Ибн аль Фарид
«Большая касыда» — это уникальное явление в мировой поэзии, психологии и эзотерике. Впервые в поэтической форме переданы переживания человека становящегося святым. Ибн аль-Фарид Абу Хафс Омар ибн Али ас-Сади (1181-1234), арабский суфийский поэт. Обучался шариату. Позже обратился к суфизму и несколько лет провел в уединении на горе Мокаттам, занимаясь аскезой. Около пятнадцати лет провел в Мекке. Тема страстной любви, в которой любящий теряет свое «я», пронизывает всю поэму Ибн аль-Фарида.
Большая касыда (фрагмент)1
Перевод З. Миркиной2
Глаза поили душу красотой…
О, мирозданья кубок золотой!
И я пьянел от сполоха огней,
От звона чаш и радости друзей.
Чтоб охмелеть, не надо мне вина —
Я напоен сверканьем допьяна.
Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,
Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.
Так, полный солнцем кубок при губя,
Себя забыв, я нахожу тебя.
Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты
Земного мира,- исчезаешь ты.
И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,
Пока я жив, пока не залила
Сознанье мне сияющая мгла.
О, появись или сквозь зыбкий мрак
Из глубины подай мне тайный знак!
Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ
Моим мольбам раздастся только: «Нет!»
Скажи, как говорила ты другим:
«Мой лик земным глазам неразличим».
Ведь некогда раскрыла ты уста,
Лишь для меня замкнулась немота.
О, если б так Синай затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,
И если б было столько слезных рек,
То, верно б, Ноев затонул ковчег!
В моей груди огонь с горы Хорив
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.
И если б не неистовство огня,
То слезы затопили бы меня,
А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.
Не испытал Иаков ничего
В сравненье с болью сердца моего,
И все страданья Иова — ручей,
Текущий в море горести моей.
Когда бы стон мой услыхал Аллах,
Наверно б, лик свой он склонил в слезах.
О, каравана добрый проводник,
Услышь вдали затерянного крик!
Вокруг пустыня. Жаждою томим,
Я словно разлучен с собой самим.
Мой рот молчит, душа моя нема,
Но боль горит и говорит сама.
И только духу внятен тот язык —
Тот бессловесный и беззвучный крик.
Земная даль — пустующий чертог,
Куда он вольно изливаться мог.
И мироздание вместить смогло
Все, что во мне сверкало, билось, жгло —
И, истиной наполнившись моей,
Вдруг загорелось сонмами огней.
И тайное мое открылось вдруг,
Собравшись в солнца раскаленный круг.
Как будто кто-то развернул в тиши
Священный свиток — тайнопись души.
Его никто не смог бы прочитать,
Когда б любовь не сорвала печать.
Был запечатан плотью тайный свет,
Но тает плоть — и тайн у духа нет.
Все мирозданье — говорящий дух,
И книга жизни льется миру в слух.
А я.
.. я скрыт в тебе, любовь моя.
Волною света захлебнулся я.
И если б смерть сейчас пришла за мной,
То не нашла б приметы ни одной.
Лишь эта боль, в которой скрыт весь «я»,-
Мой бич? Награда страшная моя!
Из блеска, из надмирного огня
На землю вновь не высылай меня.
Мне это тело сделалось чужим,
Я сам желаю разлучиться с ним.
Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,-
Текущий огнь, горящая любовь!
О, как сказать мне, что такое ты,
Когда сравненья грубы и пусты!
Рокочут речи, как накат валов,
О, этот вечно пересохший рот,
Которому глотка недостает!
Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
И лишь у смерти есть над смертью власть.
Приди же, смерть! Сотри черты лица!
Я — дух, одетый в саван мертвеца.
Я весь исчез, мой затерялся след.
Того, что глаз способен видеть,- нет.
Но сердце мне прожгла внезапно весть
Из недр: «Несуществующее есть!»
Ты жжешься, суть извечная моя,-
Вне смерти, в сердцевине бытия,
Была всегда и вечно будешь впредь.
Лишь оболочка может умереть.
Любовь жива без губ, без рук, без тел,
И дышит дух, хотя бы прах истлел.
Нет, я не жалуюсь на боль мою,
Я только боли этой не таю.
И от кого таиться и зачем?
Перед врагом я буду вечно нем.
Он не увидит ран моих и слез,
А если б видел, новые принес.
О, я могу быть твердым, как стена,
В страданье был я терпеливей всех,
Но лишь в одном терпенье — тяжкий грех:
Да не потерпит дух мой ни на миг
Разлуку с тем, чем жив он и велик!
Да ни на миг не разлучится с той,
Что жжет его и лечит красотой.
О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, ты разрываешь грудь,-
Я грудь раскрыл — войди в нее, изволь,-
Моим блаженством станет эта боль.
Отняв весь мир, себя мне даришь ты,
И я не знаю большей доброты.
Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех твоих рабов:
Пускай меня порочит клеветник,
Пускай хула отточит свой язык,
Пусть злобной желчи мне подносят яд —
Они мое тщеславье поразят,
Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.
Я боли рад, я рад такой борьбе,
Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.
Тебе ж вовек не повредит хула,-
Ты то, что есть, ты та же, что была.
Я вглядываюсь в ясные черты —
И втянут в пламя вечной красоты.
И лучше мне сгореть в ее огне,
Чем жизнь продлить от жизни в стороне.
Любовь без жертвы, без тоски, без ран?
Когда же был покой влюбленным дан?
Покой? О нет! Блаженства вечный сад,
Сияя, жжет, как раскаленный ад.
Что ад, что рай? О, мучай, презирай,
Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.
Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? —
Пустыней станет без тебя эдем.
Мой бог — любовь. Любовь к тебе — мой путь.
