя она крепко прижимает его к себе, темнота такая черная, что она не может его разглядеть, пусть он и предельно близко. Если бы не шершавый гипс, он мог бы сойти за призрака.
– Что ты хочешь? – спрашивает он ее.
– Ты должен вставить в меня свою штучку, – говорит Беверли.
Эдди пытается отпрянуть, но она держит его крепко, и он приникает к ней. Она слышит, как кто-то – думает, что Бен – шумно втягивает воздух.
– Бевви, я не могу этого сделать. Я не знаю как…
– Я думаю, это легко. Но ты должен раздеться. – В голове возникает мысль о сложностях, связанных с рубашкой и гипсом, – их надо сначала отделить, потом соединить – и уточняет: – Хотя бы сними штаны.
– Нет, я не могу! – Но она думает, что часть его может, и хочет, потому что трястись он перестал, и она чувствует что-то маленькое и твердое, прижимающееся к правой стороне ее живота.
– Можешь, – возражает она и тащит его на себя. Поверхность под ее спиной и ногами твердая, глинистая и сухая. Далекий шум воды навевает дремоту и успокаивает. Она тянется к Эдди. В этот момент перед ее мысленным взором появляется лицо ее отца, суровое и угрожающее,
(я хочу посмотреть, целая ли ты)
и тут она обнимает Эдди за шею, ее гладкая щека прижимается к его гладкой щеке, и когда он нерешительно касается ее маленьких грудей, она вздыхает и думает в первый раз: «Это будет Эдди», – и вспоминает июльский день – неужели это было всего лишь в прошлом месяце? – когда в Пустошь никто не пришел, кроме Эдди, и он принес с собой целую пачку комиксов про Маленькую Лулу, которые они читали большую часть дня. Маленькая Лулу, которая собирала библянику и вляпывалась в самые невероятные истории, про ведьму Хейзл и всех остальных. И как весело они провели время.
Она думает о птицах; особенно о граклах, и скворцах, и воронах, которые возвращаются весной, и ее руки смещаются к ремню Эдди и расстегивают его, и он опять говорит, что не сможет это сделать; она говорит ему, что сможет, она знает, что сможет, и ощущает не стыд или страх, а что-то вроде триумфа.
– Куда? – спрашивает он, и эта твердая штучка требовательно тыкается во внутреннюю поверхность ее бедра.
– Сюда, – отвечает она.
– Бевви, я на тебя упаду. – И она слышит, болезненный свист в его дыхании.
– Я думаю, так и надо, – говорит она ему, и нежно обнимает, и направляет. Он пихает свою штучку вперед слишком быстро, и приходит боль.
– С-с-с-с. – Она втягивает воздух, закусив нижнюю губу, и снова думает о птицах, весенних птицах, рядком сидящих на коньках крыш, разом поднимающихся под низкие мартовские облака.
– Беверли? – неуверенно спрашивает он. – Все в порядке?
– Помедленнее, – говорит она. – Тебе будет легче дышать. – Он замедляет движения, и через некоторое время дыхание его ускоряется, но Беверли понимает, на этот раз причина не в том, что с ним что-то не так.
Боль уходит. Внезапно он двигается быстрее, потом останавливается, замирает, издает звук – какой-то звук. Она чувствует, что-то это для него означает, что-то экстраординарное, особенное, что-то вроде… полета. Она ощущает силу: ощущает быстро нарастающее в ней чувство триумфа. Этого боялся ее отец? Что ж, он боялся не зря. В этом действе таилась сила, мощная, разрывающая цепи сила, ранее запрятанная глубоко внутри. Беверли не испытывает физического наслаждения, но душа ее ликует. Она чувствует их близость. Эдди прижимается лицом к ее шее, и она обнимает его. Он плачет. Она обнимает его, и чувствует, как его часть, которая связывала их, начинает опадать. Не покидает ее, нет, просто опадает, становясь меньше.
Когда он слезает с нее, она садится и в темноте касается его лица.
– Ты получил?
– Получил – что?
– Как ни назови. Точно я не знаю.
Он качает головой, она это чувствует, ее рука по-прежнему касается его щеки.
– Я не думаю, что это в точности… ты знаешь, как говорят большие парни. Но это было… это было нечто. – Он говорит тихо, чтобы другие не слышали. – Я люблю тебя, Бевви.
Тут ее память дает слабину. Она уверена, что были и другие слова, одни произносились шепотом, другие громко, но не помнит, что говорилось. Значения это не имеет. Ей приходилось уговаривать каждого? Да, скорее всего. Но значения это не имело. Один за другим они уговаривались на это, на эту особую человеческую связь между миром и бесконечным, единственную возможность соприкосновения потока крови и вечности. Это не имеет значения. Что имеет, так это любовь и желание. Здесь, в темноте, ничуть не хуже, чем в любом другом месте. Может, и лучше, чем в некоторых.
К ней подходит Майк, потом Ричи, и действо повторяется. Теперь она ощущает некоторое удовольствие, легкий жар детского незрелого секса, и закрывает глаза, когда к ней подходит Стэн, и думает об этих птицах, весне и птицах, и она видит их, снова и снова, они прилетают все сразу, усаживаются на безлистные зимние деревья, всадники ударной волны набегающего самого неистового времени года, она видит, как они вновь и вновь поднимаются в воздух, шум их крыльев похож на хлопанье многих простыней на ветру, и Беверли думает: «Через месяц все дети будут бегать по Дерри-парк с воздушными змеями, стараясь не зацепиться веревкой с веревками других змеев». Она думает: «Это и есть полет».
Со Стэном, как и с остальными, она ощущает это печальное увядание, расставание с тем, что им так отчаянно требовалось обрести от этого действа, – что-то крайне важное – оно находились совсем близко, но не сложилось.
– Ты получил? – вновь спрашивает она, и хотя не знает точно, о чем речь, ей понятно, что не получил.
После долгой паузы к ней подходит Бен.
Он дрожит всем телом, но эта дрожь вызвана не страхом, как у Стэна.
– Беверли. Я не могу. – Он пытается произнести эти слова тоном, подразумевающим здравомыслие, но в голосе слышится другое.
– Ты сможешь. Я чувствую.
И она точно чувствует. Есть кое-что твердое; и много. Она чувствует это под мягкой выпуклостью живота. Его размер вызывает определенное любопытство, и она легонько касается его штуковины. Бен стонет ей в шею, и от его жаркого дыхания ее обнаженная кожа покрывается мурашками. Беверли чувствует первую волну настоящего жара, который пробегает по ее телу – внезапно ее переполняет какое-то чувство: она признает, что чувство это слишком большое
(и штучка у него слишком большая, сможет она принять ее в себя?)
и для него она слишком юна, того чувства, которое слишком уж ярко и остро дает о себе знать. Оно сравнимо с М-80 Генри, что-то такое, не предназначенное для детей, что-то такое, что может взорваться и разнести тебя в клочья. Но сейчас не место и не время для беспокойства: здесь любовь, желание и темнота. И если они не попробуют первое и второе, то наверняка останутся только с третьим.
– Беверли, не…
– Да. Научи меня летать, – говорит она со спокойствием, которого не чувствует, понимая по свежей теплой влаге на щеке и шее, что он заплакал. – Научи, Бен.
– Нет…
– Если ты написал то стихотворение, научи. Погладь мои волосы, если хочешь, Бен. Все хорошо.
– Беверли… я… я…
Он не просто дрожит – его трясет. Но вновь она чувствует: страх к этому состоянию отношения не имеет – это предвестник агонии, вызванной самим действом. Она думает о
(птицах)
его лице, его дорогом, милом жаждущем лице, и знает, что это не страх; это желание, которое он испытывает, глубокое, страстное желание, которое теперь едва сдерживает, и вновь она ощущает силу, что-то вроде полета, словно смотрит сверху вниз и видит всех этих птиц на коньках крыш, на телевизионной антенне, которая установлена на баре «Источник Уоллиса», видит улицы, разбегающиеся, как на карте, ох, желание, точно, это что-то, именно любовь и желание научили тебя летать.
– Бен! Да! – неожиданно кричит она, и он больше не может сдерживаться.
Она опять чувствует боль и, на мгновение, ощущение, что ее раздавят. Потом он приподнимается на руках, и она снова может дышать.
У него большой, это да – и боль возвращается, и она гораздо глубже, чем когда в нее входил Эдди. Ей приходится опять прикусить нижнюю губу и думать о птицах, пока жжение не уходит. Но оно уходит, и она уже может протянуть руку и одним пальцем коснуться его губ, и Бен стонет.
Она снова ощущает жар и чувствует, как ее сила внезапно переливается в него: она с радостью отдает эту силу и себя вместе с ней. Сначала появляется ощущение покачивания, восхитительной, нарастающей по спирали сладости, которая заставляет ее мотать головой из стороны в сторону, беззвучное мурлыканье прорывается меж сжатых губ, это полет, ох, любовь, ох, желание, ох, это что-то такое, чего невозможно не признавать, соединяющее, передающееся, образующее неразрывный круг: соединять, передавать… летать.
– Ох, Бен, ох, мой дорогой, да, – шепчет она, чувствуя, как пот выступает на лице, чувствуя их связь, что-то твердое в положенном месте, что-то, как вечность, восьмерка, покачивающаяся на боку. – Я так крепко люблю тебя, дорогой.
