я вот что хочу сказать тебе — Журнальный зал
Сергей СоловьёвСергей Владимирович Соловьёв родился в 1959 г. в Киеве. Учился на филологическом факультете Черновицкого государственного университета и отделении графики Киевской Академии искусств. Шесть лет реставрировал фрески в украинских церквях. В начале 1990-х издавал в Киеве литературно-художественную газету «Ковчег». С середины 1990-х живёт преимущественно в Мюнхене. В 2004–2008 гг. — автор проекта и ведущий междисциплинарного дискуссионного клуба «Речевые ландшафты», главный редактор альманаха современной литературы «Фигуры речи» (Москва), инициатор международной премии «Читатель». Книги: «В зеркале отца: [Стихи]» (К., 1987), «Нольдистанция: [Стихи]» (М., 1990), «Пир: [Стихи и проза]» (Николаев; Симф., 1993), «Междуречье: [Стихи и проза]» (Николаев, 1994), «Книга» (М.; СПб., 2000), «Дитя: [Роман в письмах]» (М., 2001), «Я, Он, Тот: [Книга прозы]» (М. ; СПб., 2002), «Amort: Роман» (М., 2005) «Крымский диван: [Стихи и проза]» (М., 2006), «Фрагменты близости: [Роман]», (М., 2007), «Медитации у Ганга: [Книга бесед]» (М., 2008), «Индийская защита: [Проза, эссе]» (М., 2008), «В стороне: [Стихи, эссе]» (М., 2010), «Слова и ветер: [Стихи и проза]» (К., 2012), «Адамов мост: [Роман]» (М., 2013). Публикации в журналах «Новый мир», «Воздух», «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Волга», «Вестник Европы», «Урал», «Дети Ра», «Новый берег», «День и ночь», «Зинзивер» и др.
* * *
Хочет ли то, что мы называем душа,быть взвешено? И вообще — может ли?
Каким творительным падежом?
Это вопрос не к совести, оставь малыша
сердце сосать. А к Боженьке
нет вопросов, он сказал: хорошо.
Но как, на каких весах — всю историю
чувств, намерений, их коллизий,
с ближним эхом и дальним — в людях,
травах, до утиханья, но где эта грань? Простое
нечитаемое уравненье астрономической вязи,
а в остальном — всё известно. Да, Лютик?
И как соотносится благодеянье с раной,
и где стоит печка. В тяжести ли, в свеченье? Чисто
в горнице, чёрен погреб от примечаний.
Мёртвые — в рукаве твоём, и не имут сраму.
На покаянной соломке змеи лежат, как числа.
Слово и жертва, пишут индусы, было вначале.
Под одной простынкой. Пожимающие плечами.
О том, что могло быть, и не случилось.
Но тоже взвешено — незримое на незримом,
и учтено. Может быть, там и печка
с горящими в ней страницами? Снилось,
наверно, ей, что она Гоголь в Риме:
* * *
Мы лежали в земле Семи Сестёр,в голой хижине на краю джунглей:
четверо всхрапывающих егерей,
мы с тобою — лицом в солому,
и проводник — мальчик,
спящий в обнимку с дробовиком.
А вдали, за лугом, кричал олень…
Не кричал, а каким-то навзрыд кашлем
исходил. Словно женщину его разорвали,
и она всё никак не срастётся
в вое его, в зрачке. Словно тот её завалил,
кто вчера полыхнул в осоке,
когда певчий наш егерёк,
этот маленький моцарт леса,
сгрёб меня и пытался подбросить в небо:
тигр! тигр! —
и дрожал весь от счастья, что видим тигра.
Смерклось. Хижина. Крик, как роды
смерти, и повитуха-ветер.
А мы лежали лицом в солому,
во тьме прижавшись
и, как во сне, друг друга перебирали,
как письма в доме — родном, забытом.
И той же ночью,
невдалеке, такой же,
как наш, патруль лесничих
расстрелян был — в упор.
И по-живому
был спилен рог у носорога, самки
немолодой.
Трещала рация. Иль угли —
их мальчик раздувал, проснувшись.
Её нашли наутро.
Она пыталась встать, почти стояла,
и из неё текло меж задних ног,
дрожащих, оседающих, и мутно
пенёчек рога всё ещё сочился.
Ребёнок
всю ночь в кустах скрывался
и оттуда смотрел, как режут мать.
Теперь стоит и лижет ногу ей,
но там не молоко — моча и кровь.
У доктора в питомнике — такой же,
чуть постарше, лицом к стене,
насупленный, беспомощный и горько
нежный, глазом косит.
Лёня! — позвал через ограду. —
Лёня. Как деда моего.
Не знаю, почему вдруг с языка сорвалось.
Щемь такая. Лёня!
И он в хламидке той, времён военных,
и в сапогах кирзовых, шатких,
на несколько размеров бóльших,
ко мне засеменил и замер…
Ладонь твоя — в моей была,
другая — на животе лежала:
там пробуждалась, улыбаясь, небыль — то,
что вскоре назовём, переглянувшись: Лёня…
И доктор в лес повёл нас тёмною тропой.
Там, высоко, в воздушной кроне,
висела клеть, в ней — девочка в охристой шубке,
а лицо — как маска театра Но.
Еду и воду ей лебёдкой подымает доктор.
Он подобрал её в лесу, лежала в коме,
совсем ребёнок. Чёрная. Они светлеют
с возрастом, но только девочки. Гиббоны.
Она летела, перехватывая ветви,
чуть касаясь их, меж небом и землёй, и вдруг —
на проводах повисла, без чувств упала.
Он выходил её, теперь вернуть в природу
пытается. Терпение. За дальними холмами
живёт семья. Там есть жених, он ходит
на свиданье к ней, садится к ней спиной на ветке
и ловит взгляд её: она припала к прутьям,
а он так робок… И мы с тобой не можем
в бинокль разглядеть — ну что он прячет?
Цветок! Цветочек аленький, в ладонях.
Лицом в солому,
рация шуршит,
оленя крики ветер носит.
Я была,
ты шепчешь,
красива, как Паоло и Франческа,
и носила
с полями шляпу, с небом и лесами,
жаль,
что ты меня тогда не встретил.
Мальчик
свернулся у огня, как пёс, и егеря мертвы,
а пули живы, свившие гнездо.
Она стоит, моча и кровь стекает по ноге,
он лижет и тычется в неё.
Дрожит хламидка. Лёня.
Сапожки движутся. Ладонь на животе
толкается. Цветок мандара в небе.
Маска. Лицом в солому.
Кто бы мог подумать,
что это всё меж нами,
нам,
про нас…
* * *
Она разглядывает эти слова:«умереть не своей смертью».
Говорит: полтора миллиона в год,
один человек в минуту. Сa va, сова?
Как во тьме, тебе жить на свете.
Мама наша — двоичный кот.
Не своей, говорит, я пытаюсь
это представить себе буквально.
Да, ближайшей, оказавшейся рядом.
Ел ли ты? — спрашивает китаец
вместо приветствия. Самопальный
нас примеривают. Как подшиваешь?
Сa va, сa va… Не совей смертью.
Пока ты разглядываешь эти следы,
пять человек умерло по-живому.
Сама не своя, она тебя встретит,
ел ли ты, спросит. Халды-балды.
* * *
Волк — на горле, а олень —на коленях: волколени
ходят-бродят в человеке
между жизнью и нежизнью,
то летают, то скользят.
И не то чтобы не больно
и не страшно, но похоже,
их на танец пригласили,
они даже плодоносят,
а печальные — цветут.
Если б кто раздвинул ветви
и взглянул — почти виденье:
на груди он, как младенец,
у неё — глаза Марии,
затуманен влажный свет.
Но никто их не раздвинет —
ни видение, ни ветви,
ни запёкшиеся губы,
ни колени, ни реальность
кем и чем бы ни была.
Разве что, в условном небе,
в мимолётном человеке,
в этой нежити-любови,
в этой душечке тоске ли,
знать бы разве в этой жизни,
знать бы что…
* * *
Трудный день, неизъяснимое снилось ему, муравью.Если бы он назвать это мог, он бы сказал: люди,
смерть, бог, анатомия, корабли, города, книги… Лев
толстой, например. Но этих слов он не понимал,
и всё стоял, как в ступоре, глядя на торопливо снующих
Или «любовь», например. Один на тропе, смотрит
в небо, поскрипывает забралом, и поделиться не с кем.
* * *
Она лежит, голая, на боку, поджав колени,смотрит на бедро своё влажное: да, когда-то
эта нога ребёнком была, и было ей интересно —
что там выше, а теперь, после этих камланий
близости, оба, как ушки, лежат, прижаты,
у черты, когда вдруг оказывается бестелесным
всё ещё плавающий во взгляде мир, но скоро
это пройдёт — жизнь, он, за спиной лежащий,
эти слова, по кругу тикающие, как стрелка,
да, я как белка в космосе, в колесе, старый
трюк, но срабатывает, и не то чтоб жёстче
лапки становятся, а как замуж они, сестрёнки,
за околицу в ночь выходят, как свет на ощупь,
да и свет ли, если он на коленях — бог весть,
не в себе всё, к чему тут ни прикоснёшься.
Что ж, скажи, тогда остаётся, как ослик тощий
на распутье? По одной пойдёшь — будет повесть
нечитаемая. По другой идти — не проснёшься.
* * *
Я вот что хочу сказать тебе…Но каждое слово ранено — ни выжить, ни умереть.
Особенно это «тебе». Которой давно уж нет.
А я тобой обжигаюсь — как жизнью.
Которая там теперь, где от нас зиянье.
Вот ведь,
если бы в опыте нашем было больше людского…
Легче, наверно, когда где-то вдали — огни, жильё…
Помнишь, у Кафки, егерь Гракх говорит на барке
между двумя мирами:
никто не прочтёт то, что я напишу.
Вот об этом я.
Ты-то, похоже, выжила.
Да и то — как сказать — ты ли.
