Жан-Поль Сартр. Цитаты. Афоризмы.
Жан-Поль Сартр (Jean-Paul Sartre 21.6.1905 — 15.4.1980). Французский философ, писатель, драматург и общественный деятель. Основные темы художественных произведений: одиночество, свобода и ответственность, абсурдность бытия. Мировоззрение Сартра сложилось под влиянием Бергсона, Хайдеггера и Гуссерля. Один из наиболее значимых представителей экзистенциального направления в литературе и философии, Сартр так же заложил теоретические основы экзистенциальной психологии. В 1964 году был удостоен Нобелевской премии по литературе «за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время».
Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня
Все сущее рождено без причины, продолжается в слабости и умирает случайно. …Бессмысленно то, что мы рождаемся, бессмысленно, что умираем
Действительное будущее — есть возможность такого настоящего, которое я продолжаю в себе и которое есть продление действительного в себе. Мое будущее вовлекает как будущее сосуществование очертания будущего мира… будущее в-себе, которое обнаруживается моим будущим, существует в направлении прямо соединенном с реальностью, в которой я существую
Диалектика как движение действительности невозможна, если не диалектично время, т.е. если отрицают определенную активность будущего как такового. Мы должны понять, что ни люди, ни их действия не находятся во времени: время, как конкретное свойство истории, созидается людьми на основе их изначального времяполагания
Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким человеком, каким он сделает себя сам
За любое счастье приходится расплачиваться, нет такой истории, которая не кончилась бы плохо. Пишу об этом не с какой-то патетичностью, а просто так, хладнокровно, потому что всегда так думаю и потому что надо было об этом здесь сказать. Это ничуть не мешает мне впутываться в истории, но у меня всегда было убеждение, что у них будет мрачный конец, никогда мне еще не приходилось испытать счастья без того, что бы я не подумал о том, что произойдет после
История любой человеческой жизни есть история поражения.
Мне кажется, что у каждого из нас есть свое отчаяние, тенью следующее за нашей уверенностью в себе, за нашим спокойным настоящим
Мы выдумываем ценности. Apriori жизнь не имеет смысла. Это мы создаём ей смысл
Мы не можем вырвать ни одной страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь самую книгу
Мы являемся тем, что мы хотим
Но когда мы говорим, что человек ответствен, то это не означает, что он ответствен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей
Огородник может решать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо
Под экзистенциализмом мы понимаем такое учение, которое делает возможной человеческую жизнь и которое, кроме того, утверждает, что всякая истина и всякое действие предполагают некоторую среду и человеческую субъективность
Смысла жизни не существует, мне придётся самому создавать его!
Тот, кто в тревоге узнает, что обстоятельства его жизни — это заброшенность в такую ответственность, которая ведет к полному одиночеству, тот больше ничего не знает об угрызениях совести, о раскаянии, о самооправдании
У каждого настоящего есть свое будущее, которое освещает его и которое исчезает вместе с ним, становясь прошлым-будущим
У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её как можетЧеловек — это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста
/Экзистенциализм — это гуманизм/
Человек обречен на свободу
Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь
Экзистенциализм — это гуманизм
Я всегда могу выбрать, но я должен знать, что даже в том случае, если я ничего не выбираю, я тем самым все-таки выбираю
Я думаю, что добрая половина всех человеческих деяний имеет своей целью реализовать нереализуемое. Думаю, что большинство наших самых мелких разочарований объясняется тем, что нечто нереализуемое представляется нам в будущем, а затем, какое-то время спустя, уже в прошлом – реализуемым, и тем, тогда-то мы и чувствуем это, что мы его не реализовали
Я сам своя свобода
Я собачонка, я зеваю, по щекам катятся слезы, я чувствую, как они текут. Я дерево, ветер шелестит в моих ветвях, легонько их колеблет. Я муха, я ползу по стеклу, соскальзываю, снова ползу вверх. Иногда я ощущаю, как ласку, движение времени, иногда — чаще всего — я чувствую, как время стоит на месте. Дрожащие минуты осыпаются, погребая меня, бесконечно долго агонизируют, они увяли, но еще живы, их выметают, на смену им приходят другие, более свежие, но такие же бесплодные; эта тоска зовется счастьем.
