31 год со дня гибели Виктора Цоя
wikipedia.org  /  Игорь Владимирович Мухин / общественное достояние
Лидер группы «Кино», музыкант, поэт, художник и киноактер Виктор Цой разбился на машине 15 августа 1990 года в возрасте 28 лет.
Согласно официальной версии, Цой заснул за рулем своего «Москвича» и не справился с управлением, вылетев на встречную полосу, где столкнулся с рейсовым автобусом. Его машина двигалась в это время, согласно отчету милиции, со скоростью не менее 130 километров в час. Внезапная смерть певца, находившегося в зените славы и дававшего один концерт за другим, стала сильнейшим ударом для всего сообщества русских рок-музыкантов и их поклонников. Узнав о смерти Цоя, около 40 его фанатов покончили с собой. На похороны, которые прошли 19 августа на Богословском кладбище Ленинграда, пришли тысячи человек.
Трагедия вызвала волну домыслов и различных альтернативных версий произошедшего. Мать Виктора Цоя считала, что он слишком глубоко задумался, прокручивая в уме композицию из нового альбома, который вышел под траурной черной обложкой уже после смерти автора. Высказывалась версия, что Цой отвлекся от дороги, чтобы перевернуть кассету, стоявшую в магнитофоне. Кроме того, были маргинальные гипотезы о его убийстве или самоубийстве. Родных и поклонников музыканта смущало то, что авария произошла около полудня, а проделанный певцом путь был не таким длинным, чтобы заснуть от усталости в середине дня. Однако доподлинно известно лишь то, что Виктор Цой вместе со своей гражданской женой Натальей Разлоговой и сыном Александром уехал на отдых в Латвию после крайне напряженного концертного периода. В день своей гибели он рано встал и поехал на машине на рыбалку. Авария произошла на обратном пути, на 35-м километре шоссе «Слока — Талси».
youtube.com/embed/LO_VEv1wFio»/>
Во время подготовки первой выставки художественных работ Цоя обнаружилось, что за полгода до своей гибели он успел написать семь картин в разных техниках, посвященных дороге и быстрой езде на машине. Предположения о том, что он «предчувствовал свою смерть» или даже «стремился» к ней высказывались в публикациях после выставки. Даже парадоксальная цитата из песни «Легенда», написанной не позднее 1987 года, подверглась переоценке в контексте гибели автора:
«Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать».
Виктору Цою поставлено восемь бронзовых памятников в разных городах России, а также — на месте гибели. Кроме того, существует несколько спонтанно возникших мемориалов в виде «стен памяти», расписанных граффити. Имя Виктора Цоя носят 13 улиц и два сквера, а также астероид № 2740. Ему посвящено множество музыкальных фестивалей, а жизнь и творчество отражены в восьми документальных и семи художественных фильмах, которые, однако, в большинстве своем вызвали резкую критику родных певца.
31 год назад погиб голос эпохи и легенда русского рока Виктор Цой
Ровно 31 год назад, 15 августа 1990 года, не стало легендарного отечественного рок-музыканта, лидера группы «Кино» Виктора Цоя. Для многих он был не просто певцом и композитором, а настоящим голосом поколения, первым и последним героем русского рока.
Творческий путь Виктора Цоя оказался очень коротким, однако именно его песни советские подростки заучивали наизусть и сотни раз переписывали кассеты. История зарождения легенды началась с того, что сочинения молодого музыканта оценили старожилы ленинградского рок-клуба Майк Науменко и Борис Гребенщиков. С помощью последнего у Виктора Цоя и его приятеля Алексея Рыбина появилась первая пластинка «45».
Prt Scr youtube.com / VOROBEICHIK
Дуэт «Кино» просуществовал недолго, однако после ухода Рыбина в составе группы появился басист «Аквариума» Александр Титов, на барабанах начал играть Георгий Густав Гурьянов, а на гитаре — Юрий Каспарян. С этого момента у группы появляется собственный стиль — современный и модный. В те годы русский рок зазвучал совершенно по-новому, отчасти благодаря западным музыкальным веяниям. Спустя некоторое время Титова заменил Игорь Тихомиров. Именно такой состав «Кино» принято называть золотым.
Яркая фигура Виктора Цоя не ускользает и от взгляда кинематографистов. Музыкант сыграл самого себя в фильме «Асса» режиссера Сергея Соловьева. Перед финальными титрами лидер «Кино» исполнил знаменитую песню «Перемен», которая стала гимном целого поколения 80-х. При этом сам артист отрицал, что песня имеет отношение к перестройке.
После этого Цой сыграл роль храброго Моро в картине Рашина Нугманова «Игла». Его герой вступил в схватку с наркобизнесом, чтобы спасти девушку. Криминальная драма снискала большую популярность у зрителей — в первый год после выхода ее посмотрели более 13 миллионов человек. Журнал «Советский экран» назвал Виктора Цоя лучшим актером 1989 года.
Кадр из фильма «Игла» /
В то же время у «Кино» появляется продюсер Юрий Айзеншпис, который еще сильнее раскручивает и без того популярную группу. Коллектив дает большие концерты с рекламной поддержкой, о Викторе Цое пишут во всех советских СМИ, а сам он появляется в популярной на тот момент телепрограмме «Взгляд». Кроме того, выход группы на мировой музыкальный рынок уже не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Да и на территории Советов происходят удивительные вещи — в июне 1990 года в «Лужниках» впервые после Олимпийских Игр в чаше загорелся огонь во время концерта «Кино».
Такая слава и всенародная любовь не только льстила Цою, но и сильно давила на него. Вместе с Каспаряном они отправились в отпуск под Юрмалу, чтобы написать песни для нового альбома. К сожалению, именно эта пластинка стала для Виктора Цоя последней.
Роковым утром 15 августа музыкант отправился на рыбалку. На рижской дороге его «Москвич» столкнулся с «Икарусом», что повлекло мгновенную смерть Виктора. В автобусе никто не пострадал. В чистую случайность никто верить не хотел. Некоторые предполагали, что в машине певца недоброжелателями были испорчены тормоза, однако экспертиза опровергла эту версию событий. Приверженцы конспирологической теории считали, что смерть Цоя была имитацией, а на деле же музыкант якобы просто решил избавиться от повышенного публичного внимания.
На месте гибели Виктора Цоя был установлен памятник. На постаменте высечены строчки из его песни «Легенда»: «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать».
wikipedia.org / J. Sedols/CC BY 3.0
По сей день знаменитые композиции Цоя звучат на радио и ТВ, каверы исполняют как на уличных концертах для небольшой группы людей, так и в больших залах для широкой аудитории.
О лидере группы «Кино» продолжают снимать фильмы, хотя они и подвергаются серьезной критике. Эта участь постигла картину «Лето» Кирилла Серебренникова и драму «Цой» Алексея Учителя. А не так давно прошел концерт группы «Кино» — на сцену вышли Александр Титов, Юрий Каспарян и Игорь Тихомиров, которые аккомпанировали отреставрированному голосу Виктора Цоя. Как бы отнесся к такой невероятной посмертной славе сам музыкант, остается лишь догадываться.«Смерть стоит того, чтобы жить…»
Активисты Центральной районной «Белой Руси» Гомеля 7 мая приняли участие в торжественном митинге у памятника народным ополченцам и могилы Героя Советского Союза Тимофея Бородина.
К памятнику пришли представители трудовых коллективов и организаций, активисты наших первичных организаций, молодежь.
Минутой молчания и салютом почтили память героев, возложили венки и цветы.
Учащиеся «Школы мира» символически выпустили в небо белых голубей и красно-зеленые воздушные шарики.
А мы хотим вам чуть подробнее рассказать про Тимофея Бородина, принявшего мученическую смерть и ставшего героем уже при жизни — очень короткой и яркой.
Он родился в августе 1917 года в Гомеле. Как потом любили говорить, стал ровесником революции. В 1941 году закончил в Москве полиграфический институт. Параллельно работал инженером на гомельской фабрике «Полеспечать».
Начало войны встретил на строительстве оборонительных сооружений в Бресте. Вернувшись в Гомель, Бородин обратился в партийные органы с просьбой о направлении его на подпольную работу. Его просьба была удовлетворена. Вскоре он создал городской подпольный центр.
Одной из первых операций, предпринятой группой Бородина, была попытка подрыва элеватора, который должны были осуществить Бородин и его сестра. Однако на выходе из дома Бородин был арестован. Его сестре, у которой была взрывчатка, удалось вовремя скрыться. От Бородина потребовали в трёхдневный срок предоставить оккупационным властям подписанное 18 местными жителями поручительство за него как за лояльного новой власти и не связанного с подпольными организациями.
Когда Бородин предоставил поручительство с подписями, ему предложили устроиться на работу инженером в типографии, как человека с безусловным опытом работы. Однако это был не тот опыт, который мог подойти оккупационным войскам. Начиная с сентября 1941 года Бородин совместно с надёжными людьми по ночам печатал здесь листовки. Также он изготовил три печати различных оккупационных ведомств. В итоге изготовление фальшивых документов для подпольщиков и беглых военнопленных было поставлено на поток. Многим эти документы спасли жизнь.
Уже в конце ноября 1941 года группа Бородина взорвала танковую ремонтную мастерскую. Вскоре ею же был уничтожен склад горючего.
Квартира Бородина после этих акций обыскивалась специалистами из гестапо, которых начинали терзать смутные сомнения. Однако результатов это не дало.
Тогда за квартирой Бородиных было установлено негласное наблюдение, а рядом с ней поселились два немецких контрразведчика. Однако осенью 1941 года группа Бородина успела взорвать ресторан на Советской улице, в центре города. При взрыве погибли десятки немецких офицеров. Весной 1942 года группа начала готовиться к уничтожению городской электростанции, однако к тому времени гестапо шло по её следам. 9 мая 1942 года Бородин был арестован. 20 июня 1942 года после диких пыток он был расстрелян.
Буквально за час до смерти он успел на носовом платке написать небольшую записку, адресованную родным. Вчитайтесь в эти строки двадцатичетырехлетнего парня:
Родные! В последний час пишу вам. Видно, такая моя судьба, чтобы умереть от пули. Мама, папа, Валя, Тоня, Лида, Нина, Женя, Володя, Аркадий, Саша, если я был к кому несправедлив — простите меня. Дорогие, берегите себя, не обижайте друг друга. Папа, берегите Тоню и Сашу. Привет в предсмертный час всем родным и знакомым.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года за «особые заслуги, мужество и героизм, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков» Тимофей Бородин был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.На сегодняшний день в парке города Гомеля установлен памятник Бородину. Впрочем, с этого объекта мы начинали наш рассказ. Осталось сказать, что несмотря на короткую земную жизнь, парень этот обрел бессмертие и память на века. Не так ли?
На зданиях бывшей типографии, фабрики «Полеспечать» и дома, где он жил, установлены мемориальные доски. В честь Тимофея Бородина также названа улица в Гомеле.
Новости o Жизнь стоит того, чтобы жить Махачкалы | Последние новости
Читайте новости Махачкалы об Жизнь стоит того, чтобы жить, а также содержащие упоминание об Жизнь стоит того, чтобы жить. Мы не просто собираем и храним все новости Махачкалы. Мы также учим наш робот постоянно сортировать их по различным рубрикам и событиям. В частности мы заметили, что в некотрых новостях часто упонимается о Жизнь стоит того, чтобы жить. Наш робот такие новости специально отсортировал по данному признаку, чтобы вам всегда было удобно их находить.
В Махачкале подвели итоги городского конкурса антинаркотических агитбригад среди учащихся
Сегодня, в актовом зале Центра дополнительного образования Министерства образования и науки Республики Дагестан прошёл финал городского конкурса антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни!».
09.12.2020 МВД Республики Дагестан
Представители МВД по Республике Дагестан приняли участие в финале конкурса антинаркотических агитбригад
В актовом зале МБОУ «Средняя школа № 10» прошёл финал городского конкурса антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни».
26.11.2018 МВД Республики Дагестан
В школе №10 г. Махачкалы проходит финал городского конкурса «Мы за здоровый образ жизни»
антинаркотическая деятельность
Сегодня, 23 ноября, в актовом зале МБОУ «Школа № 10» проходит финал городского конкурса антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни».
23.11.2018 Администрация Махачкалы
В Махачкале проходит финал городского конкурса антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни»
антинаркотическая деятельность
Сегодня, 1 декабря, в актовом зале МБОУ «Школа № 14» проходит финал городского конкурса антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни».
01.12.2017 Администрация Махачкалы
В Махачкале прошел финал конкурса агитбригад «Мы за здоровый образ жизни»
10 декабря в актовом зале Центра дополнительного образования детей Кировского района г. Махачкалы состоялся финал городского конкурса антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни».
10.12.2015 Администрация Махачкалы
«Мы за здоровый образ жизни»
31 октября в актовом зале администрации Кировского района г. Махачкалы стартовал городской конкурс антинаркотических агитбригад «Мы за здоровый образ жизни».
06.11.2014 Махачкалинские известия
РИА Дагестан
07.10.2021 Автор: Идрис Алиев Источник: Редакция районной газеты «Голос времени» С целью осуществления плана по пропаганде безопасного пользования газом в быту в начальных классах МКОУ «Новочуртахская СОШ №2» Новолакского района
Сетевое издание Голос времени
07. 10.2021
Смерть стоит того, чтобы жить
От редакции:
Предвидя, что в комментариях к этой статье обязательно будут рассуждения о том, зачем печатать на бухгалтерском ресурсе непрофильные материалы, куда смотрит главный редактор и т.п. (мы же знаем наших читателей, не правда ли?), хочу сказать, что главный редактор смотрит в правильном направлении и дает такую возможность читателям — оторваться на минуту от баланса и цифр и подумать о важном.
В письме, сопровождающем этот материал, Иван Федоров написал мне: «Я пообещал своим читательницам статью про любовь и смерть. Первой написалось про смерть. Посмотри, пожалуйста, вдруг тебе понравится. Понимаю, что оффтоп, но вдруг…»
Так вот, мне понравилось. Закройте и вы свой баланс.
Алена Тулякова, главный редактор ИА «Клерк.Ру».
Не помню, говорил уже об этом или нет… я – сын мужчины-патологоанатома и женщины-педиатра, отец троих детей от двух женщин, мне сорок лет, и я бородат. Все это, я полагаю, дает мне некоторые основания утверждать, что за свою жизнь я подкопил сведений достаточно, чтобы составить собственное мнение о смерти и любви. Это не мнение даже, а такая… совокупность впечатлений и наблюдений, убежденность, вера – какая разница, как это назвать, роза все равно будет пахнуть розой.
Эта моя совокупность, конечно, не несет в себе какой-то сенсационной новизны или оригинальности, но она позитивна, полна света, добра и надежды, и поэтому я хочу поделиться ею с вами, люди, в расчете на то, что кто-то из вас, прочитав и поверив в мою версию происходящего, ощутит прилив сил и укрепится в убеждении, что жизнь прекрасна, и что все у всех нас будет хорошо. Всегда.
В нашем мире сложилась некая система взглядов, в рамках которой самым страшным человеческим страхом работает Смерть, а главным призом, главной наградой за условно-хорошее поведение выступает Любовь – б-га, мамы, женщины, народа… Это наши кнут и пряник, упакованные в суровую ткань смертности, конечности, ограниченности человеческого существования.
Все проходит. Ничто не вечно под луной. Пока смерть не разлучит нас.
Так нас учат с детства, и, наслушавшись этих сказок, мы бросаемся в галоп, едва встав на ноги, и бежим по своему пути как угорелые всю свою жизнь, задыхаясь под тиканье безжалостных часов, отчаянно пытаясь успеть насладиться Любовью, пока Смерть не догнала и не задула свечу…
А между тем, спешить нам совершенно незачем. Давайте сейчас остановим скачку, сойдем с дорожки, ляжем на траву лицом в небо, прикроем глаза, и поразмышляем вместе.
Вначале разберемся с костлявой, хе-хе…
Мой отец в течение сорока с лишним лет поддерживает со смертью самые близкие отношения, работая патологоанатомом и судмедэкспертом в крошечном северном городке, где все жители знают друг друга в лицо. Не раз и не два случалось так, что в субботу отец пил с человеком водку на дне его рождения, а в следующую среду тело именинника оказывалось на отцовском мраморном прозекторском столе. Или вот представьте: из ЦРБ поступает материал на биопсию, и ты видишь в микроскоп, что там рачила в цвет, метастазы, кранты… а на препарате – очень знакомая фамилия, и вот тебе уже известно, что в песочных часах близкого человека остается гораздо меньше песка, чем он полагает… И теперь тебе с этим знанием нужно что-то делать, куда-то деть его сегодня вечером, когда владелец этого кусочка больной плоти придет с семьей к тебе в дом в гости, и будет беззаботно улыбаться, и его жена будет улыбаться тоже, не подозревая ни о чем. И ты будешь улыбаться в ответ, никуда не денешься… А когда спустя время улыбающийся человек уйдет, тебе нужно будет сделать все, что нужно будет сделать, написать заключение и закрыть за ним дверь, ибо ты Харон, и управлять этим паромом – твоя работа.
А мама моя лечит детей, сорок лет подряд. С ней невозможно выйти на улицу – все встречные прохожие с детьми останавливают, и она тут же сканирует детские личики взглядом – кожа, слизистая, тонус, моторика… Ставит диагнозы, делает назначения, приглашает на прием. Работает. ВСЕ люди моего возраста и младше, которые живут в этом городке, прошли через ее руки, руки заведующей педиатрическим отделением центральной районной больницы. Легион детей, тысячи детей родились на свет, переболели всеми мыслимыми болячками, выздоровели, выжили и стали взрослыми перед ее глазами, а некоторые НЕ выздоровели и умерли, и нет таких драм, которых она не видела бы…
Я был рожден этими людьми, и был воспитан ими, каждый день слушая их беседы, насыщаясь их опытом, общаясь с их коллегами-врачами… Мне было невозможно избежать последствий — я смотрел, слушал, слышал и делал выводы, и вот что я имею вам сказать, добрые люди: смерть – никакой не кнут. Она не старуха с косой, не бледный всадник апокалипсиса, не жнец и не падший ангел. Смерть – это станция метро.
Умирая, мы выходим из одного поезда, и садимся в другой поезд, и едем дальше по бесконечному пути, и нет в этих пересадках ничего ни страшного, ни мистического. Наше тело – это гибрид термоса и швейцарского ножа, вместилище и набор инструментов, в котором душа проводит какое-то время в этом слое реальности, и с помощью которого взаимодействует с материальным миром.