В сыне ли.
И душа, как под воду ушедшая, в эту тёплую тьму —
в живот.
Там и выжила. Под другим именем.
Да и кто окликнет?
Только то, что нас помнит — нас двоих как одно.
Нет его,
есть рассечённое надвое и запёкшееся по краю.
Половиной рта говорю, а вторую чувствую,
будто наркоз не отойдёт никак.
Я не знаю
ни кто ты,
ни что происходит на второй половине лица —
той, что выжила,
ни какой тебе ангел накладывал швы.
Выжила — умерла.
Я не смог.
Ничего у меня, кроме слов —
тех, которыми из воды выходил я на сушу.
Вернее, пытался.
Этой кромкою жизнь и была —
двоемирьем, дыханьем.
Что ж теперь?
Помнишь, вымерли все,
и осталась одна — с этим именем дивным…
да, Кристина Кальдерон де ла Барка —
последний носитель языка яганов,
живёт там, на Огненной земле,
и не с кем ей перемолвиться, представь, говорю.
А ты:
очень даже себе представляю — я себе снюсь ею.
Снюсь, говоришь. А я ею стал наяву.
И даже не так, хуже.
Никто не прочтёт, говорит, и я его понимаю.
Помнишь, как мы в лес уходили —
как последние дети на свете.
И чем дальше от мира,
тем ближе к сердцебиенью того,
что людей сторонится.
Назовём это жизнью.
Как она к нам приглядывалась поначалу,
эта черта невозврата.
Будто в космос открытый, мы шли в этот лес.
А потом,
в наступившей зиме тишины,
вдруг твой голос —
из дали такой, что уже и не снилось,
будто ждали нас эти слова
целый век, чтобы мы их сказали:
«Может быть, тот лес — душа твоя,
может быть, тот лес — любовь моя,
или, может быть, когда умрём,
мы в тот лес направимся вдвоём».
* * *
Вот что я бы хотел: жизнь посвятить нильгау — голубой антилопе.Переселиться в Индию, вставать затемно и уходить в джунгли,
читать следы, ждать у затоки в зарослях, пока проступают тропы,
деревья в косичках света, и солнце, сбоку дующее, как в угли,
в кромку леса. И вот он выходит — неизъяснимый, голый,
будто призрачное стекло, тёмно-синее, выдуваемое землёй,
и поворачивает к тебе свою маленькую недоумённую голову
из дальней дали, из дней творенья, и с неба вниз голубой рекой
струится шея и в лес впадает, где замок тела плывёт высокий,
дрожа на лёгких, как свет, ногах. Я б жил в деревне, в семье индусов,
немного риса, немного сабджи и чашка кофе. А он в осоке
стоял, единорог, и думал: уж полдень, странно, где же этот тузик,
который пишет мои дни, как Джойс Улисса. А я бы домик
построил в кроне, шалаш с обзором, с трубой подзорной,
и там дневалил, а что мне надо — вода и кофе, еды котомка
и третий глаз мой — походный лумикс — FZ двухсотый,
да нож татарский в чехле на поясе. Презренье
к оружью огнестрельному — на знамени у Лермонтова было.
Пойдём мы дальше — презрение к любому виду, кроме зренья
и пятерых соколиков… Нет, всё же лучше маленькая вилла
в викторианском духе, я не против с индусами делить сансару,
но лучше одному, и в шляпе, и в шезлонге, под сенью, и с газоном —
пусть маленьким, но уж английским, и служанка, или пару —
ну например, Бхагилакшми и просто Гита — лакомка и соня…
А что? Немного сибаритства не претит в часы сиесты,
а в остальном — труды и дни в лесу. А нож — для хлеба,
огня, тропы и писем, не ждать которых, да, и вместо
зеркала. Ну что ж, всё это я прошёл, и сердцу было лепо,
и телу, и уму. Так отчего ж не довести гештальт отрады
до светозарности, и встретить старость там, с единорогом,
в махабхарате леса, в эпосе страниц, в раю, номадом
волшебных звуков, чувств и дум? А он стоит и волооко
обводит даль и божьими губами шевелит: ну где ж, ты, писарь,
за нумизматикой, небось? Евангелие природы пишешь, да? Хотя,
пиши, пиши, всё будет — все шары на свете, ёлки все и лисы,
и тигры, и павлины, и слова … Скажи ещё, что водит их дитя.
* * *
В Моби Дике гарпунщик по имени Квикег,смастерил себе гроб и держал его на корме,
чтобы отправиться в этом, волнами увитом,
челне к звёздным архипелагам, а не на дне
как цветок распускаться в пучинных пчёлах.
Но когда корабль в битве с белым китом
пошёл ко дну, всплыл только гробик-чёлн
из чёрной вспенившейся воронки. Я о том,
что давно уже в нём плыву. Такое чувство.
Плыву, пишу на стенах свои трудодни и ночи,
точнее, пальцем вожу в пустоте. А тусклый
свет оттого, что другого тут нет источника,
кроме собственных глаз. Тиха в разоре,
дрейфует память. Он существует ещё, наверно,
мир, хотя, чем дальше, тем иллюзорней.
Да, память, болезнь морская, ты ей не мера.
Пиши. Ни звука, ни отраженья. Как будто мелом
твой чёлн очерчен. И мутный морок. И чистый лист
плывёт, бескрайний, тяжёлый, белый
и топит всё, что с парусом, что ищет смысл.
Я помню женщину… Она была. У слова
должна быть женщина, как боженька. На слух
чтоб речь стремилась выйти из разлома
теней ли, жизни, языка… Была у губ. Добру и злу —
свобода что? Они её не знают. Морось, буквы
метёт над гладью. Домовинку на волнах,
как колыбель, качает. Ночь, и нет голубки
со слухом певчим, веточкой в губах.
* * *
Расскажи, дорогой, как ты жил.Только, пожалуйста, не о людях.
Вот скажи, например, птицы поют
одно и тоже или импровизируют?
И есть ли место там первородству?
Думаешь, избранный ты, божий?
Ты, а не, скажем, народ растений?
Думаешь, нет у Него писателей
без тебя? Всё, как ты говоришь,
для Него возможно. Как ты жил,
спрашиваю. Только не надо мне
про войну, про дом, про детей,
про любовь, про пути-дороги.
Ну что ты там переминаешься,
всё вытаптываешь внутри. А что
если вдруг окажется, что ты был
не совсем один? Ведь и свет,
бывает, течёт вспять. Не спеши,
рассказывай, как ты жил.
* * *
Да, говорят, склонившись над ним, подвисает,картинка мира в его глазах слегка запаздывает,
а в остальном — почти соответствует описанью
в сопроводительной на всех языках: пасынок
благих намерений. Движимый речью. Глина
и дуновенье. Видимо, между ними где-то
и подвисает. Да, говорят, во имя отца и сына.
Жизнь, как часы песочные — света того и этого.
Значение, Определение, Предложения . Что такое что я хочу сказать
Это не то, что я хочу сказать. | |
Он должно быть был очень хороший следователь, потому что я хочу сказать тебе кое-что. | |
Но что я хочу сказать вам не оставит ваш разум больше в покое. | |
Эй, вы мужчины, не надо только сейчас игнорировать разговор или закидывать меня помидорами, потому что главное, что я хочу сказать — этот процесс касается всех. | |
Все, что я хочу сказать, это то, что тебе лучше четко следовать игровому плану или тебе надерут задницу в игре против Пантер. | |
— Что это? Где мы? — спросил Питер усталым, тусклым голосом. (Я надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать, называя голос тусклым?) | |
Что я хочу сказать, все создано для того, чтобы нас ослепить, свести с ума, и так было всегда. | |
У меня было положение. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Я привык вращаться в высших сферах. | |
Людям свойственно заблуждаться, вот что я хочу сказать. | |
Вы не знаете, что я хочу сказать но это то же самое, что синтаксическая ошибка | |
Я сожалею, если впутываю их, но то, что я хочу сказать, их тоже касается. | |
Главное, что я хочу сказать, ты гениальный пес с чутким носом и никакая другая псина не может сравниться с тобой. | |
Все, что я хочу сказать если завтра вы будете убиты во имя потомков то, надеюсь, вы будете все убиты. | |
Поэтому то, что я хочу сказать тем, у кого есть предложение или кто просто обескуражен тем, что творится там, за этими воротами, это быть сильными и идти вперед за этим. | |
Слушай, я избавлю тебя от мучений. И меня просто бесит то, что я хочу сказать, но вчера не считается. | |
Он сказал: Есть кое-что, что я хочу сказать вам, мисс Фиби. | |
И если я даже запнусь, я знаю, что я хочу сказать. | |
Всё, что я хочу сказать: нас бы воспринимали более серьезно, если бы мы назывались Духами. | |
Всё, что я хочу сказать, если у тебя есть что-то большое, что-то постоянное, как, например, мусор у итальянцев, то не приходится волноваться о ценах. | |
Разумеется, я знала, что мистер Пуаро иностранец, но не до такой же степени! Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. | |
Что я хочу сказать, это то,что моя мама осознает, что такое наказание, но она также осознает прощение. | |
Все что я хочу сказать, что в продолжении обучения нет ничего плохого. | |
Может быть этот парень использует не совсем гладкие формулировки, но он несгибаем. Вот и все, что я хочу сказать. | |
Это те же парни, которые изобрели апартеид, так что, я хочу сказать, если вы посмотрите на… | |
Они все здесь, Джонни. Все слова, что я хочу сказать вам, и не могу. | |
Он должно быть был очень хороший следователь, потому что я хочу сказать тебе кое-что. | |
Все, что я хочу сказать, такой человек, как ты, с твоим талантом и самоотверженностью, может изменить то, как сейчас работает департамент пожарных следователей. | |
Все, что я хочу сказать, это то, что понимаю вашу реакцию наброситься на человека, который по-вашему во всем этом винен. | |
Разломать её — протаранить, вот что я хочу сказать! | |
А помните: вы меня уверяли, что книга не может заменить. .. я забыла, как вы выразились, но вы знаете, что я хочу сказать… помните? | |
Так что я хочу сказать, молодцы… но давайте будем совершенствоваться. | |
Итак, единственное, что я хочу сказать, я знаю, что кажется толковым расставить всё в хронологическом порядке… но тебе лучше начать с самой последней работы и продолжать в обратном порядке. | |