.. О своем одиночестве я никогда не думаю — во-первых я не знаю, как это называется, во-вторых, я его не замечаю, я всегда на людях. Но это ткань моей жизни, основа моих мыслей, уток моих радостей
О бытие, о становлении человеком; Экзистенциальная психология; Свобода и ответственность ; Мы и другие; Тревога; Время; Религия и вера; Смысл жизни ; Бытие и ничто. Жизнь и смерть; счастье и горе; Одиночество; Разное; О бытие; о становлении человеком
Проблема свободы и выбора во французском экзистенциализме (Ж. П. Сартр, А. Камю)
скачать
Автор: Кандалинцева Л. Е. — подписаться на статьи автора
Свой анализ начнем с Сартра. Сартр – крупнейший французский философ и писатель – оставил глубокий след в истории XX века. Он родился в 1905 году и умер в 1980 году. Через четыре года во Франции будут отмечать 100‑летие со дня рождения Сартра. Уже появляются монографии и статьи, в которых освещается философская, литературная и общественная деятельность французского интеллектуала[1]. Почему же проявляется такой пристальный интерес к Сартру? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что французский философ вел разностороннюю деятельность. Он писал выдающиеся философские труды, но не менее выдающимися были его художественные произведения. Одновременно он вел большую общественную работу, выступал за социальную справедливость, за мир во всем мире. И проблемы, которые ставил и решал Сартр, не потеряли своей актуальности в наше время. Из этих проблем мы возьмем только проблему свободы и выбора, которой так много внимания уделял французский мыслитель.
Сартр не занимался абстрактным анализом свободы. Он свободу рассматривал в контексте социальной действительности, которую резко критиковал и считал абсурдной. Человек, по мнению Сартра, свободен, его действия ничем не детерминируются. Он сам себя создает. «Мы, – пишет Сартр, – обречены быть свободными, и наша свобода, возможно, является единственным, от чего мы не в состоянии отказаться»[2]. Свобода – это способ бытия сознания, поэтому сознание должно быть сознанием свободы. Поскольку сознанием одарен каждый человек, постольку свобода представляет собой универсальное онтологическое свойство человеческого существования. Поэтому, по глубокому убеждению Сартра, человек не может быть одновременно свободным и несвободным – он может быть либо свободным, либо несвободным.
Поскольку свобода есть онтологическая характеристика человека, она предшествует его сущности. «Свобода человека предшествует его сущности, она есть условие, благодаря которому последняя становится возможной, сущность бытия человека подвешена в его свободе. Итак, то, что мы называем свободой, неотличимо от бытия «человеческой реальности». О человеке нельзя сказать, что он сначала есть, а затем – он свободен; между бытием человека и его «свободобытием» нет разницы»[3]. Свобода абсолютна и безусловна.
Следует подчеркнуть, что Сартр проводит демаркационную линию между обыденным и экзистенциалистским пониманием свободы. Обыденное представление о свободе предполагает ее связь с практической реализацией цели, а экзистенциалистское понимание имеет в виду свободу выбора, индетерминированность человеческой свободы. Сознающий свою свободу человек постоянно неудовлетворен своим положением и стремится к тому, чтобы преодолеть встречающие на его пути трудности.
По утверждению Сартра, в основе человеческих действий лежит «первоначальный проект». Это своего рода решение человека, связанное с описанием его собственной истории жизни. Проект – это вместе с тем и выбор. Выбор идентичен свободе человека, и во всех последующих актах выбора будет воспроизводиться то, каким он впервые был осуществлен. Внутренняя убежденность человека является, если можно так выразиться, единственным критерием правомерности того или иного выбора.
Сартр понимает, что выбор может иметь произвольный характер. Поэтому он говорит о правильном выборе. И все же в целом Сартр придерживается индетерминистской концепции свободы. Но, как пишет И. А. Гобозов, нельзя согласиться с «утверждением о том, что поступки человека ничем не детерминированы и что в этом смысле человек всегда свободен. Но возможность выбора в любой ситуации вовсе не означает индетерминированность человеческих поступков. Оказавшись в тюрьме, человек выбирает ту или иную модель поведения в зависимости от тюремных порядков. Да и во всей своей повседневной жизни он вынужден считаться с обстоятельствами, с общепринятыми принципами и нормами жизни. Одно дело загорать на пляже, а другое дело слушать оперную музыку в оперном театре или читать лекции студентам»[4].