По качеству физических ощущений умирающего смерть абсолютно идентична засыпанию, и мы переживаем этот комплекс ощущений каждый день, не испытывая ни малейшего страха. Все то кошмарное, что заставляет нас трепетать от ужаса, связано со страданиями тела до момента смерти, и обусловлено одной причиной – нашей неспособностью (или нежеланием) диссоциировать сосуд и его содержимое, понять, что тело и душа – не одно и то же. Мы содрогаемся, глядя на трупы, мы благоговеем перед кладбищами, мы горюем о тех, кто ушел, как о чем-то, что потеряно навсегда и безвозвратно.
Все не так.
Нам совершенно некуда спешить. У каждого из нас, кому повезло родиться, обрести бытие, есть все время во вселенной, бесконечное число попыток исправить все, что сделано, изменить, попробовать сделать иначе. Близкие люди, уходя из нашей осязаемой реальности, остаются с нами, общаются с нами, помогают нам, ждут нас и обязательно дождутся нас, когда придет срок, чтобы снова быть вместе столько, сколько захочется, или перестать быть вместе – по выбору, а не по принуждению – и попробовать что-то еще, что-то новое, другое. Наше субъективное время очень растянуто, потому что мы изо всех сил пытаемся его растянуть, продлить, страшась, что за точкой перехода ничего нет, кроме мрака и черной пустоты… Потрясающий певец Олег Анофриев потрясающе спел про миг между прошлым и будущим… Умолчав о самом важном: этот миг – лишь крошечный интервал, отрезочек бесконечной линии, состоящей из непредставимо огромного множества таких мигов, которые сливаются в вечность, в неохватное поле возможностей, вариантов, попыток, проб.
Стоит это понять – и становится ясно, что посмертная участь опустевшей оболочки не имеет абсолютно никакого значения. Неважно, закопают ее, сожгут или съедят – там, где прах вернулся к праху, просто тихо вырастут цветы, и колесо вселенной провернется снова.
Разумеется, это не значит, что к телу нужно относиться с пренебрежением – конечно, нет! Взгляните на скафандр: сам по себе, как вещественный объект, он не обладает ни малейшей ценностью и не имеет никакого сакрального смысла. И все же космонавт тщательно заботится о нем и ухаживает за ним, потому что в заданных условиях, в пустоте космоса, космонавту нужно выполнить поставленную задачу, и этого не удастся сделать, если скафандр будет неисправен. Разумеется, у космонавта всегда есть выбор, он может в любой момент сбросить оболочку, и досрочно свернуть свою миссию, но ведь тогда задача останется невыполненной…
Я сознательно гиперболирую для наглядности, с человеком и его телом все гораздо сложнее и прекраснее. Наше тело — источник ярких, вкусных и разнообразных ощущений, инструмент получения уникального опыта и впечатлений, которые невозможно пережить и получить иным путем, кроме физического взаимодействия с миром вещей. Не случайно улыбчивые продавщицы в тряпочных магазинах говорят: «Носите с удовольствием!»
Кроме того, наше тело дарит еще одну потрясающую возможность: реализовать свой потенциал творца, преобразователя. Стать родителем, впустив в вечность новую душу, а если повезет, то и не одну. Участвовать в изменении, исследовании, преображении материальной вселенной.
Не будем забывать и про приятный, но отнюдь не маленький бонус: мы, космонавты, обладаем полной свободой воли, и обладаем неотъемлемым, неоспоримым правом-возможностью распоряжаться своими телами по собственному единоличному усмотрению. Вставать на темную или светлую сторону силы, худеть или жиреть, созидать или разрушать, сеять хаос, наводить порядок, или просто лежать на диване, пить пиво и ругать правительство. Полное всемогущество, полная ответственность.
Каждый раз, размышляя над этим, я испытываю два одинаково сильных чувства: радость бытия и азарт предвкушения. Настоящее потрясающе интересно, а будущее – необозримо, загадочно, и интригующе…
Все можно исправить, переиграть, сделать чуть иначе. Мы стоим на берегу безбрежного океана времени, глядя на бесчисленное множество возможностей… Нам незачем спешить.
А смерть… Смерть – это просто дверь из вагона на перрон. Каждый из нас когда-нибудь выйдет в эту дверь, чтобы сесть в следующий поезд, и отправиться дальше…
Виктор Цой — Легенда, аккорды для гитары
Intro: e------0-2-----5-2---------0---------0-2--------5-2---2-2------2-3-3-------3---- b-2-3-3-3-3-------3-----2--2---2-3-3-3-3--3-2----3-2--2----2--3---3----3--2-2-0- g--------2---2-------2-4-2---2---------2---2----------2---2--2---4-----4-4---2-- d-------------------------2-----2-----------------------4-----4-----5------5---- a--------------------------------------------------------4-----------5---------- e--------------------------------------------------------2-----------3---------- Bm Среди связок F#m В горле комом теснится крик, Bm Но настала пора, A И тут уж кричи, не кричи. D Лишь потом A Кто-то долго не сможет забыть, Bm Как, шатаясь, бойцы F#m Bm Об траву вытирали мечи. Bm И как хлопало крыльями F#m Черное племя ворон, Bm Как смеялось небо, A А потом прикусило язык. D Как дрожала рука A У того, кто остался жив, Bm И внезапно в вечность F#m Bm Вдруг превратился миг. Bm И горел F#m Погребальным костром закат, Bm И волками смотрели A Звезды из облаков. D Как, раскинув руки, A Лежали ушедшие в ночь, Bm И как спали вповалку F#m Bm Живые, не видя снов... Bm А жизнь - только слово, F#m Есть лишь любовь и есть смерть... Bm Эй! А кто будет петь, A Если все будут спать? D Смерть стоит того, A Чтобы жить, Bm А любовь стоит того, F#m Bm Чтобы ждать...
Смерть стоит того, чтобы жить…
А «жизнь» — только слово, есть лишь любовь, и есть смерть.
Эй! А кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать.
Виктор Цой
Недавно я прочитал книгу Кургиняна «Странствие». Тогда, когда она вышла, я был несколько разочарован в её авторе, и читать не стал. Теперь прочитал. Книжка сложная и запутанная, как и сам автор, но почитать – полезно. Одним из последствий прочтения стало понимание одного вопроса, который давно уже жил на задворках моего сознания. Только сейчас пазл сложился.
Этот вопрос – наиглавнейший из самых главных. Поверьте, важнее вопроса нет. Это – вопрос о жизни и смерти. От ответа на этот вопрос зависит всё. Абсолютно всё.
Иногда поэт, сам того не понимая, может уместить в одну строчку море смысла. Песню Виктора Цоя «Легенда» можете прослушать здесь: https://www.youtube.com/watch?v=mN5d5KWJp0Y
Я не поэт, поэтому для пояснения моей мысли понадобится несколько страниц.
«Жизнь» — действительно только слово. Наше унылое и однообразное (пусть у кого-то и богатое) повседневное существование становится жизнью только тогда, когда приходит любовь или смерть. Любовь не надо понимать в узком смысле только как любовь между мужчиной и женщиной, и сразу сводить к сексу, как обычно принято. Любовь здесь – в самом широком смысле. Бог – есть любовь. Однако можно прожить жизнь, но с любовью ни разу не встретиться. Единственное, с чем человек встретится непременно – это смерть. Поэтому я хочу поговорить о смерти.
Испокон веков, во всех религиях и духовных учениях, во всех схемах представлений о мире, смерть не являлась абсолютным концом, после которого – ничто. В архаических и традиционных системах представлений о мире смерть – только некоторый переход. После неё начинается что-то другое. Плохое или хорошее, в этом мире, или в другом. Неважно. Жизнь всё равно не кончается. Жизнь – вечная.
И вот пришёл Модерн с его научной картиной мира. Пришёл он, конечно, не одномоментно. Примерно с XVI века начался процесс «расколдовывания» мира, который завершился в XIX веке фразой Ницше «Бог умер». Тогда ещё многие люди оставались верующими, да и сейчас их ещё немало. Даже в Европе. Но не они уже «делают погоду» в мире. Сейчас доминирует научная картина мира. А в ней смерть – это абсолютный конец.
Получается, что Модерн сам поставил вопрос, который ранее просто не существовал, и на который у Модерна ответа нет. Что там после смерти? Наука по определению не может ответить на этот вопрос. Наука отобрала возможность утешения человека! Ведь он единственный из живых существ, который знает о своей смерти.
Наука ответить не может, а кто может? Новое время породило новый тип смысловых систем – идеологии. Идеология – не наука. Но она должна отвечать критерию научности, или хотя бы делать вид, что не противоречит науке. Поскольку религия – в прошлом, а наука отказывается отвечать на главный вопрос, придётся на него отвечать идеологии.
Основных идеологий всего три. Они определяются отношением к происходящим в обществе изменениям.
Консерватизм ненавидит изменения, и хочет их затормозить, или повернуть вспять. Он вздыхает по какому-то «золотому веку», который был в прошлом, и утверждает, что прогресс – путь деградации.
Социализм и либерализм – за прогресс, но понимают его несколько по-разному. Социализм полагает, что подлинный прогресс возможен только при условии коллективизма. Либерализм же считает, что лучший двигатель прогресса – война всех против всех, но с соблюдением некоторых правил.
Все остальные идеологии являются только крайними вариантами или местными версиями трёх перечисленных.
По итогу должна победить та идеология, которая даст лучший вариант ответа на главный вопрос – вопрос о смерти. Полагаете, что либерализм уже победил? Подождите, — ещё не вечер! Разве мы не видим в последнее время тенденцию сращивания либералов с фашистами? Пока на Украине, далее – везде. Либерализм стремительно превращается в свою крайнюю версию – неолиберализм. Неолиберализм – это либерализм, заболевший элитаризмом, либерализм с закрытыми социальными лифтами. От такого либерализма до фашизма – один шаг. Побеждает фашизм, — крайняя версия консерватизма!
А что там с социализмом? Говорят, что одним из главных факторов уверенности Гитлера в победе над СССР было то, что атеисты, по его мнению, слишком сильно боятся смерти, и не будут умирать за Родину. Расчёт не оправдался. Но было ли у большевиков какое-то решение главного вопроса? Пожалуй, нет. Они говорили о том, что человек сохранится в своих делах, в детях и внуках. Это всё не то. В победе над фашистами, наверное, всё-таки сыграла роль оставшаяся в нас православная версия ответа на главный вопрос. Но осталось ли это в нас до сих пор? Сможем ли мы снова так мобилизоваться перед лицом общей беды? Сложно сказать.
Почему побеждают фашисты? Потому, что у них есть их версия ответа на главный вопрос! Предельно чёрная и отвратительная – но есть! Они называют себя «женихами смерти», они не верят в то, что могут умереть. Они говорят, что тот, кто из них умер – так ему и надо. Значит, он не поверил по-настоящему в своё превосходство над смертью. Слабак!
Звучит нелепо. На наш взгляд. Но давайте посмотрим, как это будет выглядеть не в пламенных речах фашистских вождей, а в реальности.
Для этого рекомендую посмотреть два фильма. «Облачный атлас»: http://www.myvi.ru/watch/1sTowzJftUq2KUUh0xPUvQ2 и «Неуместный человек»: http://smotri.com/video/view/?id=v1641503211c
Фильм «Облачный атлас» состоит из нескольких непрямо связанных историй. Из них к нашему разговору подходит одна. Это история девушек-официанток из города будущего «Нью-Сеул». Они должны отработать 12 лет в казарменных условиях, после чего им обещают переход на новый уровень, где они будут жить чуть ли не как принцессы. Об их происхождении ничего не понятно. Скорее всего, это – клонированные люди. После истечения 12 лет службы их одевают в какие-то белые балахоны, и в торжественной обстановке куда-то ведут. Повстанцы выкрадывают одну из девушек, и предлагают ей выступить перед людьми по телевидению. Для этого ей показывают, куда их ведут. Их ведут на убой с последующей переработкой в биомассу, из которой делают еду для людей.
В фильме «Неуместный человек» главный герой погибает, и попадает в идеальный город. Эдакий европейский рай, который при ближайшем рассмотрении оказывается адом. Город абсолютно идеальный. В нём люди живут, работают, ходят по магазинам и в гости друг к другу. Занимаются спортом, сексом, ходят на корпоративы, в бары, даже женятся. При этом в городе нет абсолютно никаких проблем. В том числе детей, стариков и больных. Напиться тоже нельзя. Пей алкоголя сколько хочешь – не опьянеешь. Секс, на который все женщины соглашаются «на раз», тоже совершенно безвкусный. Более того – умереть нельзя даже при большом желании. Главный герой пытался несколько раз — просто невозможно.
Вот он – проект мира, в котором нет смерти. Сегодняшняя масс-культура лишает человека религии, семьи, национальности, образа героя. Человек превращается в идеального работника-потребителя, абсолютно оторванного от любых связей с другими людьми. Такой человек не привязан ни к кому, ни к чему, не слышал об идеалах, рассматривает всех других людей только как источник дохода или сексуального удовлетворения. Это уже не человек, — это животное. А животное ничего не знает о смерти.
Вот и решение проблемы. Люди либо клонируются, либо рождаются посредством суррогатного материнства. Воспитываются в детских домах, где им вложат в головы всё, что надо, — влияние семьи исключено. О смерти им ничего не расскажут. Живут некоторое время, пока молодые и здоровые. По истечении определённого срока, или в случае болезни или увечья, они утилизируются. Но никто об этом не узнает. Тем, кто заметил исчезновение человека, как-то объяснят (тем же повышением по работе, например), и они через пару дней об этом забудут. Привязанностей ведь нет. В этом мире нет больниц, кладбищ, вообще ничего, что говорило бы о болезни, старости, смерти. Даже слов таких нет.
Так и будет, если антифашистам не удастся предложить свой ответ на вопрос о смерти. Полагаю, что ответ можно найти в разработке так называемых постнаучных картин мира. Другими словами, пришло время помирить науку и религию. Это не так абсурдно, как принято думать. Многие уже поняли, что атеизм – всего лишь одна из религий. И принципиально неудачная, так как не даёт ответа на главный вопрос.
Бывают нерелигиозные люди, но неверующих – не бывает. Все во что-то верят. Есть даже такое выражение: «На войне и в море атеистов нет».
Обычно я экзаменую ярых атеистов так: Вы верите в то, что сейчас по дороге отсюда домой с Вами ничего не случится? Машина не собьёт, кирпич на голову не упадёт? Вы можете это точно утверждать, опираясь на науку? — Нет, вероятность такого есть. — Так значит, Вы постоянно думаете о смерти, которая может настигнуть Вас в любой момент? – Нет, конечно! – Значит, Вы верите, что с Вами всё будет в порядке? – Да. – А на чём основана Ваша вера?
Дальше – заминка. Просто верю, и всё. Или – в счастливый случай. В путеводную звезду. В чёрную кошку. В счастливый билет. И так далее.
Значит, эти люди, называющие себя атеистами, не верят только в Бога. А во всякую ерунду – пожалуйста! Значит – верующие.
Я думаю, что традиционную эпоху можно сравнить с детством, когда ребёнок верит во всё, что ему говорят родители. В Бога, в Бабу Ягу, в Деда Мороза. Верит совсем некритически. Традиционная эпоха была детством человечества. Подросткам кажется, что «предки» понимают в жизни не больше, чем они сами, а то и меньше. Чего их слушать? Модерн стал подростковым возрастом человечества – таким «праздником непослушания». Теперь человечеству пора повзрослеть, и понять, что науку и веру можно совместить.
Вопрос о том, что там после смерти, необходимо решить. Иначе будет очень плохо.
Жизнь стоит того, чтобы жить | Неделя
С 1952 по 1957 год одной из самых популярных программ американского телевидения была программа епископа Фултона Шина «Жизнь стоит того, чтобы жить». Трудно представить, чтобы что-то подобное этой вдохновляющей персональной лекции стало сейчас хитом. Но, казалось бы, ничем не примечательное предложение, предлагаемое его названием, — это то, что мне хотелось бы, чтобы больше из нас захотели подтвердить.
В период с 2007 по 2018 год уровень самоубийств среди молодых людей в возрасте от 10 до 24 лет увеличился примерно на 57 процентов.Это почти вдвое превышает и без того значительный рост примерно на 28 процентов среди американского населения в целом примерно за тот же период.
Почему молодые люди в этой стране сводят счеты с жизнью с такой ужасающей частотой? Было выдвинуто множество поверхностных объяснений. Самая распространенная из них — недостаточные государственные инвестиции в службы психического здоровья. Я считаю это неубедительным, не в последнюю очередь потому, что количество молодых людей, совершающих самоубийства, было намного меньше 50 лет назад, когда практически никто не получал (или даже не предлагал) такое лечение.Это обычный либеральный ответ, что больше денег и больше полномочий могут решить любую проблему, тот же самый, предложенный (что еще более сомнительно), чтобы объяснить, почему американские дети хуже читают, чем они были полвека назад, когда мы тратили гораздо меньше на образование. учителя изучали свои предметы вместо псевдонаучной педагогики, и в наших классах не было iPad.
Другие будут упоминать экономику, эту всеобъемлющую замену тому, что мы привыкли считать «обществом». Хотя верно то, что всплеск в течение последнего десятилетия начался с краха 2007-08 гг., Он продолжался быстро во время долгого восстановления второго президентского срока Барака Обамы и первого президентского срока Дональда Трампа.Если бы рецессия была единственной или даже одной из основных причин, можно было бы ожидать стабилизации уровня много лет назад.
Последнее и почти наверняка самое абсурдное объяснение роста самоубийств среди молодежи — это частное владение огнестрельным оружием. Хотя правда, что самоубийственные выстрелы являются методом, используемым в небольшом большинстве — чуть более 50 процентов — самоубийств, ошеломляющие показатели владения оружием опровергают наличие каких-либо значимых причинно-следственных связей.Кроме того, среди группы, в которой уровень самоубийств растет наиболее стремительно, — белых девочек-подростков — огнестрельное оружие является причиной гораздо меньшего количества смертей, чем, например, удушье . Мы живем в стране, полной оружия. Обвинять их в росте самоубийств примерно так же, как обвинять подушки.
В сущности, мне кажется, что не существует однозначного объяснения этому тревожному явлению. Ужас самоубийства — одна из тех великих человеческих констант, как нормативная моногамия или художественное творчество, которые преобладали во всех достойных цивилизациях на протяжении всей истории нашего вида.Я думаю, что решение человека покончить с собой самоубийство невозможно объяснить в самом реальном смысле.