И она чувствует, как что-то начинает происходить, и об этом что-то не имеют ни малейшего понятия девочки, которые шепчутся и хихикают о сексе в туалете для девочек, во всяком случае, насколько ей об этом известно; они только треплются о том, какой жуткий этот секс, и теперь она понимает, что для многих из них секс – неосуществленный, неопределенный монстр; они говорят об этом действе только в третьем лице. Ты Это делаешь, твоя сестра и ее бойфренд Это делают, твои мама с папой все еще Это делают, и как они сами никогда не будут Это делать; и да, можно подумать, что девичья часть пятого класса состоит исключительно из будущих старых дев, и Беверли очевидно, что ни одна из этих девчонок даже не подозревают о таком… таком завершении, и ее удерживает от криков только одно: остальные услышат и подумают, что Бен делает ей больно. Она подносит руку ко рту и сильно ее кусает. Теперь она лучше понимает пронзительный смех Греты Боуи, и Салли Мюллер, и всех прочих: разве они, все семеро, не провели большую часть этого самого длинного, самого жуткого лета их жизней, смеясь, как безумные? Они смеялись, поскольку все, что страшно и неведомо, при этом и забавно, и ты смеешься, как иной раз малыши смеются и плачут одновременно, когда появляется клоун из заезжего цирка, зная, что он должен быть смешным… но он так же и незнакомец, полный неведомой вечной силы.
Укус руки крик не останавливает, и она может успокоить других, – и Бена, – лишь показав, что происходящее в темноте ее полностью устраивает.
– Да! Да! Да! – И вновь голову заполняют образы полета, смешанные с хриплыми криками граклов и скворцов; звуки эти – самая сладкая в мире музыка.
И она летит, поднимается все выше, и теперь сила не в ней и не в нем, а где-то между ними, и он вскрикивает, и она чувствует, как дрожат его руки, и она выгибается вверх и вжимается в него, чувствуя его спазм, его прикосновение, их полнейшее слияние в темноте. Они вместе вырываются в животворный свет.
Потом все заканчивается, и они в объятьях друг друга, и когда он пытается что-то сказать – возможно, какое-нибудь глупое извинение, которое может опошлить то, что она помнит, какое-то глупое извинение, которое будет висеть, как наручник – она заглушает его слова поцелуем и отсылает его.
К ней подходит Билл.
Он пытается что-то сказать, но заикание достигает пика.
– Молчи. – Она чувствует себя очень уверенно, обретя новое знание, но при этом понимает, что устала. Устала, и у нее все болит. Внутренняя и задняя поверхность бедер липкие, и она думает, причина в том, что Бен действительно кончил, а может, это ее кровь. – Все будет очень даже хорошо.
– Т-т-ты у-у-у-уверена?
– Да, – говорит Беверли и обеими руками обнимает его за шею, ощущая влажные от пота волосы. – Можешь поспорить.
– Э-э-э-это… Э-э-э-это…
– Тс-с-с…
С ним не так, как с Беном; тоже страсть, но другая. Быть с Биллом – это самое лучшее завершение из всех возможных. Он добрый, нежный и почти что спокойный. Она чувствует его пыл, но пыл этот умеренный и сдерживается тревогой за нее, возможно, потому, что только Билл и она сама осознают значимость этого действа, как и то, что о нем нельзя говорить ни кому-то еще, ни даже между собой.
В конце она удивлена неожиданным подъемом и успевает подумать: «Ох! Это произойдет снова, я не знаю, выдержу ли…»
Но мысли эти сметает абсолютной сладостью действа, и она едва слышала его шепот: «Я люблю тебя, Бев, я люблю тебя, я всегда буду любить тебя», – он повторяет и повторяет эти слова без заикания. На миг она прижимает его к себе, и они замирают, его гладкая щека касается ее щеки.
Он выходит из нее, ничего не сказав, и какое-то время она проводит одна, одеваясь, медленно одеваясь, ощущая тупую пульсирующую боль, которую они, будучи мальчишками, прочувствовать не могли, ощущая сладкую истому и облегчение от того, что все закончилось. Внизу пустота, и хотя она радуется, что ее тело вновь принадлежит только ей, пустота вызывает странную тоску, которую она так и не может выразить… разве что думает о безлистных деревьях под зимним небом, деревьях с голыми ветками, деревьях, ожидающих черных птиц, которые рассядутся на них, как священники, чтобы засвидетельствовать кончину снега.
Она находит своих друзей, поискав в темноте их руки.
Какое-то время все молчат, а когда слышится голос, Беверли не удивляется тому, что принадлежит он Эдди.
– Я думаю, когда мы повернули направо два поворота назад, нам следовало повернуть налево. Господи, я это знал, но так вспотел и нервничал…
– Ты всю жизнь нервничаешь, Эдс, – говорит Ричи. Голос такой довольный. И в нем никаких панических ноток.
– Мы и в других местах поворачивали не в ту сторону, – продолжает Эдди, игнорируя его, – но это была самая серьезная ошибка. Если мы сможем вернуться туда, то потом все будет хорошо.
Они формируют неровную колонну, Эдди первый, за ним Беверли, ее рука на плече Эдди так же, как рука Майка – на ее плече. Идут вновь, на этот раз быстрее. Прежнее волнение Эдди бесследно улетучивается.
«Мы идем домой, – думает Беверли, и по телу пробегает дрожь облегчения и радости. – Домой, да. И все будет хорошо. Мы сделали то, за чем приходили, и теперь можем возвращаться назад уже обычными детьми. И это тоже будет хорошо».
Они идут сквозь темноту, и Беверли осознает, что шум бегущей воды все ближе.
Назад к карточке книги «Оно»Любовь и Желание, 10 августа 1958 года — Мегаобучалка
…пришёл первым, потому что был больше всех испуган.
Он пришёл к ней не как друг, проведший с ней целое лето, не как её нечаянный любовник, но как он приходил к своей матери три или четыре года тому назад – за утешением; он не отшатнулся от её гладкой обнажённости, сначала она даже подумала, что он её не чувствует. Он дрожит, и хотя она держит его в своих объятиях, но кромешная тьма не позволяет ей увидеть его.
– Что ты хочешь? – спрашивает он её.
– Ты должен засунуть свою штучку в меня, – говорит она. Он старается оттолкнуть её, но она держит его, и он опускается на неё. Она услышала, что кто-то – она думает, что этоБен, – задохнулся.
– Бевви, я не могу сделать этого, я не знаю, как…
– Я думаю, это просто, только ты должен раздеться, – она думает о сложностях с гипсовой повязкой, рубашкой, это сначала разъединяет их, потом опять соединяет и пугает.
– Хотя бы брюки.
– Нет, я не могу.
Но она думает, что часть его самого может и хочет, потом его дрожь прекращается, и она чувствует, как что-то маленькое и твёрдое прижимается к правой стороне её живота.
– Ты можешь, – говорит она и притягивает его к себе.
Поверхность, на которой она лежит, твёрдая, глинистая и сухая. Отдалённый шум воды навевает дремоту и успокаивает. Она дотягивается до него. На какой-то момент появляется лицо её отца, строгое и обвиняющее (Я хочу посмотреть, девственна ли ты?) а потом она обнимает Эдди за шею, её гладкая щека прижимается, к его гладкой щеке, и когда он нежно дотрагивается до её маленькой груди, она вздыхает и думает: Это Эдди – и вспоминает день в июле – неужели только месяц прошёл? – когда никто, кроме него, не вернулся в Барренс, и у него была целая стопка юмористических книжек «Литл Лулу», и они вместе читали целый день, как Маленькая Лулу собирала землянику и вляпалась во все эти невероятные истории, и про ведьму Хэзл. Было очень весело.
Она думает о птицах; особенно о грачах, скворцах и воронах, которые возвращаются весной, а руки её тянутся к ремню и расстёгивают его, а он опять говорит, что не может сделать этого; она говорит, что он может, она знает, что он может, и то, что она чувствует, не стыд или страх, а что-то вроде триумфа.
– Куда? – говорит он, и эта твёрдая штучка настойчиво толкается между её ног.
– Сюда, – говорит она.
– Бевви, но я на тебя упаду, – говорит он, и она слышит его свистящее дыхания – Я думаю, так и надо, – говорит она и держит его нежно, и направляет его.
Он толкает слишком быстро и делается больно.
– С-с-с-с-с! – она сдерживает дыхание и кусает нижнюю губу и снова думает о птицах, о весенних птицах, сидящих на коньках домов, и сразу же взлетающих под низкие мартовские облака.
– Беверли, – спрашивает он неуверенно, – с тобой всё в порядке?
– Помедленнее, – говорит она, – тебе легче будет дышать.
Он движется медленнее, и через мгновение его дыхание учащается, и она понимает, что это не потому, что с ним что-то не в порядке.
Боль ослабевает. Неожиданно он начинает двигаться быстрее, затем останавливается, застывает и издаёт звук, какой-то звук. Она чувствует, что это для него нечто необычное, чрезвычайное, что-то вроде… полёта. Она чувствует себя сильной; она ощущает внутри себя ликование. Неужели этого так боялся её отец? Да, он должен был. В этом есть какая-то сила, сила разорванных оков, это глубоко в крови. Она не чувствует физического наслаждения, а только какой-то умственный экстаз. Она чувствует близость. Она держит его, а он прижимает лицо к её шее. Он плачет. Она поддерживает его и чувствует, что та часть его, которая их связывала, начинает ослабевать, не уходит из неё, а просто начинает ослабевать, становится меньше.
Когда он отодвигается, она садится и трогает его лицо в темноте.
– Получилось?
– Что получилось?
– Что должно было, я не знаю точно. Он качает головой – она чувствует руками, дотрагиваясь до его щеки, – Я точно не знаю, было ли это как… ты знаешь, как большие мальчишки говорят. Но это… было действительно что-то. Он говорит тихо, чтобы не услышали остальные:
– Я тебя люблю, Беверли.
Она задумывается. Она совершенно уверена, что они все об этом говорят, кто шёпотом, кто вслух, и она не может вспомнить, что говорят. Это не имеет значения. Нужно ли говорить каждому всё сначала?
Да, наверное, но это не имеет значения. Они должны говорить об этом, это подлинная, человеческая связь между бытием и небытием, единственное место, где кровоток соприкасается с вечностью. Это не имеет значения. Значение имеет только любовь и желание. В этой темноте так же хорошо, как и в любом другом месте. Даже лучше, может быть.