Надо отдать должное Сартру. В «Критике диалектического разума» он вносит коррективы в свою теорию свободы. Он анализирует теперь те аспекты свободы, на которые не обращал практически никакого внимания в своих прежних работах. Он отвергает понятие абсолютной свободы, свободы-фетиша как «первоначала без связи с миром»[5]. Теперь французский мыслитель акцентирует внимание на свободе действия, а не только на свободе духа, на свободе борьбы, а не только на свободе выбора. В этой связи Сартр исследует проблему праксиса. Поскольку практика рассматривается им как «реальная человечность человека», постольку средством осуществления свободы становится практическая деятельность.
Но практическая деятельность, как известно, немыслима без учета обстоятельств, при которых она осуществляется. Сартр понимает, что «праксис», взятый только на уровне «двойного измерения», то есть непосредственных отношений между субъектом и предметом или между субъектами, есть пустая абстракция. Поэтому он пытается найти опосредствующие звенья в категориях, разработанных Марксом: способ производства и производственные отношения. Ведь не случайно Сартр заявляет, что он признает фундаментальный тезис Маркса: способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Правда, заметим, что школьный друг Сартра Р. Арон выражает глубокое сомнение в искренности Сартра. «С одной стороны, – пишет он, – Сартр выражает безусловную преданность марксизму, но марксизму, обедненному содержанием, а с другой стороны, снова возвращает в историю событие и индивида. ..»[6]
Поскольку мы коснулись Арона, нельзя не отметить, что Арон подвергает острой критике экзистенциалистские воззрения Сартра. В частности, Арон пишет, что Сартр понятие праксиса редуцирует к индивидуальной деятельности человека. «Индивидуальный праксис, как и сознание, есть замысел, сохранение прошлого и устремленность в просвечивающее будущее, глобальное видение ситуации и цели. История была бы полностью диалектичной, то есть вполне понятной, если бы она сливалась с историей отдельного индивида – интеллигибельной, так как она конституируется человеческими действиями, каждое из которых понятно как индивидуальный праксис, или просвечивающее сознание»[7].
Но вернемся к Сартру. Как уже отмечалось, в поздних работах французский экзистенциалист начал признавать социальную обусловленность свободы человека. Поэтому он обратился к проблеме необходимости. Но интерпретирует необходимость по-своему. Сартр утверждает, что необходимость противоположна свободе. Она мешает свободной деятельности человека, сковывает его инициативу и не дает возможности проявить свои духовные и физические потенции. И тем не менее, признает он, необходимость связана со свободой. Но интересно, что в этой связи Сартр сам же критикует идею «чистой свободной деятельности». Он отмечает, что в социальной действительности люди осуществляют не только свободный творческий «праксис», но и инертную, механически исполняемую деятельность, которая вовсе не есть свободная деятельность. Свобода завоевывается путем преодоления необходимости. Сартр полагает, что человек перестает быть свободным, когда его творчество перестает иметь творческий характер. Если в условиях праксиса, то есть индивидуальной творческой деятельности, человек чувствует свою свободу и действует активно, то в условиях инертной практики человек воспринимает свою деятельность как нечто чуждое ему.
Сартр истолковывает соотношение свободы и необходимости однозначно. Он считает, что либо свобода преодолевает необходимость, либо необходимость порабощает свободу. Но подобная трактовка свободы и необходимости схематична. Нет свободы без необходимости и необходимости без свободы. «Свобода, не имеющая в себе никакой необходимости, и одна лишь голая необходимость без свободы суть абстрактные и, следовательно, неистинные определения. Свобода существенно конкретна, вечным образом определена в себе и, следовательно, вместе с тем необходима»[8]. Кроме того, как известно, свобода есть познанная необходимость. Если необходимость познана, то она играет исключительно важную роль в свободной деятельности индивида.