Есть, однако, одна вещь, на которую я бы указал, если бы меня попросили высказать свое предположение о том, почему мы наблюдаем больше самоубийств среди молодых людей: широкое использование социальных сетей. Даже сейчас я думаю, что для тех из нас, кто достиг совершеннолетия до того, как использование этих платформ — и владение мобильными телефонами — стало повсеместным явлением, все еще почти невозможно представить, каково это, когда все обычные проблемы подросткового возраста усугубляются экран.Это особенно актуально для девочек, четверть из которых сейчас заявляют, что порезали себя или иным образом умышленно порезали себя. Представьте, что вы проводите девять часов в день, оценивая свой внешний вид и каждое высказывание, касающееся ваших вкусов, мнений и чувств, количественно с помощью симпатий, предпочтений и т. Д. Взрослым это достаточно тяжело.
Но даже проблема социальных сетей кажется мне эпифеноменальной. Настоящий кризис, который, как мне кажется, лежит в основе роста не только самоубийств, но и других так называемых «смертей от отчаяния», — это проблема одиночества.Опросы показывают, что между ними существует значимая взаимосвязь и что она работает в обоих направлениях: люди, которые сообщают о более частом использовании социальных сетей, гораздо чаще говорят, что они одиноки, а те, кто утверждает, что используют социальные сети экономно, гораздо реже чувствуют себя в одиночестве. Что остается неясным, так это причинный механизм. Часто ли пользователи социальных сетей одиноки, отсюда их попытки установить значимые связи в Интернете, или социальные сети заставляют людей чувствовать себя более одинокими или иным образом поощряют модели поведения, которые усиливают чувство одиночества? Я подозреваю, что оба эти утверждения верны.
Вот и все о причине или причинах, если они действительно могут быть идентифицированы. Что можно сделать с проблемой? Я думаю, что единственный и наиболее важный ответ — это сообщество — не «выставлять себя вперед», что является еще одним побуждением к тревоге, а осмысленное органическое членство в теле, статус которого не зависит от обстоятельств. (Один из самых странных парадоксов американской жизни заключается в том, что, несмотря на все обрушившиеся на них беззакония, чувство принадлежности к сообществу сильнее всего среди расовых меньшинств, уровень самоубийств которых не растет такими же темпами, как у белых людей.)
Как именно мы должны поддерживать сообщество — это очень сложный вопрос, на самом деле, возможно, на который нет ответа. Любые масштабные позитивные попытки по понятным причинам могут потерпеть неудачу. Связи, которые создают значимые человеческие отношения, не могут быть созданы по желанию. Вместо этого лучшее, на что мы, вероятно, можем надеяться, — это постепенное устранение очевидных препятствий для сообщества. «Мы должны любить друг друга или умереть».
Хотите, чтобы более важные комментарии и анализ, подобные этому, были доставлены прямо в ваш почтовый ящик? Подпишитесь на информационный бюллетень недели «Лучшие статьи на сегодня» здесь.
Стоит ли жить? (Уильям Джеймс)
Классическое эссе американского философа Уильяма Джеймса
-измы«Самоубийство» (Le Suicidé) (ок. 1880 г.) Эдуарда Мане
Примечание редактора: по случаю дня рождения Уильяма Джеймса, 11 января, мы рады представить полностью его знаменитое эссе «Стоит ли жить?» Первоначально прочитанное как лекция в Гарварде 15 апреля 1895 года, эссе Джеймса затрагивает один из самых глубоких вопросов жизни, а именно вопрос о самоубийстве.Есть ли причина продолжать, когда кажется, что бремя жизни так тяжело? Самоубийство — легкий вариант, но Джеймс выступает за оптимистический подход к жизни, который активно культивирует и ищет смысл. Его эссе, краеугольный камень американской прагматической философии, было вдохновлено и вдохновляло мысли его друзей и современников — Ральфа Уолдо Эмерсона, Джозайя Ройса, Чарльза Сандерса Пирса и Джона Дьюи, среди многих других.
Ответ, стоит ли жить по Джеймсу? Наверное.Все зависит от того, как вы подойдете к нашему экзистенциальному чуду.
СТОИТ ЛИ ЖИЗНЬ ЖИЗНИ?
Когда около пятнадцати лет назад появилась книга мистера Мэллока с таким названием, шутливый ответ, что «все зависит от печени», получил большое распространение в газетах. Ответ, который я предлагаю дать сегодня вечером, не может быть шутливым. По словам одного из прологов Шекспира, —
«Я прихожу больше не для того, чтобы рассмешить тебя; теперь дела,
С тяжелым и серьезным челом,
Печальный, высокий и трудящийся, полный состояния и горя », —
должно быть моей темой.В глубине души каждого из нас есть уголок, в котором, к сожалению, срабатывает высшая тайна вещей; и я не знаю, что имеет в виду такое общение, как ваше, и что вы просите от тех, кого приглашаете обратиться к вам, кроме как для того, чтобы вывести вас из поверхностного наваждения бытия и хотя бы на час лишить вас внимательности. жужжание, покачивание и вибрация мелких интересов и волнений, которые формируют ткань нашего обычного сознания. Без дальнейших объяснений и извинений я прошу вас присоединиться ко мне и обратить внимание, обычно слишком нежелательное, на более глубокую басовую ноту жизни.Давайте вместе исследуем одинокие глубины в течение часа и посмотрим, какие ответы можно найти в последних складках и укромных уголках вещей, которые может найти наш вопрос.
«Меланхолия» (Меланколи) (1892) Эдварда Мунка
I
У многих людей на вопрос о ценности жизни отвечает темпераментный оптимизм, который делает их неспособными поверить в существование чего-либо серьезного зла. Работы нашего дорогого старого Уолта Уитмена — неизменный учебник такого рода оптимизма.Простая радость жизни настолько безмерна в жилах Уолта Уитмена, что исключает возможность любого другого чувства: —
«Дышать воздухом, как вкусно!»
Говорить, ходить, хватать что-нибудь за руку! …
Быть этим невероятным Богом! …
О изумление, даже малейшее!
О духовность вещей!
Я тоже воспеваю Солнце, возвестившееся или в полдень, или, как сейчас, на закате;
Я тоже трепещу за ум и красоту земли и всех
ростков земли….
Я пою до последнего равенства, современные или старые,
Я пою бесконечные финалы вещей,
Я говорю, что Природа продолжается — слава продолжается.
Я хвалю электрическим голосом,
Ибо я не вижу во Вселенной ни одного несовершенства,
И я не вижу наконец ни одной причины или результата, достойного сожаления ».
Итак, Руссо пишет о девяти годах, которые он провел в Анси, и не может сказать ничего, кроме своего счастья: —
«Как сказать, что не было ни сказано, ни сделано, ни даже подумано, а только попробовано и почувствовано без цели моего счастья, но с эмоцией самого счастья! Я поднялся с солнцем и был счастлив; я пошел гулять и Я был счастлив, я видел «Маман» и был счастлив, я оставил ее и был счастлив.Я бродил по лесу и по виноградным склонам, я бродил по долинам, я читал, я бездельничал, я работал в саду, я собирал фрукты, я помогал в домашних работах, и счастье преследовало меня повсюду. Это не было ни в одной вещи, которую можно было бы назначить; все это было внутри меня; он не мог оставить меня ни на мгновение ».
Вам также могут понравиться «Что философствовать — это научиться умирать»
Мишель де Монтень
Если бы подобные настроения можно было сделать постоянными, а подобные конституции — универсальными, не было бы повода для таких бесед, как нынешний.Ни один философ не стал бы пытаться четко доказать, что жизнь стоит того, чтобы жить, потому что тот факт, что это действительно так, говорит сам за себя, и проблема исчезает в исчезновении вопроса, а не в появлении чего-то вроде ответа. Но мы не волшебники, чтобы сделать оптимистичный темперамент универсальным; и наряду с проявлениями темпераментного оптимизма в отношении жизни всегда существуют проявления темпераментного пессимизма, которые противопоставляют им стойкое опровержение. При так называемом «круговом безумии» фазы меланхолии сменяют фазы мании без какой-либо внешней причины, которую мы можем обнаружить; и достаточно часто для одного и того же здорового человека жизнь представляет воплощенное сияние сегодня и воплощенную тоску завтра, в соответствии с колебаниями того, что в старых медицинских книгах называли «смесью юморов».Как говорится в газетном анекдоте, «это зависит от печени». Несбалансированное телосложение Руссо претерпевает изменения, и вот он в свои последние злые дни стал жертвой меланхолии и мрачных иллюзий подозрения и страха. на мир даже с самого рождения с душами, столь же неспособными к счастью, как у Уолта Уитмена была мрачная, и они оставили нам свои послания в еще более продолжительных стихах, чем его, — изысканный Леопарди, например, или наш современник, Джеймс Томсон в той жалкой книге «Город ужасной ночи», которая, как мне кажется, менее известна своей литературной красотой, чем следовало бы, просто потому, что люди боятся цитировать его слова, — они такие мрачные и в то же время так искренне.В одном месте поэт описывает паству, собравшуюся ночью послушать проповедника в большом неосвещенном соборе. Проповедь слишком длинная, чтобы ее цитировать, но она заканчивается так: —
«О братья печальных жизней! Они такие краткие;
Несколько коротких лет должны принести всем нам облегчение:
Не можем мы перенести эти годы тяжелого дыхания.
Но если ты не хочешь эту бедную жизнь исполнить,
Вот, вы можете закончить это, когда захотите,
Без страха проснуться после смерти.’-
«Органные вибрации его голоса
Взволнованные сводчатыми проходами и затихли;
Тоска звуков, которые заставляли радоваться
Печально и нежно, как реквием:
Наше темное собрание еще отдыхало,
Как размышление о том, «Прекрати, когда хочешь».
«Наше темное собрание еще отдыхало,
Размышляя над тем сообщением, которое мы слышали,
И раздумывая над этим «Покончим с этим, когда захочешь»,
Может быть, жду еще какого-нибудь другого слова;
Когда молния пронзает глухое небо
Раздался пронзительный и жалобный крик; —
«‘Человек говорит прошение, увы! Человек говорит прошение:
У нас нет загробной личной жизни;
Нет Бога; Судьба не знает ни гнева, ни правды:
Могу ли я найти здесь комфорт, которого я так жажду?
«‘В вечности у меня был один шанс,
Срок милосердной человеческой жизни на несколько лет, —
Великолепие развития интеллекта,
Сладость дома с младенцами и женой;
«‘Социальные удовольствия с их гениальным остроумием;
Очарование миров искусства;
Слава миров природы зажжена
От пылающего сердца большого воображения;
«‘Восторг простого бытия, полного здоровья;
Беззаботное детство и пылкая юность;
Стремительное мужество, завоевывающее различные богатства,
Преподобный век безмятежен с истиной долгой жизни;
«‘Все возвышенные прерогативы человека;
Легендарные воспоминания о былых временах,
Отслеживание пациентов по великому плану в мире
Последовательностей и изменений бесчисленное множество.
«‘Такого шанса мне раньше не предлагали;
Для меня бесконечное прошлое пусто и немо;
Этот шанс не повторится никогда, никогда;
Пусто, пусто для меня бесконечное грядущее.
«‘И этот единственный шанс был неудачным с самого моего рождения,
Насмешка, заблуждение; и мое дыхание
Благородной человеческой жизни на этой земле
Так меня раздражает, что я вздыхаю о бессмысленной смерти.
«Мое вино жизни — яд, смешанный с желчью,
Мой полдень проходит в кошмарном сне,
Я хуже, чем потеряю годы, которые для меня все:
Что может утешить меня в высшей потере?
«‘Не говори об утешении там, где нет утешения,
Ни в коем случае не говорите: разве слова могут сделать грязные вещи справедливыми?
Наша жизнь — обман, наша смерть — черная бездна:
Тише и молчи, предчувствуя отчаяние.’
«Этот неистовый голос доносился из северного прохода,
Резкий и пронзительный до его резкого резкого закрытия;
И никто не давал ответа некоторое время,
Ибо слова должны уклоняться от этих бессловесных горестей;
Наконец оратор с кафедры просто сказал:
С влажными глазами и задумчивой опущенной головой, —
«Брат мой, бедные братья мои, это так:
В этой жизни нет ничего хорошего для нас,
Но это скоро кончится и никогда больше не может быть;
И мы ничего не знали об этом до нашего рождения,
И ничего не узнает, когда будет отправлен на землю;
Я размышляю над этими мыслями, и они меня утешают.'»
«Это скоро кончится, и больше никогда не может быть», «Вот, ты волен закончить это, когда хочешь», — эти стихи правдиво вытекают из пера меланхоличного Томсона и поистине являются утешением для всех, для кого, как для него мир больше похож на устойчивое логово страха, чем на непрерывный фонтан восторга. Эта жизнь не стоит того, чтобы жить, заявляет вся армия самоубийц, армия, чья перекличка, подобно знаменитому вечернему ружью британской армии, следует за солнцем вокруг света и никогда не прекращается.Мы тоже, сидя здесь в своем комфорте, должны «поразмыслить над этими вещами», потому что мы едины с этими самоубийцами, и их жизнь — это жизнь, которую мы разделяем. Самая очевидная интеллектуальная честность, более того, простейшее мужество и честь не позволяют нам забыть их случай.
«Если вдруг, — говорит мистер Раскин, — среди наслаждений нёба и легкости сердца лондонского званого обеда, стены зала раздвинутся, и сквозь них разойдутся самые близкие люди, которые были голод и страдания переносились посреди компании, пирующей и свободной от фантазий; если, бледные от смерти, ужасные в нищете, сломленные отчаянием, тело за телом клали их на мягкий ковер, по одному возле кресла каждого гостя, — если бы им были брошены только крошки лакомства; был бы им удостоен лишь мимолетный взгляд, мимолетная мысль? стена дома между столом и койкой — несколькими футами земли (как мало!), которые, действительно, и есть все, что отделяет веселье от страдания.«
«Город обеспокоен» (La Ville Inquiete) (1941) Поля Дельво
II
Итак, чтобы сразу перейти к сути моей темы, я предлагаю представить, что мы рассуждаем с товарищем-смертным, который находится в таких отношениях с жизнью, что единственное утешение, оставшееся ему, — это размышлять о заверении: «Ты можешь закончить когда захочешь. » Какие причины могут заставить такого брата (или сестру) снова взять на себя это бремя? Обычные христиане, рассуждающие с потенциальными самоубийцами, мало что могут им предложить, кроме обычного негативного: «Не делай этого».«Только Бог — властелин жизни и смерти, — говорят они, и предвкушение его отпущения грехов — это кощунственный поступок. со всей грустной серьезностью чувствую, что, несмотря на неблагоприятную внешность, даже для него жизнь стоит того, чтобы жить? Есть самоубийства и самоубийства (в Соединенных Штатах их около трех тысяч ежегодно), и я должен откровенно признаться, что, пожалуй, с большинством эти мои предложения бессильны.Если самоубийство является результатом безумия или внезапного бешеного порыва, размышление бессильно остановить его продвижение; и подобные случаи относятся к высшей тайне зла, относительно которой я могу предложить только соображения, направленные на религиозное терпение в конце этого часа. Моя задача, позвольте мне теперь сказать, практически узка, и мои слова касаются только той метафизической скучной жизни, которая свойственна мыслящим людям. Большинство из вас, хорошо это или плохо, преданы рефлексивной жизни. Многие из вас изучают философию и уже ощутили на себе скептицизм и нереальность, порождаемые чрезмерным копанием в абстрактных корнях вещей.Это действительно один из регулярных плодов чрезмерно усердной карьеры. Слишком много вопросов и слишком мало активной ответственности приводят почти так же часто, как и слишком много чувственности, к краю склона, в основании которого лежат пессимизм и кошмарные или суицидальные взгляды на жизнь. Но против болезней, которые порождает размышление, дальнейшее размышление может противопоставить эффективные средства; и сейчас я перехожу к разговору о меланхолии и о вельчмерце, порожденном размышлениями.
Позвольте мне сразу сказать, что мой последний призыв ни к чему более непонятному, чем религиозная вера.Поскольку мой аргумент будет деструктивным, он будет состоять не более чем в сметании определенных взглядов, которые часто сдерживают пружины религиозной веры; и в той мере, в какой оно должно быть конструктивным, оно будет заключаться в освещении дневного света определенных соображений, рассчитанных на то, чтобы освободить эти источники нормальным, естественным образом. Пессимизм — это по сути религиозная болезнь. В той форме, которой вы больше всего подвержены, она представляет собой не что иное, как религиозное требование, на которое нет нормального религиозного ответа.
Итак, есть две стадии выздоровления от этой болезни, два разных уровня, на которых можно перейти от полуночного взгляда к дневному взгляду на вещи, и я должен лечить их по очереди. Вторая стадия более полная и радостная, она соответствует более свободному проявлению религиозного доверия и фантазии. Есть, как хорошо известно, люди, которые от природы очень свободны в этом отношении, а другие вовсе не таковы. Есть, например, люди, которых мы находим от души потакающими перспективам бессмертия; и есть другие, которые испытывают величайшие трудности в том, чтобы заставить такое представление вообще казаться реальным.Эти последние люди привязаны к своим чувствам, ограничены своим естественным опытом; и многие из них, кроме того, испытывают своего рода интеллектуальную преданность тому, что они называют «неопровержимыми фактами», что положительно шокирует легкие экскурсии в невидимое, которые другие люди совершают по простому призыву сантиментов. Однако умы любого класса могут быть сильно религиозными. Они могут в равной степени желать искупления и примирения, а также желать согласия и единения со всей душой вещей. Но жажда, когда разум прикован к неопровержимым фактам, особенно в том виде, в каком они теперь открываются наукой, может порождать пессимизм столь же легко, как и оптимизм, когда внушает религиозное доверие и фантазию, чтобы проложить свой путь в другой, лучший мир. .
Вот почему я называю пессимизм по сути религиозной болезнью. Кошмарный взгляд на жизнь имеет множество органических источников; но его величайшим отражающим источником всегда было противоречие между явлениями природы и стремлением сердца поверить в то, что за природой стоит дух, выражением которого является природа. То, что философы называют «естественным богословием», было одним из способов утолить эту жажду; эта поэзия природы, которой так богата наша английская литература, была другим путем.Теперь представьте себе разум последнего из наших двух классов, чье воображение, следовательно, ограничено и который «жестко» воспринимает его факты; Предположим, кроме того, сильно ощутить тягу к общению и в то же время осознать, насколько отчаянно трудно истолковать научный порядок природы теологически или поэтически, — и какой результат может быть, кроме внутреннего разногласия и противоречия? Теперь этот внутренний разлад (просто как разногласие) может быть уменьшен любым из двух способов: желание религиозно читать факты может прекратиться и оставить голые факты сами по себе; или могут быть обнаружены или допущены дополнительные факты, позволяющие продолжить религиозное чтение.Эти два способа облегчения — это две стадии выздоровления, два уровня бегства от пессимизма, о которых я упомянул минуту назад и которые, я надеюсь, прояснят в дальнейшем.