Потом приходит Майк, потом Ричи. И всё повторяется. Сейчас она чувствует некоторое удовольствие. Смутное тепло в её детском незрелом существе, и она закрывает глаза, когда к ней подходит Стэн, и думает о птицах, весенних птицах, она видит их снова и снова, всё сразу же освещается, заполняя обнажённые зимой деревья, вестники самого неистового времени года; она видит, как они взмывают в небо снова и снова, плеск их крыльев, как хлопанье простыней на верёвках, и она думает: Через месяц у каждого ребёнка в Парке-Дерри будет воздушный змей, они будут бегать, держась за верёвки, чтобы они не перепутались друг с другом. Она думает: Вот, что означает полёт.
Со Стэном, как и с другими, она чувствует это ощущение разочарованности от ослабления, ухода от того, в чём они действительно нуждаются, чего они ждут от этого действия, какой-то предел – близкий, но не найденный.
– Получилось? – снова спрашивает она, и хотя сама не знает, точно, что «получилось», но понимает, что не получилось. Она долго ждёт, и наконец приходит Бен. Он дрожит с ног до головы, но это не от страха, как у Стэна.
– Беверли, – говорит он, – я не могу.
– Ты можешь, я чувствую.
Она уверена, что он может. Он был сильнее и больше всех. Она могла почувствовать это по мягкому толчку его живота. Размер его вызвал некоторое удивление, и она слегка потрогала рукой эту выпуклость. Он застонал ей в шею, и от его дыхания тело её покрылось мурашками. Она почувствовала первую волну настоящего жара в себе – неожиданно чувство это в ней стало нарастать; она поняла, что это было у него очень большое(если он такой большой, как же это всё может поместиться в ней?)слишком взрослый для неё, что-то как у Генри, восьмого размера, что-то, что не предназначено для детей, что может взорвать и разорвать. Но не было ни времени, ни места думать об этом; здесь была любовь и было желание, и темнота. Если бы они не попробовали, они бы, наверное, оставили это.
– Беверли, не надо…
– Надо.
– Я…
– Покажи мне, как надо летать, – сказала она со спокойствием, которого не чувствовала, зная, по мокрой теплоте на шее и щеках, что он плачет. – Покажи мне, Бен.
– Нет…
– Если ты написал стихотворение, покажи мне. Потрогай мои волосы, если хочешь, Бен. Всё в порядке.
– Беверли, я… я…
Сейчас он не дрожал, его трясло с ног до головы. Но она понимала, что это не страх, – та часть его тела, которая говорила, что сможет сделать всё… Она думала о(птицах)его лицо, его дорогое, честное лицо, и она знала, что это не страх; это желание, глубокая страсть, и она почувствовала ощущение силы в себе опять, что-то вроде полёта, как полёт, будто смотришь сверху и видишь птиц на крышах, на телевизионной антенне над Вэлли, видишь улицы, как на карте; желание, да, это было что-то, это была любовь и желание, которое научило летать.
– Бен! Да! – вскрикнула она, и всё, что сдерживало его, прорвалось.
Она снова почувствовала боль, и на миг ей показалось и она испугалась, что у неё всё порвётся и он её раздавит. Но он приподнялся на руках, и это ощущение прошло.
Да, он большой, боль вернулась, и она была гораздо глубже, чем тогда, когда Эдди первый раз вошёл в неё. Ей снова пришлось закусить губу, чтобы не закричать и думать о птицах, пока не прошло это горение. Но оно продолжалось, и ей пришлось дотронуться до его губ пальцем, и он застонал.
Жар снова вернулся, и она снова почувствовала, что её сила передаётся ему, она отдавала её с радостью и устремлялась ему навстречу. Появилось первое впечатление раскачивания, восхитительной сладости, которая заставила её беспомощно поворачивать голову из стороны в сторону, и стон вырвался из её сомкнутых губ. Это был полёт, это, о любовь, о желание, невозможно выразить словами – принимать и давать, замкнутый круг: принимать, давать… летать.
– О, Бен! Мой дорогой, да, – шептала она, чувствуя, что след этой сладостной связи остаётся у неё на лице, что-то вроде вечности, восьмой размер раздавил её.
– Я так люблю тебя, дорогой.
Иона поняла, что происходит то, о чём шептались девчонки и хихикали о сексе в женском туалете, но это совсем не то, насколько она теперь понимала; они только восхищались, как замечателен может быть секс, а она сейчас понимала, что для многих из них секс так и останется непонятным и неприятным чудищем. Они говорили о нём – Это. Будете заниматься Этим. А твоя сестра и её мальчик занимаются Этим? А твои родители ещё занимаются Этим? И как они никогда не собираются заниматься Этим. О, да, и можно было подумать, что все девчонки из пятого класса останутся старыми девами, и для Беверли было ясно, что никто из них даже не мог подозревать об этом… пришла она к такому заключению и удержалась от крика только потому, что знала, что остальные будут слышать и подумают, что ей больно. Она закрыла рот рукой и стала кусать ладонь. Теперь она лучше понимала смешки Греты Бови и Салли Мюллер, и всех других: не провели ли они, все семеро, всё это длинное лето, самое длинное в своей жизни, смеясь, как помешанные? Вы смеётесь, потому что всё страшное и неизвестное – смешно, вы смеётесь, как иногда маленькие детишки смеются и плачут в одно и то же время, когда подходит цирковой клоун, зная, что здесь нужно смеяться… но это тоже неизвестность, полная неизвестной вечной мощи.
То, что она кусала руку, не смогло остановить её крик, и она, чтобы не испугать их всех и Бена, кричала в темноту: Да! Да! Да!
Восхитительные образы полёта смешались у неё в голове с карканьем ворон и криками грачей и скворцов: эти звуки стали для неё самой прекрасной музыкой в мире.
Она летела и летела вверх, и сила была не у неё и не у него, а где-то между ними, и он тоже закричал, и она чувствовала, как дрожат его руки, она обвилась вокруг него, чувствуя спазм, его тело, его полное слияние с ней в темноте. И они ворвались вместе в этот живоносный свет.
Потом всё было кончено, и они лежали в объятиях друг друга, и когда он хотел что-то сказать – наверное, какие-то глупые извинения, что нарушило бы всё впечатление, какие-то жалкиеизвинения, как наручники, – она остановила слова поцелуем и отпустила его.
К ней подошёл Билл.
Он старался что-то сказать, но заикание было очень сильным.
– Успокойся, – сказала она, уверенная от своего нового опыта, но она также знала, что устала. Устала и вся мокрая. Всё внутри и снаружи было мокрым и липким, и она подумала, что это может быть от того, что Бен действительно кончил, а может быть, потому, что у неё началось кровотечение. – Всё будет нормально.
– Ааа ттты уууверена?
– Да, – сказала она и сцепила руки вокруг его шеи, чувствуя приятный запах его спутанных волос. – Только ты будь уверен.
– Ааа эээто…
– Шшшшш…
Это было не так, как с Беном, была страсть, но другого рода. То, что Билл был последним, стало лучшим завершением всего. Он добрый, нежный, спокойный. Она чувствовала его готовность, но она сдерживалась его внимательностью и беспокойством за неё, потому что только Билл и она сама понимали, что это за грандиозный акт и что об этом нельзя никогда никому говорить, даже друг другу.
В конце она удивилась тому неожиданному подъёму, она даже подумала: Да! Это должно случиться ещё раз, не знаю, как я выдержу это…
Но её мысли были вытеснены абсолютным удовольствием, и она услышала, как он шепчет: «Я люблю тебя, Бев, я люблю тебя и всегда буду любить тебя» – он повторял это снова и снова и совсем не заикался.
Она прижала его к себе, и они некоторое время так и лежали – щека к щеке.
Он молча отошёл от неё, и она осталась одна. Натянула на себя одежду, медленно застёгивая каждую вещь. Она чувствовала боль, которую они, будучи мужчинами, никогда не почувствуют. Она ощущала также усталое удовольствие и облегчение, что всё кончено. Внутри у неё была пустота, и хотя она радовалась, что всё стало опять на свои места, эта пустота внутри вызывала какую-то странную меланхолию, которую она никогда не могла выразить… за исключением того, что она думала об обнажённых деревьях под белым зимним небом, пустых деревьях, ждущих, что прилетят эти чёрные птицы и рассядутся, как министры, это будет в конце марта, и птицы будут предвестниками смерти снега. Она нашла их, нащупывая руками.
Какое-то время все молчали, а когда кто-то заговорил, её не удивило, что это был Эдди.
– Я думаю, если мы пройдём два поворота и повернём налево… Господи, я же знал это, но я тогда так устал и испугался…
– Пугайся хоть всю жизнь, Эд, – сказал Ричи. Его голос был довольным. Паника исчезла полностью.
– Мы пошли неправильно и в некоторых других местах, – сказал Эдди, не обращая на него внимания, – но это самый худший путь. Если мы выберемся с этого места, остальное будет уже легче.
Они выстроились в нестройную колонну, Эдди – первым, Беверли вторая, её руки лежали на плечах Эдди, а руки Майка на её плечах. Они снова стали двигаться, на этот раз быстрее. Эдди больше не нервничал.
Мы идём домой, – подумала она и вздрогнула от облегчения и радости. – Домой, да. И всё будет хорошо. Мы сделали своё дело, за которым пришли, а теперь мы возвращаемся, чтобы снова быть детьми. И это тоже будет хорошо.
И когда они шли сквозь тьму, она поняла, что звуки бегущей воды стали ближе.
Глава 23
ВЫХОД
Дерри/9.00–10.00 утра
К десяти минутам десятого скорость ветра в Дерри зафиксировалась в среднем на 55 милях в час; порывы достигали 70 миль.
Анемометр зафиксировал один порыв в 81 милю, а затем стрелка упала до нуля. Ветер вырвал куполообразный прибор с крыши здания, где он был прикреплён, и зашвырнул его куда-то в дождливые сумерки дня.