Как может с сердцем разлучиться грудь?
Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,
Когда меня ведет живая страсть?
Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.
Любовь к другой? А не к тебе одной?
Да разве б мог я оставаться мной,
Нарушив клятву неземных основ,
Ту, что давал, еще не зная слов,
В преддверье мира, где покровов нет,
Где к духу дух течет и к свету свет?
И вновь клянусь торжественностью уз,
Твоим любимым ликом я клянусь,
Заставившим померкнуть лунный лик;
Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-
Всем совершенством, стройностью твоей,
В которой узел сцепленных лучей,
Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг
И победил непобедимость мук:
«Мне ты нужна! И я живу, любя
Тебя одну, во всем — одну тебя!
Кумирам чужд, от суеты далек,
С души своей одежды я совлек
И в первозданной ясности встаю,
Тебе открывши наготу мою.
Чей взгляд смутит меня и устыдит?
Перед тобой излишен всякий стыд.
Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров
Любых обрядов, и имен, и слов.
И даже если вся моя родня
Что мне с того? Мне родственны лишь те,
Кто благородство видит в наготе.
Мой брат по вере, истинный мой брат
Умен безумьем, бедностью богат.
Любовью полн, людей не судит он,
В его груди живет иной закон,
Не выведенный пальцами писца,
А жаром страсти вписанный в сердца.
Святой закон, перед лицом твоим
Да буду я вовек непогрешим.
И пусть меня отторгнет целый свет! —
Его сужденье — суета сует.
Тебе открыт, тебя лишь слышу я,
И только ты — строжайший мой судья».
И вот в молчанье стали вдруг слышны
Слова из сокровенной глубины.
И сердце мне пронзили боль и дрожь,
Когда, как гром, раздался голос: «Ложь!
Ты лжешь. Твоя открытость неполна.
В тебе живу еще не я одна.
Ты отдал мне себя? Но не всего,
И себялюбье в сердце не мертво.
Вся тяжесть ран и бездна мук твоих —
Такая малость, хоть и много их.
Ты сотни жертв принес передо мной,
Ну, а с меня довольно и одной.
О, если бы с моей твоя судьба
Слились — кясра и точка в букве «ба»!
О, если б, спутав все свои пути,
Ты б затерялся, чтоб меня найти,
Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
Вся сложность стала б ясной простотой,
И ты б не бился шумно о порог,
А прямо в дом войти бы тихо смог.
Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
Не поселился, не живешь во мне.
И мне в себя войти ты не даешь,
И потому все эти клятвы — ложь.
Как страстен ты, как ты велеречив,
Но ты — все ты. Ты есть еще, ты жив.
Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя,- умри!»
И я, склонясь, тогда ответил ей:
«Нет, я не лжец, молю тебя — убей!»
Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.
Я знаю, как целительна тоска,
Блаженна рана и как смерть сладка,
Та смерть, что, грань меж нами разруби,
Разрушит «я», чтоб влить меня в тебя.
(Разрушит грань — отдельность двух сердец,
Смерть — это выход в жизнь, а не конец,
Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,
Когда разлуку нашу длит она,
Когда не хочет слить двоих в одно,
В один сосуд — единое вино.)
Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край,-
Туда, где действует иной закон,
Где побеждает тот, кто побежден.
Где мертвый жив, а длящий жизнь — мертвец,
Где лишь начало то, что здесь конец,
И где царит над миром только тот,
Кто ежечасно царство раздает.
И перед славой этого царя
Тускнеет солнце, месяц и заря.
Но эта слава всходит в глубине,
Внутри души, и не видна вовне.
Ее свеченье видит внешний взор,
Как нищету, бесчестье и позор.
Я лишь насмешки слышу от людей,
Когда пою им о любви своей.
«Где? Кто? Не притчей, прямо говори!» —
Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,
Что ты живешь в родящей солнце тьме,-
Они кричат: «Он не в своем уме!»
И брань растет, летит со всех сторон.
..
Что ж, я умом безумца наделен:
Разбитый — цел, испепеленный — тверд,
Лечусь болезнью, униженьем горд.
Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму.
А сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.
И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: «Молчи!»
Пускай о том, что там, в груди, живет,
Не знают ребра и не знает рот.
Пускай не смеет и не сможет речь
В словесность бессловесное облечь.
Солги глазам и ясность спрячь в туман —
Живую правду сохранит обман.
Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.
И тем, кто просит точных, ясных слов,
Я лишь молчанье предложить готов.
Я сам, любовь в молчанье углубя,
Храню ее от самого себя,
От глаз и мыслей и от рук своих,-
Да не присвоят то, что больше их:
Глаза воспримут образ, имя — слух,
Но только дух обнимет цельный дух!
А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-
Он прокричит, что имя — это ты,
И ты уйдешь в глубины немоты.
И я с тобой. Покуда дух — живой,
Он пленный дух. Не ты моя, я — твой.
Мое стремление тобой владеть
Подобно жажде птицу запереть.
Мои желанья — это западня.
Не я тебя, а ты возьми меня
В свою безмерность, в глубину и высь,
Где ты и я в единое слились,
Где уши видят и внимает глаз…
О, растворения высокий час.
Простор бессмертья, целостная гладь —
То, что нельзя отдать и потерять.
Смерть захлебнулась валом бытия,
И вновь из смерти возрождаюсь я.
Но я иной. И я, и ты, и он — Все — я.
Я сам в себе не заключен.
Я отдал все. Моих владений нет,
Но я — весь этот целокупный свет.
Разрушил дом и выскользнул из стен,
Чтоб получить вселенную взамен.
В моей груди, внутри меня живет
Вся глубина и весь небесный свод.
Я буду, есмь, я был еще тогда,
Когда звездою не была звезда.