Что я хочу сказать — кто бы ни была эта женщина, она тебе не конкурентка. | |
Господа, я собрал вас здесь сегодня… потому что считаю, что то, что я хочу сказать… должно быть воспринято очень глубоко каждым из вас. | |
Вы понимаете, что я хочу сказать? Она больше походила на актрису. | |
Послушайте, все, что я хочу сказать, если вы хотите сделать омлет, вам придется сломать несколько черепов. | |
Дэнни, что я хочу сказать, может значить не много, а тем более от такого тупицы как я. но должен сказать, что ты отлично вырастил Ричи и себя после того, как я ушел из семьи. | |
Если вы не понимаете, что я хочу сказать, значит вы слепы. | |
И я знаю что то, что я хочу сказать звучит, словно из дурацкого шоу Браво, но я начинаю думать, что тот диван был знаком свыше для наших отношений. | |
Мне … Мне довольно трудно сказать в нескольких словах то, что я хочу сказать. | |
Так вот что я хочу сказать… мне надоело делать усилия. | |
Слушай, мы оба знаем, что я чувствую к тебе, так что я хочу сказать тебе прямо. | |
Потому, что у него была автоматическая коробка передач Ну, не вожусь я очень долго с этими, понимаешь, что я хочу сказать? | |
Слушай, все, что я хочу сказать, что эти события, которые ты связываешь между собой, могут быть совершенно случайным. | |
Нет, вообще-то три, Но третий тип для того, что я хочу сказать, не важен. | |
Меня привлекало… Ну, вы же понимаете, что я хочу сказать… Ваша хромота… | |
Понимаешь, что я хочу сказать: я знаю, что общение должно быть и физическое, и духовное, и красивое, — словом, всякое такое. | |
Что я хочу сказать, терпение является достоинством, из которого мы можем извлекать выгоду. | |
Так вот, что я хочу сказать, прежде, чем чёртов гудок оборвёт меня. | |
Все, что я хочу сказать, что вы в шоке и он изменился. | |
Слушай, всё что я хочу сказать это то, что это могла быть, например, авария. | |
Вот, что я хочу сказать, мы обнаружили, что наши контрольные тесты не совсем репрезентативны для студенческого контингета и они не точны во всевозрастающем количестве. | |
Знаете, об Ираке, что я хочу сказать, так это только это: в следующий раз, если начнем войну ради нефти, тогда давайте добудем эту нефть. | |
Все, что я хочу сказать, может немного сбавить обороты. | |
Все, что я хочу сказать, это то, что сериалы не являются надежными источниками. | |
Все, что я хочу сказать, — это то, что эти факты должны быть изложены беспристрастно. Мистер Гарсия, в частности, кажется, имеет огромную проблему с этим. | |
Между этими двумя полюсами вы можете найти все, что я хочу сказать. | |
все, что я хочу сказать, это то, что есть несколько научных деталей, которые вы, ребята, упускаете из виду. | |
Я стараюсь, чтобы это не стало страницей пустяков Джона Леннона, вот что я хочу сказать. | |
Все, что я хочу сказать, это *пожалуйста* не отмечайте эти правки как незначительные. | |
Все, что я хочу сказать, это как кто-то здесь может сделать статью, если нет никаких полномочий, чтобы поддержать их? | |
Другие результаты |
«Мне все равно, что будет с Путиным после победы Украины»: Зеленский о ядерном оружии, НАТО и конце войны.
Интервью Би-би-сиПодпишитесь на нашу рассылку ”Контекст”: она поможет вам разобраться в событиях.
России нельзя давать возможность готовить общество к ядерному удару, считает Владимир Зеленский. В интервью корреспонденту Би-би-си Джону Симпсону украинский президент пояснил, что он имел в виду, говоря о необходимости «превентивного удара», а также ответил на вопросы о контрнаступлении, ядерной угрозе, реальности возвращения Крыма и о перспективах свержения Владимира Путина.
«Чтобы Россия и ее общество боялись начать войну». О «превентивных ударах»
Би-би-си: Господин президент, Россия обвиняет вас в том, что вы заявили, что хотите от Запада превентивных, возможно ядерных, ударов по России. Это так, вы это говорили?
Владмир Зеленский: Смешно звучит. Когда я говорил «превентивный удар», на английском языке это звучит так (переходит на английский) — превентивный удар (preventive kick), не нападение (attack), это разные вещи. Вот почему, когда вы говорите по-английски или по-украински, важно, чтобы перевод был максимально правильным, потому что россияне потом всегда используют это так, как сейчас.
- Зеленский призвал НАТО исключить возможность применения Россией ядерного оружия
Я просто хочу сказать им, россиянам, что весь цивилизованный мир знает, что мы не террористы, мы не начинали эту войну. Я говорил это и раньше, на протяжении трех лет моего президентства мы предлагали выйти на диалог, мы искали возможность просто поговорить с президентом Путиным, просто поговорить по телефону — они отвергли все.
Вот почему я призвал — это было еще перед 24 февраля, перед вторжением — я сказал, что мы поднимаем тему превентивных ударов, санкционных ударов. Не диалога, не слов, а ударов — вот что я имел в виду.
И сейчас европейское общество, прежде всего Британия — они всегда нас поддерживали, спасибо за это большое — и США, сказали: да, вы были правы, мы должны были включиться, вводить санкции, наносить превентивные удары, чтобы Россия и ее общество боялись [начать войну].
А теперь — когда они говорят о своих больных идеях о ядерном оружии, я говорю: не давайте им возможности говорить с их же обществом об этом. Они начинают готовить свое общество. Это очень опасно.
Они не готовы его использовать, но они начинают разговаривать об этом…
Би-би-си: Вы имеете в виду готовить общество к использованию ядерного оружия?
В.З.: Они не знают, будут они его использовать или нет. Я считаю, что опасно даже говорить об этом. Вот поэтому я сказал: вы должны нанести превентивные удары, не атаки. Вот что я имел в виду.
А россияне просто перевели эти слова так, как это было выгодно им и начали везде повторять это.
Подпись к фото,Владимир Зеленский говорил с корреспондентом Би-би-си Джоном Симпсоном
А я имел в виду санкции. Если они сказали «ядерное оружие», даже подумали — вы должны ввести их. У вас есть ядерный пакет санкций, у Европы есть возможность их ввести — например, после того, как они оккупировали нашу АЭС. Это очень опасно. Вот что я имею в виду.
Иногда мы должны говорить по-английски, чтобы нас понимали на 100%. Но мы не террористы, мы не воюем на чужой территории. Даже отношение нашего общества к россиянам после этого вторжения, после всех восьми лет войны, восьми лет кровавой трагедии — даже после этого мы не готовы убивать людей [россиян] так, как это делают россияне каждый день.
О Дарье Дугиной
Би-би-си: США считают, что вы или Украина стоите за недавним убийством российской журналистки [Дарьи Дугиной]. Вы можете мне сказать, это правда?
В.З.: Смерть российской журналистки?
Би-би-си:Да.
В.З.: Мы не имеем к этому отношения.
- New York Times: спецслужбы США считают, что к убийству Дугиной причастна Украина
Би-би-си: Дарья Дугина.
В.З.: Я понимаю. Мы не имеем отношения к этому кейсу.
«После применения ядерного оружия пути назад уже нет». О ядерной угрозе
Пропустить Подкаст и продолжить чтение.
Подкаст
Что это было?
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
эпизоды
Конец истории Подкаст
Би-би-си: Давайте вернемся к ядерной проблеме. Сейчас очень опасное время, потому что Россия предупреждает, что она может использовать какую-то форму ядерного оружия. Если не крупномасштабно, то локального масштаба. А президент Байден говорит об «армагеддоне», который произойдет, если это все-таки случится. Какие у вас чувства по этому поводу?
В.З.: Я хочу сказать, что нужно действовать… Опять-таки я хочу вернуться к вопросу о превентивных санкциях. Нужно действовать уже сейчас. Не нужно думать о рисках, которые будут потом. Я соглашаюсь, что [речь идет об] «армагеддоне», о риске для всей планеты. Но тем не менее почему нам нужно думать, произойдет это или нет, если Россия уже сделала шаг? Она захватила нашу атомную станцию.
Вы прекрасно ориентируетесь в деталях, вы помните Киев 70-х, мы с вами говорили об этом до интервью, так что вы знаете все эти годы прекрасно. Мы говорим о тогдашней трагедии 80-х в Чернобыле, это был один блок, один блок! А сейчас — Запорожская станция.
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,Запорожская АЭС, сентябрь 2022
Мир должен осознавать: шесть ядерных блоков. На каждом из этих блоков может возникнуть риск. Да, технический персонал украинский, но там [находятся] 500 боевиков. Точно мы знаем — с оружием. Российские. Точно мы знаем — со взрывчаткой. Точно мы знаем — что с тяжелым вооружением. 500 человек, каждый из них может быть причиной, риском. Это уже риск применения ядерного оружия. Да, в другом формате, но все равно, ядерный взрыв может произойти и там, на атомной станции.
Об этом очень много говорили МАГАТЭ, теоретизировали, а это уже практика. МАГАТЭ там были. Они сделали выводы: нарушены все правила МАГАТЭ, семь их предохранителей, семь пунктов. Они сделали официальный вывод, и после этого, после выводов МАГАТЭ, что сделал мир? Мир может немедленно остановить действия российских оккупантов, мир может вводить санкционный пакет в таких случаях и сделать все для того, чтобы они вышли из этой атомной станции.
Би-би-си: Вы считаете, что сейчас опасность особенно высока?