Пессимизм и оптимизм (Pessimismo e optimismo) (1923) Джакомо Балла
III
Начав с природы, мы, естественно, склонны, если у нас есть религиозное желание, сказать вместе с Марком Аврелием: «О Вселенная! Я желаю всего, чего ты желаешь.«Наши священные книги и традиции рассказывают нам об одном Боге, сотворившем небо и землю, и, глядя на них, видел, что они хороши. Однако при более близком знакомстве видимые поверхности неба и земли отказываются быть помещенными нами в любое постижимое единство. Каждое явление, которое мы бы восхваляли, существует бок о бок с каким-либо противоположным явлением, которое сводит на нет все его религиозное воздействие на разум. Красота и уродство, любовь и жестокость, жизнь и смерть держатся вместе в неразрывном партнерстве; и вместо старого теплого представления о человеколюбивом Божестве постепенно овладевает нами идея ужасной силы, которая не ненавидит и не любит, но бессмысленно сводит все вместе к общей гибели.Это жуткий, зловещий, кошмарный взгляд на жизнь, и его своеобразный unheimlichkeit, или ядовитость, явно заключается в том, что мы удерживаем вместе две вещи, которые никак не могут согласоваться, — в нашем цеплянии, с одной стороны, за требование, чтобы будет живым духом для всего; и, с другой стороны, к вере в то, что течение природы должно быть адекватным проявлением и выражением такого духа. Именно в противоречии между предполагаемым существованием духа, который окружает нас и владеет нами и с которым мы должны иметь некоторое общение, и характером такого духа, обнаруживаемым в ходе видимого мира, эта конкретная смерть в- Жизненный парадокс и эта меланхолическая загадка, в которой живет эта меланхолическая загадка, Карлайл выражает результат в этой главе своего бессмертного «Sartor Resartus», озаглавленной «Вечный номер.«Я жил, — пишет бедняга Тойфельсдрек, — в постоянном, неопределенном, тоскливом страхе; трепетном, малодушном, боясь того, чего я не знаю: казалось, что все на небесах вверху и земля внизу причинит мне боль; если бы небеса и земля были не более чем безграничной пастью пожирающего чудовища, в котором я, трепеща, лежал в ожидании того, что меня пожрет. »
Это первая стадия спекулятивной меланхолии. Ни одно животное не может иметь такой меланхолии; ни один нерелигиозный человек не может стать его жертвой.Это болезненная дрожь неудовлетворенного религиозного спроса, а не просто необходимый результат опыта животных. Сам Тойфельсдрёк мог бы очень хорошо смириться с общим хаосом и беспорядками этого мира, если бы он не стал жертвой изначально безграничного доверия и привязанности к ним. Если бы он мог встречаться с ними по частям, не подозревая о том, что в них выражается какое-либо целое, избегая горьких частей и заботясь о сладких, в зависимости от случая, и поскольку день был скверным или прекрасным, он мог бы зигзагообразно двигаться к легкому концу. , и не чувствовал себя обязанным заставлять воздух звучать своими причитаниями.Настроение легкомыслия, «мне все равно» — это суверенное практическое обезболивающее для всех болезней этого мира. Но нет! что-то глубоко внутри Teufelsdröckh и всех нас говорит нам, что есть Дух в вещах, которым мы обязаны преданность и ради которого мы должны поддерживать серьезное настроение. И так также поддерживаются внутренний жар и раздор; поскольку природа, взятая на ее видимой поверхности, не обнаруживает такого Духа, и за пределами фактов природы мы на нынешней стадии нашего исследования не предполагаем, что мы смотрим.
Вам также могут понравиться «Что философствовать — это научиться умирать»
Мишель де Монтень
Итак, я без колебаний откровенно и искренне признаюсь вам, что этот реальный и подлинный разлад, как мне кажется, несет с собой неизбежное банкротство естественной религии, наивно и просто взятой. Были времена, когда Лейбниц, уткнувшись головами в чудовищные парики, мог составить Теодициса, а когда кормившиеся из стойла чиновники авторитетной церкви могли доказать с помощью клапанов в сердце и круглой связки тазобедренного сустава существование «морального и непоколебимого». Умный создатель мира.«Но те времена прошли; и мы, живущие в девятнадцатом веке, с нашими эволюционными теориями и нашими механическими философиями, уже слишком беспристрастно и слишком хорошо знаем природу, чтобы безоговорочно поклоняться любому Богу, чей характер она может быть адекватным выражением. Воистину, все мы знание добра и долга исходит от природы, но тем не менее все, что мы знаем о зле. Видимая природа — это сплошная пластичность и безразличие, — моральная мультивселенная, как ее можно было бы назвать, а не моральная вселенная. Для такой блудницы мы мы не обязаны быть преданными; с ней в целом мы не можем установить моральное общение; и мы свободны в наших отношениях с ее отдельными частями, подчиняться или разрушать, и не следовать никакому закону, кроме закона благоразумия в достижении соглашения с такими другими особенностями как поможет нам в наших личных целях.Если существует божественный Дух вселенной, природа, какой мы ее знаем, не может быть ее окончательным словом для человека. Либо в природе не раскрывается Дух, либо он там раскрывается неадекватно; и (как предполагали все высшие религии) то, что мы называем видимой природой, или этим миром, должно быть лишь завесой и поверхностным зрелищем, полное значение которого находится в дополнительном невидимом или ином мире.
Поэтому я ничего не могу поделать, считая в целом выигрышем (хотя для некоторых поэтических построений это может показаться очень печальной потерей), что натуралистические суеверия, поклонение Богу природы, просто взятые как таковые, должны были начать приносить пользу. ослабить его власть над образованным умом.Фактически, если я хочу выразить свое личное мнение безоговорочно, я должен сказать (несмотря на то, что поначалу это звучало кощунственно для некоторых ушей), что первым шагом к установлению здоровых окончательных отношений со Вселенной является акт восстания против этой идеи. что такой Бог существует. Такое восстание, по сути, является тем, что в главе, которую я процитировал от Карлайла, продолжает описывать:
«Зачем ты, как трус, вечно корчишься и хныкаешь, съеживаешься и дрожишь? Презренные двуногие!»… Нет у тебя сердца; ты не можешь пострадать, что бы это ни было; и, как Дитя Свободы, хоть и изгнанник, топчут Тофета ногами твоими, пожирая тебя? Пусть придет, тогда я встречусь с этим и брошу вызов! ‘ И как я так думал, огненным потоком хлынула вся моя душа; и я избавился от базы Страх прочь от меня навсегда ….
«Так Вечный Нет авторитетно звенел через все тайники моего существа, моего Я, и тогда все мое Я встало в исконном Богом величии и записало свой протест.Такой протест, самая важная сделка в жизни, можно уместно назвать тем же негодованием и неповиновением с психологической точки зрения. Вечное Нет сказал: «Вот, ты сирота, изгой, и Вселенная моя»; На что все мое Я теперь отвечал: «Я не твой, но Свободный, и ненавижу тебя на веки!» С этого часа, — добавляет Тойфельсдрек-Карлайл, — я стал мужчиной.
И наш бедный друг Джеймс Томсон так же пишет: —
«Кто больше всех несчастен в этом мрачном месте?»
Я думаю, но я бы предпочел быть
Мое несчастье, чем Он, чем Он
Кто создал таких существ к своему позору.
Самая мерзкая вещь должна быть менее мерзкой, чем Ты
От кого это произошло, Бог и Господь!
Творец всего горя и греха! ненавидят,
Злокачественный и неумолимый! Я клянусь
Это не для всей силы Твоя свернутой и развернутой,
Ибо построены все храмы славы Твоей,
Признаю ли я позорную вину
О том, что создал таких людей в таком мире ».
Мы достаточно знакомы в этом сообществе с зрелищем людей, ликующих в своем освобождении от веры в Бога своего исконного кальвинизма, — того, кто создал сад и змея и заранее назначил вечные огни ада.Некоторые из них нашли более человечных богов, которым нужно поклоняться, другие просто обратились из всего богословия; но, оба в равной степени, они уверяют нас, что избавление от изощренного мышления, которое они могли почувствовать какое-либо почтение или долг по отношению к этому невозможному идолу, дало их душам огромное счастье. Итак, создание идола из духа природы и поклонение ему тоже ведет к изощренности; а в душах, которые религиозны, а также желают быть научными, изощренность порождает философскую меланхолию, от которой первым естественным шагом к бегству является отрицание идола; и с падением идола, какой бы недостаток положительной радости ни оставался, наступает также падение хныканья и сжимающегося настроения.Когда зло просто воспринимается как таковое, люди могут быстро справиться, так как их отношения с ним тогда будут только практическими. Он больше не вырисовывается так призрачно, он теряет все свое преследующее и озадачивающее значение, как только разум атакует его отдельные экземпляры и перестает беспокоиться об их происхождении от «единой и неповторимой Силы».
Итак, здесь, на этой стадии простого освобождения от монистических суеверий, потенциальный самоубийца уже может получить обнадеживающие ответы на свой вопрос о ценности жизни.У большинства мужчин есть инстинктивные источники жизненной силы, которые благотворно отзываются, когда сваливается бремя метафизической и бесконечной ответственности. Уверенность в том, что теперь вы можете уйти из жизни, когда захотите, и что это не будет кощунственно или чудовищно, сама по себе огромное облегчение. Мысль о самоубийстве больше не является проблемой и навязчивой идеей.
«Эта маленькая жизнь — все, что мы должны вынести;
Святейший мир могилы непреложен », —
говорит Томсон; добавив: «Я размышляю над этими мыслями, и они меня утешают.«Между тем мы всегда можем выдержать это на двадцать четыре часа дольше, хотя бы для того, чтобы посмотреть, что будет в завтрашней газете или что принесет следующий почтальон.
Но даже в пессимистически настроенном уме могут пробудиться гораздо более глубокие силы, чем это простое витальное любопытство; ибо там, где импульсы любви и восхищения мертвы, импульсы ненависти и борьбы по-прежнему будут откликаться на соответствующие призывы. Это зло, которое мы так глубоко чувствуем, мы можем помочь свергнуть; поскольку его источники, теперь, когда за ними нет «Субстанции» или «Духа», конечны, и мы можем разбираться с каждым из них по очереди.Поистине замечательный факт, что страдания и невзгоды, как правило, не ослабляют любви к жизни; они, напротив, как правило, придают ему более острую изюминку. Верховный источник меланхолии — насыщение. Потребность и борьба — вот что нас волнует и вдохновляет; наш звездный час — вот что приносит пустоту. Не евреи плена, но евреи дней славы Соломона — это те, от кого исходят пессимистические высказывания в нашей Библии. Германия, когда ее топтали под копытами солдат Бонапарта, создавала, пожалуй, самую оптимистичную и идеалистическую литературу, какую только видел мир; и только после того, как после 1871 года были распределены французские «миллиарды», пессимизм охватил страну в том виде, в каком мы ее видим сегодня.История нашей собственной расы — это длинный комментарий о бодрости, которая приходит с борьбой с недугами. Или возьмем вальденсов, о которых я в последнее время читал, как примеры того, что терпят сильные мужчины. В 1483 году папская булла Иннокентия VIII. повелел их истребить. Он освобождает тех, кто должен вступить в крестовый поход против них, от всех церковных мучений и наказаний, освобождает их от любой клятвы, узаконивает их право собственности на все имущество, которое они могли незаконно приобрести, и обещает прощение грехов всем, кто убьет еретиков.
«Нет города в Пьемонте, — говорит писатель Водуа, — где некоторые из наших братьев не были бы казнены. Джордан Тербано был заживо сожжен в Сузах, Ипполит Россиеро в Турине, восьмидесятилетний Майкл Гонето — в Сарсене; Вилермина Амбросио повесили на Коль-ди-Меано; Хьюго Чиамбс из Фенестрелле вырвали внутренности из его живого тела в Турине; Петру Геймарали из Боббио аналогичным образом вырезали внутренности в Люцерне, а на их место вонзили свирепую кошку, чтобы мучить его дальше; Мария Романо была заживо похоронена в Рокка-Патия; Магдалена Фауно постигла та же участь в Сан-Джованни; Сусанна Мишелини была связана по рукам и ногам и брошена умирать от холода и голода на снегу в Сарсене; Бартоломео Фаш был ранен сабли, раны залили негашеной известью, и он погиб в агонии на Пениле; Даниэлю Мишелини вырвали язык в Боббо за то, что он прославил Бога; Джеймс Баридари погиб, покрытый серными спичками, которые были зажаты в его плоть под ногти между пальцами, в ноздрях, в губах и по всему телу, а затем загорелись; Даниэль Ровелли набил себе рот порохом, который при зажигании разнес ему голову на куски… Сара Ростиноль была разрезана от ног до груди и оставлена умирать на дороге между Эйралом и Люцерной; Анна Шарбонье была пронзена и перенесена на щуке из Сан-Джованни в Ла-Торре ».
Und dergleicken mehr! В 1630 году чума унесла половину населения Водуа, в том числе пятнадцать из семнадцати пасторов. Места для них были предоставлены из Женевы и Дофини, и весь народ Водуа выучил французский язык, чтобы следовать их услугам.Более чем однажды их число падало из-за непрекращающихся преследований с обычных двадцати пяти тысяч до примерно четырех тысяч. В 1686 году герцог Савойский приказал трем тысячам оставшихся отказаться от веры или покинуть страну. Отказываясь, они сражались с французской и пьемонтской армиями, пока только восемьдесят их бойцов не остались живы или не были захвачены в плен, когда они сдались и были отправлены в целости и сохранности в Швейцарию. Но в 1689 году, поощряемые Вильгельмом Оранским и возглавляемые одним из их пасторов-капитанов, от восьмисот до девяти сотен из них вернулись, чтобы снова завоевать свои старые дома.Они пробивались к Боби, их численность за первые полгода сократилась до четырехсот человек, и они встретили все силы, посланные против них, пока, наконец, герцог Савойский, отказавшись от союза с мерзостью запустения Людовиком XIV, не восстановил их. сравнительной свободе, — с тех пор они увеличивались и размножались в своих бесплодных альпийских долинах и по сей день.
Какие наши горести и страдания по сравнению с этим? Разве рассказ о такой упорной борьбе, которая велась против таких различий, не наполняет нас решимостью против наших мелких сил тьмы — машинных политиков, грабителей и прочих? Жизнь стоит того, чтобы жить, что бы она ни приносила, если только такие бои могут быть доведены до успешного завершения и наступить пяткой на горло тирану.Таким образом, к самоубийце в его предполагаемом мире разнообразного и аморального характера вы можете воззвать — и воззвать во имя того самого зла, от которого страдает его сердце, — подождать и увидеть свою часть битвы. И согласие жить дальше, которое вы просите у него в этих обстоятельствах, — это не софистическая «смирение», проповедуемое приверженцами скрывающихся религий: это не смирение в смысле лизания руки деспотического Божества. Напротив, это смирение, основанное на мужестве и гордости.До тех пор, пока ваш потенциальный самоубийца оставляет без лечения свое собственное зло, до тех пор, пока он строго не заботится о зле в абстрактном и в целом. Покорность, которую вы требуете от себя общему факту зла в мире, ваше очевидное согласие с ним — это не что иное, как убежденность в том, что зло в целом — не ваше дело, пока ваш бизнес с вашими частными злами не будет ликвидирован и улажен. вверх. Вызов подобного рода с надлежащим обозначением деталей — это вызов, который нужно сделать только для того, чтобы его приняли люди, чьи нормальные инстинкты не угасли; и ваше рефлексивное потенциальное самоубийство может быть легко побуждено им снова столкнуться с жизнью с определенным интересом.Чувство чести — вещь очень проницательная. Когда, например, мы с вами осознаем, скольким невинным животным пришлось пострадать в вагонах для скота и загонах для убоя животных и сложить свои жизни, чтобы мы могли вырасти, откормленные и одетые, чтобы сидеть здесь вместе в комфорте и продолжать жить дальше. Этот дискурс действительно освещает наше отношение к Вселенной в более торжественном свете. «Разве, — как однажды написал молодой философ Амхерста (Ксенос Кларк, ныне мертвый), — принятие счастливой жизни на таких условиях не связано с вопросом чести?» Разве мы не обязаны брать на себя некоторые страдания, самоотверженно служить своей жизнью в обмен на все те жизни, на которых построены наши? Услышать этот вопрос — значит ответить на него одним возможным способом, если у человека нормальное сердце.
Таким образом, мы видим, что простое инстинктивное любопытство, драчливость и честь могут заставить жизнь на чисто натуралистической основе казаться стоящей повседневной жизни людям, которые отбросили всю метафизику, чтобы избавиться от ипохондрии, но которые решили пока ничем не быть обязаны религии и ее более положительным дарам. Некоторые из вас могут быть склонны сказать, что это плохая промежуточная стадия; но, по крайней мере, вы должны допустить, чтобы это была честная сцена; и ни один человек не должен осмеливаться подло говорить об этих инстинктах, которые являются лучшим снаряжением нашей природы и к которым сама религия должна, в конечном счете, обращаться со своими особыми призывами.
Американский философ Уильям Джеймс
IV
И теперь, обращаясь к тому, что религия может ответить на этот вопрос, я подхожу к тому, что является душой моей беседы. Религия много значила в истории человечества; но когда с этого момента я использую это слово, я имею в виду использовать его в сверхъестественном смысле, заявляя, что так называемый порядок природы, который составляет опыт этого мира, является лишь одной частью всей вселенной, и что он простирается за пределы этот видимый мир — невидимый мир, о котором мы теперь не знаем ничего положительного, но в его отношении к которому состоит истинное значение нашей нынешней земной жизни.Религиозная вера человека (какие бы особые элементы доктрины она ни включала) для меня по существу означает его веру в существование некоего невидимого порядка, в котором можно найти объяснение загадок естественного порядка. В более развитых религиях мир природы всегда рассматривался как просто подмостки или вестибюль более истинного, более вечного мира и считался сферой образования, испытаний или искупления. В этих религиях человек должен каким-то образом умереть для естественной жизни, прежде чем он сможет войти в жизнь вечную.Представление о том, что этот физический мир ветра и воды, где восходит солнце и заходит луна, является абсолютно и в конечном итоге божественной целью и установленной вещью, мы находим только в самых ранних религиях, таких как религии большинства из них. первобытные евреи. Именно эта естественная религия (по-прежнему примитивная, несмотря на то, что поэты и люди науки, чья добрая воля превосходит их проницательность, продолжают публиковать ее в новых изданиях, адаптированных к нашим современным ушам), которая, как я сказал недавно, пострадала. окончательное банкротство по мнению круга лиц, к которым я должен причислить себя, и которых с каждым днем становится все больше.Для таких людей физический порядок природы, взятый просто так, как его знает наука, не может считаться раскрывающим какое-либо гармоничное духовное намерение. Это просто погода, как называл ее Чонси Райт, бесконечное действие и уничтожение.