Как и лодочку Джорджи, его никто никогда больше не видел. К девяти тридцати случилось то, что считалось невозможным, в чём Управление Водоканала Дерри могло присягнуть и клялось, что этого не случится, а именно: затопление всех окраин Дерри впервые после августа 1958 года, когда старая канализация переполнилась во время урагана и ливня. Без четверти десять подъехали на автомобилях люди с угрюмыми лицами и расставили свои грузовики по обеим сторонам Канала; метеорологические приборы зашкаливало от сумасшедшего ветра. Впервые с октября 1957 года стали укладывать мешки с песком, чтобы укрепить цементную набережную Канала. Арка, откуда Канал разветвлялся на три стороны, в самом центре окраины Дерри была почти полностью затоплена. По Мейн-стрит, Канал-стрит и у подножия Ап-Майл-Хилла нельзя было проехать, только пройти пешком, и те, кто торопился пройти по этим улицам, где в полном разгаре была работа по укреплению набережных мешками с песком, чувствовали, как земля под ногами дрожит от страшных потоков воды, на главной магистрали от проезжающих грузовиков. Но эти вибрации были постоянными, и люди стремились перейти на северную часть, подальше от страшного сотрясения, которое скорее можно было почувствовать, а не услышать. Гарольд Гардинер кричал Альфреду Зитнеру, у которого была недвижимость на западной стороне города, спрашивая его, разрушатся ли дома на этих улицах? Зитнер сказал, что мир перевернётся, если такое произойдёт, а ад замёрзнет. Гарольд живо представил себе Адольфа Гитлера и Иуду Искариота на коньках, а потом опять стал таскать мешки с песком. Сейчас вода была не меньше чем на три дюйма выше цементных стен Канала. В Барренсе Кендускеаг уже вышел из берегов, и можно было предположить, что к полудню всё зелёное великолепие – кустарники и деревья – скроется под водой этого огромного озера. Люди продолжали работать, отдыхая только тогда, когда кончался запас мешков с песком, а без десяти десять их мороз продрал по коже от страшного скрежещущего звука. Позже Гарольд Гардинер рассказывал своей жене, что он подумал, что наступает конец света.
Не вся окраина города падала наземь, только водонапорная башня. Это видел один Эндрю Кин, внук Норберта Кина; только он видел, как это случилось, но в это утро он перекурил сигарет и сначала подумал, что у него начались галлюцинации. Он шлялся по ураганным улицам Дерри уже с восьми часов утра, как раз в то время, когда доктор Хэйл был вознесён от своей медицинской практики на небеса. Он вымок до костей (за исключением мешочка с травкой на две унции, привязанного под мышкой), но в общем не замечал этого. Он не мог поверить своим глазам. Он подошёл к Мемориальному парку, который стоял на склоне горы с водонапорной башней. И может быть, он ошибался, но водонапорная башня дала заметный крен, как та чёртова Пизанская башня, которую можно видеть на всех макаронных коробках. «О, вот это да! » – закричал Эндрю Кин, его глаза вылезли из орбит – как будто они были привязаны на струне, – как только он услышал этот оглушающий звук. Угол наклона башни становился всё больше. А он стоял там, джинсы прилипли к тощим ногам, а с повязки на голове капала вода прямо в глаза. Куски белой штукатурки отлетали от стен огромной круглой водонапорной башни по всему радиусу… нет, отлетали – не то слово, они струились со стен. В двадцати футах от фундамента появилась большая трещина. Вода начала литься через эту трещину, и теперь штукатурка не струилась со стен башни, она просто извергалась прямо в потоки воды. Из башни стали слышны звуки разрывов, и Эндрю увидел, что она начинает двигаться, как стрелки гигантских часов наклоняются от двенадцати к часу, а потом к двум. Мешочек с травкой оторвался и упал внутрь рубашки, а он даже не заметил. Он стоял как зачарованный. Громкие гудящие звуки неслись изнутри башни, как будто струны самой огромной в мире гитары разрывались одна за другой. Внутри цилиндра были натянуты провода, чтобы обеспечить лучший баланс против давления воды. Водонапорная башня стала накреняться всё быстрее и быстрее, доски и балки трескались на части, кружась, кувыркаясь в воздухе.
«ЧЁРТ ПОДЕРИ!» – закричал Эндрю, но звук его голоса затерялся и утонул в финальном оглушительном, разбивающем все и вся падении башни и в нарастающем звуке одного с двумя четвертями миллиона галлонов, семью тысячами тонн воды, извергающейся из проломленной стены башни. Она набегала гигантской серой приливной волной, и, конечно же, если бы Эндрю Кин находился на стороне, где стояла башня, он бы и минуты больше не просуществовал. Но, как известно, Господь оберегает пьяниц, маленьких детей и шизофреников; Эндрю стоял как раз в таком месте, где он мог видеть всё, а его не коснулась ни одна капля воды из башни. «ЧЁРТ ПОДЕРИ ВСЕ ЭТИ ДЕЛА!» – заорал Эндрю, когда волна покатилась вдоль Мемориального парка, смыв на своём пути солнечные часы, около которых частенько простаивал маленький мальчик Стэн Урис, наблюдая за птицами в полевой бинокль своего отца. «СТИВЕН СПИЛЛБЕРГ СЪЕСТ СВОЮ ШЛЯПУ!» Каменная кормушка тоже была снесена водой. Эндрю видел некоторое время, как она раскачивалась, – подставка в одну сторону, блюдо в другую, потом наоборот, – а потом всё исчезло. Кленовая и берёзовая аллеи, отделяющие Мемориальный парк от Канзас-стрит были смыты, как игрушечные кегли. За ними жутким клубком катились спутанные столбы электропередач. Вода покатила свои волны вдоль улицы, начиная растекаться, становясь похожей просто на воду, а не на вздымающуюся стену, которая смыла солнечные часы и кормушку для птиц, и деревья, но она была ещё достаточно мощной, чтобы снести дюжину домов в конце Канзас-стрит с их фундаментов прямо в Барренс. И они поплыли с удивительной лёгкостью, большинство из них даже не разрушилось.
Эндрю Кин узнал один из них, принадлежащий семье Карла Массенсика, Мистер Массенсик был его учителем в шестом классе – настоящий пёс. Когда дом проплывал мимо него, Эндрю заметил свечу, ярко горящую в одном из окон, но потом он подумал, что мог вообразить это себе, если, рассмотреть этот вопрос иначе. А со стороны Барренса раздался звук взрыва и резкий выброс жёлтого пламени, будто кто-то поджёг газовый фонарь Колмэна и бросил в разбитую нефтяную цистерну. Эндрю смотрел на нижнюю часть Канзас-стрит, где только сорок секунд назад стояли стройной линией дома вполне зажиточных, среднего класса жителей. Теперь это стало мёртвым городом, и в это невозможно было поверить. На месте этих домов разверзлось десять огромных ям, выглядевших как плавательные бассейны. Эндрю хотел ещё раз выразить своё мнение по этому поводу, но не смог. Кажется, все его крики на этом и закончились. Диафрагма опустилась и ослабела. Он услышал ещё целую серию разрывов; звуки, похожие на то, будто гигант в башмаках, полных гальки и камней, идёт вниз по лестнице. Это катилась вниз с горы водонапорная башня, чудовищный белый цилиндр, из которого выливались остатки воды, толстые провода и кабели, которые помогали сдерживать стены вместе, летели по воздуху, а затем падали на мягкую землю, оставляя на ней рваные туннели, которые тут же заполнялись водой. Эндрю наблюдал всё это, задрав голову так, что она находилась где-то около позвоночника. Водонапорная башня сейчас была в горизонтальном положении; более ста двадцати пяти футов она летела по воздуху. На миг показалось, что она так и замерла в этом положении – сюрреалистический образ, прямо с резиновых стен сумасшедшего дома, – дождевая вода сверкает на разбитых стенах, все окна выбиты, висят оконные рамы, предупредительный фонарь на верхушке для низко летящих самолётов всё ещё горит. А потом она падает на улицу с последним оглушительным звуком. На Канзас-стрит и так было полно воды, а тут она начала рваться дальше по дороге к Ап-Майл-Хиллу. Там должны тоже быть дома, – подумал Эндрю Кин, и неожиданно силы покинули его. Он тяжело сел прямо в лужу. Он смотрел на разрушенный каменный фундамент, на котором водонапорная башня стояла всю его сознательную жизнь. Он сомневался, что кто-нибудь, когда-нибудь поверит ему. Он сомневался, верит ли он сам своим глазам.
Любовь и Желание. «Не путай любовь и Желание.
Любовь и Желание. «Не путай любовь и Желание.
Любовь — это солнце, желание — только вспышка». Желание ослепляет, а солнце дарит жизнь. Желающий готов на жертвы, а истинная любовь не знает жертв и не верит жертве — она одаряет. Любовь не отнимает у одного, чтобы дать другому. Любовь — это суть жизни. А свою жизнь не отдашь другому.
Желание только кажется благом, но оно — опаляющее душу пламя, это пожар — слепой и жестокий. В том случае, если ты любишь тело — это только желание. Любовь — это отношение к человеку, а не к его телу. И тут тайна любви. Всю жизнь мы пытаемся найти самих себя. Это большой и непростой путь. Но насколько же сложнее найти внутренний свет в другом человеке!
Вот почему любовь не рождается сразу, сразу возникает только желание. Те, кто не могут отличить любовь от желания, обречены на страдание. Те, кто жертвуют, те — не любят. Тот, кто не нашел самого себя, еще не может любить. Анхель де куатье.
Любовь без влечения. Что такое половое влечение
Физическое влечение к человеку – это целый комплекс переживаний и эмоций, основанных на биологических инстинктах воспроизведения потомства. Выражается в желаниях и стремлениях сексуальной близости с понравившимся партнером. В профессиональной литературе обозначается понятиями «половое влечение» или « либидо ».