В.З.: Опасно, когда мы имеем дело с людьми, которые поставили перед собой цель.
Мы с вами до конца не знаем цели нынешней российской военно-политической власти. То есть уничтожение Украины, оккупация Украины — цель ли это? Мы не знаем с вами точно. Это может быть первым шагом к какой-то другой амбициозной цели. Возможно, захват Украины — это окончательная цель.
Я считаю, что это первый шаг, и это очень опасно.
- Что такое тактическое ядерное оружие и может ли Россия его применить?
Если цели именно такие, как мы думаем, — все говорят, что это довольно банально, но это страшно. И чем банальнее это звучит, мне кажется, тем это более вероятно.
И если цель — возвращение влияния по меньшей мере такого, как было в советские времена, возвращение России за такой стол геополитического влияния и передел границ, то это большой риск. Они будут идти [вперед] и использовать все возможные шаги. Поэтому, конечно, это опасно.
Би-би-си:Включая возможность применения ядерного оружия?
В.З.: Это зависит — еще раз — от того, насколько люди, которые на это готовы, которые сегодня руководят государством [Россией], насколько они (пауза)… еще адекватны.
Я думаю, что разведка всех государств должна давать сегодня именно эту информацию: люди, которые отдают приказы, — они просто террористы. […] мы уже понимаем, что они террористы, и мы понимаем, как они думают и как они действуют.
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,Последствия удара по Запорожью, 7 октября
Но вопрос: насколько они адекватны? То есть понимают ли они до конца, что они будут делать дальше? И это очень важный момент. И мне кажется, что они сейчас находятся именно в таком историческом моменте, в драматичном моменте. И мне кажется, именно об этом нужно думать.
Мы видим, что российская власть любит жизнь, и поэтому риски применения ядерного оружия, я считаю, на сегодняшний день не такие однозначные, как говорят некоторые эксперты. Потому что они понимают, что после применения [ядерного оружия] пути назад уже нет. Не только для истории и их государства, но и для них лично. Их будут преследовать до конца их жизни.
Поэтому сложно сегодня развязать этот узел. То, что это опасно, и то, что мы видели последствия того, что делала Россия у нас, — их пытки, их мародерства, изнасилования, а потом оккупация атомной станции — эти процессы говорят о том, что исключать риски применения ядерного оружия нельзя.
Би-би-си: Вы считаете, что президент Путин способен применить ядерное оружие? Вы считаете, что президент Путин действительно может этого хотеть?
В.З.: Давайте опять вернемся к вопросу адекватности. Смотрите, если мы сейчас имеем дело с не очень адекватными людьми, то на мой ответ может быть рискованный ответ российской стороны.
Если я скажу, например, что они не способны применить ядерное оружие, то неадекватный человек, в руках которого есть такая власть, может наоборот показать всем: «Ах, я не могу? Посмотри, как я могу» — и применить.
- Риск ядерного удара и политические проекты Кремля: разговор с британским генералом
Если я скажу, что он может применить, то это может вызвать панические настроения во многих государствах, включая Украину.
Я бы не рисковал сегодня официально делать такие выводы.
«Путин боится своего народа».
О вступлении Украины в НАТОБи-би-си: Вы подали заявку на вступление в НАТО по ускоренной процедуре. Это не увеличивает риски для Украины, НАТО, всего мира?
В.З.: Я так не считаю. Мы всегда говорили про различное оружие, про масштабное вторжение, что если Украина вступит в НАТО, Россия будет защищаться якобы от НАТО. Но мы с вами видели, что они оккупируют нашу территорию без любого нашего статуса. А тот статус, который мы имеем сегодня — что для нас открыты двери в НАТО в будущем, был у нас еще задолго до того момента, как Россия начала нас оккупировать.
Поэтому Россия ищет причины применения того или иного вооружения, оккупации той или иной земли, а на самом деле эта причина им нужна для публичности, для публичной коммуникации, и не со всем миром, а со своим обществом. Потому что все, чего боится Путин, — это не ядерного удара. Он боится своего общества. Он боится своего народа. Потому что этот народ сегодня способен его заменить, забрать у него власть, отдать ее другому человеку и так далее.
Автор фото, UKRAINIAN PRESIDENTIAL PRESS SERVICE
Подпись к фото,Первые лица Украины с заявкой на членство в НАТО
И поэтому он боится именно их, и он работает на внутренний рынок. Он давно уже закрылся. Все говорят, что железный занавес пал — нет, железный занавес появился где-то в начале 2000-х, он появился в России, они создали информационный занавес, намного более страшный, чем железный, который был в Советском Союзе. То есть на сегодняшний день — с современными технологиями — он намного более страшный. Их люди, включительно с интеллигенцией, информационно были прошиты, как Геббельс, который это делал в свое время, во времена Второй мировой войны, с обществом. И поэтому мы видим сегодня именно такой результат.
Поэтому я хочу вернуться к вопросу НАТО. Для него [Путина] нужна была причина, ему нужна была любая причина, чтобы захватить нас и пойти дальше. Таким образом он мобилизует свое общество и показывает, что экономические проблемы, низкая заработная плата или пенсия — это все не я, это Запад. Запад залез в Украину, на нашу территорию.
Поэтому мы не были в НАТО. Мы не были в НАТО ни в 2014 году, ни в 2022 году 24 февраля — и это была причина. И сейчас то, что мы говорим, — мы защищаемся. Мы не можем защищаться сами.
Я благодарен партнерам, они нас поддерживают. Мы говорим: нам нужны гарантии безопасности. То, что мы описываем в наших аналитических документах относительно гарантий безопасности, — мы описываем ту помощь, которую мы сегодня получаем от западных партнеров. […] Разница между помощью, которая есть сейчас, и гарантиями безопасности в том, что гарантии безопасности — это [документ, под которыми подписались] соответствующие государства. Они [могут быть] разные. Финансовые, вооружения, санкции, политические гарантии безопасности, гуманитарный аспект.
- Милитаризация и курс на НАТО. Каких гарантий безопасности хочет Киев
То есть мы говорим о едином нормальном стандарте и пакете для Украины, пока мы не в НАТО. Мы не говорим о 5-й статье НАТО [Североатлантического договора]. Мы не нуждаемся в том, чтобы гражданские лица или военные [из стран НАТО] воевали на нашей земле с оккупантом. Этого нет в гарантиях безопасности. Нам этого не нужно.
Поэтому они [российская власть] могут сказать: «Из-за того, что Украина сказала «НАТО» — вот вам новая атака». Но это будет оправдание перед их же обществом, не более того.
«Хотели бы бежать, но пока что это быстрая ходьба». О контрнаступлении
Би-би-си: Вооруженные силы Украины начали очень удачные действия как на южном фронте, так и на юго-востоке. Как вы думаете, почему они так удачно действуют сейчас? Что произошло с российской стратегией, с российским способом ведения войны? Почему они так неудачно действуют против вас?
В.З.: Ну, во-первых, они достаточно сильно сопротивляются, нужно сказать. И то, что мы идем вперед, — это наша стратегия, к которой мы готовились. Нам не хватало определенного вооружения и снарядов. Я не скажу, что сейчас хватает, потому что это будет неправдой, а лучше все-таки коммуницировать правду. Поэтому нам не хватает до конца, но сейчас у нас есть больше сил и средств, чтобы идти вперед.
Автор фото, SERGEY KOZLOV/EPA-EFE/REX/Shutterstock
Подпись к фото,Российский танк в районе Купянска, освобожденного украинскими войсками
Мы идем вперед. Главное, наверное, — мотивация. Я считаю, у них [россиян] мотивации нет. Я так считал с первого дня. Мы видели, кто они и для чего они пришли: они даже не знали, что им тут делать, и поэтому как только мы начали немного нажимать, они начали бежать, потому что у них нет мотивации.
- «Кинули в мясорубку». Элитная бригада ГРУ понесла серьезные потери при отступлении из Лимана
Понимаете, мотивация «что-то захватить» — слабая. Мотивация «сохранить жизнь» — сильнее. Поэтому наша мотивация «сохранить жизни, сохранить наши дома, нашу землю» — она сильная. Как только мы начали нажимать, у российских войск появилась такая же мотивация: «сохранить жизни», только уже их личные. А в их плане это [значит] бежать. Или сдаваться в плен. Поэтому оно именно так работает.
И если будет больше помощи, мы будем нажимать быстрее, потому что наша мотивация не зависит уже ни от кого, мы мотивированы на 100% абсолютно все, мы знаем, чего мы хотим, мы знаем, где финиш, мы знаем, куда мы идем. Хотели бы бежать, но пока что это быстрая ходьба. […] Мы не пойдем дальше. Нам не нужны чужие земли, нам не нужны чужие люди. Мы — не террористы. Нам не нужно ничего лишнего, кроме наших границ, нашей земли и нашей безопасности, гарантий безопасности, о которых я вам сказал.
Би-би-си: Согласитесь, есть опасность, что сейчас, когда Россия объявляет четыре большие области Украины частью своей территории, то продолжение Украиной боевых действий на этих землях будет воспринято ими в качестве нападения на саму Россию.
В. З.: Смотрите, они провели псевдореферендумы, например, в Донецкой и Луганской областях. Они же полностью так и не захватили их. Они держали, они думали, что сейчас захватят и поэтому тянули с референдумом. Они их так и не захватили, сказали «Бог с ним, проведем онлайн какой-то референдум».
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,«Референдум» в Донецке, 27 сентября
Смотрите, им все равно. Они через какое-то время могут сказать, что на Россию нападают только для того, чтобы мобилизовать своих людей. Мобилизовать и сказать: это война, напали на Россию. Но для нас — уже война. Они против нас воюют. Этот опять-таки они будут делать как сигнал для своей внутренней политики, для своего общества, вот и все.