Теперь я хочу, чтобы вы почувствовали, если смогу, за короткий остаток этого часа, что мы имеем право полагать, что физический порядок является лишь частичным порядком; что у нас есть право дополнить его невидимым духовным порядком, который мы принимаем на веру, если только таким образом жизнь может показаться нам более достойной того, чтобы жить снова.Но поскольку такое доверие может показаться некоторым из вас крайне мистическим и отвратительно ненаучным, я должен сначала сказать пару слов, чтобы ослабить вето, которое, по вашему мнению, наука противопоставляет нашему действию.
В человеческой природе заложены укоренившийся натурализм и материализм разума, которые могут допускать только реальные осязаемые факты. Сущность, которую называют наукой, является идолом такого типа ума.
Любовь к слову «ученый» — один из признаков, по которым вы можете узнать его приверженцев; и его краткий способ убить любое мнение, которому оно не верит, — это назвать его «ненаучным».«Следует признать, что этому нет ни малейшего оправдания. Наука сделала такие великолепные скачки за последние триста лет и так сильно расширила наши знания о природе как в целом, так и в деталях; Более того, люди науки как класс продемонстрировали такие замечательные добродетели, что неудивительно, что поклонники науки теряют голову. Соответственно, в этом самом университете я слышал, как не один преподаватель говорил, что все фундаментальные концепции истины уже найдены наукой, и что будущее имеет только детали картины, которую нужно заполнить.Но малейшего размышления о реальных условиях будет достаточно, чтобы показать, насколько варварскими являются подобные представления. Они демонстрируют такое отсутствие научного воображения, что трудно понять, как тот, кто активно развивает какую-либо область науки, может совершить такую грубую ошибку. Подумайте, сколько абсолютно новых научных концепций возникло в нашем поколении, сколько новых проблем было сформулировано, о которых раньше не задумывались, а затем взглянуть на краткость карьеры науки. Все началось с Галилея, а не триста лет назад.Четыре мыслителя со времен Галилея, каждый из которых информирует своего преемника о достижениях его собственной жизни, могли передать факел науки в наши руки, пока мы сидим здесь, в этой комнате. В самом деле, если уж на то пошло, аудитория гораздо меньшая, чем нынешняя, аудитория из пяти или шести десятков человек, если бы каждый в ней мог говорить от имени своего поколения, унесла бы нас в черное неизвестное человеческого. видов, до дней без документа или памятника, чтобы рассказать свою историю.Возможно ли, что такое грибное знание, такой рост в одночасье, может представлять собой нечто большее, чем мельчайший проблеск того, чем на самом деле окажется Вселенная, если ее правильно понять? Нет! наша наука — капля, наше невежество — море. Что бы еще можно было сказать наверняка, это, по крайней мере, несомненно, — что мир нашего нынешнего естественного знания окутан большим миром какого-то рода, остаточные свойства которого мы в настоящее время не можем сформулировать положительной идеей.
Агностический позитивизм, конечно, теоретически допускает этот принцип в самых сердечных терминах, но настаивает на том, что мы не должны использовать его для какого-либо практического применения.Согласно этой доктрине, мы не имеем права видеть сны или предполагать что-либо о невидимой части вселенной просто потому, что это может быть связано с тем, что нам нравится называть нашими высшими интересами. Мы всегда должны ждать разумных доказательств наших убеждений; а там, где такие доказательства недоступны, мы не должны выдвигать никаких гипотез. Конечно, это достаточно безопасная абстрактная позиция. Если бы мыслитель не интересовался неизвестным, не имел жизненных потребностей, чтобы жить или томиться в соответствии с тем, что содержится в невидимом мире, философский нейтралитет и отказ верить в ту или иную сторону были бы его самым мудрым сигналом.Но, к сожалению, нейтралитет не только внутренне труден, но и нереален внешне там, где наше отношение к альтернативе практично и жизненно необходимо. Это потому, что, как говорят нам психологи, вера и сомнение являются живыми установками и включают поведение с нашей стороны. Наш единственный способ, например, сомневаться или отказываться верить в то, что определенная вещь существует, — это продолжать действовать так, как будто это не так. Если, например, я отказываюсь верить, что в комнате становится холодно, я оставляю окна открытыми и не зажигаю огонь, как если бы в комнате было тепло.Если я сомневаюсь, что вы достойны моего доверия, я держу вас в неведении обо всех моих секретах, как если бы вы были недостойны того же. Если я сомневаюсь в необходимости страховать свой дом, я оставляю его незастрахованным, как если бы я считал, что в этом нет необходимости. Итак, если я не должен верить в то, что мир божественен, я могу выразить этот отказ, только отказавшись когда-либо действовать отчетливо, как если бы это было так, что может означать только действия в определенных критических случаях, как если бы это было не так, или в определенных ситуациях. нерелигиозным образом. Видите ли, в жизни неизбежны случаи, когда бездействие является разновидностью действия и должно считаться действием, а когда не быть за, значит быть практически против; и во всех таких случаях строгий и последовательный нейтралитет недостижим.
И, в конце концов, разве эта обязанность нейтралитета, в которой только наши внутренние интересы заставят нас поверить, не является самой нелепой из команд? Разве не будет чистой догматической глупостью сказать, что наши внутренние интересы не могут иметь реальной связи с силами, которые может содержать скрытый мир? В других случаях предсказания, основанные на внутренних интересах, оказались достаточно пророческими. Возьмите саму науку! Без властного внутреннего требования с нашей стороны идеальной логической и математической гармонии мы никогда не смогли бы доказать, что такая гармония скрывается между всеми щелями и пустотами грубого природного мира.Едва ли в науке установлен закон, едва ли установлен факт, которого не искали вначале, часто с потом и кровью, чтобы удовлетворить внутреннюю потребность. Мы не знаем, откуда берутся такие нужды; мы находим их в себе, и биологическая психология пока относит их только к «случайным вариациям» Дарвина.
Но внутренняя потребность верить в то, что этот мир природы является признаком чего-то более духовного и вечного, чем он сам, столь же сильна и авторитетна для тех, кто это чувствует, как внутренняя потребность в единообразных законах причинности может быть когда-либо в профессиональном плане. научный руководитель.Труд многих поколений доказал, что последнее нуждается в вещах. Почему первое тоже не может быть пророческим? И если наши потребности опережают видимую вселенную, почему это может не быть признаком существования невидимой вселенной? Короче говоря, что может помешать нам поверить в наши религиозные требования? Наука как таковая, несомненно, не имеет авторитета, поскольку она может говорить только о том, что есть, а не о том, что нет; а агностик «не поверишь без убедительных разумных доказательств» — это просто выражение (которое может делать любой) частного личного аппетита к доказательствам определенного особого рода.
Вам также могут понравиться «Что философствовать — это научиться умирать»
Мишель де Монтень
Теперь, когда я говорю о доверии нашим религиозным требованиям, что я имею в виду под «доверием»? Является ли слово правомерным детально определять невидимый мир, предавать анафеме и отлучать от церкви тех, чье доверие иное? Конечно, нет! Наши способности веры были даны нам не для того, чтобы вместе с тем делать ортодоксии и ереси; они были даны нам на жизнь.А доверять нашим религиозным требованиям означает, прежде всего, жить в их свете и действовать так, как если бы невидимый мир, который они предполагают, был реальным. Это факт человеческой природы, что люди могут жить и умирать с помощью веры, не имеющей единой догмы или определения. Голая уверенность в том, что этот естественный порядок не окончательный, а всего лишь знак или видение, внешняя инсценировка многоэтажной вселенной, в которой последнее слово остается за духовными силами и вечны, — этой голой уверенности для таких людей достаточно, чтобы сделать кажется, что жизнь стоит того, чтобы жить, несмотря на все противоречащие предположения, вытекающие из ее обстоятельств на естественном уровне.Однако разрушьте эту внутреннюю уверенность, сколь бы она ни была, и весь свет и сияние бытия погаснут для этих людей одним махом. Достаточно часто тогда проявляется безумный взгляд на жизнь — суицидальное настроение.
И теперь приложение приходит прямо домой к вам и мне. Вероятно, почти каждому из нас здесь стоило бы прожить самую неблагоприятную жизнь, если бы мы только могли быть уверены, что наша храбрость и терпение в отношении нее заканчиваются, заканчиваются и приносят плоды где-то в невидимом духовном мире.Но если допустить, что мы не уверены, следует ли из этого, что простое доверие к такому миру — рай для глупцов и лубберленд, или, скорее, это жизненная позиция, которой мы можем позволить себе потворствовать? Что ж, мы вправе доверять на свой страх и риск всему, что не является невозможным и может привести к аналогии в его пользу. То, что мир физики, вероятно, не абсолютен, подтверждают все сходящиеся воедино многочисленные аргументы в пользу идеализма; и что вся наша физическая жизнь может быть пропитана духовной атмосферой, измерение бытия, которое у нас в настоящее время нет органа для восприятия, ярко подсказывает нам аналогия с жизнью наших домашних животных.Наши собаки, например, находятся в нашей человеческой жизни, но не в ней. Они ежечасно становятся свидетелями внешней совокупности событий, внутренний смысл которых не может быть раскрыт их разуму никакими возможными действиями, — событий, в которых они сами часто играют решающую роль. Мой терьер, например, кусает дразнящего мальчика, а отец требует возмещения ущерба. Собака может присутствовать на каждом этапе переговоров и видеть уплаченные деньги, не подозревая, что все это означает, не подозревая, что это имеет к нему какое-то отношение; и он никогда не может знать в своей естественной собачьей жизни.Или возьмем другой случай, который произвел на меня сильное впечатление, когда я был студентом-медиком. Представьте себе бедную собаку, которую проводят вивисекции в лаборатории. Он лежит привязанным к доске и кричит на своих палачей, а для своего темного сознания буквально в аду. Он не может увидеть ни единого искупающего луча во всем этом деле; и все же все эти кажущиеся дьявольскими событиями события часто управляются человеческими намерениями, с которыми, если бы его бедный сумрачный ум мог только мельком увидеть их, все, что в нем было героическим, было бы религиозно уступчивым.Исцеляющая истина, облегчение будущих страданий зверя и человека должны быть куплены ими. Это может быть действительно процесс искупления. Лежа на спине на доске, он может выполнять функции, несоизмеримо более высокие, чем те, которые допускает благополучная собачья жизнь; и тем не менее, во всем спектакле эта функция — единственная часть, которая должна оставаться абсолютно за пределами его понимания.
А теперь перейдем от этого к жизни человека. В жизни собаки мы видим мир, невидимый для него, потому что живем в обоих мирах.В человеческой жизни, хотя мы видим только наш мир и его мир внутри него, все же, охватывая оба этих мира, может быть еще более широкий мир, такой же невидимый для нас, как наш мир для него; и вера в этот мир может быть самой важной функцией, которую должны выполнять наши жизни в этом мире. Но «может быть! Может быть!» теперь можно слышать презрительные возгласы позитивиста; «Какая польза может быть от научной жизни для может быть?» Что ж, отвечаю я, сама «научная» жизнь имеет прямое отношение к возможностям, а человеческая жизнь в целом имеет к ним самое непосредственное отношение.Поскольку человек олицетворяет что-либо и вообще является продуктивным или исходным, можно сказать, что вся его жизненная функция имеет дело с мэбами. Не одерживается победа, не совершается деяние верности или храбрости, кроме как при случае; ни услуга, ни акция щедрости, ни научное исследование, ни эксперимент, ни учебник — это не может быть ошибкой. Мы вообще живем только тем, что рискуем от одного часа к другому. И довольно часто наша вера в несертифицированный результат — единственное, что делает результат реальностью.Предположим, например, что вы поднимаетесь на гору и заняли позицию, из которой единственный выход — ужасный прыжок. Верьте, что у вас все получится, и ваши ноги настроены на это достижение. Но не верьте себе и думайте обо всех приятных вещах, которые вы слышали от ученых о «майбах», и вы будете колебаться так долго, что, наконец, весь расшатанный и дрожащий, бросившись в мгновение отчаяния, вы катитесь в бездне. . В таком случае (а это относится к огромному классу), часть мудрости, а также отваги состоит в том, чтобы верить в то, что соответствует вашим потребностям, поскольку только с помощью такой веры потребность удовлетворяется.Откажитесь верить, и вы действительно будете правы, потому что погибнете безвозвратно. Но верьте, и вы снова будете правы, потому что вы спасете себя. Вы делаете одну или другую из двух возможных вселенных истинными своим доверием или недоверием — обе вселенные были только, возможно, в данном случае до того, как вы внесли свой вклад.
Мне кажется, что вопрос о том, стоит ли жить, подчиняется условиям, логически очень похожим на эти. Это действительно зависит от вас, печень.Если вы уступите кошмару и увенчаете злое здание своим самоубийством, вы действительно сделаете картину полностью черной. Пессимизм, дополненный вашим поступком, вне всяких сомнений верен для вашего мира. Ваше недоверие к жизни устранило все, что могло дать ей ваше собственное продолжительное существование; и теперь, во всей сфере возможного влияния этого существования недоверие доказало свою силу предсказания. Но предположим, с другой стороны, что вместо того, чтобы уступить место кошмару, вы цепляетесь за то, что этот мир не является ультиматумом.Предположим, вы обнаружите, что, по словам Вордсворта, у вас очень хороший источник —
.«Рвение и добродетель существовать верою
Как солдаты живут мужеством; как, силой
Сердцем моряк сражается с ревом морей ».
Предположим, как бы густо зло ни толпилось на вас, что ваша непобедимая субъективность окажется им равной и что вы обнаружите более чудесную радость, чем может принести любое пассивное удовольствие, доверяя когда-либо большему целому.Разве вы не сделали жизнь достойной того, чтобы жить на этих условиях? Что на самом деле было бы в жизни с вашими качествами, готовыми к борьбе с ней, если бы она принесла только хорошую погоду и не давала вашим высшим способностям простора? Пожалуйста, помните, что оптимизм и пессимизм — это определения мира, и что наши собственные реакции на мир, какими бы маленькими они ни были, являются неотъемлемыми частями целого и обязательно помогают определить это определение. Они могут даже быть решающими элементами при определении определения.Нестабильное равновесие большой массы может быть нарушено добавлением веса пера; смысл длинной фразы может быть изменен добавлением трех букв n-o-t. Мы можем сказать, что эта жизнь стоит того, чтобы прожить ее, поскольку это то, чем мы занимаемся с моральной точки зрения; и мы полны решимости добиться успеха с этой точки зрения, поскольку мы имеем к этому какое-либо отношение.
Итак, в этом описании верований, которые подтверждают себя, я предположил, что наша вера в невидимый порядок — это то, что вдохновляет те усилия и то терпение, которые делают этот видимый порядок полезным для нравственных людей.Наша вера в добро видимого мира (добро, которое теперь означает пригодность для успешной нравственной и религиозной жизни) подтвердила себя, опираясь на нашу веру в невидимый мир. Но подтвердится ли аналогичным образом наша вера в невидимый мир? Кто знает?
И снова это случай «может быть»; И снова суть ситуации — это «возможно». Признаюсь, я не понимаю, почему само существование невидимого мира не может частично зависеть от личной реакции, которую любой из нас может дать на религиозный призыв.Короче говоря, сам Бог может черпать жизненную силу и рост самого существа из нашей верности. Со своей стороны, я не знаю, что означают пот, кровь и трагедия этой жизни, если они имеют в виду что-то иное, кроме этого. Если эта жизнь не будет настоящей битвой, в которой успехом для вселенной вечно что-то приобретается, то это не лучше, чем игра в частных театральных постановках, от которой можно отказаться по своему желанию. Но это похоже на настоящую битву, как если бы во вселенной было что-то действительно дикое, что мы, со всеми нашими идеалами и верностью, должны искупить; и в первую очередь избавить наши сердца от атеизма и страхов.Для такой полудикой, полусохраненной вселенной приспособлена наша природа. Самая глубокая вещь в нашей природе — это Бинненлебен (как недавно назвал его немецкий врач), эта тупая область сердца, в которой мы живем наедине со своими желаниями и нежеланиями, нашей верой и страхами. Как сквозь трещины и щели пещер из недр земли бьют воды, которые затем образуют истоки источников, так и в этих сумеречных глубинах личности берут свое начало источники всех наших внешних поступков и решений.Вот наш самый глубокий орган общения с природой вещей; и по сравнению с этими конкретными движениями нашей души все абстрактные утверждения и научные аргументы — например, вето, которое строгий позитивист налагает на нашу веру, — звучат для нас как простой стук зубов. Ибо здесь возможности, а не законченные факты — это реальности, с которыми мы должны активно иметь дело; и процитирую моего друга Уильяма Солтера из Филадельфийского этического общества, «поскольку суть мужества заключается в том, чтобы поставить свою жизнь на карту возможности, поэтому сущность веры — верить в то, что такая возможность существует.«
Итак, это мои последние слова к вам: Не бойтесь жизни. Верьте, что жизнь стоит того, чтобы жить, и ваша вера поможет создать факт. «Научное доказательство» вашей правоты может быть неясным до того, как наступит судный день (или некая стадия существования, символом которой может служить это выражение). Но верные борцы этого часа или существа, которые тогда и там будут их представлять, могут затем обратиться к слабонервным, которые здесь отказываются продолжать, со словами, подобными тем, с которыми говорил Генрих IV.- поздоровался с опоздавшим Крильоном после того, как была одержана великая победа: «Повесись, храбрый Крильон! Мы сражались при Арке, а тебя там не было».
Самоубийство, Уильям Джеймс, СмертьJustin Bieber — Life Is Worth Living текст и перевод песни
Оказался на перекресткеПопытайтесь выяснить, в какую сторону пойти
Как будто ты застрял на беговой дорожке
Бег там же
Теперь у вас включены аварийные огни
Надеясь, что кто-нибудь замедлит
Молитва о чуде
Кто явит вам благодать?