Сартр важное место отводит проблемам отчуждения. Он считает, что в сфере материального производства проявляется основная причина отчуждения человека от своей сущности и от других людей. Марксизм, пишет французский мыслитель, отчуждение связывает с эксплуатацией человека человеком. Сартр этого не отрицает, но считает, что с эксплуатацией связана лишь определенная форма отчуждения. По его мнению, есть еще главное отчуждение, которое представляет собой результат внутреннего отношения, связывающего человека с его окружающей средой. Сущность этого отношения Сартр видит в том, что человек вынужден объективировать свою деятельность в «инертных вещах» и узнавать себя в инертности, то есть в том, что он им уже не является, но является другим, чем он. «Инертные результаты» деятельности отличны от живого, подвижного, текучего, динамического и творческого характера самой деятельности.
Сартр ставит вопрос: возвращается ли он к гегелевскому пониманию отчуждения? И сам же отвечает: и да, и нет. Гегель под отчуждением понимал опредмечивание. Да, потому что надо признать, что «первоначальное отношение праксиса как тотализации к материальности как пассивности обязывает человека опредмечивать себя в среде, которая не является его собственной средой, и видеть в неорганической целостности свою объективную реальность»[9]. Нет, потому что человек есть не что иное, как тотализующее движение, которое заканчивается этим опредмечиванием.
Сартровская концепция отчуждения представляет собой разновидность гегелевского понимания отчуждения. Всякое опредмечивание для Гегеля означает отчуждение духа, самосознания, ибо дух в гегелевской философии также не в состоянии себя выразить без опредмечивания. Поэтому и для Гегеля в этом смысле опредмечивание есть не только отчуждение духа, но и его самовыражение. Но у Гегеля, как пишет Маркс, «человек рассматривается как непредметное, спиритуалистическое существо»[10], как самосознание, тогда как Сартр отождествляет человека с его материальным, предметным праксисом.
Если для Маркса предметный мир выступает как действительность сущностных сил человека, как утверждение и осуществление его индивидуальности, то для Сартра он есть нечто Другое, чем человек. В самом факте опредмечивания праксиса Сартр видит источник отчуждения.
Эволюция сартровского понимания свободы выражается в том, что от свободы в сфере cogito он переходит к свободе в области практической деятельности, от игнорирования социальной и материальной обусловленности свободы – к признанию ее, от идеи «отрицательной свободы» – к положительной творческой свободе.
Теперь мы обратимся к пониманию морали Сартром и Камю. Дело в том, что свобода связана непосредственно с моральными нормами и принципами. Абсолютный волюнтаризм, вытекающий из тезиса абсурдности мира, Сартр и Камю пытаются ограничить требованием справедливости и ответственности за свободу. Такое требование, разумеется, правомерно. Почему? Потому, что человек в любой ситуации, выбирая то или иное решение, должен нести ответственность за это решение. Если, допустим, он выбрал путь преступника, то должен нести ответственность за свои преступные действия. И ему ни на кого не надо сваливать свою вину.
На пути от абсурда и нигилизма к бунту А. Камю, стремясь преодолеть реальные трудности и противоречия, встречающиеся в социальной действительности, пытается утвердить новые универсальные ценности. Но Камю не удалось утвердить такого рода ценности, потому что из абсурда он делает вывод о вседозволенности, а это неизбежно приводит к отрицанию всеобщих нравственных норм и правил. Единственной ценностью становится ясность видения и полнота переживания. Камю в «Мифе о Сизифе» предлагает миф об утверждении самого себя. Это значит, что человек с максимальной ясностью ума, с пониманием выпавшего удела должен нести бремя жизни, не смиряясь с ним. Самоотдача и полнота существования, с точки зрения Камю, важнее всех ценностей.