Горел во тьме, в огне являлся вам,
И вслед за мною всех вас вел имам.
Где я ступал, там воздвигался храм,
И кибла киблы находилась там.
И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.
И та, кому в священной тишине
Молился я, сама молилась мне.
О, наконец-то мне постичь дано:
Вещающий и слышащий — одно!
Перед собой склонялся я в мольбе,
Прислушивался молча сам к себе.
Я сам молил, как дух глухонемой,
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;
Чтоб засверкавший глаз мой увидал
Свое сверканье в глубине зеркал.
Да упадет завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,
Чтоб вечное расслышать и взглянуть
В саму неисчезающую суть,
Священную основу всех сердец,
Где я — творение и я — творец.
Аз есмь любовь. Безгласен, слеп и глух
Без образа — творящий образ дух.
От века сущий, он творит, любя,
Глаза и уши, чтоб познать себя.
Я слышу голос, вижу блеск зари
И рвусь к любимой, но она внутри.
И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую любовь.
В одну любовь.
Я все. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.
И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз —
Нет ничего, что восхищало вас.
Я стал сквозным — да светится она
Сквозь мой покров, живая глубина!
Чтоб ей служить, жить для нее одной,
Я отдал все, что было только мной:
Нет «моего». Растаяло, как дым,
Все, что назвал я некогда моим.
И тяжесть жертвы мне легка была:
Дух — не подобье вьючного осла.
Я нищ и наг, но если нищета
Собой гордится — это вновь тщета.
Отдай, не помня, что ты отдаешь,
Забудь себя, иначе подвиг — ложь.
Признанием насытясь дополна,
Увидишь, что мелеет глубина,
И вдруг поймешь среди пустых похвал,
Что, все обретши, душу потерял.
Будь сам наградой высшею своей,
Не требуя награды от людей.
Мудрец молчит. Таинственно нема,
Душа расскажет о себе сама,
А шумных слов пестреющий черед
Тебя от тихой глуби оторвет,
И станет чужд тебе творящий дух.
Да обратится слушающий в слух,
А зрящий — в зренье! Поглощая свет,
Расплавься в нем! — Взирающего нет.
С издельем, мастер, будь неразделим,
Сказавший слово — словом стань самим.
И любящий пусть будет обращен
В то, чем он полн, чего так жаждет он.
О, нелегко далось единство мне!
Душа металась и жила в огне.
Как много дней, как много лет подряд
Тянулся этот тягостный разлад,
Разлад с душою собственной моей:
Я беспрестанно прекословил ей,
И, будто бы стеной окружена,
Была сурова и нема она.
В изнеможенье, выбившись из сил,
О снисхожденье я ее просил.
Но если б снизошла она к мольбам,
О том бы первым пожалел я сам.
Она хотела, чтобы я без слез,
Без тяжких жалоб бремя духа нес.
И возлагала на меня она
(Нет, я — я сам) любые бремена.
И наконец я смысл беды постиг
И полюбил ее ужасный лик.
Тогда сверкнули мне из темноты
Моей души чистейшие черты.
О, до сих пор, борясь с собой самим,
Я лишь любил, но нынче я любим!
Моя любовь, мой бог — душа моя.
С самим собой соединился я.
О, стройность торжествующих глубин,
Где мир закончен, ясен и един!
Я закрывал глаза, чтобы предмет
Не мог закрыть собой глубинный свет.
Но вот я снова зряч и вижу сквозь
Любой предмет невидимую ось.
Мои глаза мне вновь возвращены,
Чтоб видеть в явном тайну глубины
И в каждой зримой вещи различить
Незримую связующую нить.
Везде, сквозь все — единая струя.
Она во мне. И вот она есть я.
Когда я слышу душ глубинный зов,
Летящий к ней, я отвечать готов.
Когда ж моим внимаете словам,
Не я — она сама глаголет вам.
Она бесплотна. Я ей плоть мою,
Как дар, в ее владенье отдаю.
Она — в сей плоти поселенный дух.
Мы суть одно, сращенное из двух.
И как больной, что духом одержим,
Не сам владеет существом своим,-
Так мой язык вещает, как во сне,
Слова, принадлежащие не мне.
Я сам — не я, затем что я, любя,
Навеки ей препоручил себя.
О, если ум ваш к разуменью глух,
И непонятно вам единство двух,
И душам вашим не было дано
В бессчетности почувствовать одно,
То, скольким вы ни кланялись богам,
Одни кумиры предстояли вам.
Ваш бог един? Но не внутри — вовне,-
Не в вас, а рядом с вами, в стороне.
О, ад разлуки, раскаленный ад,
В котором все заблудшие горят!
Бог всюду и нигде. Ведь если он
Какой-нибудь границей отделен,-
Он не всецел еще и не проник
Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!
Бог — воздух твой, вдохни его — и ты
Достигнешь беспредельной высоты.
Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к небесам,
Себя терял я, небом опьянясь,
То, вновь с землею ощущая связь,
Я падал с неба, как орел без крыл,
И, высь утратив, прах свой находил.
И думал я, что только тот, кто пьян,
Провидит смысл сквозь пламя и туман
И к высшему возносит лишь экстаз,
В котором тонет разум, слух и глаз.
Но вот я трезв и не хочу опять
Себя в безмерной выси потерять,
Давно поняв, что цель и смысл пути —
В самом себе безмерное найти.
Так откажись от внешнего, умри
Для суеты и оживи внутри.
Уняв смятенье, сам в себе открой
Незамутненный внутренний покой.
И в роднике извечной чистоты
С самим собой соединишься ты.
И будет взгляд твой углубленно тих,
Когда поймешь, что в мире нет чужих,
И те, кто силы тратили в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.