Скажите мне, что за референдум на территории Запорожской области о присоединении [к России], когда главный город Запорожской области, Запорожье, полностью контролируется нами? Это столица этой области. О чем они говорят? Где они провели референдум? В поле? В каких-то маленьких городках, которые они силой захватили? [. ..] Они ходили с автоматами по квартирам, по домам, заставляли людей ставить где-то какие-то «птички». У нас есть доказательства того, что людей заставляли голосовать по несколько раз — просто чтобы набрать какое-то количество людей. Для нас эти «референдумы» ничтожны. Для нас ничтожны эти аннексии. Мы их не признаём и не признаем. Весь мир их не признаёт и не признает. И все.
«Наш план — территория в границах 1991 года». О Крыме и Донбассе
Би-би-си:Когда вы говорите о финишной черте, вы имеете в виду всю территорию Украины, оккупированную Россией — как в 2014 году, так и сейчас? Крым?
В.З.: Сегодня задача-минимум — выйти на ту линию, которая была до 24 числа. Почему? Это первый этап, и он очень важен, потому что люди, которых сейчас Россия оккупировала, просто не могут выдержать — жить в подвалах, жить без пенсий или зарплат, жить без еды, понимаете? То есть они в самой сложной ситуации, мы это видим по селам и городкам, которые мы сейчас деоккупируем на востоке или на юге нашего государства.
Поэтому сейчас нужно выйти именно на эту линию — не из-за того, что есть какая-то условная линия, а именно из-за того, что с 24 числа за эти восемь месяцев были захвачены территории, и там людям сложно. Сколько там живых и мертвых, мы не знаем. Какой процент нуждается в нашей срочной помощи, мы не знаем. Мы ориентируемся, но поверьте, все это очень примерно. Сколько людей они там замучили и продолжают это делать, мы тоже не знаем, поэтому это план-минимум.
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,Мобилизация в Крыму, 27 сентября
Но наш главный план, этот финиш, как вы говорите, — это, конечно, вся наша территория согласно международному праву, в международно признанных границах 1991 года — то есть включительно с Донбассом, оккупированными сейчас частями наших Донецкой и Луганской областей, а также Крым. Все это — наша территория. Я считаю, что это абсолютно справедливо.
Би-би-си: А это возможно?
В. З.: Я думаю, что это возможно. Я думаю, что это очень нужно. Почему? Я вам скажу.
Вопрос Крыма — я вам скажу откровенно, я очень люблю Крым. Я любил его… не знаю, лет 15. Из-за моей работы я ездил туда каждый год. Я ездил с семьей. И летом, и… И это ощущение — что это Украина, но стоит российский флот… Или другой пример — это Украина, но людям с украинским гражданством раздают российские паспорта. Это ощущение такого постоянного риска — и вот вам результат всех этих рисков. То, что допустили тогда, чтобы там стоял флот, и то, что там были российские военные базы, и то, что там было много предателей, потому что у них два паспорта — и украинский, и российский — все это привело к оккупации.
Поэтому, когда я вам говорю о деоккупации Крыма и выход на наши границы, — это важно, потому что если вы этого не сделаете, это всегда будет возможностью России снова пойти на оккупацию Украины полностью. Зацепиться в каком-то маленьком регионе — и пойти снова, вернуться.
Почему так плохо иметь Донбасс разделенным, как это было до 24 числа? Да, мы планировали, говорили, что давайте дипломатически решим этот вопрос. Но разделенный Донбасс — это риск возвращения войны, вот о чем я говорю. Поэтому я считаю, что это нужно закончить. Самым лучшим окончанием был бы справедливый финиш, когда украинская власть присутствовала бы на временно оккупированных территориях, а украинские пограничники стояли бы на границах в международно признанном значении. Я считаю, что это самый лучший вариант.
«За независимость нужно платить, и платим мы все». Об энергетическом кризисе
Би-би-си: Вы дали понять, что западная поддержка, особенно вооружениями, но также и экономическая поддержка, сейчас помогает вам так хорошо справляться с проблемами. Но в Европе точно будет тяжелая зима, и там, а также и в США, происходят политические изменения. Вы не беспокоитесь, что Запад может стать менее заинтересованным в настолько же интенсивной поддержке Украины, как сейчас?
В. З.: Есть риски. Из-за провокации России, и эти провокации в некоторых кругах и среди некоторых политических лидеров, скажем так, находят еще понимание. Конечно, давить на то, что цены растут и что это происходит из-за войны, или есть дефицит энергии якобы из-за войны, или не хватает пищевой продукции якобы из-за войны, — очень просто. Но мы понимаем, что это просто еще одна абсолютно искусственная информационная политика. Это не из-за войны, это из-за РФ.
Энергетический кризис они начали до полномасштабного вторжения в Украину. Мы с вами помним, что началось в прошлом году перед отопительным периодом. Россия выкручивала абсолютно всем руки из-за своего «Северного потока — 2». Сколько они заработали денег из-за роста цен, вы это прекрасно помните. Все это было. Это их большая программа, абсолютно циничная.
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,Утечка на «Северном потоке — 2», 28 сентября
Кто-то говорит, что это бизнес. Это не об отношениях, не о человечности, это просто бизнес. Не бывает в политике «просто бизнеса». Все эти якобы бизнесовые вещи влияют на геополитику.
Россия начала большую войну довольно давно. Сначала, извините, все начали пользоваться энергоносителями РФ. Сначала это были дешевые — для некоторых стран выборочно был дешевый энергоресурс. [Несмотря на то, что] себестоимость добычи газа одна и та же, для одних стран Европы это была одна цена, для других — другая. У нас, несмотря на транзит газа, несмотря на договоры, несмотря на подтверждение этих договоров и продолжение на «Нормандском формате» (имеются в виду результаты встречи в Париже в декабре 2019 года — Би-би-си), все равно они вручную регулируют эти договоры. Они не смотрят на международное право, и они уменьшают тебе объем. От уменьшения объема у тебя растет дефицит. Они говорят: вот, пожалуйста, не только украинская труба, вам поможет «Северный поток -2», пожалуйста, дайте возможность [ввести его в эксплуатацию].
А это было для чего? Для того, чтобы давить на Украину и давить геополитически на Украину, на Европу, на мир. Вот что происходит.
И поэтому люди должны понять — и весь этот кризис, и блокирование морского пути пищевой продукции, и [кризис с] энергоносителями — делает Российская Федерация. Для нее это — влияние. По-другому влиять на Европу и на мир они не могут. Они из-за этого решили вернуться — потому что они сегодня имеют статус изолированной страны, с которой никто из нормальных цивилизованных лидеров не хочет общаться.
Они решили вернуться за стол переговоров, причем не за стол переговоров, а за стол ультиматумов. Это в их духе. Они решили вернуться с дефицитом энергоносителей, ростом цен из-за этого дефицита, ростом цен на пищевую продукцию из-за блокирования моря и с оккупацией наших территорий. Мы должны выдержать. Европа должна объяснять обществу, что нам сложно не из-за войны, а из-за России, которая развязывает те или иные конфликтные вещи.
Да, и нужно быть максимально независимыми от их энергоносителей, и тогда все увидят, что цены на энергоносители снизятся в разы. Но нужно пройти этот путь и стать независимыми. За независимость нужно платить, и платим мы все. Только мы платим кровью наших военных, наших граждан.
«Психотип или химия». О дружбе с Борисом Джонсоном
Би-би-си:Вопрос об отношениях с Великобританией. У вас были хорошие отношения с Борисом Джонсоном, он вам очень нравился. Вы получаете такую же поддержку, как от Бориса Джонсона, от новой премьер-министра Лиз Трасс?
В.З.: Во-первых, я хочу поблагодарить Великобританию за действительно лидерские позиции в этой поддержке, личные отношения с Украиной.
Не знаю, причин наверняка очень много — и они разные, начиная с личного отношения и поддержки людей, когда в каждом окошке — мне показывали фотографии — есть и британский флажок, и украинский. Сами люди относятся так в Британии, и я им благодарен.
Сама страна в целом. Королева… Это был трагичный день и для Украины, когда с ней прощался весь мир. Мы это воспринимаем так же близко. И королева воспринимала эту войну так, и поддерживала Украину. И общество, и руководство государства, и с Борисом у нас еще и отдельные человеческие отношения — знаете, как говорят, психотип или химия…
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,У Бориса Джонсона есть в Киеве именная табличка
В целом это было объединение такой большой поддержки. Там, где кто-то не мог помочь, Борис помогал, руководство помогало, министерство обороны [Великобритании] помогало. Там, где Британия не могла чего-то дать, потому что у нее не было, они покупали у других и помогали. Даже там, где можно было упростить транспортировку, Британия влезала в этот процесс и тоже помогала, и я очень благодарен….
Би-би-си: При Лиз Трасс так же?
В.З.: И сейчас, я хочу сказать, это продолжается.
Да, с Лиз Трасс мы еще не познакомились близко, но тем не менее на прощании с Ее Величеством был премьер-министр Украины, была первая леди Украины, моя супруга, и они общались и встретились и с премьер-министром, и с руководством государства, так что отношения продолжаются.
У меня, к сожалению, не было возможности поехать. Но тем не менее мы ожидаем госпожу премьер-министра в Украине. То есть сейчас Британия помогает так же.
«Их общество очень сильно изменилось». О судьбе России и Путина
Би-би-си: Как это все закончится? Вся эта война.
В.З.: Победой. У меня нет сомнений. Нашей победой. Я понимаю, сложно, непросто. Никто не знает, это будет завтра или послезавтра. Никто не знает день и месяц. Но я верю в эту победу, потому что это, знаете как… это или победа Украины, или поражение всего мира. Потому что предоставить возможность уничтожить Украину и украинский народ — если Россия это сделает, мы с вами знаем, что это будет началом большой мировой трагедии. Я думаю, что это будет началом Третьей мировой войны, потому что мы знаем автократов в мире, которые могут подумать, что так можно было. Что так непросто, но можно было. И, я считаю, для мира это будет очень страшный знак.
Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер
Подпись к видео,«Выбор сделан». Главное из заявлений Путина и Зеленского
Би-би-си: А если вы победите, Владимир Путин выживет?