Были пара долларов и четверть баллона бензина
Впереди долгий путь
Видно, что грузовик остановил
Бог послал ангела на помощь
Он дал вам направление
Показал, как читать карту
Для этого долгого пути впереди
Сказал, что это никогда не превышает
О, даже среди сомнений
Жизнь стоит того, чтобы жить, оу или оу
Жизнь стоит того, чтобы жить, так что проживи другой день
Смысл прощения
Люди делают ошибки, это не значит, что ты должен уступать
Жизнь — это стоит снова жить
Отношения на горнолыжном склоне
Лавина спускается медленно
У нас есть достаточно времени, чтобы спасти эту любовь?
Похоже на апрельскую метель
Потому что у меня такое холодное сердце
Катание на коньках по тонкому льду
Но оно достаточно сильное, чтобы удержать нас
Видел ее крик и крик
Взрыв нас обоих
Срывая друг друга
Когда я думал, что это было больше
Бог послал ангела, чтобы помочь нам, да
Он дал нам направление, показал нам, как продержаться
Для этого долгого пути впереди
Сказал, что это никогда не закончится
Нет, даже посреди Сомневаюсь
Жизнь стоит того, чтобы жить, ou ou ou ou
Жизнь стоит того, чтобы жить, так что проживи еще один день
Смысл прощения
Люди делают ошибки, это не значит, что вы должны уступать
Жизнь стоит того, чтобы жить снова, о, стой о
Жизнь стоит того, чтобы жить снова
Что я получаю от своего размышления
Это другое восприятие
От того, что может увидеть мир
Они пытаются меня распять
Я не идеален, не буду отрицать
Моя репутация на кону
Итак, я работаю над улучшением себя
Жизнь стоит жить, о да
Жизнь стоит того, чтобы жить, так что проживи еще один день
Смысл прощения
Люди делают ошибки
Только Бог может судить меня
Жизнь стоит того, чтобы жить снова
Еще один день
Жизнь стоит того, чтобы жить снова
Когда депрессия заставляет задуматься, стоит ли жить, прочтите это
Ночи — худшие для многих людей, страдающих депрессией.Слишком много времени для размышлений, слишком много времени в одиночестве и слишком много тьмы. Большинство моих друзей знают об этом, но это сложно, когда они не бодрствуют или если я знаю, что они делают что-то еще, я не хочу их беспокоить. Тем не менее, иногда мне приходится. Иногда мне просто нужно, чтобы кто-то сказал мне, что жизнь стоит того, чтобы жить. Депрессия — это чудовище, которое наполняет вашу голову ложью, пока она не станет вашей правдой. И его самая мощная, самая опасная и самая заразительная ложь состоит в том, что ваша жизнь не имеет ценности и не стоит того, чтобы жить.
Эта ложь становилась моей правдой на долгие годы. Иногда это задерживается в моей голове всего на несколько часов, но иногда это происходит изо дня в день в течение недель, даже месяцев. «Вы не заслуживаете быть здесь, вы этого не заслуживаете. Почему ты продолжаешь пытаться? Тебе не станет лучше и никогда не станет. Просто. Давать. Вверх. Уже.» Он кричит на тебя, это оглушительно. И даже если вы не верите, когда кто-то говорит вам, что жизнь стоит того, чтобы жить, что ваша жизнь стоит того, что они хотят, чтобы вы были здесь, — это мощно.
Однажды была ночь, когда эта ложь была такой громкой, что я не мог слышать свои мысли. Я был в отчаянии, и хотя мне было жаль, что я протянул руку, я умолял кого-то просто сказать мне, что оно того стоит. Она сказала: «Да, абсолютно да» и планировала взять со мной еду, когда я вернусь в школу. Одно это напоминание так много значило для меня, а затем она прислала мне это:
«Если до тех пор вы вообще сомневаетесь в жизни, я хочу, чтобы вы перечитывали это сообщение снова и снова, пока все не станет хорошо.Потому что я хочу увидеть тебя в понедельник, и я увижу тебя. Это даже не вопрос «.
Она не сказала: «Поднимитесь, с тобой все будет в порядке» или даже чего-то столь же простого, как «Отлично, до встречи!» Она позаботилась достаточно, чтобы понять, что я протягиваю руку, потому что мне так больно, и эта боль не могла исчезнуть в мгновение ока. Она сказала: «Я увижу тебя. Это даже не вопрос «. Смерть и побег были даже не такими возможностями, как я, возможно, хотел, потому что она не собиралась даже думать о том, что я не доживу до понедельника.И если кто-то верил в меня так сильно, больше, чем я верил в себя в то время, тогда, возможно, жизнь стоила того, чтобы жить.
Я здесь, чтобы сказать вам, что ваша жизнь стоит того, чтобы жить, что я верю в вас. Я знаю, что мы не знакомы, но я знаю, что все или кто-либо, говорящий вам об обратном, лжет. Депрессия — это манипулятивный и злонамеренно убедительный лжец, и я знаю, как легко поверить его лжи. Но это всего лишь ложь. Правда в том, что вы красивы. Истина в том, что впереди есть надежда, свет и радость, как бы вы ни не верили в это прямо сейчас.Правда в том, что вы этого достойны, и ваша жизнь того стоит. Подожди еще немного, мой друг.
Если вам или вашим знакомым нужна помощь, посетите нашу страницу ресурсов по предотвращению самоубийств .
Если вам нужна поддержка прямо сейчас, позвоните в Национальную линию помощи по предотвращению самоубийств по телефону 1-800-273-8255 , в проект Trevor по телефону 1-866-488-7386 или позвоните в Crisis Text Выполните линию, отправив текстовое сообщение «СТАРТ» на номер 741741.
Мы хотим услышать вашу историю. Станьте могущественным участником здесь .
Getty Images фото через sanjagrujic
Мнение | Жизнь с ограниченными возможностями — это жизнь, на которую стоит жить
Действительно, придумывать альтернативные методы нормальной жизни — это проблема. Но когда это работает, О, как хорошо! Какое торжество и освобождение! Я горжусь своей настойчивостью и творческими способностями справляться с трудностями.
Конечно, временами я впадаю в уныние.Я впадаю в то, что называю «синдромом бесполезного калека». Большинство моих трудоспособных современников находятся на пике своей карьеры, а я только живу. Я не должен жаловаться, говорю я себе. Безработица среди инвалидов сокрушительно высока.
Из-за этого я чувствую позитивное желание использовать каждый день, когда я не застрял в постели с респираторной инфекцией или другим недугом. Да, это может сделать меня слишком успешным. Я с отличием окончил Гарвард в 21 год. Я стал финансовым журналистом, и мои эссе были опубликованы в крупных публикациях, в том числе в этой.Моя вторая книга выйдет в следующем году. Я говорю все это не для того, чтобы хвастаться. Дело в том, что я хочу сделать все, что могу, пока у меня еще есть способности. Я могу чувствовать себя хорошо сегодня, но я не могу рассчитывать на завтра — или даже через час. Я видел, как слишком много друзей из числа людей с ограниченными возможностями гибнет слишком рано.
Вскоре после шока, вызванного несчастным случаем со смертельным исходом Лори, стало известно о 14-летней девушке из Висконсина с S.M.A., Джерике Болен, которая планировала покончить с собой, отказавшись от поддерживающего ее лечения.Всего несколько недель назад она умерла. В новостях говорилось, что Джерика утешила обещание загробной жизни, в которой она сможет свободно передвигаться и избежать постоянной физической боли.
Моя реакция на это сильная, и ее трудно выразить. Я рос с инвалидностью и часто оставался изолированным. Чувствуя себя обесцененным сверстниками, не веря в свое будущее, я испытывал периодическую, но глубокую депрессию. Можно выдержать столько операций, столько телесных предательств, столько отказов, прежде чем сдаться.Даже сегодня я могу перевернуться от ужаса из-за зуда, который я не могу почесать, или от кусочка еды, который не могу проглотить, до почти невероятной радости, если мне удастся прочистить горло без посторонней помощи или проехать на своем моторизованном инвалидном кресле по многолюдной улице. . Как инвалиды, мы бесконечно сталкиваемся с обстоятельствами, не зависящими от нас.
Не смею судить Джерику Болен. Я не знаю всей ее ситуации. Но я действительно хотел бы, чтобы она нашла волю к жизни. Я опечален — как и многие другие с С.А и некоторые группы по защите прав людей с ограниченными возможностями — думать, что другие могут настолько устать или опасаться, что последуют ее примеру. Я надеюсь, что она получила такой же уровень вмешательства, как любой другой 14-летний суицидальный подросток. Хотел бы я рассказать ей о психологической алхимии, которая может превратить разочарование во внутреннее топливо. Если бы у меня была возможность, я бы сказал ей, что обществу тоже нужны инвалиды.
Стоит ли жить? Прагматическая фраза «может быть» Уильяма Джеймса
: «Лучшее использование жизни — это тратить ее на то, что переживет ее.’- Уильям Джеймс, Мысль и характер Уильяма Джеймса (1935)
Год назад, поздно вечером в ноябре, я решил пройти семь миль от моего отеля на Манхэттене до книжного магазина Brooklyn Community Bookstore. Это был прохладный день, на пороге вечера, в момент, когда вещи, даже грязные нью-йоркские, кажется, светятся, и я был так занят осмотром, что почти не заметил маленького белого знака, кто-то разместил у подножия Бруклинского моста.Зеленая надпись была недавно нарисована и гласила: «ЖИЗНЬ СТОИТ ЖИЗНЬ».
Для многих людей ценность жизни никогда не ставится под сомнение. Это никогда не становится темой для разговоров или дебатов. Жизнь просто прожита, пока ее не стало. Но что-то меня беспокоило: если ценность жизни так очевидна, зачем вообще была вывешена эта табличка? Это потому, что некоторые из нас иногда оказываются на вершине моста, обдумывая быстрое и фатальное путешествие вниз. Спустя десятилетия после борьбы с депрессией в 1870 году американский философ Уильям Джеймс написал философу и поэту Бенджамину Полу Бладу, что «ни один человек не образован, если бы никогда не думал о самоубийстве».
В 1770-х годах Дэвид Хьюм, один из интеллектуальных героев Джеймса, утверждал, что самоубийство не следует рассматривать как незаконное или аморальное, поскольку оно не причиняет вреда никому, кроме преступника, и во многих случаях может облегчить большие страдания. Романтизм, возникший в последующем поколении мыслителей, только углубил понимание того, что жизнь и смерть должны определяться свободно, страстными людьми. Если вы хотели внезапно уйти из жизни, сделав последний выбор, это во многом зависело от вас.Одной из любимых книг Джеймса в молодости, которая, вероятно, только усугубила его чувство экзистенциальной незащищенности, была скорбей молодого Вертера (1774), рассказ Гете о персонаже, который убивает себя на острие любовного треугольника. Возможно, жизнь так глубоко режет, что сбежать можно понять, даже респектабельно. Более вероятно, что романтики — и Джеймс — иногда рассматривали самоубийство как способ овладеть жизнью, контролировать ее махинации, положив им конец.Мы все бесконтрольно скатываемся к могиле. Может лучше выбрать отвалится.
К моему удивлению и радости, проходы на мосту были пусты. Я бы имел представление о себе. С максимальной высотой 276 футов (84 метра) он когда-то считался одним из семи чудес индустриального мира. Во время его строительства погибли 27 рабочих, прежде чем оно было завершено в 1883 году; два года спустя Роберт Одлум стал первым человеком, спрыгнувшим с моста. Инструктор по плаванию, который хотел доказать, что спуск по воздуху на большой скорости не обязательно был фатальным, он, к сожалению, умер.В следующем столетии около 1500 человек последовали Одлуму по разным причинам. Я не уверен, сколько людей спасает этот знак, но я склонен думать, что он крайне неэффективен.
Наверху было холодно. Я посмотрел на Статую Свободы в гавани, а затем снова на Манхэттен, где вырос Джеймс. Затем я посмотрел вниз. В этом была ужасающая свобода — выбор жить и умереть в определенный момент, поскольку время бесконечно тянется в любом направлении.Я читал Джеймса большую часть своей сознательной жизни, но эта свобода все еще имеет свою привлекательность. Я думаю, так будет всегда. В первом десятилетии 20-го века Джеймс развил американский прагматизм, философию, согласно которой истину следует оценивать по ее практическим последствиям. Это была мировая философия, которая, по сути, должна была сделать жизнь более пригодной для жизни. И так оно и есть по большей части. Но если прагматизм и спасет вашу жизнь, то никогда не раз и навсегда. Это философия, которая остается настроенной на переживания, отношения, вещи и события, даже если они трагические.В то время как Джеймс иногда пренебрежительно относился к пессимизму Артура Шопенгауэра (и отказывался отдать цент мемориалу в честь немецкого философа XIX века), посмертные произведения Джеймса демонстрируют глубокое уважение к готовности мрачного мыслителя смотреть ясными глазами в мрак человеческой жизни. существование. В этом жестоком противостоянии с быстро надвигающейся тьмой было что-то вроде храбрости.
По словам Джеймса, знак внизу моста должен быть перекрашен или, по крайней мере, исправлен: ЖИЗНЬ СТОИТ ЖИТЬ — МОЖЕТ БЫТЬ.Как он сказал толпе молодых людей из Гарвардской YMCA в 1895 году: «Стоит ли жить? Все зависит от печени ». Каждый из нас буквально должен делать из жизни« то, что мы хотим ». В наши дни, когда я смотрю вниз с большой высоты, я почти всегда вспоминаю Стива Роуза, молодого чернокожего выпускника факультета психологии, который бросился из зала Уильяма Джеймса в Гарвардском университете в 2014 году. спасли его — предположение, что он все еще отвечает за свою жизнь, что решение покончить со всем этим может быть разумным, даже респектабельным, но также была возможность продолжать жить.Возможность была здесь — тем не менее, всегда, даже в этом дерьме и злобе — для него, чтобы исследовать. Возможно, он думал, что решение умереть было единственным свободным решением в его распоряжении, но Джеймс всегда предполагал, что могут быть другие варианты.
Для большинства людей свобода воли может быть реализована любым количеством способов (которые не обязательно должны включать самоубийство), и во многих из этих случаев можно выбрать воплощение новых привычек мысли и действия. Если значимая свобода кажется уклончивой или нереальной, у большинства из нас по-прежнему есть выбор, что смотреть, а что смотреть в прошлое.Это тоже может иметь смысл. «Искусство быть мудрым, — предположил Джеймс, — это искусство знать, что нужно упустить». Возможно, эти возможности могли сохранить жизнь Роуз даже дольше, чем они. Может быть нет. Не берусь быть уверенным.
Я думаю, что один из верных способов сбить с толку прыгунов — это притвориться, будто вы знаете то, чего они не знают: что жизнь имеет безусловную ценность и что им не хватает чего-то столь очевидного. На выступе, я подозреваю, они заметили в этом утверждении некоторую глубокую незащищенность или высокомерие.И они могут прыгнуть, чтобы доказать, что вы неправы. Потому что на самом деле вы ошибаетесь. В последней просьбе Джеймса в своем эссе «Об одной слепоте у людей» (1899) он напомнил своим читателям, что они часто не имеют представления о том, как другие люди ощущают смысл своей жизни. Лучше оставить это «может быть».
Уильям Джеймс от его сына, Александра Робертсона Джеймса. Коллотип, бумага. Предоставлено Национальной портретной галереей, Смитсоновский институт.Я смотрел через воду, когда солнце скользило по городу.Наступит ночь, и миллион звезд снова будут соревноваться с миллионом электрических огней. В краткосрочной перспективе победит электрическое освещение. Но в неопределенно долгой перспективе звезды будут. Между этими полюсами можно только догадываться. На данный момент я считаю, что «может быть» Джеймса — открытый вопрос о ценности жизни — является правильным или, по крайней мере, для меня, потому что он отображает мою экзистенциальную ситуацию как ситуацию, которая не всегда полностью продается ценностями жизни. Я думаю, что это также правильно, потому что его «может быть» примерно соответствует открытому вопросу о космосе.Все, от мельчайших эукариотических существ до самых сложных органических систем, находится в процессе собственных предположений, что является первым протологическим шагом в том, что мы, люди, называем «умозаключениями». Без правильных догадок не было бы ничего лучше адаптации или роста, а для нас не было бы ничего подобного значению.
Джеймс последовал примеру своего друга и коллеги-американского философа Ч. С. Пирса, считая, что мир изобилует гипотезами, «возможными вещами», которые делают возможной жизнь во всех ее многочисленных формах и делают наши жизни более ценными.Для Джеймса звезды не горят, а тем более появляются в полном порядке, а человеческие жизни не улажены заранее. Как писал Ральф Уолдо Эмерсон в своем эссе «Круги» (1841), одном из любимых Джеймса: «Позвольте мне напомнить читателю, что я всего лишь экспериментатор». «Может быть» остается постоянным или таким же постоянным, как «может быть». . И это к лучшему. Это дает нам возможность наблюдать, ожидать и испытывать. Постоянные вариации порождают постоянное удивление, и для Джеймса этого чувства тайны — случайности — было достаточно, чтобы довести его до конца, когда другие практические меры не помогли.«Нет ничего более характерного в человеческой природе, — утверждал зрелый Джеймс, — чем его готовность жить на волю случая. Наличие шанса имеет значение … между жизнью, лейтмотивом которой является смирение, и жизнью, лейтмотивом которой является надежда ».
Если вы сбросите что-то с моста в воду внизу, оно вырвется из поверхности и немедленно исчезнет. Просто G-O-N-E, четырехбуквенное окончательное слово, например «мертвый», «судьба» или «потерянный». У вас нет шансов вернуть его или сохранить, как бы вы ни старались.На протяжении многих лет я часто представлял, каково это потерять что-то драгоценное в глубокой воде, что-то гораздо более ценное, чем ключи или телефон. Что касается небольших материальных объектов, я подозреваю, что мало надежды на сохранение чего-либо. И я допускал возможность, что так обстоит дело со всем: ключами, телефонами, кошельками и жизнями. Может, все просто бесследно улетает. Некоторых философов вполне устраивало бы такое объяснение — что все находится в процессе исчезновения, что в конце космического дня ничего не останется.Я просто не один из этих философов. И Джеймс тоже. Уверенность в этом фатализме противоречит его «может быть» и противоречит надежде, без которой мне трудно жить.