Так не стремись определить, замкнуть
Всецелость в клетку, в проявленье — суть.
В бессчетных формах мира разлита
Единая живая красота,-
То в том, то в этом, но всегда одна,-
Сто тысяч лиц, но все они — она.
Она мелькнула ланью среди трав,
Маджнуну нежной Лейлою представ;
Пленила Кайса и свела с ума
Совсем не Лубна, а она сама.
Любой влюбленный слышал тайный зов
И рвался к ней, закутанной в покров.
Но лишь покров, лишь образ видел он
И думал сам, что в образ был влюблен.
Она приходит, спрятавшись в предмет,
Одевшись в звуки, линии и цвет,
Пленяя очи, грезится сердцам,
И Еву зрит разбуженный Адам.
И, всей душой, всем телом к ней влеком,
Познав ее, становится отцом.
С начала мира это было так,
До той поры, пока лукавый враг
Не разлучил смутившихся людей
С душой, с любимой, с сущностью своей.
И ненависть с далеких этих пор
Ведет с любовью бесконечный спор.
И в каждый век отыскивает вновь
Живую вечность вечная любовь.
В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,-
В десятках лиц ее единый лик.
И все ее любившие суть я,
В жар всех сердец влилась душа моя.
Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун
Один напев из всех звучащих струн.
Хотя давно окончились их дни,
Я в вечности был прежде, чем они.
И каждый облик, стан, лица овал
За множеством единое скрывал.
И, красоту единую любя,
Ее вбирал я страстно внутрь себя.
И там, внутри, как в зеркале немом,
Я узнавал ее в себе самом.
В той глубине, где разделений нет,
Весь сонм огней слился в единый свет.
И вот, лицо поднявши к небесам,
Увидел я, что и они — я сам.
И дух постиг, освободясь от мук,
Что никого нет «рядом» и «вокруг»,
Нет никого «вдали» и в «вышине»,-
Все дали — я, и все живет во мне.
«Она есть я», но если мысль моя
Решит, паря: она есть только я,
Я в тот же миг низвергнусь с облаков
И разобьюсь на тысячи кусков.
Душа не плоть, хоть дышит во плоти
И может плоть в высоты увести.
В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью всеобъявший бог.
Так, к нашему Пророку Гавриил,
Принявши облик Дихья, приходил.
По плоти муж, такой, как я и ты,
Но духом житель райской высоты.
И ангела всезнающий Пророк
В сем человеке ясно видеть мог.
Но значит ли, что вождь духовных сил,
Незримый ангел человеком был?
Я человек лишь, и никто иной,
Но горний дух соединен со мной.
О, если б вы имели благодать
В моей простой плоти его узнать,
Не ждя наград и не страшась огня,
Идти за мной и полюбить меня!
Я — ваше знанье, ваш надежный щит,
Я отдан вам и каждому открыт.
Во тьме мирской я свет бессонный ваш.
Зачем прельщает вас пустой мираж,
Когда ключом обильным вечно бьет
Живой источник всех моих щедрот?!
Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,
А море духа ждет, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.
Не застывай в почтении ко мне —
Иди за мною прямо по волне,
За мной одним, за тем, кто вал морской
Берет в узду спокойною рукой
И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламененный пьян.
Я не вожатый твой, я путь и дверь.
Войди в мой дух и внешнему не верь!
Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.
Где я, там свет. Я жив в любви самой.
Любой влюбленный — друг вернейший мой,
Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви бесчисленны войска.
Но у Любви нет цели. Не убей
Свою Любовь, прицел наметив ей.
Она сама — вся цель своя и суть,
К себе самой вовнутрь ведущий путь.
А если нет, то в тот желанный миг,
Когда ты цели наконец достиг,
Любовь уйдет внезапно, как порыв,
Слияние в разлуку превратив.
Будь счастлив тем, что ты живешь, любя.
Любовь высоко вознесла тебя.
Ты стал главою всех существ живых
Лишь потому, что сердце любит их.
Для любящих — племен и званий нет.
Влюбленный ближе к небу, чем аскет
И чем мудрец, что, знаньем нагружен,
Хранит ревниво груз былых времен.
Сними с него его бесценный хлам,
И он немного будет весить сам.
Ты не ему наследуешь. Ты сын
Того, кто знанье черпал из глубин
И в тайники ума не прятал кладь,
А всех сзывал, чтобы ее раздать.
О, страстный дух! Все очи, все огни
В своей груди одной соедини!
И, шествуя по Млечному Пути,
Полой одежд горящих мрак смети!
Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.
Со всеми будь, но избегай общин.
Их основал когда-то дух, но вот
Толпа рабов, отгородясь, бредет
За буквой следом, накрепко забыв
Про зов свободы и любви порыв.
Им не свобода — цепи им нужны.
Они свободой порабощены.
И, на колени пав, стремятся в плен
К тому, кто всех зовет восстать с колен.
Знакомы им лишь внешние пути,
А дух велит вовнутрь себя войти
И в глубине увидеть наконец
В едином сердце тысячи сердец.
Вот твой предел, твоих стремлений край,
Твоей души сияющий Синай.
Но здесь замри. Останови полет,
Иначе пламя грудь твою прожжет.
И, равновесье обретя, вернись
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.
О, твердь души! Нерасторжимость уз!
Здесь в смертном теле с вечностью союз
И просветленность трезвого ума,
Перед которым расступилась тьма!
Я только сын Адама, я не бог,
Но я достичь своей вершины смог
И сквозь земные вещи заглянуть
В нетленный блеск, божественную суть.
Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.
Мой дух — всеобщий дух, и красота
Моей души в любую вещь влита.
О, не зовите мудрецом меня,
Пустейший звук бессмысленно бубня.
Возьмите ваши звания назад,-
Они одну лишь ненависть плодят.