В.З.: (пауза) Мне все равно.
Би-би-си: Вам все равно, будет ли он дальше при власти?
В.З.: Абсолютно. Это тогда будет… Россия тогда будет заниматься своими внутренними вопросами. И я считаю, что это правильно, потому что нельзя решать свои внутренние вопросы за счет захвата других территорий. Внутренние проблемы экономики за счет других экономик. То есть они должны отойти на свои территории, для того чтобы своему обществу перестать что-то объяснять, и начать работать, реформировать государство, провести какие-то экономические реформы и так далее, то есть перейти к внутренней политике, и это правильно.
Поэтому мне все равно, что будет с ним. Пусть с ним будет разбираться его общество. Этот будет сугубо их вопрос.
Би-би-си: Лидерство президента Путина в этой войне все чаще критикуется давлением, его генералов все время критикуют. Как вы считаете, его могут устранить?
В.З.: (пауза) В целом я поражен, насколько люди там боятся этого. Насколько люди там боятся сказать свое слово, [выразить] свои мысли. Насколько люди боятся это сделать даже в соцсетях. Насколько они боятся выйти на улицу бороться за свои права.
Я эту логику не понимаю, хотя я знаю, там много людей, мы соседи, как вы сказали, есть исторические [связи], но мы настолько разные люди… Что с ними произошло за эти пару десятилетий, а особенно за десять последних лет? Что с ними произошло, что они…
Представьте себе, такая логика: он [россиянин] боится выйти на улицу, потому что его будут бить и посадят за решетку, он даже готов, что его силой мобилизуют, и здесь сдасться в плен. Это какое унижение своей личности! Просто такое впечатление, что тебе Путин дал твою жизнь, а не родители или Бог, и что он имеет возможность ее забрать… То есть они изменились. Их задавили — информацией, угрозами, похищениями. Они, их общество очень сильно изменилсь…
Би-би-си: Вы считаете, что они должны восстать против него?
В.З.: Они не восстают против Путина. Они должны понимать: не нужно бояться этого. Они восстают ради себя. За себя. Пусть они не бьются против кого-то. За себя. Ты не должен идти на войну — раз. Тебя никто не может заставить — два. Ты не должен воевать на чужой земле — три. Ты не должен погибать — четыре. Ты не должен отдавать своего сына, в которого ты вкладывал душу, силы, ты его кормил, ты его мать, в конце концов, ты родила этого ребенка, почему ты его отдаешь? Как это? Это твое. Ты не должен отдавать какому-то кровавому начальнику свое, ты не должен, это нигде не написано, тебе никто этого не простит! И главное — ради чего? Ты потом будешь умирать, и что ты будешь вспоминать? Молодое лицо своего сына, которого ты отдала — на грех, кстати.
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,Мобилизация в Ленинградской области, 1 октября
Поэтому, во-первых, люди должны бороться за себя, а поэтому высказывать мнение — выходить, писать, говорить, не бояться — бороться за себя. Второе — военные, которые там — они давали присягу бороться за свою землю. Они такие же военные, как в каждом государстве мира. Никто не давал присягу убивать других людей на других землях, такого нигде нет, ты можешь отказаться от этого. Ты имеешь полное право — и человеческое, и по закону. И так же они должны говорить об этом. Они — эти мобилизованные дети — сейчас приходят без ничего, без автоматов, без бронежилетов, их кидают как [пушечное] мясо. Они — мясо, они — не люди. Если они хотят быть шашлыками — хорошо, пускай приходят. А если они все-таки люди и считают, что это их жизнь, их личность, то они должны бороться…
Не нужно бороться за Украину, мы сами за себя боремся. Боритесь за свое тело, за свою свободу, за свои права и за свою душу — вот что они должны делать. И поэтому, когда они это поймут, тогда ваш вопрос о президенте РФ будет очень актуальным. Это зависит от этого общества.
«Союзники мощнее любой империи». О будущем Украины
Би-би-си: Какой Украина выйдет из этой войны? Вы все так же будете соседом России, у вас все так же будет много русскоязычного населения. Как вы собираетесь выстраивать новые отношения во всем этом регионе?
В.З.: Украина выйдет другой. Украина выйдет, во-первых, более сильным государством, и это сейчас чувствуется по нашей нации. Выйдет государством, которое уже уважают в мире и говорят с ним на равных, и я всегда подчеркивал, что мы на равных готовы быть с любым государством, даже с тем, территория и население которого в десять раз меньше наших. Но мы будем на равных и с государствами, имеющими территорию больше нашей, потому что в этом и есть демократия, в этом и есть уважение. […] Мы выйдем государством-членом ЕС, этого хочет наше общество. Это не важно, кто [к этому] как относится. Наше общество избрало такой путь, и я считаю, что это правильно.
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,Тематический парк «Мини-Европа» в Брюсселе
Я думаю, что будет новый этап не только для Украины, но и для всех. Я думаю, что это будет такой момент, когда все перестанут бояться империй, и поймут, что объединение государств-союзников мощнее любой автократии и любой империи в мире. Мне кажется, этот вывод очень важен для обществ особенно небольших государств — потому что это естественно чувствовать себя равным, где бы ты ни родился, на каком языке бы ты ни разговаривал, где бы ты ни работал и сколько бы денег у тебя ни было в кармане. главное — что мы с тобой, несмотря на уровень нашего финансового благосостояния, равноправны. Это, мне кажется, важный вывод, который Украина своим примером и своей победой даст людям, даст миру.
Я только что узнал, что мне осталось жить всего несколько месяцев. Вот что я хочу сказать.
Несколько лет назад, стремясь получить степень в Гарварде, я посетил семинар по письменному письму. Мы должны были каждую неделю составлять сочинение и отправлять его каждому однокласснику, чтобы каждое сочинение подвергалось проверке в классе не только профессором, но и 12 коллегами, жаждущими одобрения профессора.
Реклама
Однажды я представил себе, что врачи сказали мне, что я умру через несколько месяцев. В своем эссе я вытащил все стопы. Я описал, кого и чего мне будет не хватать. Я надеялся на комфортную загробную жизнь и задавался вопросом, смогу ли я после смерти слушать любимую музыку, выбирать острые блюда и даже смогу ли я Глобус прибудет вовремя.
Сочинение сработало, может быть потому, что уже тогда, в 70 лет, я был уже старым мудаком по сравнению со своими одноклассниками. Подойдя к классу, я заметил молодую женщину, которая держала передо мной дверь, и быстро шагнул вперед, чтобы не задерживать ее.
Реклама
«Как дела, Джек?» она спросила.
«Хорошо, как дела?»
— Нет, — нежно сказала она. «Я имею в виду, на самом деле . Как вам ?»
Я сразу понял, что она восприняла эссе буквально.
Сокурсники, поверив моему сочинению в правду, были хвалебны и сострадательны. В течение всего семестра, думая, что я скоро умру, одноклассники снисходительно осуждали мои сочинения. У меня никогда не хватало смелости сказать им, что я здоров.
Теперь, однако, судьба собирается расквитаться со мной.
После недели инъекций, анализов крови, рентгена и компьютерной томографии у меня диагностировали рак. Это неработоспособно. Врачи говорят, что это убьет меня за время, которое они измеряют не годами, а месяцами.
Как говорится, судьба выдала мне одну из самых низов колоды, и теперь я обречен столкнуться с вопросом, который мучил меня годами: как человек проводит последние месяцы своей жизни, как он знает?
На первом месте в списке вещей, по которым я буду скучать, стоят улыбки и объятия каждое утро от моей прекрасной жены Джеральдин, величайшее благословение в моей жизни. Я ненавижу мысль о вечности без смеха моих троих детей. А как же мои 40 розовых кустов? Кто будет их воспитывать? Я не могу представить загробную жизнь без красных моих американских роз или аромата моих желтых Джулии Чайлдс.
Мы рассказали каждому из трех детей по отдельности. Джон Патрик закрыл лицо руками, сотрясаясь от рыданий. Повесив трубку, Дженнифер согнулась пополам и заплакала, пока ее собака Рози не подошла, чтобы слизать слезы, но не меланхолию. Вера объяснила по телефону, что, если бы я ее увидела, она бы плакала и думала, как бы ей обходиться без отца. Теперь она каждый день сидит в Интернете, ищет новые исследования, новые стратегии, новые лекарства. Моя жена плачет каждое утро, затем засучивает рукава и берет на себя все визиты к врачу и лекарства. Без нее . . . Не могу представить.
Реклама
До сих пор жизнь была прекрасной. Мне посчастливилось писать для газеты. Г. Л. Менкен описал эту карьеру как жизнь королей. Я был подростком, когда начал работать в Globe в качестве копирайтера в спорте, а затем стал полицейским репортером, репортером Государственной палаты, городским редактором, автором редакционной статьи, корреспондентом в Вашингтоне, национальным корреспондентом, телевизионным критиком, автором статей, и омбудсмен. Мой первый рассказ был в 1958 году, так что сегодняшняя публикация этого эссе отмечает восьмое десятилетие того, как мои сочинения появились в 9-м веке.0009 Глобус.
В каждом отделе новостей смерть имеет постоянную работу, поэтому, как и большинство репортеров, я много писал об убийствах, самоубийствах и несчастных случаях со смертельным исходом. Я написал слишком много некрологов для своей семьи, друзей и коллег.
Не каждая история о смерти вызывает депрессию. Я взял интервью у человека из Флориды, которому было 104 года. Когда я прибыл в его дом престарелых, он не сидел, как я себе представлял, в халате и пускал слюни. Он был одет в спортивную куртку, как делал это каждый день, и читал книгу по истории Гражданской войны. Я решил не копаться в столетней истории Гражданской войны Брюса Кэттона — всего 1680 страниц, — но я восхищался этим стариком из Флориды.