В более поздних работах Камю корректирует свою позицию. В философствование он включает другую, более гуманистическую посылку. «Я продолжаю думать, – пишет он, – что в этом мире нет высшего смысла. Но я знаю, что кое-что в нем все-таки имеет смысл, и это- человек, поскольку он один смысл взыскует. В этом мире есть по крайней мере одна правда – правда человека, и наше предназначение – укрепить его осмысленную решимость жить вопреки судьбе. Человек, и только он один, – вот весь смысл и все оправдание, его-то и надо спасти, если хотят спасти определенные воззрения на жизнь. Вы усмехаетесь презрительно: дескать, что это значит – спасти человека? Но я прокричу вам изо всей мочи: это значит не калечить его, это значит делать ставку на справедливость… »[11]
Камю пишет, что современный человек оказался перед лицом тотальных идеологий, оправдывающих бесчеловечное отношение к человеку. Сегодня подлинную угрозу представляют не преступники-одиночки, а государственные чиновники, хладнокровно отправляющие на смерть тысячи людей, оправдывающие массовые убийства интересами нации, государственной безопасности и т. д. Поэтому сегодня особенно важно отнять право морального суда у политических институтов и в первую очередь у государства. Человек должен обладать свободой, и никто не имеет права посягать на эту свободу. Если власть или идеология берут на себя ответственность за поведение человека и монополизируют право решать, что есть добро, истина, красота, свобода, то они на это не имеют права. Человек остается человеком до тех пор, пока он свободен, судит обо всем свободно и свободно принимает решения.
Но Сартр и Камю утверждают, что свобода не освобождает человека от ответственности. Человек несет ответственность за свои действия и поступки. Но это не юридическая, а моральная ответственность. Она особенно значима у людей доброй воли, осознающих жизненные трудности и настаивающих на своей готовности к их преодолению. Она проявляется в солидарности и сотрудничестве людей, в борьбе за мир, за возрождение достоинства, свободы и независимости человека.
Сартр подчеркивает, что, беря на себя ответственность, человек не может рассчитывать на ценности, установленные предварительно даже самим собой, никогда не бывает абсолютно уверен в правильности своих поступков. Но тем не менее, человек осуществляет выбор. Но «…выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, – всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех»[12]. Если выбор касается всех, то и ответственность касается всех. «Наша ответственность гораздо больше, чем мы могли предполагать, так как распространяется на все человечество»[13].
Сартр и Камю не были кабинетными философами. Они находились в гуще событий, изучали жизнь со всеми ее противоречиями и трудностями, брали из нее, так сказать, примеры. Так, они считали, что свобода – дело угнетенных, и поэтому ее традиционными защитниками всегда были выходцы из народа. В феодальной Европе различные общины боролись за свободу, во время Великой французской революции знамя свободы поднимало Третье сословие, в XIX веке за свободу боролись рабочие. Вот что пишет А. Камю: «Труженики-интеллигенты и рабочие – сделали свободу реальностью и дали ей силу идти вперед, пока она не стала самим принципом мышления, воздухом, без которого мы не можем обойтись, которым мы дышим, сами того не замечая, до той минуты, когда, внезапно лишившись его, мы чувствуем, что умираем»[14]. Они утверждали, что в современном мире отсутствует действительная свобода, ибо простые люди не могут проявить себя, не могут удовлетворить свои потребности, хотя жизненный уровень в развитых странах вырос. Они критиковали буржуазную свободу, считали ее псевдосвободой. По их глубокому убеждению, подлинную свободу еще предстоит завоевать. Не существует «идеальной свободы, которую мы могли бы без усилий получить в один прекрасный день, как пенсию в старости»[15].
В связи с анализом свободы и ответственности нельзя еще не остановиться на проблеме тревоги. Дело в том, что Сартр данной проблеме придает большое значение. Он считает, что тревога является значительным феноменом в жизни людей в прошлом и настоящем. Человек не может волноваться за свою свободу, так как она постоянно подвергается внешнему давлению. Тревога, утверждает Сартр, есть созерцательное постижение свободы. «Свобода, – пишет он, – часто лишает сна ее обладателей, они ухватываются за идею детерминизма, надеясь найти в ней покой, уйти от этой тревоги, которая почти неотделима от свободы. Но убежать от тревоги, покончить с ней невозможно, потому что мы – тревога»[16]. Тревога – это не страх и не волнение. Это истина, которую несет само бытие. Ощущение безграничной свободы, наличия многих возможностей, из которых мы можем выбирать, при отсутствии всякой поддержки и ориентира, вызывает в человеке тревогу.