Я то, что есть. Я всем глазам открыт,
Но только сердце свет мой разглядит.
Ум груб, неповоротливы слова
Для тонкой сути, блещущей едва.
Мне нет названий, очертаний нет.
Я вне всего, я — дух, а не предмет.
И лишь иносказания одни
Введут глаза в незримость, в вечность — дни,
Нигде и всюду мой незримый храм,
Я отдаю приказы всем вещам.
Ибн аль-Фарид | это… Что такое Ибн аль-Фарид?
Ибн аль-Фарид (араб. عمر بن علي بن الفارض,`Umar ibn `Alī ibn al-Fārid); 1181 — 1235) — арабский поэт-суфий, представитель западной ветви суфизма (по прозвищу — «султан аль-ашикин», царь влюблённых). Родился в Каире, в семье выходца из г. Хама (Сирия), исполнявшего обязанности ходатая по делам о разделе имущества (фарид). Отец обучал его основам мусульманского вероучения — шафиитскому (шафииты – сторонники одной из четырёх религиозно-правовых школ, придерживающихся умеренных, компромиссных взглядов) праву – шариату. Позже Фарид обратился к суфизму. Обладающий от природы незаурядной внешностью он таки предпочёл одиночество, надолго уединялся на склонах горы Мокаттам (под Каиром), общаясь только с дикими зверями, занимаясь аскезой и предаваясь размышлениям.
После смерти отца, при котором он находился некоторое время, прервав отшельничество, Ибн аль-Фарид вернулся к аскетической жизни и странствиям в поисках истины. Около пятнадцати лет провёл в Мекке, где написал большую часть своих трудов. Он не оставил после себя трактатов по теории и практике суфизма, но то небольшое стихотворное наследие, собранное впоследствии его внуком Алием в небольшом «диване» — жемчужина арабской поэзии. Его поэзия полностью суфийская, признан величайшим мистическим поэтом среди арабов. Несколько стихотворений им были написаны в экстазе.
Ещё при жизни Фарид снискал репутацию вали (святого). В Каир возвратился с почётом, как ревностный служитель религии. Читал проповеди в ал-Азхаре, соборной мечети Каира, которые часто посещал египетский султан ал-Камиль, звавший его ко двору, обещая сделать верховным судьей Египта. Но Ибн аль-Фарид отказался от подобной карьеры, предпочтя проникновение в глубины духовной истины.
Наиболее известны произведения: «Ода о вине» и «Большая таийя» — касыда, состоящая из 760 бейтов.
Иногда его упрекают за кажущуюся бесцеремонность, с какой поэт проводит параллели между любовью к Богу и любовью плотской. Ради благозвучия стиха он пренебрегал грамотностью. «Диван» имел много комментаторов и издавался на Востоке много раз.
Умер в Каире, был похоронен у подножья горы Мокаттам в «долине немощных». Его могила в мечети ал-Азхар сохранилась и поныне.
Содержание
|
Творчество
Тонкий, впечатлительный человек, не отступавший от канонов аскезы, Ибн аль-Фарид стремился достичь состояния единения с Богом («вахда»). Для обретения такого состояния суфии ограждают себя от мира, умерщвляют плоть, предаются «зикру», т.е. повторению определённых формул, слов, сопровождаемому иногда музыкой, танцами. Этот ритуал помогает пройти путь («тарикат») к конечному состоянию «фана», в котором к суфию приходит откровение («кашф») и его взор озаряется видением Истины.
Совершается любовное соитие любящего с Возлюбленной, с Богом. Тема страстной любви, в которой любящий теряет свое «я», пронизывает всю поэзию Ибн аль-Фарида.
Не принимая пищи по несколько дней, он впадал в мистические экстазы, слушал небесные голоса, и в этом состоянии писал стихи. Он несомненно первый среди арабских суфийских поэтов, кто в поэтической форме передал эзотерические, мистические переживания человека на пути к святости.
Переводы на русский язык
О влюблённые, пусть ночь темна — нам светло от чистого вина,
Эта чаша Кравчим луноликим нам поднесена.
Мы из века в век опьянены, Ликом Кравчего восхищены,
И очей Его сияньем вечным жизнь озарена!
Средь светил мерцающих ходя, ясным светом в полночь исходя,
Опьяняет звезды эта чаша — полная луна.
Этой влагой дух наш опьянен с самых незапамятных времен —
Не была еще лоза в ту пору Ноем взращена!
Что извне увидеть нам дано? — Как сверкает, пенится вино!
Ибо сущность самого экстаза — в нас утаена.
Что извне услышать нам дано? — Только Имя Горнее одно!
Ибо это Имя — в нашем сердце, Им душа пьяна!
Даже те, кто, в немощи души, видят запечатанный кувшин, —
Даже те провидят эту радость, даже в них она!
Если же на спящих мертвым сном брызнешь ты живительным вином, —
Шевельнутся мертвые в гробницах, встанут ото сна!..
/пер. Д. Щедровицкого/[1]
Из «Касыды о вине»
Наиболее известными циклами стихов, выражающих мистические искания Ибн аль-Фарида, являются «Касыда о вине» и «Стезя праведного»(или «Большая тайиа»).
«Касыда о вине» представляет собой гимн вину, погружающему человека в состояние отрешенности от мирских дум и забот и близком к «фана». Вино у суфиев — постоянный символ мистического экстаза — «духовного опьянения», его подносит «Кравчий» — сам Бог. Поэтому вино, Кравчий и опьянение, виноградная лоза становятся поэтическими символами суфийского «пути».
«Большая тайиа» или «Стезя праведного» Абу ибн аль-Фарида, — касыда, состоящая из 760 бейтов — это уникальное явление в мировой поэзии, психологии и эзотерике.