Направленность влечения зависит от двух основополагающих факторов – генетического (набора хромосом) и психологического. Оно основано преимущественно на инстинктах, которые заложены в человеке природой. К ним добавляются индивидуальные предпочтения личности и эмоциональные особенности. В совокупности эти составляющие являются базой для построения любовных отношений.
ВЛЕЧЕНИЕ — это инстинктивное сексуальное желание, направленное на человека противоположного пола
Сильное физическое влечение между мужчиной и женщиной проявляется:
- стремлением продолжить род;
- получить физическую и психологическую разрядку;
- достичь удовольствия;
- самоутвердиться;
- компенсировать недостающие сферы жизни.
Интенсивность ощущений может быть разной – от редко возникающего желания близости до готовности заниматься сексом сутками. Физическое влечение к человеку от чего зависит? Все зависит от индивидуальных особенностей личности, возраста, работы мозга и желез внутренней секреции, гормонального фона, воспитания и условий жизни.
Видео ЛЮБОВЬ.ЖЕЛАНИЕ,СТРАСТЬ.МАГИЯ НАСЛАЖДЕНИЯ.
Оно любовь и Желание. Любовь и желание
Законы желания и любви различаются. Любовь существует там, где есть чувство безопасности, где все знакомо; желание требует удивления, неожиданности, неопределенности. Пары, сохранившие желание,- это те, кому удается не воспринимать другого, как принадлежащего себе. Там, где любовь требует близости, эротизм хочет дистанции. Разрушение желания проистекает из замкнутости любящих людей друг на друге, из их эмоциональной изоляции вдвоем. Желание живет только там, где есть воздух, пространство.
Желание не ограничивается только сексом, оно основывается на вновь и вновь возникающем стремлении открывать для себя партнера. Если человек приклеен к партнеру, то он ничего не может увидеть в нем, не стремится открывать что-то новое, ничего не желает.
Желая другого мужчину или другую женщину, партнер воссоздает дистанцию. Адюльтер запускает один из мощных двигателей желания. Взгляд моего партнера на кого-то другого вызывает у меня эротические чувства, потому что мне нужно снова добиваться, чтобы меня выбрали. Фантазии нашего партнера доказывают нам, что он свободный человек, обладающий ни к чему не сводимой непохожестью, неотъемлемой индивидуальностью. Это пугает, но и возбуждает тоже.
3 упражнения, чтобы отстраниться
1. Спросите себя, в каких ситуациях вас особенно сильно тянет к партнеру. Вы увидите: это именно те моменты, когда вы воспринимаете его (ее) как отдельную личность, не связанную с вами. Именно в пространстве, отделяющем вас друг от друга, в этой непохожести и возникает желание.
2. Возьмите лист бумаги, разделите его на 2 колонки. Слева напишите: «Когда я думаю о любви, я думаю о…»; справа – «Когда я думаю о сексе, я думаю о…». Запишите слова, образы, ассоциации. В разных колонках вещи разного порядка? Подумайте, что это может значит.
3. Создайте адрес электронной почты и пишите письма вашему партнеру, как будто он отправился в путешествие. Завязавшаяся переписка создаст дистанцию, игровое пространство, псевдоанонимность, позволяющие предстать в ином свете, нежели когда вы встречаетесь утром накануне.
Виды влечений. Расстройство влечений
- Расстройства психомоторики
- Волевые расстройства
- Расстройство влечений
- Гиперкинетические (гипердинамические) расстройства
Влечения представляют собой филогенетически старые функции, свойственные животным. Они имеют большое значение для жизнедеятельности, так как направлены на самосохранение и сохранение рода. Влечение к пище, действия, связанные с добыванием пищи, обеспечением безопасности, обеспечением водой для питья и убежищем от опасностей, направлены на сохранение жизни — как своей, так и своих детенышей. В последнем сказывается стремление к сохранению рода. Инстинкт продолжения рода определяется половым влечением. Такие инстинкты, влечения, имеющие биологическое значение, свойственны и человеку (см. раздел «Инстинкты»). Но у человека и предмет влечений, и их качества совершенно особые. Социально- трудовая деятельность человека привела к развитию новых потребностей, относящихся к жилищу, одежде, умственным и эстетическим запросам, к общению с другими людьми. В отличие от влечений, имеющих примитивно- инстинктивный характер, у человека развивается сознательная и целеустремленная волевая деятельность. Примитивные влечения имеют место и у человека (см. формулу инстинктов человека), но они получают подчиненное значение, регулируются высшими сознательными функциями — волей. Человеческая воля оказывает тормозящее влияние на влечения, руководит ими. Слабость воли растормаживает их, резко меняя поведение. В результате в клинике психиатрии мы наблюдаем различные варианты патологических влечений.
Как отличить влюбленность от желания. Что такое настоящая любовь?
Как отличить любовь от влюбленности, зависимости, привязанности ||| Перейти в статьи
Что такое любовь? Какая она, настоящая любовь между мужчиной и женщиной?
Как понять, любовь ли это, или что-то другое — влечение, влюбленность, дружба, просто привычка, или даже болезненная зависимость?
Какая любовь более крепкая, основанная на дружбе или взаимном физическом влечении?
Что присуще настоящей любви?
Подобными вопросами издавна задавались поэты, ученые и, хотя бы раз в жизни, каждый из нас.
|
|
Как отличить страсть от симпатии. Как отличить любовь от влюбленности
Для начала следует подумать, хотите ли вы счастья для любимого человека, хотите ли вы сделать для него все самое лучшее, но при этом, как вам кажется, он не относится к вам с той же нежностью и не желает вам того же. Это признак большой симпатии, но и возможно даже любви.
Если ваш любимый решит уйти от вас к другому человеку, найдет другую любовь, какое чувство вы будете испытывать? Если вы будете также желать ему счастья, при этом мучаясь от боли, то такое чувство можно назвать любовью.
Важно разобраться, что вы чувствуете, если человек смотрит на вас, если чувствуете себя окрыленной и вдохновленной, то, видимо, это любовь.
Если вы хотите детей от человека и видите с ним совместное будущее, то это любовь.
Множество философов трактовали значение любви, каждый давал различные определения.
Но чтобы отличить любовь от влюбленности, нужно понять в самом себе, что для вас любовь, и что для вас симпатия.
Когда человек находится с вами рядом, у вас бешено бьется сердце, вы хотите проводить с ним все ваше время, забывая обо всем, вы мечтаете о детях, о совместном доме, чувствуете себя безумно счастливым… Это совсем не обязательно та самая любовь, скорее всего, это просто один из факторов влюбленности или просто страсть.
Любовь же проверяется временем, когда проходит страсть, появляется иное чувство, возможно, это простая привычка, но некоторые называют это чувство любовью.
Когда вы любите, вы не мечтаете о детях, вы заводите их, растите их, вы находите общий язык при выборе дома, вы ждете друг друга с работы, несмотря на то, что никто ничего не заработал, вы помогаете друг другу, если кто-то устал больше. Вы и лучшие друзья и любовники, прошли многое вместе, и богатство и бедность, и разлуку и разочаровании, но при это ваши чувства не угасли и вы готовы также поддерживать друг друга, как и раньше, желать один другому счастья и делать все для этого. Тогда это чувство можно назвать любовью.
На самом деле для каждого любовь она своя. Но поверьте, то чувство, когда вы не можете спать или есть, уж точно не любовь, любовь — это когда вам хорошо и уютно. Старайтесь не путать эти два чувства и найдите свою любовь!
5 способов как отличить любовь от влюбленности
1.
Очень жаль, что сильную любовь можно перепутать с обычной страстью или влюбленностью. Только после пару лет отношений, можно уже судить, если ли любовь или же ее вовсе нет. Ведь после этого срока, все страсти просто угаснут и тогда, понять будет намного проще, что вы чувствуете друг к другу. Ведь вам придется снять розовые очки и понять, как все на самом деле. Постарайтесь назвать хорошие качества, не считая внешних. Если вы не можете этого сделать, то значит любви между вами нет.
2.
Как распознать настоящую любовь? Если в отношениях нет уважения, то и о любви быть речи не может. Внимательно подумайте о поступках вашей любви. Показывают ли они к вам уважение. Например, если вас уважают, то без вашего ведома, выбор не будет принят. Очень пристально относитесь к этому фактору.
3.
Если у вашего партнера есть корысть, то любовь между вами отсутствует. Ведь если любимый человек делает все то, что выгодно только ему, то это очень печально. Любимый человек, будет делать все, чтобы вы были счастливой. Он будет каждый раз говорить о своих чувствах, что он чувствует к вам, какая сильная у него любовь.
4.
Если вы решили понять любовь в ваших отношениях, то внимательно подумайте, нет ли у вас каких-либо мотивов, быть с данным человеком. Также, стоит отметить, что любовь дает место свободе, то есть место ревности присутствует, но тут нужна мераи грань, которую переходить нельзя. Если человек любит на самом деле, то он не будет просить доказательства любви, ведь любви не нужна взаимность.
5.
Если любовь по-настоящему, то многие могут совершать много различных поступков, которые объяснить очень непросто. Любимый человек, никогда не будет пытаться стать с вами единым целым, он будет любить вас всем сердцем, но в то ж время, даст время на личную жизнь. Любящие люди, говорят «мы», но в то же время, но личности, которые свободны. Но если кто-то сказал «я», то это уже не любовь, так что стоит внимательно обратить на это внимание.
Любовь без желания обладать. Любовь и обладание.