Тревога, по мнению Сартра, связана с принятием решений. Всякое решение – это решение против чего-то в той мере, в какой оно является решением в пользу чего-то. Оно ставит человека лицом к лицу с самим собой таким образом, что это не может не вызвать тревоги. Поэтому большинство людей не испытывает особого желания принимать решения.
Сартр не сомневается в том, что человек заброшен в этот неуютный мир, ему не на кого надеяться, он может положиться только на самого себя. Он руководствуется не какими-то предписаниями, а реальными жизненными ориентирами, располагая ими по своему усмотрению. Никакие наставления свыше, божественного или земного происхождения, никакая всеобщая мораль не подскажут, что нужно делать и как поступать. В мире нет категорических императивов и знамений. А это означает, что человек заброшен. Правда, эта заброшенность не фатальна. Человек может вырваться из нее, полагаясь на самого себя, в порыве к свободе. Сартр открывает перед человеком перспективу прорыва в будущее, не соблазняет его прогрессом, но вселяет веру в улучшение своих жизненных условий.
Весьма актуально звучит призыв Камю и Сартра о том, что каждый человек должен формировать свою индивидуальность и придавать смысл своей жизни. Французские мыслители особое внимание обращают на субъективный мир человека, на проблемы индивидуального бытия личности. И с этим нельзя не согласиться. Человек – единственное существо, имеющее субъективный мир, и он становится подлинным человеком тогда, когда обогащает этот субъективный мир. Но для этого человек должен обладать свободой и вместе с тем чувствовать свою ответственность перед остальными. Поэтому поставленные Сартром и Камю вопросы свободы, ответственности и выбора всегда будут актуальны, пока существует человечество, пока люди, трудясь изо дня в день, создают материальные и духовные ценности, пока они задаются вопросом о смысле жизни.
[1] См., например: В. Н. Lévy Le siécle de Sartre. Paris, 2000. Galster I. Sartre et la «question juive». R. Сommentaire. 2000. № 89; Amadou J. Sartre…Le retour.
[2] Sartre J.-P. L’ Être et le néant. Paris, 1948. P. 518.
[3] Ibid. Р. 22.
[4] Гобозов И. А. Введение в философию истории. М., 1999. C. 174.
[5] Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique. Tome 1. Théorie des ensembles pratiques. Paris, 1960. Р. 95.
[6] Арон Р. Мнимый марксизм. М., 1993. С. 163
[7] Там же. С. 173.
[8] Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1974. С. 143.
[9] Sartre J. -Р. Critique de la raison dialectique. T. 1. Théorie des ensembles pratiques. Paris, 1960. P. 285.
[10] Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 628.
[11] Камю А. Письма к немецкому другу//Избранное. М., 1996. С. 364.
[12] Сартр Ж. П. Экзистенциализм – это гуманизм. М., 1990. C. 324.
[13] Там же.
[14] Камю А. Творчество и свобода. М., 1990. С. 132–133.
[15] Камю А. Творчество и свобода. М., 1990. С. 135.
[16] Сартр Ж. П. Тошнота. М., 1998. С. 219.