Впервые в поэтической форме переданы переживания человека становящегося святым. Человек это одна из фаз развития Духа. Так же как гусеница трансформируется в куколку, а она в великолепное воздушное создание — бабочку, так и человек, прежде чем достичь вершины своего совершенства, должен пройти несколько стадий развития. Некоторые из этих фаз развития мы знаем: ребёнок становится подростком, а затем взрослым человеком. Но очень редко внутреннее существо человека – сущность растёт одновременно с внешним существом – личностью. Только у весьма немногочисленных людей рост сущности достигает зрелости. И тогда на свет появляется «бабочка» — святой.
Не без Моей всесильной воли неверный повязал «зуннар» —
Но снова снял, не носит боле, с тех пор как истину узнал.
И, если образ благостыни в мечетях часто Я являл,
То и Евангельской святыни Я никогда не оставлял.
Не упразднил Я Книгу Торы, что дал евреям Моисей, —
Ту Книгу мудрых, над которой не спят в теченье ночи всей.
И, коль язычник перед камнем мольбу сердечную излил, —
Не сомневайся в самом главном: что Мною он услышан был…
Известно правое Ученье повсюду, веку испокон,
Имеет высшее значенье любой обряд, любой закон.
Нет ни одной на свете веры, что к заблуждению ведет,
И в каждой — святости примеры прилежно ищущий найдет.
И тот, кто молится светилу, не заблудился до конца:
Оно ведь отблеск сохранило сиянья Моего Лица!
И гебр, боготворивший пламя, что тысячу горело лет,
Благими подтверждал делами, что, сам не зная, чтит Мой свет:
Блистанье Истинного Света его душа узреть смогла,
Но, теплотой его согрета, его за пламя приняла…
Вселенной тайны Мною скрыты, их возвещать Я не хочу,
И мира зримого защита — в том, что о тайнах Я молчу.
Ведь нет такой на свете твари, что высшей цели лишена,
Хотя за жизнь свою едва ли о том помыслит хоть одна!..
/пер. Д. Щедровицкого/[1]
Из поэмы «Стезя праведного»
Он пишет о «счастье муки», о священном и неистовом огне любви, в котором может сгореть возлюбленный (как мотылек, летящий на огонь свечи и сгорающий в нём, – ещё один из суфийских образов), о любви, подобной смерти.
И эта любовь, эти муки отрешения от своего «я» должны привести к единению с Богом, лицезрению Истины:
| Я сам исчез, и только ты одна Моим глазам, глядящим внутрь, видна. |
/здесь и далее — пер. З. Миркиной/
Ибн аль-Фарид, страстно стремившийся к растворению в Боге, оставался мыслителем. Сознание оставалось для него барьером, препятствующим переходу за черту, где происходит полная утрата себя в объекте любви, подлинное единение любящего с Возлюбленной, но и реальная гибель, смерть. Сознание возвращало его к его «я», отрывало от Бога, разрушало единство:
| Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты Земного мира,— исчезаешь ты. |
И Бог — Возлюбленная бросает ему гневный упрек:
| Но ты не входишь, ты стоишь вовне, Не поселился, не живешь во мне. И мне в себя войти ты не даешь, Как страстен ты, как ты велеречив, |
Было немало суфиев, которые переступали порог жизни и смерти, соединяясь таким образом с Богом, к которому были устремлены. Ибн аль-Фарид, подобно другим мыслителям, пережившим опыт мистического постижения Истины (аль-Газали, Ибн Араби, Ибн Сина), сохранял свое разумное «я» и попытался описать пережитое им состояние близости к Бытию, Единому, Богу. Это переживание помогло ему выработать особое, свойственное суфиям, отношение к миру, понимание себя как личности, понимание веры как веры личной, обретенной в мучительных поисках, а не готовой, предложенной богословами. Эту веру Ибн аль-Фарид готов был отстаивать, отвечая за неё только перед Богом.
| И пусть меня отторгнет целый свет! Его сужденье — суета сует. Тебе открыт, тебя лишь слышу я, |
Глубина переживаний, мысли, выраженные в поэмах Ибн аль-Фарида, эмоциональное напряжение, пронизывающее его стихи, определили их уникальность — они справедливо считаются шедеврами средневековой арабской поэзии.
Примечания
- ↑ 1 2 Руми. Тайна единства. Арабская и еврейская мистическая поэзия // Ной (армяно-еврейский вестник).— М., 1996. — С. 195–203
Литература
- Ибн аль-Фарид — статья из Большой советской энциклопедии
- Ибн-аль-Фарид // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Частная коллекция онтология творчества
Ссылки
- Переводы поэзии Омар ибн аль-Фарида Дмитрий Щедровицкий
- Поэма «Большая касыда» перевод с арабского Зинаиды Миркиной
- О переводах поэзии Ибн ал-Фарида на персидский язык С.Р. Усеинова
Al Farid Марокканский и ливанский меззе-бар и ресторан
Al Farid Марокканский и ливанский меззе-бар и ресторан
ПредыдущийСледующий
Добро пожаловать в Al-Farid — марокканский, ливанский меззе-бар и ресторанAl Farid — отмеченный наградами ресторан, специализирующийся на марокканской и ливанской кухне.
Наше название «Аль-Фарид» вдохновлено именем мистического арабского поэта Умара ибн «Аль-Фарида», чья поэзия полностью связана с суфийским содержанием.
Мы предлагаем эксклюзивную арабскую изысканную кухню вместе с нашим традиционным кальянным баром.
У нас есть два ресторана — один находится в самом сердце Эксетера, в красивом историческом здании под названием «Три фронтона», и недавно мы открыли наш второй ресторан в прекрасном городе Сент-Олбанс.