Реклама
Я также взял интервью у милой женщины 101 года, которая была раздражена на Бога и намеревалась поделиться с ним своим мнением. Ее самым большим горем была не ее надвигающаяся смерть, а тот факт, что она пережила своих четырех сыновей. «Я не могу представить, что Бог имел против меня, что он взял их раньше меня», — сказала она. Она дрожащей рукой подняла с каминной полки по фотографии каждого сына и поцеловала их.
По часовой стрелке снизу справа: Томас, его жена Джери Дентерляйн и дети Дженнифер Томас Рандо, Джон Патрик Томас и Фейт Томас Трейси в 2016 году. От Джери ДентерляйнРЕДАКТИРОВАНИЕ ПОСЛЕДНИХ ДЕТАЛЕЙ своей жизни похоже на редактирование истории в последний раз. Это последняя попытка редактора внести исправления, последняя переписка перед печатью. Это более болезненно, чем я ожидал, выбрасывать файлы и документы, которые казались критически важными для моего выживания всего две недели назад, а сегодня превратились в мусор. Как руководство к телевизору, которое сломалось четыре года назад, и блокноты для рассказов, которые никогда не будут написаны, и письма бывших подружек, ценность которых резко упадет в тот день, когда я умру. Наполнение мусорной корзины за мусорной корзиной — это прискорбное напоминание о том, что я растратил большую часть своей жизни на мелочи.
Реклама
Последние месяцы были бы намного легче, если бы я мог быть уверен, что после смерти у нас будет шанс увидеть людей, которые уже умерли. Я хотел бы пожать руку моему лучшему другу, моему отцу, который умер в 1972 году и с тех пор по которому я скучаю каждый день. Я должен извиниться перед ним. Когда мне было 12, я украл из его брюк 50 центов, две четверти. Чувство вины, однако, было удушающим, и через 10 дней я заменил его 50 центов и добавил еще 25 в качестве процентов и искупления.
Мы спорили только о политике. Он был ярым республиканцем. Я скучный либерал. Когда в 1994 году родился мой сын, врач держал его за лодыжки вверх ногами, как это делают в кино, и объявил, что это мальчик. — Я знаю это, — сказал я нервно. — Он демократ?
Позднее в том же году в больнице Маунт-Оберн, когда моя мать была на грани смерти, я спросил: «Как вы думаете, куда мы попадаем после смерти?»
— Не знаю, — сказала она дрожащим голосом, — но я думаю, что отправляюсь в долгое путешествие и думаю, что увижусь с твоим отцом.
«Если увидишь папу, скажи ему, что мы наконец-то избавились от этого суки. Никсон».
Как обычно, она бросилась на его защиту.
«Не говори так о своем отце».
НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ В зрелом возрасте путаются в карьере, но мне повезло. С 14 лет я хотел быть газетчиком. Хотя мой отец так и не окончил среднюю школу и много часов работал слесарем за мизерную зарплату, и хотя моя мать воспитывала пятерых детей и по ночам мыла полы у Филены, и хотя наша семья жила на грани финансового положения и одевалась в ручную одежду, даунов, единственной вещью, которой никогда не хватало в нашем доме, были газеты — четыре в день, Boston Post, Globe, Boston American, и Daily Record .
В моем рабочем районе Бостона в возрасте 14 лет я доставлял еженедельную газету Dorchester Argus, , и ежедневный таблоид Hearst, Record, , платя 3,4 цента за экземпляр и продавая каждый по пятицентовику, прибыль в размере 1,6 цента за газету плюс любые чаевые, которые я мог выудить. На крыльце перед отцовским пансионом я практиковался в сворачивании таблоида Запишите в терции, не сгибая слишком сильно, чтобы, когда я подбрасывал ее высоко к крыльцу, с вращением, газета раскрывалась ровно, а заголовок был обращен к покупателю, когда она открывает дверь, чтобы забрать его.
Мне посчастливилось проработать в газетах более 60 лет. Не было дня, когда бы не было приятно идти на работу. Все сомнения, которые у меня были относительно газетной карьеры, рассеялись, когда я разносил газеты в пятницу вечером в марте 1953 года. Я взял свою пачку из 45 экземпляров Запись , которые были брошены из грузовика в дверной проем хозяйственного магазина Берри, и я был поражен самым большим и черным заголовком, который я когда-либо видел: «СТАЛИН МЕРТВ».
Сумка с газетами на плече. Я начал свой часовой маршрут, пересекая железнодорожные пути в Порт-Норфолке, районе, где подростковая банда с гордостью называла себя Порт-Крысами. Люди так жаждали вечерней газеты и подробностей смерти Сталина, что многие ждали меня на крыльце.
Для меня каждая ежедневная газета была чудом — все эти истории, местные, национальные, глобальные, написанные в срок, с фотографиями, анализом, колонками, редакционными статьями, комиксами и кроссвордами, не говоря уже обо всех этих новостях о Red Sox. , «Селтикс» и «Брюинз» — если это не чудо, то что?
История Сталина требовала координации между корреспондентами в Москве, телеграфистами, передающими свои истории, и среди прочих в Бостоне, в Record, иностранных редакторов, фоторедакторов, редакторов-копирайтеров, наборщиков, журналистов, водителей грузовиков и наименее значимых винтиков в весь процесс мне, хотя мне повезло больше всего, потому что именно я вручил газету благодарному читателю, и именно я услышал слова «Спасибо».
ИНТЕНСИВНОСТЬ смертельной болезни что-нибудь проясняет? С каждым днем я все больше восхищаюсь прекрасным лицом моей жены, а в саду я смотрю на длинный ряд синих гортензий с большим удовлетворением, чем раньше. И сотни и сотни роз, распустившихся в этом году, доставили мне большую радость, чем обычно, не только своими огромными цветными брызгами, но и своей густой зеленой листвой, мягкими лепестками, глубокими красками и ароматами, которые напоминают мне о детстве. . Что же касается кризисов на Кубе и Гаити, избирательных прав и необъяснимого упрямства республиканцев, которые отказываются подчиниться прививке, которая могла бы спасти их жизни, — по всем этим вопросам ни прозрений, ни молний открытий. Я остаюсь таким же невежественным, как и прежде.
Я сейчас так рано попал в этот новый ад, что у меня нет боли, хотя она, несомненно, приближается, и никаких симптомов, кроме моментов полного истощения и потери 20 фунтов за последние три месяца. После десятилетий отказа от десертов, конфет и выпечки, чтобы контролировать свой вес, теперь кажется жестоким, когда меня заставляют есть больше еды, к которой у меня меньше аппетита.
По мере того, как моя жизнь приближается к финишу, список вещей, по которым я буду скучать, растет.
Я буду скучать по своим домам в Кембридже и Фалмуте. Я никогда больше не увижу восход солнца над болотом у Винъярд-Саунд, никогда больше не увижу того маленького желтого щегла, который время от времени садился на вершину болиголова за моим окном, чтобы мы оба могли наблюдать, как прилив поднимается, чтобы покрыть болото. .
Никогда больше я не растянусь на песке с напитком и с изумлением буду смотреть на небо, усыпанное бриллиантовыми звездами. Как возможно, что в нашем Млечном Пути может быть более 100 миллиардов звезд, не говоря уже о том, кто может сказать, сколько еще миллионов и миллионов звезд в других галактиках, и все же среди них нет ни одной планеты, поддерживающей жизнь? Представьте, как газеты сообщат об этом открытии!
Я бы хотел, чтобы загробная жизнь была устроена так, чтобы я мог снова услышать Седьмую симфонию Бетховена и Бранденбургские концерты Баха, особенно ре-мажор для двух скрипок и виолончели. В загробной жизни я сразу же проверил бы, кто главный, запросив «До встречи снова» с Джорджем Льюисом, который играл на кларнете с такой же ловкостью и воображением, как Бенни Гудман и Арти Шоу, но никогда не получал такой же славы, потому что он был Черным.
И затем, я надеюсь на плейлист, который будет включать «Самую ленивую девчонку в городе» Нины Симон и все в исполнении Сары Воан, особенно «Пасхальный парад» с Билли Экстайном, и пока мы это делаем, давайте добавим пение Бесси Смит. «Никто в городе не может испечь сладкий рулет с мармеладом, как я».
Все мы, кто, как и я, благословлен паузой перед смертью, тратим некоторое время на то, чтобы вновь пережить лучшие моменты. Мне нравится вспоминать, как я играл в бильярд против двух величайших игроков: Уилли Москони в Денвере и в Бостоне, штат Миннесота Фэтс, который послужил источником вдохновения для роли Джеки Глисона в фильме «9».0009 Хастлер . Я проиграл обе игры, ни разу не забил. Вилли и Фэтс управляли столом, а Фэтс делал это в инвалидной коляске.
После того, как я умру, я не жду мира, но это дело о загробной жизни сложнее, чем то, что они описывают в Библии. По оценкам экспертов, погибло более 100 миллиардов человек. Если вы ищете приятеля, чтобы выпить пива, например, джазмена Дэйва МакКенну, писателя Джерри Мерфи или, возможно, Питера Фалька, сыгравшего Коломбо, как вы собираетесь найти его в толпе из 100 миллиардов человек?
Говоря о музыке, если я наткнусь на великого джазмена Эрла «Фатха» Хайнса, который играл с Луи Армстронгом и «Горячей пятеркой» в 1920-х годах, вы можете поспорить на свою жизнь, что я напомню ему, что однажды ночью в В 60-х, между выступлениями в джаз-клубе Сэнди в Беверли, я был тем невысоким парнем, который купил ему этот Heineken.
То же самое с Джулией Чайлд. На Джулию точно не «натыкаешься», но если я увижу ее в местном ресторане, если у них есть местные рестораны, я найду способ упомянуть, что я тот парень, который написал в Глобус что мы должны сбежать вместе, что я буду чистить картошку, резать лук и мыть посуду, если только я смогу навсегда засунуть ноги под ее стол. Я процитирую для Юлии ответ, который она написала мне в письме: «Как лестно, что меня пригласили сбежать с молодым человеком. Однако у моего мужа есть черный пояс по карате, и поэтому ради вашего крепкого здоровья, хотя бы ради всего прочего, я вынуждена отказаться.