Что общего между этими понятиями? На мой взгляд – ничего. Но в отношениях эти понятия очень часто смешивают в одну категорию, путая одно с другим. В целом, некоторым, не так важна сама любовь, как обладание желаемым объектом. Желать объект можно в разных смыслах: сексуальном, психологически, финансовом и тд. Обладание – это про использование, распоряжение объектом. Порой, мы впадаем в иллюзию — если человек нас любит , значит, мы им обладаем. Имеем какие-то особые права на него. Отсюда могут браться претензии типа : « Если любишь , сделай то , сделай это, докажи , покажи». Но любовь , это добровольное чувство человека, и вашей заслуги в этом нет, вас полюбили, потому что полюбили, и все тут. Может показаться, что уступая, любящий партнер показывает свою слабость и расположенность к его использованию, но он исходит из своих намерений, возможно, вашей ценности для него и любви. Но опять же – любовь, это не уступка.
Любовь – это сильнее , это шире, чем обладание, это качественно другая энергия как на уровне тела, так и на уровне души. Даже если рассмотреть в контексте сексуальных отношений, к сексу, можно относиться и как к обладанию, и как к любви, и просто, как потребности организма, реализуемой парно. Но существует качественно другое его определение – заниматься любовью, то есть даже в эту плоскость любовь привносит некое иное значение.
Когда мы любим человека – то восполняем нашу высшую духовную, наполняем наше сердце радостью, нежностью, теплом, поэтому, само по себе существование человека, которого любишь – огромное счастье. А вот, когда вспоминаем, что объект не наш, не рядом, или не отвечает взаимностью, злимся , потому что это уже претензия о том, что мы им не обладаем.
Не только , партнер который манипулирует чувствами, может испытывать подмену понятий. Другой пример, когда человек может думать, что делает что-то для партнера исходя из любви к нему: контролировать, гиперопекать, идти на гипертрофированные жертвы ради любимого, это также может исходить из потребности обладать партнером, использовать его как ресурс для прикрытия собственных тревог.
В обладании много страхов, претензий, ожиданий, все это больше похоже на борьбу раздутого эго. Любовь исходит из глубины души человека.
Все эти размышления придутся по вкусу идеалистам. Но человек не принадлежит лишь к идеализму, я бы сказала, что он является куда более сложной системой, поэтому обладание – также неотъемлемая часть его природы.
Отношения могут быть и без любви, как и любовь без отношений. Когда мы касаемся пары, в них смешиваются понятия любви и обладания и порой трудно отличить одно от другого. И, наверное это вопрос баланса, и предпочтений каждого, ведь для кого-то любовь не является ценностью. Чтобы определить, почему вы с этим человеком, достаточно задать себе простые вопросы: почему я егоее люблю, для чего онона мне нужен(а), чем больше условностей, или «для того чтобы», выше претензия на обладание объектом.
Любовь и желание — СЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги. — ЖЖ
Законы желания и любви различаются. Любовь существует там, где есть чувство безопасности, где все знакомо; желание требует удивления, неожиданности, неопределенности. Пары, сохранившие желание,- это те, кому удается не воспринимать другого, как принадлежащего себе. Там, где любовь требует близости, эротизм хочет дистанции. Разрушение желания проистекает из замкнутости любящих людей друг на друге, из их эмоциональной изоляции вдвоем. Желание живет только там, где есть воздух, пространство.
Желание не ограничивается только сексом, оно основывается на вновь и вновь возникающем стремлении открывать для себя партнера. Если человек приклеен к партнеру, то он ничего не может увидеть в нем, не стремится открывать что-то новое, ничего не желает.
Желая другого мужчину или другую женщину, партнер воссоздает дистанцию. Адюльтер запускает один из мощных двигателей желания. Взгляд моего партнера на кого-то другого вызывает у меня эротические чувства, потому что мне нужно снова добиваться, чтобы меня выбрали. Фантазии нашего партнера доказывают нам, что он свободный человек, обладающий ни к чему не сводимой непохожестью, неотъемлемой индивидуальностью. Это пугает, но и возбуждает тоже.
3 упражнения, чтобы отстраниться
1. Спросите себя, в каких ситуациях вас особенно сильно тянет к партнеру. Вы увидите: это именно те моменты, когда вы воспринимаете его (ее) как отдельную личность, не связанную с вами. Именно в пространстве, отделяющем вас друг от друга, в этой непохожести и возникает желание.
2. Возьмите лист бумаги, разделите его на 2 колонки. Слева напишите: «Когда я думаю о любви, я думаю о…»; справа – «Когда я думаю о сексе, я думаю о…». Запишите слова, образы, ассоциации. В разных колонках вещи разного порядка? Подумайте, что это может значит.
3. Создайте адрес электронной почты и пишите письма вашему партнеру, как будто он отправился в путешествие. Завязавшаяся переписка создаст дистанцию, игровое пространство, псевдоанонимность, позволяющие предстать в ином свете, нежели когда вы встречаетесь утром накануне.
PSYCHOLOGIES июль-август 2009 (№40)
Секс после 10 лет брака: Как сохранить его желание и тонус в отношениях — Любовь
Женский мотиватор, вице «Миссис Вселенная 2014», счастливая мама и жена Екатерина Плотко дала несколько практических советов о том, как разжечь огонь страсти всем, чей брак перевалил за отметку в 10 лет.
Как в первый раз
Вспомните день, когда вы впервые встретили свою половину, и поняла – да, это он! Вас переполняла страсть и желание обладать им, скорее очутиться с ним наедине. Посмотрите на вашего мужа вновь такими же глазами, ведь если это действительно ваш человек и вы вместе уже 10 лет, то ничего не изменилось.
Ощущение новизны и возбуждения, которое охватывает нас в начале любого романа, возникает благодаря усиленной выработке гормонов допамина и нор-адреналина. Именно они несут ответственность за «бабочек в животе» при виде объекта «любви с первого взгляда». И вот вы уже в счастливом браке, и естественно, видите своего мужчину каждый день. Ощущение новизны притупляется, а с ним ослабевают и нужные нам гормоны.
Но в наших силах вернуть все на круги своя. Влюбитесь в него заново. Каждый день. Для этого помните правило: любая активность, вызывающая прилив адреналина в крови, поднимает и уровень допамина в головном мозге. А благодаря этому возвращаются яркие чувства. Так что попробуйте вместе что-нибудь оборяющее: совместная пробежка в парке, горные лыжи, поход на скалодром (да, да, экстрим не повредит), просмотр фильма ужасов или триллера. А еще лучше — отправляйтесь прямиком в спальню и попробуйте что-то новое и до сели неиспробованное прямо там. Постарайтесь вырваться из замкнутого круга рутинного секса.
Любить себя еще больше
Помните знаменитые слова Софи Лорен: «Ничто так не украшает женщину, как ее вера в свои достоинства». Любите себя, принимайте свое тело, каждый его изгиб и вы будете желанны даже после 10 лет совместной жизни. Женщине очень важно наслаждаться собой. Всякий раз принимая ванну, например, осознанно изучайте ваше тело, гладьте его, ласкайте. Питайте вашу кожу душистыми маслами, нежными кремами, проживая каждое движение ваших рук внутри себя. Будите ваш внутренний огонь и страсть. Тело — это лучший друг любой женщины, ее драгоценный партнер, ее храм души! Благодаря телу она может радоваться жизни, создавать новое в этом мире, путешествовать, рожать деток, заниматься любовью, видеть сочные цвета, вдыхать великолепные запахи, танцевать, светить, вдохновлять, и список мой бесконечен! Чем сильнее вы любите себя и свое тело, заботитесь о нем, тем быстрее ваш мужчина заметит это и захочет вас с новой силой. И прожитое совместно время будет только помощником, поскольку между вами уже существует мощнейшее доверие и взаимопонимание.
Признавайтесь в любви и желаниях
Вы хотите секса – скажите об этом вашему мужчине. Не стесняйтесь выражать ваши желания и фантазии. Пусть он знает о них. И чем больше и чаще он будет это слышать, тем скорее ему захочется все воплотить в жизнь. Говорите открыто, откровенно и без зажимов, это очень возбудит вас обоих. А теперь вспомните, как вы вели себя с будущим мужем в самом начале вашего романа. Как вы на него смотрели? Как прикасались к нему? Как занимались любовью? Скажите ему как любите его. Как страстно желаете его каждый день. Когда женщина буквально излучает сексуальность, ни один мужчина не сможет устоять. Каждая женщина обладает потрясающим даром перевоплощения. Она и мать, и сестра, и жена, и подруга, и сексуальная обольстительница. Когда вы с мужем остаетесь наедине, постарайтесь выйти из роли матери и жены, а стать просто влюбленной женщиной, которой нравится флиртовать и провоцировать.
Одно одеяло на двоих
В Европейских странах любой семейный комплект белья подразумевает 2 пододеяльника, а значит и 2 одеяла. Мой вам совет — пусть будет большое, но одно. Возможно, придет время и вы будете вынуждены спать под разными одеялами, но совершенно не стоит с этим торопиться. Тактильная близость очень важна, особенно во время сна. Легкие прикосновения рук, ног, тел. Вы чувствуете вашего партнера даже, когда спите и даете вашему телу возможность для ласк. Так совсем недалеко до спонтанного секса ночью, а он обычно бывает особенно чувственным. Пока мозг спит, дайте возможность бессознательному сделать все за вас.