Реза Хабиби, известный ресторатор и знаменитый шеф-повар, собирается открыть свой второй ресторан в Сент-Олбансе после феноменального успеха ресторана Al Farid в Эксетере.
Страсть Резы к созданию восхитительных рецептов и приготовлению блюд, которые перенесут вас в путешествие за пределы Северной Африки и Ближнего Востока, не имеет границ.
В течение последних 20 лет Реза успешно готовил некоторые из самых потрясающих ближневосточных блюд в своем маленьком ресторане в центре Эксетера, и теперь его миссия – принести те же самые райские удовольствия в Сент-Олбанс, где он будет находиться. наслаждаясь восхитительной кухней и замечательным ближневосточным гостеприимством.
The Three Gables at The Historic Exeter St Mary
Расположенный в жемчужине Соборного двора, которую часто упускают из виду, мы находимся в районе Little Stile, одного из семи древних ворот в Close.
Здания датируются 1658 годом, когда они использовались для хранения древесины, свинца и других строительных материалов, а также для размещения мастеров собора.
Удивительно, но Три фронтона все еще стояли после блицкрига, как и церковь Святой Марии Великой.
К сожалению, собор Святой Марии Майор, который несколько раз перестраивался, был окончательно снесен в 1971. Тем не менее, Три фронтона остаются на месте, поскольку 29 января 1953 года они были классифицированы как памятники архитектуры.
ПредыдущийСледующийЗакрыть
Отличное угощение на день рождения!
«Мне очень нравится это место! Фантастическая аутентичная еда, аутентичная атмосфера, красиво оформленное и великолепное гостеприимство! Неограниченное меззе было отличным соотношением цены и качества, а блюда продолжали поступать! Мы попробовали много вкусных блюд, и это было приятно ждать, чтобы увидеть, что будет дальше!О нас никогда не забывали, и весь персонал постоянно заботился о наших потребностях и следил за тем, чтобы мы были в порядке.Они были очень любезны!Это было особенно хорошо, учитывая, что мы были на верхнем этаже (который это отличное личное пространство для вечеринок), и мы были очень большой компанией. Я так впечатлен и буду приходить еще! Спасибо, что сделали мой день рождения таким особенным!!»
sweets200
Совершенно приятный
«Мы впервые попробовали Al Farid с семьей в гостях.
Живя на Ближнем Востоке, мы с нетерпением ждали возможности снова попробовать арабскую кухню — мы не были разочарованы. У нас было меззе, смешанный гриль и таджин.Качество еды и ароматы были замечательными.Одним небольшим минусом была курица-гриль, у которой была очень твердая текстура, которая не нравилась некоторым участникам нашей вечеринки, но с бараниной, кофтой и мергезом вместо этого это не испортило их удовольствие.Мы очень понравилось характерное здание и экзотический марокканский декор. Обслуживание тоже было дружелюбным и услужливым. В целом, у нас был очень приятный визит»
Элисон
Очень хороший ужин здесь
«Очень хороший марокканский ужин, ее
Еда настоящая, я считаю, и обслуживание отличное. Еда хорошо приправлена специями, но не острая.»
Tom Y
Восхитительная еда
«Был в Al Farid уже дважды, и оба раза одинаково хорошо. Само здание и обстановка такие уютные и аутентичные, а еда просто умопомрачительная.
Действительно вкусная марокканская еда — так сложно выбрать между мезе или таджином! Большая часть меню также без глютена, и это здорово. Мы вернемся!»
Оливия
Маленькая жемчужина в центре Эксетера
«Я был в этом ресторане в субботу, когда был в городе.
Во время моего посещения собора и большинства других мест в Эксетере я наткнулся на занятое маленькое место, которое снаружи выглядит нормально, но как только вы входите, сцена разворачивается на 360. Не портя вашего удивления (если вы посещаете), владелец сделал все, чтобы украсить место в аутентичном традиционном марокканском / ливанском / Персидский вкус. Он тоже был фантастическим с огромным разнообразием вегетарианских и не вегетарианских блюд. Блюда с меззе просто бесподобны.»
Ali M
Прекрасная еда и отличный сервис
«Отличная марокканская кухня и отличный сервис. Это было так же, как вернуться в Марракеш с вкусными тажинами, традиционными лепешками и, конечно же, пивом Касабланка!!
Обслуживание было дружелюбным и эффективным , Еда была потрясающей
Рекомендовано, и я с нетерпением жду возвращения летом 2021 года»
AJMids
ЧИТАТЬ БОЛЬШЕ ОБЗОРОВ
Каср аль-Фарид, Одинокий замок набатеев
Обновлено 28 апреля, 2015 — 01:03 dhwty
Набатейское царство управляло территорией, которая простиралась от южного Леванта до северной Аравии, положение, которое позволяло им контролировать благовонный путь, проходивший через Аравийский полуостров.
В результате этой прибыльной торговли набатейцы стали чрезвычайно богатыми и могущественными. Одно из проявлений этого богатства можно увидеть в построенных ими памятниках. Возможно, самым известным набатейским памятником является аль-Хазне в Петре, современная Иордания. Тем не менее, набатеи были высококвалифицированными мастерами, когда дело доходило до резьбы по камню, и многочисленные примеры их мастерства можно найти по всему их королевству. Одним из таких памятников является Каср аль-Фарид.
Набатеи были искусными мастерами, вырезавшими свои памятники из твердой скалы ( Wikimedia Commons )
Каср аль-Фарид (что означает «Одинокий замок») находится в археологических раскопках Мадина-Сали. (известный также как аль-Хиджр или Хегра) на севере Саудовской Аравии. Хотя Каср аль-Фарид назывался замком, на самом деле он был гробницей, построенной примерно в 1-м -м веке нашей эры. Каср аль-Фарид — лишь одна из 111 монументальных гробниц, разбросанных по ландшафту Мадаин-Салиха, места, которое в 2008 году было внесено ЮНЕСКО в список Всемирного наследия.