Отнесите какой-нибудь предмет — небольшой камень или телефон — к мелкой реке. Добавьте его. В тихий вечер рябь все еще движется, продолжает расти, когда объект останавливается на дне. Разрушение в точке входа исчезает первым, но последствия события излучаются концентрически, даже когда они рассеиваются.В узкой реке с крутыми берегами волны ударяются о берег, отскакивают к центру и уходят на противоположный берег. Маленькие возмущения реальны, независимо от нашей способности их чувствовать. Что-то осталось.
«Наша жизнь — это обучение истине, что вокруг каждого круга может быть нарисован другой», — писал Эмерсон в «Кругах». Спустя пятьдесят лет после публикации эссе Джеймс закончил Принципов психологии (1890), в которых он разработал модель самости, напоминающую излучаемые сферы.В центре было «материальное я», наши тела и материальные блага. Это часто рассматривается как самый конкретный аспект нашей жизни, но, по мнению Джеймса, он также является и самым поверхностным. Обычно мы готовы отказаться от своих материальных состояний ради следующего кольца, того, что он называет «социальным я», признания, получаемого от друзей, семьи и любимых. Наконец, объясняет Джеймс, существует «духовное я», которое ищется или переживается в «интеллектуальных, моральных и религиозных устремлениях».Это самый обширный аспект самости, самый дальновидный, но также для многих из нас самый тонкий и которым легко пренебречь. Это волна, которая имеет значение, даже если она не полностью обнаружена или сформулирована.
В последнее десятилетие своей жизни Иаков продолжал отстаивать позицию, согласно которой человек может быть мерой всего. «Я сам твердо не верю, что наш человеческий опыт — это наивысшая форма опыта, существующая во Вселенной». Волны поднимаются, ударяются о противоположный берег и возвращаются — мягко.Иногда мы их чувствуем. В редких случаях это все, что мы чувствуем. По словам Джеймса, это замечательный человек, который может глубоко их чувствовать с любой регулярностью. Именно этот тип уникальных личностей занял большую часть внимания Джеймса, когда он разработал свои Гиффордские лекции по естественному богословию в Эдинбургском университете в 1901 году, серию лекций, которые стали разновидностями религиозного опыта , опубликованными в следующем году.
Джеймс никогда не был церковным человеком. По большей части его не интересовали институциональная религия или доктринальные аспекты духовного «я».Он, как всегда, был заинтересован в опыте и жизни, и в последние годы своей жизни он начал открыто думать о религиозных возможностях обоих. Он отказался ограничивать эти возможности, настаивая на разновидностях :
.Если бы кого-то попросили охарактеризовать религиозную жизнь в самых широких и самых общих терминах, можно было бы сказать, что она состоит из веры в то, что существует невидимый порядок, и наше высшее благо заключается в том, чтобы гармонично приспособиться к нему.
Это приспособление к невидимому порядку могло принимать разные формы и никогда не ограничивалось конкретной церковью, храмом или мечетью. Действительно, Джеймс искал его повсюду, пока не написал « разновидностей ». Его исследование невидимого привело его к экспериментам с психотропными препаратами, а также к духовной сфере, которую современность часто отвергает как простое шарлатанство. Сегодня, если что-то нельзя увидеть с идеальной ясностью, проще всего утверждать, что это вообще невозможно увидеть.
Когда его престарелый отец и новорожденный сын умерли в течение нескольких лет друг от друга, Джеймс и его жена Алиса попытались связаться с ними: в сентябре 1885 года Джеймс посетил Леонору Пайпер, медиум, которая стала бостонской сенсацией для якобы ченнелинга духов. У него были сомнения насчет Пайпер, но он пришел к выводу, что женщина могла обладать тем, что он назвал «сверхъестественными способностями». Джеймс по-прежнему оставался непревзойденным эмпириком и хотел более тщательно проверить эти способности. К счастью, существовала молодая организация, занимавшаяся именно этим исследованием — Джеймс стал соучредителем ее в 1885 году.
Он пошутил, что Джеймс выключил свет в комнате, чтобы могли произойти чудеса
Миссия Американского общества психических исследований заключалась в исследовании всего «сверхъестественного». Это не была какая-то маргинальная организация, но и не совсем нормальная. Один из его соучредителей, Дж. Стэнли Холл, приехал в Гарвард, чтобы работать над докторской диссертацией с Джеймсом в конце 1870-х годов, и получил первую докторскую степень по психологии в Соединенных Штатах. При поддержке Джеймса Холл организовал группу исследователей для изучения возможности таких вещей, как духовный контакт, гадательные жезлы и телепатия.Они потратили тысячи часов (я не преувеличиваю), беседуя с мистиками и ситтерами на сеансах. К 1890 году Холл ушел из организации, заключив, что парапсихология равносильна лженауке. Но другие, такие как Джеймс и его близкий друг врач Генри Боудитч, продолжили свой путь на рубеже веков. В 1909 году Джеймс размышлял о 25 годах борьбы с привидениями:
Я признаюсь, что временами у меня возникало искушение поверить в то, что создатель навеки намеревался оставить эту область природы сбивающей с толку , чтобы пробудить наши любопытства, надежды и подозрения, все в равной мере, так что хотя призраки, ясновидения и постукивания и сообщения от духов всегда кажутся существующими и никогда не могут быть полностью объяснены, они также никогда не могут быть подвержены полному подтверждению.
Природа любит прятаться. Такие люди, как Джеймс, любят искать. Несмотря на недоумение — или, возможно, из-за этого — Джеймс и его коллеги-исследователи сохраняли многозначительную, хотя и осторожную, надежду. Однако, в отличие от большинства экстрасенсов того времени, члены общества психических исследований задокументировали и опубликовали свои открытия. Ни один из них не был близок к окончательному, но они действительно помогли раздвинуть границы науки, исследуя область, которую наука не могла полностью объяснить. Этот рекорд стал журналом Общества психических исследований, для членов и ближайших соратников и Proceedings, , предназначенным для широкой публики.Меня всегда удивляет размер этих томов: всего чуть больше 17 000 страниц. Где-то между любопытством и подозрением была надежда.
Когда Джеймс начал свои психологические исследования, он хорошо разбирался в физиологии. Однако фактический, объективный метод анатома кое-что упустил в его понимании человеческой природы. Для Джеймса было потеряно кое-что важное: ощущение того, что человек — это нечто большее, чем просто связка восприятий и нервных реакций, и больше, чем просто тело, которое может исчезнуть без следа.Он надеялся, что есть что-то неземное, трансцендентное — что-то даже призрачное — свободное от ограничений нашей физической жизни. И много раз на протяжении своей жизни он высказывал предположение, что иногда можно почувствовать это «что-то», преследующее границы сознания. Еще в 1901 году Джеймс заметил: «Я серьезно верю, что общая проблема подсознательного… обещает стать одной из величайших проблем, возможно, даже самой большой проблемой психологии». «Подсознательное» часто используется как синоним «бессознательного». , но этого не должно быть.Напротив, это относится к ментальным процессам, находящимся чуть ниже порога сознания, которые часто можно почувствовать, не проявив полностью. Просто намек, мимолетное «может быть» — это все, что мы получаем, но этого часто бывает достаточно, чтобы квалифицироваться как что-то, что мы знаем, по крайней мере на мгновение. Эти скользящие удары опыта лежат в основе « разновидностей » Джеймса — они бывают самых разных форм, даже настолько, что их существование невозможно отбросить.
Американский юрист Оливер Венделл Холмс однажды пошутил, что Джеймс выключил свет в комнате, чтобы могли случиться чудеса.Думаю, что в этом есть доля правды. Это что-то вроде часто повторяемой цитаты американского автора самопомощи Уэйна Дайера: «Чудеса приходят мгновенно. Будьте готовы и желают ». Джеймс определенно всегда был готов и желал. Когда вы выключаете свет, ваши зрачки расширяются, чтобы внутрь проникало больше света. Вы не можете винить в этом Джеймса. Может быть, мы удивляемся тем, что видим. И, может быть, этого достаточно чуда. «Чудо не в том, чтобы ходить по воде», — настаивает буддийский монах Тич Нхат Хан.«Чудо состоит в том, чтобы ходить по зеленой земле в настоящий момент, ценить мир и красоту, которые доступны сейчас». Для светских скептиков это может быть предел, на который они когда-либо готовы пойти, когда дело доходит до религиозного опыта: глубоко жить, «пожить немного» в настоящем. Джеймс, однако, идет немного дальше, немного глубже, в разновидностях .
Иногда, когда вы включаете очень низкий свет, вы можете видеть вещи более ясно. Джеймс описывает такое явление, единственное, как он утверждал, которое можно назвать действительно «мистическим».Рассказывая о «часе восхищения» священника, Джеймс пишет:
Совершенная тишина ночи была взволнована более торжественной тишиной. Тьма держала в себе присутствие, которое тем более ощущалось, потому что его не видели. Я не мог больше сомневаться в существовании He , чем я. На самом деле, я чувствовал себя, если возможно, менее реальным из них двоих.
« He », по словам священнослужителя, несомненно, был иудео-христианским Богом, но то, что мы называем этим присутствием, не имело для Иакова никакого значения.« He » — очень старое слово, старше пола и пола, означающее «это здесь». «Это здесь» присутствовало, тем более что чувствовалось, потому что его не видели. Для Джеймса и его товарищей-мистиков, таких как Блад, эта история была продолжительным утешением. Как писал немецкий мистик Новалис: «Мы более тесно связаны с невидимым, чем с видимым». Это тоже возможность, и джеймсовский прагматик рад ее принять.
До того, как был построен Бруклинский мост, паром перевозил пассажиров с одного берега реки на другой.Уолт Уитмен часто бывал среди толпы. Американский поэт был одним из давних героев Джеймса, воплощением емкого «здорового ума», который он описывает в « разновидностях». Джеймс иногда ощущал возвышенное или религиозное в своих походах в Адирондак или в свидетельстве мистиков, но Уитмен мог использовать это на регулярной основе, даже во время грязной поездки на пароме, которую большинство людей сочло бы довольно неприятной поездкой на работу. . Уитмена это не раздражало. В своем стихотворении «Переправа через Бруклинский паром» (1855) он описал зрелище — переживание природы и переживание толпы людей.Оба были необъяснимыми, обнадеживающими и общими:
Другие войдут в ворота парома и переправятся с берега на берег,
Другие будут наблюдать за ходом прилива;
Другие увидят судоходство Манхэттена на севере и западе и высоты Бруклина на юге и востоке;
Остальные увидят острова большие и малые;
Через пятьдесят лет другие увидят их, когда они переходят дорогу, солнце находится на высоте получаса.
Через сто лет или даже через много сотен лет их увидят другие,
Будут наслаждаться закатом, приливом прилива, отступлением в море при отливе.
3.
Не помогает ни время, ни место — не помогает расстояние.
Джеймс прочел и перечитал это стихотворение. Это было чудо, и его хватило на все. Оказывается, что, вероятно, можно отбросить более сумасшедшие аспекты Общества психических исследований и при этом сохранить мирское переживание в духе Уитмена, сверхъестественную имманентность переправы на пароме, слишком похожей на человеческую. По крайней мере, на это была надежда Джеймса. По словам Джеймса, видения Уитмена было достаточно, чтобы «пробудить в нас любопытство, надежды и подозрения».Мир не всегда и не всегда бывает таким, каким кажется. Грязная поездка на пароме может быть больше, чем просто грязная поездка на пароме. Есть кое-что еще — по крайней мере, это возможно. Уитмен был своего рода религиозным опытом — и он сильно отличался от того, как большинство людей воспринимают мир. Размышляя о «Пересечении парома через Бруклин», Джеймс объяснил:
Когда ваш обычный бруклинец или житель Нью-Йорка, ведущий жизнь, переполненную роскошью или усталый и измученный своими личными делами, пересекает паром или поднимается по Бродвею, его фантазия , таким образом, не « улетает в краски » закат », как это сделал Уитмен, и внутренне он вообще не осознает того неоспоримого факта, что этот мир никогда нигде и никогда не содержал больше сущностной божественности или вечного значения, чем воплощается в полях зрения, над которыми его глаза так неаккуратно пройти.
Однако не стоит проявлять беспечность. К счастью, есть другие способы скоротать время и другие способы скоротать смерть. Прилив и отлив продолжают приходить и уходить. И Джеймс предполагает, что даже прагматик может время от времени ощущать успокаивающий круговорот его потока. В такие моменты у человека есть шанс быть «религиозным» в смысле слова Джеймса, войти в «состояние ума, известное религиозным людям, но никому другому, в котором воля к самоутверждению и отстаиванию своих собственных прав не имеет себе равных». были вытеснены готовностью закрыть свои рты и быть ничем в наводнениях и водяных смерчах Бога.В таком настроении то, чего мы больше всего боялись, стало обиталищем нашей безопасности… »
Я снова посмотрел на Статую Свободы и снова спустился в воду внизу. Солнце действительно садилось, и я попытался позволить себе наблюдать за ним, как и надеялись Уитмен и Джеймс, в течение нескольких минут. Достаточно долго, чтобы радоваться, что у меня еще есть шанс.
Жизнь стоит того, чтобы жить — The Comics Journal
Однажды я буду мертв, как Джек Т. Чик.
* * *
В детстве я был очень религиозным.Когда я вставал на колени, чтобы помолиться ночью, я ставил маленькие иконы Иисуса и Марии на моей кровати и вынимал небольшой молитвенник, из которого я читал. Я был прислужником, поэтому привык ориентироваться в великом справочнике знаний, который шатался на кафедре; Фактически, я читал все книги, доступные в церкви — все, даже то, что никто не читал вслух. В мисалете, например, были инструкции о том, что должно произойти, если случай или неудача сговорились представить некатолика на праздновании Евхаристии.Они не могли принять тело и кровь Христа — даже другим христианам не позволялось такое общение, и это заставляло меня гордиться; Я чувствовал себя так, словно родился в элите, начиная с самого верха. И я хотел, чтобы это было так.
Итак, я попытался сделать все идеально в моих ночных массах.
А потом — не каждую ночь, но почти всегда — я ложился и умолял Бога убить меня и разрушить мир.
Таково было мое раннее увлечение комиксами.
В книге « Fun Home » Элисон Бечдель пишет об одной детской озабоченности, из-за которой она считала, что, пересекая какую-то невидимую черту, скажем, или двигаясь своим телом в неправильном направлении, она каким-то образом вызовет катастрофу. Я поступил точно так же, но был и религиозный аспект, как с Джастином Грином в другом, более раннем автобиографическом комиксе, , Бинки Браун встречает Святую Деву Марию . Однако его тревоги были сексуальными, а у нас с Бехделем — нет.Полагаю, я всегда предпочитал насилие сексу, когда он не касается меня.
Возможно, пожизненные атеисты среди вас не до конца понимают то, что я собираюсь открыть, но тем не менее я умоляю вас подчиниться детскому воображению. « Если не обратитесь и не станете как дети, не войдете в Царство Небесное, » Матфея 18: 3. Мне было лет 9 или 10, и я не мог представить Бога как личность. Я знал, что он создал меня в своем собственном образе, но Он также был одновременно птицей и призраком, поэтому казалось логичным, что Он также мог смотреть сквозь бесчисленные астральные лица, питая огромный грибной мозг, обрабатывающий все и вся одновременно, именно поэтому Он слышал каждую молитву и знал каждое дело — утверждать, что это нарциссизм, когда настаивал на том, чтобы Бог слышал ваши молитвы, а не молитвы голодающих и калек, обнаружил лишь печальную недостаточность воображения, которую я приписал недостатку веры.Поскольку у меня была вера, я знал, что Бог примет мое прошение о беспределе и мог легко, с ошибочной мыслью, действовать в соответствии с этим.
Моя слабость в то время теперь очевидна: я не мог понять, как любое мировоззрение, выходящее за рамки моего собственного, могло выжить как действительное. Отклонения были ошибками; недостатки. Оценка «B» соответствует моей «A». Бог был реальным, таким реальным и сильным. Я слышал все детские рассказы католиков о парне, который думал — просто думал! — что он хотел бы умереть, и Бог тут же устроил ему сердечный приступ.Поэтому я почувствовал себя вынужденным перед лицом этой огромной силы попросить Бога убить меня. Убить всех. Убить моих родителей. Убей моих друзей. Чтобы заставить всех нас моргнуть от существования навсегда.
И тогда я умолял Бога:
Пожалуйста, не позволяйте ничего случиться.
Пожалуйста, не позволяйте ничего случиться.
Пожалуйста, не позволяйте ничего случиться.
Десять, двадцать, сорок минут. Было так приятно вести переговоры с Армагеддоном. Может быть, это было сексуальным ; фетишистский.Онан, не желающий выполнять свое божественное соглашение.
* * *
Есть несколько способов, которыми Джек Т. Чик демонстрирует свою близость к комиксам, но сначала я думаю, что важно распознать человека с дальновидностью, чтобы раздавать вещи бесплатно.
Мы все слышали о трактатах о цыплятах — тех маленьких прямоугольных комиксах, которые люди покупают оптом, а затем разбрасывают по общественным местам, чтобы свидетельствовать о Евангелии Христа. Я нашел свой первый такой предмет примерно в том же возрасте, в котором я протестовал против катаклизма.Я был с отцом и младшим братом в Domino’s Pizza, и на скамейке сидел брошюра под названием The Sissy?
Я думаю, что это мой брат нашел его. Это был комикс с грузовиками, и ему очень нравились грузовики, экскаваторы и прочее. Теперь я знаю, что это был необычайно желанный трактат, потому что он был нарисован Фредом Картером: «Хороший цыпленок-художник». Как и Карл Баркс, его имя долгое время никто не знал; Сам Чик немного раньше был индустриальным художником, несомненно, привык к студийным методам Уолта Диснея и т. Д., что не допускало настоятельной необходимости идентифицировать отдельных участников. Тем не менее, образ Чика из журнала 50-х годов как нельзя более отличался от детальной мускулистости Картера, полностью самоучки с потрясающим даром карикатуры на пухлые, мясистые лица; Корбенески.