Во что верят буддисты — За все отвечает человек
Во что верят буддисты — За все отвечает человек Домашняя страница BuddhaSasana
Английский раздел
Что
Буддисты верят
Достопочтенный К. Шри Дхаммананда Маха Тхера
Согласно Будда, человек сам творец своей судьбы. Ему некого винить в своей судьбе так как он один несет ответственность за свою жизнь. Он делает свою жизнь к лучшему или для худший. Будда говорит: человек создает все. Все наши печали, опасности и несчастья — наши собственные создания. Мы исходим не из другого источника, кроме нашего собственное несовершенство сердца и ума. Мы – результат наших хороших и плохих поступков совершенные в прошлом под влиянием жадности и заблуждения. А так как мы сами породили их, в наших силах преодолеть дурные последствия и культивировать хорошие натуры. Человеческий разум, как и у животного, есть нечто управляется животным инстинктом. Но, в отличие от животного разума, человеческий разум можно натренировать. более высокие значения. Если человеческий разум недостаточно культурен, этот некультурный ум создает много бед в этом мире. Иногда поведение человека более вредно и более опаснее, чем поведение животных. У животных нет религиозных проблем, нет языковых проблем, никаких политических проблем, никаких социальных и этических проблем, никаких проблем с цветными полосами. Они дерутся только для еды, крова и секса. Но есть тысячи проблем, созданных человечество. Их поведение таково, что они не смогли бы решить ни одну из этих задач. не создавая дополнительных проблем. Человек не хочет признавать свои слабости. Он не готовы взять на себя его обязанности. Его отношение всегда состоит в том, чтобы обвинять других в своих отказ. Если мы станем более ответственными в своих действиях, мы сможем сохранить мир и счастье. -ооооо- Предыдущая страница Содержание Следующая Страница |
Источник: Изучение и практика буддизма. Группа, http://www.sinc.sunysb.edu/Clubs/buddhism/
[Назад к Английский индекс]
Ответственный человек и целеустремленный (#94137)
Прежде всего в этой главе я замечаю, что существует ответственность, но совершенно нового порядка; ответственность, которая связана со Христом и которую Он исполнил; «Я прославил Тебя на земле, я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира: ответственность, которая по праведности пред Богом и по благодати к нам поставила нас на то же место, что и Сам. Слово сошло к нам; и были принесены слова, и мы поверили им и твердо познали, как сказал Иисус, «что Я исшел от Бога».
Если мы подумаем о том, что прежде было дано Моисеем, закон; это была всего лишь мера человека, сошедшего на землю и требовавшего от человека того, чем он должен быть: совершенное правило для человека как дитя Адама. Это было связано обязательно с ответственностью, но с ответственностью твари, в которой он и потерпел неудачу; За этим скрывался Бог — Он не пришел к человеку, а человек — к Нему. Но при этом человек терпит неудачу. Затем, из-за этого упадка, «благодать и истина пришли через Иисуса Христа», но пришли, когда эта нужда была таким образом прояснена. Человек потерпел неудачу в раю и вылетел из рая. Он потерпел неудачу в поисках праведности по закону; и отвергли Христа, пришедшего в благодати. Если мы посмотрим на еврея или язычника, мы увидим, что Христос тоже взял на себя эту ответственность перед Богом и уничтожил грех за нас, принеся Себя в жертву. Он умирает и закрывает всю сцену, в которой была эта ответственность. Все подытожено словами Иисуса: «Я совершил дело, которое Ты поручил Мне совершить».
И другое сказано в этой главе: «Я прославил Тебя на земле». …Но Он закрепил обетования крестом, а также заложил основание для вечных целей Божьих в Своей смерти и воскресении. Тот, Кто пришел со всеми обетованиями Божьими в руке Своей, был отвергнут и убит. Спасение со стороны Бога есть ответ на это зло на человеческом. Дело было не только в том, что человек был грешником, но во всем, что Бог сделал для грешника, было отвергнуто: «Последним из всех Он послал к ним Своего Сына. Моя душа и совесть очищаются та самая кровь, которая была доказательством моего греха и вины. Цель, которая была прежде мира, теперь может быть осуществлена, потому что вошла праведность. и Христос как Человек занял место в славе Божьей, потому что Он этого заслуживает! является праведным основанием замыслов Божьих, и Он также присутствует в работе, совершаемой для р нас.
В этом вознесшемся Господе мы видим силу жизни, восторжествовавшую над смертью, и все свидетельство, которое ныне приходит к нам, исходит оттуда. Сын там, и там как человек в праведности, согласно природе Бога. Но не только Бог прославляется в праведности, но и Отец в любви: «Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне, Отче, прославь Меня в Самом Себе». Имя Отца является для нас источником вечной жизни в Сыне и Сыне, как человек принес его, и мы получили его. Это не то, что Иегова дал Мессии, а то, что Отец дал Сыну. «Сие говорю Я в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную». Он дал нам слова, которые дал Ему Отец. Это привилегии, которые принадлежат нам как верующим.