Из этих гробниц 94 из них украшены. Каср аль-Фарид — одна из самых известных гробниц в Мадаин-Салихе, названная так из-за того, что она полностью изолирована от других гробниц, расположенных в этом районе. Это необычно, учитывая, что большинство монументальных гробниц в Мадаин-Салихе были сооружены группами. К ним относятся гробницы Каср аль-Бинт, гробницы Каср аль-Сани и гробницы в районе Джебель аль-Махджар.
- Сложные водные технологии древних набатеев
- Древние памятники набатеев были построены согласно небесным событиям
Археологические раскопки Мадаин Салих, Саудовская Аравия ( Wikimedia Commons ).
Сообщается, что Каср аль-Фарид имеет четыре этажа. Поскольку такие памятники должны были свидетельствовать о богатстве и социальном статусе людей, которые их заказали, чем больше, тем лучше. Еще одним примечательным аспектом Каср аль-Фарид является количество пилястр на фасаде.
Все остальные фасады гробниц Мадаин Салих содержат только две пилястры, одну слева, а другую справа. Однако Каср аль-Фарид имеет четыре пилястры на фасаде, по одной с каждой стороны и две дополнительные посередине. Это может быть еще одним свидетельством того, что владелец этой гробницы был чрезвычайно богатым и важным человеком в набатейском обществе.
Загадочные набатеи изначально были кочевым племенем, но около 2500 лет назад они начали строить большие поселения и города, которые процветали с первого века до нашей эры до первого века нашей эры, включая великолепный город Петра в Иордании. Помимо сельскохозяйственной деятельности, они разработали политические системы, искусство, инженерное дело, каменную кладку, астрономию и продемонстрировали удивительные знания в области гидравлики, включая строительство колодцев, цистерн и акведуков.
- Архитектурное чудо Мадаин Салех и загадочный набатейский народ
- Древнейшая арабская надпись обеспечивает недостающую связь между набатейским и арабским письмом
В отличие от других построек в Мадаин-Салихе, Каср аль-Фарид имеет четыре колонны, а не две ( Wikimedia Commons ) фактически так и не был завершен.
К сожалению, маловероятно, что мы когда-нибудь узнаем, для кого построена эта гробница. Мы также не узнаем причину отказа от этого проекта ни его владельцем, ни рабочими. Однако незавершенность Каср аль-Фарида раскрывает нечто заманчивое в том, как он был построен. Поскольку качество работы в нижней части фасада гробницы более грубое, было высказано предположение, что памятник создавался сверху вниз. Не исключено также, что подобным образом были изготовлены и другие подобные памятники.
Каср аль-Фарид, Одинокий замок ( Wikimedia Commons )
Римская империя. Следовательно, многие города вдоль торгового пути пострадают от ухудшения торговли. Даже Медаин-Салих, который когда-то был крупным перевалочным пунктом на главном караванном пути с севера на юг, не был пощажен и в конечном итоге превратился в крошечную деревню. 10 -й -й век Арабский путешественник, например, писал, что в его время Мадаин Салих был всего лишь маленьким оазисом, деятельность которого была сосредоточена на его колодцах и крестьянах.
Это, несомненно, разительный контраст по сравнению с периодом расцвета этого места в набатейский период, когда купцы и верблюды, нагруженные аравийскими благовониями, заполнили его улицы по пути на север. Тем не менее, Каср аль-Фарид и другие гробницы, построенные набатеями, остаются свидетельством величия, которым когда-то был Мадаин Салих.
Избранное изображение: Каср аль-Фарид. Источник фото: Викимедиа.
Каталожные номера
Эрик Грундхаузер, 2015. Одинокий замок. [Онлайн]
Доступно по адресу: http://www.atlasobscura.com/places/the-lonely-castle
Каушик, 2015 г. Каср аль-Фарид: Одинокий замок Мадаин-Салех. [Онлайн]
Доступно по адресу: http://www.amusingplanet.com/2015/02/qasr-al-farid-lonely-castle-of-mada.html
Lendering, J., 2009. Набатеи. [Онлайн]
Доступно на: http://www.livius.org/people/nabataeans/
Пембертон, Б., 2015 г. Загадка одинокого замка: заброшенная посреди пустыни древняя гробница, вырубленная в скале, которая существует с первого века.
[Онлайн]
Доступно здесь.
Пауэлл, Э.А., 2010. Город-побратим Петры. [Онлайн]
Доступно по адресу: http://archive.archaeology.org/1007/abstracts/hegra.html
Саудовская комиссия по туризму и древностям, 2009 г. Достопримечательности Саудовской Аравии. [Онлайн]
Доступно здесь.
ЮНЕСКО, 2015 г. Археологические раскопки Аль-Хиджр (Мадаин Салих). [Онлайн]
Доступно по адресу: http://whc.unesco.org/en/list/1293
Автор: Ḏḥwty
Связанные статьи о древнем происхождении
7 февраля, 2023 — 17:39 Sahir
Впервые в истории группа археологов, судмедэкспертов и модельеров, работающая под эгидой Королевской комиссии Саудовской Аравии по Аль-Уле (RCU), реконструировала лицо древнего…
29июль 2022 г. — 22:58 Sahir
Когда-то великолепная столица Королевства Кинда, Аль-Фау, расположенная к юго-западу от Эр-Рияда в Саудовской Аравии, стала объектом проекта, возглавляемого Комиссией по наследию Саудовской Аравии, возглавляемой саудовским.