История Сисси? в значительной степени построен для Фреда Картера; это про этих двух седых дальнобойщиков, один из которых в огромной шляпе, которые говорят о таких жестких вещах, как бросание чуваков в окна и все такое.А потом один из них видит наклейку «Иисус спасает» на другом грузовике и говорит: «Иисус был неженкой!» И тут раздается гулкий голос: Я СЛЫШАЛ, ЧТО ТЫ СКАЗАЛ, и этот гигантский ублюдок ростом семь футов четыре дюйма выходит, и ребята похожи на ГЛП! но все, что он делает, — это усаживает их в закусочной и говорит им, каким крутым был Иисус. Как он обладал всей силой Бога, но решил простить. Как он терпел, когда его мускулы разрывались от бичеваний и железных гвоздей вонзались в его руки: настоящие Страсти Христовы , и позвольте мне сказать вам, если бы вы были ребенком, росшим католиком, и у вас была монахиня в качестве учителя во втором классе, которая хранила эту испанскую картину с изображением Иисуса под стеклянной столешницей своего письменного стола, этот залитый кровью Христос, покрытый зияющими малиновыми ранами, пропитался тонким плащом, который они сорвали с его тела на Голгофе, и если это напугало гребаный дерьмо из вас, и поставил вас на путь восхищения эстетикой запекшейся крови, друг — успех этого фильма не стал сюрпризом.
Как бы то ни было, этот комикс меня и моего брата совершенно пощекотал. Конечно, здоровяк спасает всех (в евангельском смысле), и все они склоняют головы и молятся за столом, и этот повар-клише в белой шляпе смотрит в окно кухни, идёт ЭТО ТАКОЕ МОЛИТВУЮ ВСТРЕЧУ? Это было действительно забавно, и нам сразу же понравился этот человек, которого мы, в конце концов, не в совершенстве узнали как Джек Чик.
Но было два последующих комикса, которые доставили бы неприятности.
* * *
Первый проблемный комикс назывался Gun Slinger (1997), который я читал в средней школе. Чик сам нарисовал это. Все это было о смуглом небритом преступнике, который въезжает в город со злым заданием; все классические стереотипы из мультфильмов в силе, чтобы закодировать этого парня как ПЛОХОГО, черную шляпу и все такое. Он убийца и мерзавец, и добродетельная белая шляпа Маршалла там, чтобы убрать его и спасти город, и в основном это то, что он делает.
Но до того, как преступника поймают, этот проповедник, которого наняли убить, говорит с ним о спасении, о рождении свыше и принятии Христа своим личным спасителем — а преступник хочет получить прощение за свои проступки. И вот он идет на виселицу, принимая Бога.
И Маршалл очень праведный человек, но он не принял Христа. И пока он едет в пустыню, гремучая змея выскакивает из песка и кусает его, и появляются демоны, которые тянут его в ад, а он протестует, что он хороший человек, и это не имеет никакого значения.Быть чертовски хорошим человеком, уважать людей, быть милым и делать долбанные добрые дела — это ни хрена не имеет значения. На самом деле, вы знаете, чего заслуживаете за свое сочувствие?
Вечная долбаная пытка. Худшая, самая мучительная боль, которую только можно представить, страдание, недоступное человеческому пониманию, до скончания веков. Вы заслуживаете точно такого же наказания, как убийца. Вы заслуживаете точно такого же наказания, как и насильник. Потому что все мы, по сути, мусор, и единственный способ познать спасение — это принять Бога.
Вы знаете, кто любит сочувствие? Сатана. Вы знаете, кто любит альтруизм? Сатана. Вы знаете, кто правит миром? Сатана правит миром , и все, что функционирует в этом мире, находится под его контролем, и есть только один способ, ОДИН СПОСОБ выйти за пределы вашего программирования.
В менее драматических терминах это существенный разрыв между католической и протестантской идеологией. Проще говоря, католическая точка зрения состоит в том, что действенная Божья Благодать достигается через сакраментальные средства и, более того, может быть увеличена, восполнена, * усилена * совершением дел.Однако благодать Лютеру — противостоять злоупотреблениям церковью своим самопровозглашенным положением арбитров спасения, продавая индульгенции, как менял в храме, — была исключительно прерогативой Бога, и к ней можно было получить доступ только через веру в Него. . Вы маленькая вещь, сломанная игрушка, и вы не можете исправить себя.
Но это можно исправить.
* * *
Второй проблемный комикс, который я не могу полностью идентифицировать. Это был еще один, который нашел мой брат, на этот раз, когда мы были в семейном отпуске.Я чувствую дрожь, когда слышу заголовок Почему Мэри плачет? , так я думаю, что это было так. Определенно, это была одна из тяжелых антикатолических пьес, которые Чик периодически выпускал, чтобы проиллюстрировать те моменты, которые я только что поднял. Представление почитания Пресвятой Девы как уловки ада было слишком большой провокацией для моей матери, которая разорвала этот трактат, мало чем отличаясь от разгневанных неверующих в настоящих комиксах Чика; Единственное, что я отчетливо помню, это то, что мой брат причитал, что комиксы смешные.
Критика Чика исторически происходила примерно так же. Некоторые становятся сердитыми; некоторые видят только юмор. Самые клишированные реакции сочетают и то, и другое, создавая кипение насмешливой комедии до кипения морального негодования. Сцена комиксов, однако, рано отстаивала другой путь. В 1979 году Кэт Иронвод написал эссе для The Comics Journal # 50 под названием «Blackhawks for Christ» — широкий обзор The Crusaders , серии комиксов, которые Джек Чик и Фред Картер начали выпускать в 1974 году. в главных ролях идеализированные, молодые, мускулистые версии самих себя.Это были не буклеты, а полноразмерные цветные комиксы, которые нужно было пойти в магазин и купить. Картер нарисовал их все, но тогда никто не знал, кто он такой.
Крестоносцы оставались там до 2016 года, все еще нарисованные Картером, но в основном как место для комиксов, адаптированных к личным религиозным свидетельствам или прозаическим произведениям, не относящимся к операции «Чик»; в то время это был настоящий приключенческий комикс, в котором Джим и Тим тайно пронесли Библию на территорию коммунистов или общались с культистами в перерывах между библейско-историческими экспозициями, и Иронвод предположил, что эти комиксы можно читать не так прямолинейно. инструменты преобразования, но как построение мира: как комиксы, обладающие внутренней логикой (или неотразимой нелогичностью), вроде тех, что вы видели в долгоживущем военном комиксе Blackhawk .Даже если вы рассматриваете войну как злодеяние, вы все равно можете наслаждаться Blackhawk , поскольку вы можете рассмотреть эстетику работы — вариант, который yronwode, написав из того времени, когда вопрос о том, могут или должны быть комиксы «искусством» все еще оставался очень открытым, позиции, необходимые для любого законного вида искусства.
Сегодня нет споров относительно того, являются ли комиксы искусством, и я думаю, Чик всегда знал это, потому что его практика преследовала очень конкретную цель.
Что сразу приходит в голову, так это 64-страничный комикс «Чик и Картер», созданный в 1980 году, единственный кадр, кроме « Крестоносцы» , под названием « Король королей ».Это версия Старого и Нового Заветов из лучших хитов, составленная с автодидактическим апломбом Картера. Все самые драматические и визуально острые части посвящены злу. Иисус Христос не получил заставку в этой книге, но Люцифер получил, гламурно глядя вдаль, предвкушая симпатии лейбла Vertigo. Другой всплеск изображает могущественное уничтожение армий фараона в Красном море, а перед этим — уничтожение Содома: большие, крепкие мужчины, обнаженные выше пояса, позируют и жестикулируют, закинув руки за головы в изумительной агонии.Огромная кобра разрывает землю, пламя изрывается повсюду, в то время как фаллический обелиск, такой как памятник Вашингтону, имеющий масонское и оккультное значение, падает. На переднем плане очень женственный, очень стойкий Содомит с любовно детализированными зелеными тенями для век, визжащий от ужаса.
А подпись гласит: «Сразу после этого город был уничтожен огнем и серой с неба. Только три человека добрались до безопасного места. (Фотография США в будущем?) По оценкам, более 10% нашего населения — гомосексуалы… и горжусь этим! Да поможет нам Бог!»
Можно, конечно, принять извинение. То, что Чик и Картер так яростно оживляют довольно простые библейские сцены, означает выявить скрытую гниль, скрытую за благочестием веры. Библия, текст о геноциде, легко воспринимается как таковой по хрящам, присущим изображениям Фреда Картера наводнения и чумы. То же самое относится и к склонности Чика к противоречивой аргументации. Хорошие люди заслуживают вечных страданий? Обвинение отдыхает — больше не требуется доказательств, чтобы продемонстрировать токсичность этого одобренного проекта.
В другом месте в « Царь царей » проводятся сравнения между библейскими событиями и современной политикой. Собрание народов в Вавилоне считается «первой Организацией Объединенных Наций». Это больше, чем Джон Бёрч — как и заговорщицкий обман, навязанный Чиком деятельности иезуитов, коммунистов, сатанистов и т. Д. — и для справедливо отстраненного и / или презрительного наблюдателя он подчеркивает политические идеологии, идущие параллельно с якобы древний религиозный материал.
Это действительно уместно, что Чик должен выступать против католической церкви: это не было необычным аспектом популистской ксенофобии на протяжении большей части истории Соединенных Штатов. Короче говоря, католическое присутствие подорвало бы самодостаточность Америки, преклонившей колено перед Римом, точно так же, как участие более позднего поколения в ООН подорвало бы коллективизм. Американцы индивидуальны; повстанцы. Они сбросили цепи тирании, чтобы жить свободно, и приход Единого Мирового Правительства, как и предсказывалось в Откровении, только подтверждает, что бросание тела к ногам Всемогущего является актом глубокого самоопределения.Поскольку вы свободны, вы можете спастись, и долг христианина, спасенного уже по благодати Божьей, — свидетельствовать другим. Было бы ошибкой характеризовать Джека Т. Чика как противопоставление добрых дел, просто такой альтруизм не имеет отношения к самому себе; это актуально только для демонстрации идеального состояния, в котором другие могут черпать вдохновение, необходимое для выбора индивидуального варианта рождения свыше.
Вам не нужна масса.
Вам не нужен священник.
Тебе не нужна церковь.
И все, что вам нужно, это слово Божье и, возможно … полезная демонстрация.
* * *
Вы любите вкусно покушать. «Это мой единственный порок», — думаете вы, задаваясь вопросом, где завтра пообедать. В центре города появилось новое суши-заведение. Когда вы просыпаетесь утром, вы ничего не чувствуете на вкус или запах. У вас кашель, и вы прекращаете работу. Вы очень рады, что работаете в офисе взаимопонимания, и вам интересно, как экспресс-тест будет взаимодействовать с вашей страховкой.Этой ночью вы задыхаетесь и кашляете, хватая ртом воздух. Ты не можешь водить машину, ты думаешь, о боже, ты тянешься к замку на двери своей квартиры, чтобы им не приходилось его ломать, это будет стоить денег, которых ты не можешь себе позволить. Вы хотите отстраненно написать матери, но больше не видите свой телефон. Кричать устало кричать, сказали: извините, стены выкрашены в белый цвет. Немного больно. Потом холодно; ничего такого.
Комментатор улыбается. «Нам вообще не нужны никакие ограничения». Это заставляет их хихикать от озорства.«Если бы мы ничего не делали, наша жизнь была бы лучше. Лучшая экономика. Люди действительно работали бы». Смех: «Любой из нас может умереть в любой момент». Теперь розовая ухмылка мудрости. «Это научит нас жить полной жизнью каждую минуту». Его внук бегает по двору. Ребенок врезается в забор, а сверху падает птичье гнездо. Крошечный цыпленок вываливается на землю. В небе кричат, как визжит окружающая стая, кружащаяся наверху. Мальчик смеется и бежит за игрушкой.Комментатор чувствует, как поток слез вырывается наружу, как существо, поднимающееся из океана ночью.
Джек Чик никогда не сомневался в действенности искусства. Эффективность искусства в том, что оно может причинять боль. Чтобы причинить людям боль, немедленно и осмысленно, подтолкнуть их к цели, в которой Чик не нуждался и не хотел быть живым, чтобы стать свидетелем этого. Искусство влияет на мир, потому что искусство — это война.
* * *
Есть один трактат, который я отнесу в могилу, он мне так нравится. Он называется Somebody Goofed .Нарисованный самим Чиком, он начинается с парня, лежащего мертвым на земле от чрезмерной скорости, в то время как неуклюжий чувак в черной футболке с пентаграммой идет ВАУ! ЧТО ЗА ДРАГ! — это великолепно. Этот местный парень в ужасе стоит вокруг, и, прежде чем он это осознает, подкрадывается хипстер в куртке поверх водолазки; Джек Чик был далеко впереди хипстеров.
Итак, хипстер начинает говорить ребенку, что да, Бобби в лучшем месте, его проблемы решены. Успокаивает, пока этот старик не придет и не скажет, что проблемы Бобби еще не решены, потому что где он собирается провести вечность? И хипстер начинает трястись при виде его, и, может быть, мы тоже взламываем, точно так же, как они трепещут в офисах Chick Publications, потому что Чик не глуп.Он знает — и знал, даже тогда, — что люди смеются над ним, и он встроил это прямо в сценарий. Хипстер говорит старику, что если Бог — Бог любви, зачем ему приговаривать людей к мучениям до гребаной вечности? Он говорит ему, посмотри: Библия противоречит сама себе! В этом нет смысла! Мужчины собрали это вместе! Хипстер возмущается, комедия выливается в ярость, и объявляет речь пожилого человека, Джека Т. Чика, не чем иным, как разжиганием страха. Озадаченный, старик протягивает мальчику небольшую брошюру, мало чем отличную от трактата о цыплятах: мимесис вероятных обстоятельств, которые доставили Somebody Goofed в вашу руку, замыкая аллегорическую цепь взаимных уступок эмоционального и логического мышления. импульсы, с которыми автор может предположить, исходя из опыта, с которыми вы сталкиваетесь.
Хипстер рвет тракт, и они с мальчиком запрыгивают в машину. Пока мальчик ведет машину, хипстер говорит ему, что все, что вам нужно, это Десять заповедей; все, что вам нужно, это любить ближнего своего. Это фигня. Если вы верите, что заслуживаете гореть в аду. «Ты собственное спасение!» — заявляет хипстер, когда они подходят к железнодорожным путям. Приближается паровоз. «Я не думаю, что должен!» — говорит мальчик, беспокоясь, что он тоже умрет от скорости. «Вперед, продолжать! Ты это можешь!»
WHAM.
Мальчик в пещере. Хипстер говорит ему, что сюда временно уходят души, прежде чем они встанут перед Великим Белым Престолом. Он не может принять Христа сейчас. Ожидает только огненное озеро. И мальчик говорит, что ТЫ УДАЛСЯ, а хипстер говорит, что нет, ты это сделал, и он снимает маску — и это сатана !!
Ни один автобиографический комикс, друзья мои, никогда не был таким проницательным.
* * *
Art: Вы работаете шесть лет над чем-то, а затем критик оценивает это на «C +», пропустив половину между двумя рабочими днями.Проходит 150 лет; вы, они и все, что вы сделали, ушло и забыто. Ваши дети мертвы.
Но иногда искусство длится немного дольше. Джек Чик умер в 2016 году, но его работа продолжает оказывать негативное влияние, искажая и искажая каждое современное критическое прочтение. кот йронвод, 70-е годы; кто стремился отделить эстетику от намерения. Роберт Б. Фаулер, 90-е годы; который преследовал иронию каталогизации всех грешков Чика. Дэн Реберн, год спустя; литературная и политическая критика, пронизанная тревожным поиском острых ощущений знатока субкультуры.Аккаунт в Твиттере The No Context Chick Tracts с 2019 г .; торговля абсурдистскими издевательствами, которые снимают с публики бремя истории. Мне сейчас; что бы это ни было.
Это похоже на взгляд ангела в лицо: постоянно меняющийся инструмент суда.
* * *
Я знал одного парня, который держал пиццерию там, где я работал, — пожилого человека с глубокими корнями в Питтстоне, штат Пенсильвания; его мать знала всех ребят из The Irishman . Он был практически здоров в течение долгого времени, а затем он обнаружил, что у него рак, и все прошло в течение месяца или около того.
Один из моих друзей все еще время от времени помогал с магазином; он ходил к этому парню и оставался на связи с его семьей. В какой-то момент они сказали ему, что знали, что конец близок, потому что умирающему было видение со своей постели.
Через опиоидный туман, свойственный обезболиванию, он начал разговаривать с ребенком, которого больше никто не мог видеть — обрывки разговора, возможно, наполовину у него в голове, но произнесенные достаточно громко, чтобы другие члены семьи в комнате могли заметить, что он разговаривал со своим братом, который умер в младенчестве.
Итак, мы все здесь рациональные люди, поэтому я предполагаю, что мы понимаем, что этот диалог был основан на проявлении воспоминаний этого человека. И под воспоминаниями я имею в виду не просто записанный опыт, но и предположения, которые через некоторое время становятся для нас столь же реальными, как и материальные события. В воспоминаниях много фантазий, и в этом смысле фантазия — это опыт, и в его состоянии то, что произошло с этим человеком, было разрывом между опытом как наблюдаемый и опытом как вспоминаемым.
Не знаю, если мы можем ожидать, что это произойдет с нами, когда мы умрем, хотя мы можем быть уверены, что действительно умрем.
И в те последние часы, дни, месяцы, когда мы думаем: «Ого, это реально, это действительно происходит» — с такой же уверенностью, как когда вы парите над унитазом, думая: «Я не поверил, что я сегодня вечером вырвет », вы думаете:« Я не думал, что моя жизнь действительно кончится »- я подозреваю, что Джек Т. Чик, который часто задумывался над этой банальной уверенностью, рассчитывает на силу комиксов, чтобы победить .
Он делает ставку на то, что вы будете помнить мультяшных дальнобойщиков, смуглого преступника и хипстера, который был сатаной, и хотя вы тоже помните те времена, когда вы смеялись над старым Джей Си — он никогда особо не возражал. Потому что он знал, что, насмехаясь над ним, осуждая его, анализируя его, «понимая» его, вы вселите его в себя, и, возможно, в этот решающий момент у портала к чему-то, чего вы не понимаете, к холодному ничему. , холодное, холодное черное ничто, может быть, может быть, может быть, вам понравится что-то верное и простое, комикс в самом вульгарном и отрицательном смысле этого слова, карикатура и упрощение, игла, вбитая в ваши предположения , слишком простое допущение, слишком укоренившееся в сети вашей логики, вашей распадающейся логики, вашей драгоценной логики, умирания, вашего совершенствования, вашего интеллекта, умирания, умирания, и именно тогда вы вспомните, что вам не нужна церковь, или священник, или что-нибудь еще, и вы подумаете:
«А почему бы и нет?»
* * *
* * *
КЛЮЧ ИЗОБРАЖЕНИЯ
1.Чик, из Следующий шаг для роста христиан , 1973
2. Картер, из Иона, , 1994
3.