любовь и желание | Философский штурм
Систематизация и связиСсылка на философа, ученого, которому посвящена запись:
«Желание находится в плену у своей причины, которая не является самим телом, еще меньше «другим» как субъектом; причина — это объект, чьим носителем является тело, объект, перед которым субъект, оказавшись в фантазматической рамке, приходит к собственному исчезновению.» — если не имеется объект сопротивления в эффекте потери Тела Матери, тогда причина повисает в воздухе, как не связанная с Телом, и тогда запускаются фантазии шизоидного Тела, и от бесполого Тела, но они параллельные, а не основные. Например у детдомовца нет ОС от эффекта ПТМ, а значит его сексуальность не имеет и [полового] обоснования, а только порождаемого либидо, то есть в садо-мазо проекции отношений от бесполого Тела, и не выходящих за пределы его, и тогда только желание не имеет Тела, а значит причины полового значения. Эффект ПТМ определяется не рождением, а воспитанием, а значит если не было матери, то нет и эффекта. Когда Бадью утверждает что есть две позиции: мужчина и женщина, а третьей не существует, то ошибается, нет и позиций, есть бесполое Тела и либидо, а желание от объекта сопротивления исходит, иначе в его теорию геи и лесби не вписываются, как и желание, позиции же возникают после соития, а не до него, а иначе мы фантазии девочки о женихе и любви к нему может принять за позицию, что явно конечно не так. «Разумеется, любовь участвует в процессии желания, но для любви нет объекта желания как причины.» — Бадью здесь прав, объект желания половой любви не требуется, а только проекции садо-мазо отношений, и поэтому девочка удивляется почему её так часто мальчик хочет, а это сопротивление кастрации, садо-мазо. Разъединение мнимое, о котором пишет Бадью, оно привнесено культурой, которая подпитывается сейчас садо-мазо отношениями, а древние культуры соединение биополов осуществляли более конкретно и в сроки, так как ближе к природе трактовали естественное, но и такая мера недостаточна ещё для реализации пола, которой требовалось равенство биополов, а оное и сейчас невозможно из-за подавления женского биопола. Феминизм с подавлением биопола не связан, он вторичен, женщина чувствует, а не мыслит половой фактор. Мужчина случаен, подавление его вне женского не реально, а женщину подавили законом вступления в брак, раньше не позднее 14-15 лет, а сейчас 18, а значит женщине нет шансов любить мужчину, бесполое Тела становится с годами зрелости уже самодостаточным, а значит не могущим входить в половую любовь. Брак искусственное явление, правовой институт, не природное образование, просто это забывается всегда, и одного желания вступить в брак увы недостаточно, а требуется и становление бесполого Тела для полового, а в 18 лет становление закругляется, приходит самодостаточность бесполого Тела не пригодная для брака. Есть и закономерность прибавки возраста, стиль Рококо востребовал женщину игрушку, для чего и была важна задержка вступления в брак, не случайно и Екатерина 1 ввела возраст вступления в брак в 16 лет, а комуняки ещё больше имели интерес к такой женщине, как отдельной от мужчины, независимой, и все государства где складывались рыночные отношения как основные, при либерал-фашизме, пришли к тому же. «Мысль Лакана иногда граничит с этой идеей, например когда он говорит, что любовь — это то, что восполняет отсутствие сексуальных отношений. Но он также говорит и обратное, когда признает за любовью онтологическое призвание, призвание «подступа к бытию».» — бытие — вторичное любви, а значит «подступы к бытию» нонсенс, и любовь как восполнение секса, это садо-мазо отношения, а не половая любовь вовсе. «любовь, как я полагаю, ничего не восполняет. Она пополняет, и это совсем другое дело. Она оказывается провалом только при условии, что ее ошибочно полагают связующим отношением. Но любовь — не отношение. Любовь — это производство истины. Бадью» — любовь не восполнение, как и не пополнение, она лишняя в звене эволюции, так как случайна по своему происхождению в брачном сожитии партнёров, и поэтому мало кто верит сейчас в её существование, но в правила игры любовь включена как традиция верности, и тогда любовь мыслится как связь, хотя она противна всякой связи, так как порождает индивида. «любовь и желание имеют дело не с одним и тем же телом, хотя это тело, в сущности, «одно и то же».» — желание не имеет объекта (Тела), и рождается нехваткой его, и где «желание» как «ничто» обретает «нечто».
«любовь» здесь будет сконструировано как философская категория, что вполне легитимно, если вспомнить, что такой же статус имеет платоновский Эрос. Отношение этой категории к тому, как мыслит любовь психоанализ, на-пример в вопросе о переносе, будет, скорее всего, проблематичным. Скрытым правилом здесь будет правило внешней связности: «Сделай так, чтобы философская категория, при всем своем возможном своеобразии, оставалась совместимой с психоаналитическим понятием». Но я не буду вдаваться в де-тали этой совместимости. Отношение этой категории к открытиям романного искусства будет косвенным. Скажем, что общая логика любви, схваченная в расщеплении между (универсальной) истиной и (сексуированными) знаниями, должна быть впоследствии проверена через конкретные прозаические тексты. Правило в та-ком случае будет правилом подведения под понятие: «Сделай так, чтобы твоя категория учитывала великие прозаические тексты о любви как синтаксис, задействующий ее семантические поля». Наконец, отношение этой категории к общеизвестным очевидностям (ибо любовь, по сравнению с искусством, наукой и политикой, является истинностной процедурой не то чтобы наиболее распространенной, но наиболее доступной) будет смежностью. В вопросе о любви присутствует здравый смысл, попытка избежать которого будет достаточно комичной. Правило может быть таким: «Сделай так, чтобы твоя категория, какими бы парадоксальными ни были ее следствия, не удалялась от ходячих интуиций о любви».
2. О НЕКОТОРЫХ ОПРЕДЕЛЕНИЯХ ЛЮБВИ, ЧТО НЕ БУДУТ ИСПОЛЬЗОВАНЫ ДАЛЕЕ
Философия вообще, любая философия, основывает свое место мысли на дисквалификациях (recusations) и на декларациях. В самом общем плане, на дисквалификации софистов и на декларации, что имеются истины. В нашем случае это будет:
1) Дисквалификация концепции слияния в любви. Любовь не является тем, что из заданной структурно Двоицы производит Единое экстаза. Эта дисквалификация, в сущности, идентична дисквалификации бытия-к-смерти. Ибо экстатическое Одно полагает себя по ту сторону Двоицы лишь в качестве подавления множественности. Отсюда метафора ночи, настойчивая сакрализация встречи, террор, осуществляемый миром. Тристан и Изольда Вагнера. В моих категориях, это фигура катастрофы, в данном случае происходящей в любовной родовой процедуре. Но это катастрофа не самой любви, она является следствием философемы, философемы Единого.
2) Дисквалификация жертвенной концепции любви. Любовь не является принесением в жертву Того же на алтаре Другого. Ниже я попытаюсь показать, что любовь не является даже опытом другого. Она — опыт мира, или ситуации, при постсобытийном условии, что имеется нечто от Двоицы (qu’il y a du Deux). Я намерен изъять Эрос из какой бы то ни было диалектики Гетероса.
3) Дисквалификация «сверхструктурной» или иллюзионной концепции любви, столь дорогой для пессимистической традиции французских моралистов. Я имею в виду концепцию, в соответствии с которой любовь — лишь иллюзорное украшение, через которое проходит реальное секса. Или же что сексуальное желание и ревность являются основой любви. Мысль Лакана иногда граничит с этой идеей, например когда он говорит, что любовь — это то, что восполняет отсутствие сексуальных отношений. Но он также говорит и обратное, когда признает за любовью онтологическое призвание, призвание «подступа к бытию». Дело в том, что любовь, как я полагаю, ничего не восполняет. Она пополняет, и это совсем другое дело. Она оказывается провалом только при условии, что ее ошибочно полагают связующим отношением. Но любовь — не отношение. Любовь — это производство истины. Истины о чем? О том именно, что Двоица, а не только Одно, задействованы в ситуации.
3. РАЗЪЕДИНЕНИЕ
Перейдем к декларациям.
Здесь необходимо задать аксиоматику любви. Зачем нужна аксиоматика? По причине глубокого убеждения, впрочем, обоснованного Платоном: любовь никогда не дана непосредственно в сознании любящего субъекта. Относительная скудость всего, что философы говорили о любви, как я убежден, происходит оттого, что они подступались к ней через психологию или через теорию страстей. Но любовь, хотя и включает в себя опыт блужданий и мучений любящих, нисколько не раскрывает в этом опыте свою собственную сущность. Напротив, именно от этой сущности зависит возникновение субъектов любви. Скажем, что любовь — это процесс, который распределяет опыт так, что изнутри этого опыта закон распределения не поддается расшифровке. Что можно сказать по-другому: опыт любящего субъекта, являющийся материей любви, не учреждает никакого знания о любви. Именно в этом особенность любовной процедуры (по сравнению с наукой, искусством или политикой): мысль, которой она является, не является мыслью о ней самой, как мысли. Любовь, являясь опытом мысли, не мыслит себя (s’impense). Знание в любви, несомненно, требует применения силы, в частности силы мысли. Но оно само остается неподвластным этой силе. Следовательно, необходимо держаться в стороне от пафоса страсти, за-блуждения, ревности, секса и смерти. Никакая другая тема не требует чистой логики более, чем любовь.
Мой первый тезис будет следующим:
1. В опыте даны две позиции.
Под «опытом» я разумею опыт в самом широком смысле, презентацию как таковую, ситуацию. И в презентации даны две позиции. Условимся, что обе позиции сексуированы, и назовем одну из них позицией «женщины», а другую позицией «мужчины». На данный момент мой подход строго номиналистский — никакое разделение, эмпирическое, биологическое или социальное, здесь не учитывается. То, что имеются две позиции, может быть установлено лишь задним числом. На деле именно любовь, и только она, позволяет нам формально утверждать существование двух позиций. Почему? По причине второго тезиса, по-настоящему фундаментального, который гласит:
2. Эти позиции полностью разъединены.
«Полностью» необходимо понимать в буквальном смысле: в опыте ничто не является одним и тем же для позиции мужчины и позиции женщины. Что означает: позиции не разграничивают опыт так, что есть тип презентации, закрепленный за «женщиной», тип презентации, закрепленный за «мужчиной», и, наконец, зоны совпадения или пересечения. Все, что презентировано, презентировано таким образом, что не может быть удостоверено никакое совпадение между закрепленным за одной и за другой позицией. Назовем такое положение дел разъединением, дизъюнкцией. Сексуированные позиции разъединены в отношении опыта в целом. Разъединение не может быть обнаружено, оно не может само стать объектом конкретного опыта или непосредственного знания. Ибо такой опыт или знание сами находились бы в разъединении и не могли бы встретиться с чем-либо, что говорило бы о другой позиции. Для того чтобы имелось знание, структурное знание разъединения, потребовалась бы третья позиция. Именно это запрещает третий тезис:
3. Третьей позиции не существует.