Первые три Евангелия представляют Христа для принятия человеком; но у Иоанна Его народ вызван благодатью: это начинается с Его отвержения; и они отделены от мира и также приведены в это место обладания. Все Мое — Твое, и Твое — Мое, и Я прославился в них; это полная благодать Христова. Слова Отца, переданные Христу, должны привести нас во все места, принадлежащие Христу. Это откровение небесных Божьих мыслей через Его Сына, где не может быть ничего ответственного перед человеком, как под законом; хотя Евангелие рассматривает человека как грешника, нуждающегося в благодати. Христос есть откровение о том, что такое совершенный Человек и чем все в мире является для Бога. Мы не из этого.
Когда мы смотрим на Личность Христа, что мы видим? Отец в Своем Сыне! Ибо это было откровение Отца во Христе. Филипп сказал: «Покажи нам Отца, и довольно с нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня? Видевший Меня видел Отца» (Иоанна 14). Выражением Отца был живой Христос. Это было откровение, подходящее для человека, жившего здесь внизу; ибо это было видно в Человеке. Который обитал с нами, чтобы Он мог соединить наши сердца с Отцом, как Он был. «Славу, которую Ты дал Мне, Я дал им; «опять же», да будет в них любовь, которою Ты любишь Меня. Все, чем Он является и чем обладает Сам, Он вводит нас; кроме, конечно, того, что существенно для Его вечного Сыновства: слов Отца, жизни, славы, любви, со всем имеющимся у Него блаженством, и (что нам не очень приятно) отделения Его от мира. Но это часть с Ним сейчас и в будущем. Более того, Он ставит нас на Своё место свидетельства миру. «Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир». Он был от Бога среди мира, всегда откровение Божие. Таков и христианин.
«Освяти их истиной Твоей». Слово Божие нисходит (в отличие от закона) и приносит в мое сердце меру и характер того, чем является Христос. Истина, Его слово, которое говорит, что такое Бог, говорит человеку, что я должно быть, как дитя Отца. Пока не откроется Бог, как я могу сказать, что мне должно быть? Но благодать и истина говорят мне, что такое Отец и что такое мир: это город Каина. вымыслы его, телеграф и тому подобное, человеку, когда он уходит из мира смертью?.. Но есть и нечто большее: ради них Я освящаю Себя: «не просто слово сошедшее, но Человек вознесшийся». Теперь иди туда, куда ведет нас праведность, полностью отделившихся от грешников и ушедших в то место, где мои привязанности устремлены на Него. чисто.Работа выполнена идеально, что заставляет меня встречаться в том же месте.
Святой Дух берет эти вещи и показывает их нам. Бог открыл их нам Духом, согласно замыслу Бога там наверху. Истина нисходит к нам через разорванную завесу, но я получаю славу Человека, вознесшегося и освятившего Себя ради нас, чтобы и мы освятились истиной.
Другое дело, мы должны думать о Его славе и счастье. Он ожидает, что мы будем заинтересованы в Нем; «Если бы вы любили Меня, то радовались бы, что Я иду к Отцу».
Так что мы целиком едины с Ним, и Он един с нами, Он вносит в сердце любовь Божию, которою Он любим. Христианин составлен из этого Христа. Око, обращенное к Нему, видит Божий путь даже через этот мир. Ответственный человек потерпел неудачу, но Целеустремленный человек был в любви и благодати внизу, а теперь находится в праведности и славе наверху.
Трудность состоит в том, чтобы найти путь через мир, где все неправильно, и я нашел его, нашел во Христе. Он встретил и очистил наши грехи, и мы отложили ветхого человека и заняли место второго Человека в совершенном согласии с Богом. Наша ответственность сейчас состоит в том, чтобы проявить Его в нашем смертном теле. «Святой, непорочный, непорочный и отделенный от грешников» — таков был Его характер, и это наш характер. Мы обнаружим свои недостатки, без сомнения, но совершенная благодать дала нам место со Христом повсюду, и это нужно держаться вопреки от всех неудач. Воистину, это исцеляющая сила благодати. Господь дал нам поверить в Его любовь, что Он освятил Себя ради нас, и Он ожидает, что наши сердца ответят Его сердцам и ответят на них.