Идея третьей позиции вовлекает работу Воображаемого: это ангел. Спор о поле ангелов имеет фундаментальное значение, поскольку его ставка — артикулировать разъединение. Что невозможно сделать лишь с одной из позиций в опыте или в ситуации. Что же тогда позволяет мне здесь артикулировать разъединение, не обращаясь к ангелу, не превращаясь в ангела? Поскольку ресурсов самой ситуации здесь недостаточно, необходимо, чтобы она была пополнена. Не третьей структурной позицией, но уникальным событием. Это событие запускает любовную процедуру, и мы назовем его встречей.
……………………………………………………………………………………………………………………….
Кто-то может подумать, что из первых трех тезисов вытекает следующее утверждение: истины сексуированы. Есть женская наука и мужская наука, как в свое время кое-кто полагал, что есть наука буржуазная и наука пролетарская. Есть женское и мужское искусство, женские и мужские политические взгляды, женская любовь (стратегически гомосексуальная, как решительно заявляют некоторые направления феминистской мысли) и мужская любовь. При этом обязательно добавят, что, хотя все это так, об этом невозможно ничего знать.
Все совершенно иначе в пространстве мысли, которое я хочу учредить. В нем одновременно утверждается, что разъединение радикально, что третьей позиции нет и, однако, что случаются истины, являющиеся родовыми, изъятыми из любого позиционного разъединения.
Любовь является именно тем местом, где имеют дело с этим парадоксом.
Рассмотрим это утверждение со всей серьезностью. В первую очередь оно означает, что любовь — операция, которая артикулируется через парадокс. Любовь не снимает этот парадокс, она с ним работает. Точнее, она производит истину из самого парадокса.
Знаменитое проклятие «каждый пол умрет сам по себе, со своей стороны» на деле представляет собой очевидный — и не парадоксальный — закон вещей. Оставаясь на уровне ситуации (если в ней отсутствует событийное пополнение, а значит, и чистый случай), оба пола не прекращают умирать каждый сам по себе. Более того, под нажимом Капитала, который нисколько не озабочен половым различием, [гендерные] социальные роли оказываются неразличимыми: чем более явно — непосредственно и без протокола — действует закон разъединения, тем больше оба пола, практически неразличимые, умирают каждый со своей стороны. Ибо «сторона», на которой умирает пол, став невидимой, оказывается тем более порабощающей, препровождая обратно к тотальности разделения.
………………………………………………………………………………………………………………………….
Любовь — не что иное, как серия испытывающих запросов о разъединении, о Двоице, которая в ретроактивном действии встречи удостоверяется как всегда представлявшая собой один из законов ситуации. Если в ситуации разъединения свершается хотя бы одна истина, тогда становится ясно, что всякая истина адресована всем и что она гарантирует единство проявлений и следствий функции человечества Н(х). Ибо тогда заново установлено, что есть только одна ситуация, та, в которой схватывается истина. Одна ситуация, не две. Ситуация, в которой разъединение является не формой бытия, но законом. И все без исключения истины являются истинами этой ситуации.
Любовь есть место, работа которого в том, что разъединение не разделяет ситуацию в ее бытии. Или что разъединение является лишь законом, а не субстанциальным разграничением. Это научная сторона любовной процедуры. Любовь раскалывает Единое по линии Двоицы. И только исходя из этого, может быть помыслено, что, хотя ситуация и прорабатывается разъедине-нием, она такова, что в ней имеется что-то из Единого и что именно этим Единым-множественным удостоверяется любая истина. В нашем мире любовь является хранителем универсальности истинного. Она высвечивает его возможность, поскольку производит истину разделения. Но какой ценой?
7. ЛЮБОВЬ И ЖЕЛАНИЕ
Двоица в качестве постсобытийной гипотезы должна быть отмечена материально. У ее имени должны быть прямые референты. Этими референтами, как всем известно, являются тела, тела, отмеченные сексуацией. Отличительный признак, который несут тела, вписывает Двоицу в регистр своих имен. Сексуальное связанно с любовной процедурой как приходом Двоицы в двух точках: имени пустоты (признания в любви) и материального диспозитива, ограниченного телами. Извлеченное из пустоты разъединения имя и помеченные различием тела образуют оператор любви. Вопрос о том, как тела входят в любовь, должен быть тщательно рассмотрен, поскольку он затрагивает неизбежную развязанность между любовью и желанием. Желание находится в плену у своей причины, которая не является самим телом, еще меньше «другим» как субъектом; причина — это объект, чьим носителем является тело, объект, перед которым субъект, оказавшись в фантазматической рамке, приходит к собственному исчезновению. Разумеется, любовь участвует в процессии желания, но для любви нет объекта желания как причины. Таким образом, любовь, помечающая материальность тел гипотезой Двоицы, которую она активирует, не может ни избежать объекта- причины желания, ни подчиниться его приказам. Ибо любовь имеет дело с телами со стороны разъединяющего именования, тогда как желание соотносится с ними как с основанием бытия расщепленного субъекта.
Поэтому любовь всегда оказывается в замешательстве, если не перед сексуальностью, то, по крайней мере, перед блуждающим в ее поле объектом. Любовь проходит через желание, как верблюд через игольное ушко. Любовь вынуждена пройти через него, но лишь затем, чтобы жизнь тел удержала материальную отметку разъединения, внутреннюю пустоту которой воплотило признание в любви. Скажем, что любовь и желание имеют дело не с одним и тем же телом, хотя это тело, в сущности, «одно и то же».
http://magazines.russ.ru/nlo/2011/112/ba3.html Бадью. Что такое любовь?
Как загадать желание про любовь?
Загадывая желание, в том числе и про любовь, люди в глубине души надеются, что оно исполнится. И часто желания действительно сбываются. Особенно часто – у тех, кто может правильно их загадать и активизировать силы, ответственные за исполнение.
Сначала научитесь системно мыслить. Если вы каждый день страстно мечтаете любить и быть любимыми, но считаете, что для этого надо сначала добиться совершенства, подкорректировать фигуру, сходить в салоны красоты, заработать денег – это неправильный ход мыслей. На самом деле сбудется только желание улучшить себя, но не найти любви и не добиться ее. Если вы постоянно спрашиваете себя: «А что я еще должен сделать, чтобы добиться ответных чувств от того-то?», то на самом деле вы просто найдете еще пару новых способов проявить свои чувства. Из нескольких желаний сбывается самое сильное. Если вы будете мечтать найти любовь, она, возможно, найдется в самом неожиданном месте и в самое неожиданное время.
Не ограничивайте способы, которыми может исполниться ваше желание. Не ставьте рамок, границ. Если вы хотите обрести любовь всей своей жизни, не думайте о встрече с прекрасным принцем, у которого обязательно будет дорогой автомобиль, дом и яхта. Если цель выгодно выйти замуж или жениться, то все правильно. Только избранник ваш может найтись с крайне скверным характером или уже несвободный.Устанавливая ограничения, например, «мой избранник или избранница должны быть только светловолосыми», вы запрещаете желанию исполниться в других вариантах. Другими словами, усложняя желание, вы затрудняете его исполнение для тех сил, которые «отвечают» за его выполнение.
Загадывайте любовные желания на Новый год, на день рождения, на день всех влюбленных. Это наиболее действенные дни, когда страсть к исполнению вашего желания многократно усиливается вашим эмоциональным настроем. Заранее настройтесь воспринимать чудеса и необъяснимые вещи. Вспомните, как когда-то вы получали большие и маленькие подарки судьбы. Поверьте, насколько это возможно, поверьте в возможность осуществления загаданного, в то, что это так и должно быть. Старайтесь видеть окружающий мир в позитивном свете, это тоже увеличит ваши шансы на исполнение желаний.
Правильно формулируйте желание. Говорите не о том, чего вы не хотите, а о том чего вы хотите. Загадайте так, чтобы исполнение задуманного не зависело ни от кого, кроме вас. Неправильно: «Хочу, чтобы он полюбил меня». Правильно: «Хочу влюбить в себя такого-то». Загадывайте такие желания, которые соответствуют вашим возможностям. При формулировке направляйте ваш «запрос» либо как можно шире, либо тщательно продумывайте все условия. Но, в первом случае вы можете осуществить не ту мечту, о которой грезили, а во втором – долго ждать, ее исполнения.После того как вы сформулировали свое желание, постарайтесь его визуализировать. Помечтайте о том, чтобы оно сбылось. Представьте в своих мечтах все оттенки и детали осуществления желаемого. Эти мечты обязательно должны понравиться вам, поднять настроение, чтобы эмоциональный заряд помог вашему желанию как можно скорее осуществиться. Почувствуйте, что вы достойны исполнения вашего желания.
Обязательно указывайте сроки исполнения вашего желания. Иначе оно сбудется через много-много лет. Но и будьте благоразумны: не загадывайте его выполнения через 20 минут. Начните обращать внимание на знаки, возникающие в вашей жизни. Бывает, что они подсказывают вам путь к тому месту, где суждено осуществиться вашей мечте. Или препятствуют вам, когда вы неосознанно убегаете от реализации мечтаний.
Есть масса людей, которые не готовы к исполнению своих желаний. Загадали встречу с любимым человеком, а при встрече пробегают мимо, торопясь на работу. Или вдруг начинают сомневаться и не дают отношениям развиваться. А следующей возможности осуществить свою мечту может и не быть. Поэтому не противьтесь своей судьбе, иначе никакие силы не смогут реализовать для вас то, что вы загадали.