Томас на своей парусной лодке «Баттерфляй». От Джери ДентерляйнЯ ЗНАЮ, ЧТО ПОСЛЕ СМЕРТИ мне, вероятно, следует забыть все удовольствия этой жизни, такие как обеды в саванне с лобстерами на счет расходов в Элизиуме, таком как Локк-Обер, и, к счастью, есть какое-то правило против охлажденных мартини Хендрика с добавлением лимона. Больше не будет ночей просеивать часы напролет, слушая пианино Боба Уинтера в Four Seasons. Больше не будет ленивых вечеров в Бостонской гавани на борту моего маленького парусника «Баттерфляй» и не будет неожиданных телефонных звонков от таких приятелей, как Дэйв Манзо из Бостона, Алан Пергамент из Буффало и Джим Копперсмит из Марблхеда, которые никогда не кладут трубку, не сказав ни слова. , «Я люблю тебя, Джек».
По мере приближения смерти я ощущаю тот же неприятный переход, который испытал, когда был подростком в лагере Брантвуд в Питерборо, штат Нью-Гэмпшир, когда собирался домой после великолепного лета. Я не уверен, что меня ждет, когда я вернусь домой, но это, безусловно, был захватывающий опыт. У меня была любящая семья. У меня была отличная работа в газете. Я познакомился с интересными людьми и увидел мириады чудес света. Это было полно веселья и смеха, действительно хорошее время.
Я просто хотел бы остаться еще немного.
Журналист Джек Томас живет и пишет в Кембридже. Присылайте комментарии на [email protected].
Как перестать говорить «да», когда вы хотите сказать «нет»
«Живите своей жизнью для себя, а не для кого-то другого. Не позволяйте страху осуждения, отвержения или неприязни помешать вам быть собой» ~ Соня Паркер
Я лох, когда говорю «да».
Иногда я даже ловлю себя на мысли «нет, нет, нет, нет», а потом выпаливаю «да».
Почему так трудно сказать слово «нет»? Это просто слово, верно?
После того, как я некоторое время чувствовал себя в ловушке из-за моего чрезмерного стремления быть приятным, это заставило меня задуматься.
Я спрашивал себя, почему для меня так важно угодить всем, до такой степени, что я чувствовал бы обиду и стресс из-за этого.
Я понял, что боюсь сказать «нет», потому что мой самый большой страх — быть отвергнутым. Я боялся, что каждый раз, делая это, я кого-то разочарую, разозлю, задену их чувства, покажусь недобрым или грубым.
Когда люди думают обо мне негативно, это полное отторжение. Скажут ли они то, что думают обо мне, вслух или нет, для меня не имеет значения. Это мысль, что они смотрят на меня свысока.
И так я понял, почему мне было так трудно сказать нет.
Я понимаю, что это не только вызов, с которым сталкиваюсь я, но и тот, с которым сталкиваются многие люди каждый день. Это тяжелое бремя, потому что с желанием сказать «да» также приходит недостаток уверенности в себе и самооценки.
Если вам, как и мне, трудно сказать «нет», это может помочь.
Если вы говорите «нет», это не значит, что вы плохой человек
Если вы говорите «нет», это не означает, что вы грубы, эгоистичны или недобры. Все это бесполезные убеждения, из-за которых трудно сказать «нет».
Узнать, откуда взялись эти убеждения, — отличный способ научиться отпускать их.
Вы когда-нибудь задумывались, почему в детстве было так легко сказать «нет», и почему сейчас это стало так сложно? Что случилось?
В детстве мы усвоили, что говорить «нет» невежливо или неуместно.
Если бы вы сказали «нет» своей маме, папе, учителю, дяде, дедушке и бабушке и так далее, вас наверняка расценили бы как грубияна, и вас бы, вероятно, отчитали за это.
Говорить «нет» было запрещено, а сказать «да» было вежливо и приятно.
Теперь, когда мы все взрослые, мы стали более зрелыми и способны делать собственный выбор, а также знаем разницу между неправильным и правильным. Поэтому нет не должно быть запретным словом, а скорее тем, что мы решаем сами, исходя из собственного усмотрения.
Но, к сожалению, мы придерживаемся своих детских убеждений и продолжаем ассоциировать «нет» с неприятным, невоспитанным, недобрым или эгоистичным. Мы беспокоимся, что если скажем «нет», то почувствуем себя униженными, виноватыми или пристыженными и в конечном итоге окажемся одинокими, отвергнутыми или покинутыми.
Знать свою ценность
Второй шаг к тому, чтобы научиться говорить «нет», — это осознание того, что вы ценны, и выбор собственного мнения о себе, а не других.
Я понял, что если ты живешь в зависимости от одобрения других людей, ты никогда не будешь чувствовать себя свободным и по-настоящему счастливым.
Если вы зависите от одобрения других людей, вы, по сути, говорите: «Их мнение обо мне важнее, чем мое мнение обо мне».
Если ваше мнение о себе на самом деле довольно низкое, помните, что:
- Ваши проблемы не определяют вас.
- Совершать ошибки — это нормально — никто не идеален, и каждый делает то, о чем сожалеет; это то, что делает нас людьми.
- Великим человека делает не его внешность или достижения, а его готовность любить других, быть скромным и расти как личность.
- Вы уникальны, ценны и важны. Никто другой в этом мире не может предложить то, что можете вы.
Стоит ли оно того?
Третий шаг к тому, чтобы научиться говорить «нет», — решить, действительно ли стоит говорить «да».
После того, как вы что-то взяли на себя, в конце концов возникают сомнения, и вы можете начать думать о том, как из этого выйти.
А если у вас нет веских оправданий, то вам предстоит решить, будете ли вы говорить правду или придумаете ложь.
Подумайте о страданиях, стрессе и обиде, которые вызвали у вас слова «да». Разве не было бы намного проще и прямолинейно просто сказать «нет» в первую очередь?
Я помню, как однажды я сказал «да» чему-то, а потом так расстроился из-за этого, что в конце концов солгал. Мне до сих пор жаль, что я солгал.
Однажды мой начальник позвонил мне и спросил, смогу ли я работать в следующую субботу. Как обычно, я вежливо выпалил: «Да, конечно, это вообще не проблема». На самом деле у меня были планы с моим парнем, которых я очень ждала.
Позже я обнаружил, что ужасно себя чувствую из-за того, что сказал «да», и пожалел, что у меня не хватило смелости сказать «нет» с самого начала.
В ужасе от мысли, что мне придется работать в этот день, я перезвонил своему боссу, придумав лучший предлог, который только мог придумать. Я сказал ей, что совершенно забыл, что в ту субботу был день рождения моего папы и что у нас была семейная тусовка (чего, конечно же, не было).
Оглядываясь назад, я понимаю, что действительно не стоит говорить «да», когда ты этого не хочешь. У меня есть право сказать «нет», и я не должен бояться подводить других людей за счет собственного счастья.
Если вы также решили, что это того стоит, и хотите научиться говорить «нет», попробуйте эти простые, но эффективные советы, чтобы сделать это с уверенностью.
Полезные советы, как сказать «нет»
- Говорите прямо, например, «нет, я не могу» или «нет, я не хочу».
- Не извиняйтесь и не приводите всевозможных причин.
- Не лги. Ложь, скорее всего, приведет к чувству вины — и помните, это то, чего вы пытаетесь избежать.
- Помните, что лучше сказать нет сейчас, чем потом обижаться.
- Будьте вежливы, например, скажите: «Спасибо, что спросили».
- Тренируйтесь говорить нет. Представьте сценарий, а затем потренируйтесь говорить «нет» самостоятельно или с другом. Так вы почувствуете себя намного комфортнее, говоря «нет».
- Не говорите: «Я подумаю об этом», если не хотите этого делать. Это только продлит ситуацию и заставит вас чувствовать себя еще более напряженным.
- Помните, что ваша самооценка не зависит от того, сколько вы делаете для других людей.
Научиться говорить «нет» было одной из лучших вещей, которые я сделал для себя. Это не только заставило меня преодолеть страх быть отвергнутым, но и помогло мне почувствовать контроль.
Я больше не чувствую себя в ловушке, обиженным или виноватым. Наоборот, я чувствую себя сильным и свободным.
Если вы хотите того же чувства свободы и силы, возьмите себя в руки, бросьте себе вызов и научитесь говорить «нет».
О Шанталь Бликман
Шанталь Гербер — писатель и соучредитель Want2discover. Посетите ее веб-сайт, чтобы узнать больше замечательных статей о самосовершенствовании и о том, как жить полноценной и счастливой жизнью. Обязательно загрузите копию ее бесплатной электронной книги: 15 простых шагов на пути к счастью и успеху.
Видите опечатку или неточность? Пожалуйста, свяжитесь с нами, чтобы мы могли это исправить!
Что ты хочешь сказать миру? Джефф Шиц
04
Январь
2014
- комментариев:
- поделиться:
- Твитнуть
«Жизнь — это белый лист бумаги, на котором каждый из нас может написать свое слово или два, а затем наступает ночь». …..Джеймс Рассел Лоуэлл
Вы можете кричать во вселенную все, что хотите — что будет быть?
Будет ли это что-то позитивное, воодушевляющее, творческое, образовательное, ободряющее и обнадеживающее – или нытье, жалобы, унижение и безнадежность? Решать вам.
Мы живем в удивительное время, когда большинство людей имеют доступ к общедоступной платформе, как никогда раньше. Сто лет назад единственным способом, которым чьи-то мнения, мысли и комментарии доходили до широкой аудитории на регулярной основе, были газеты, а для некоторых людей, таких как политики или проповедники, — публичные выступления. Для среднестатистической матери троих детей, жившей в сельской местности Южной Дакоты, было почти невозможно даже подумать о том, чтобы ее мысли услышал кто-либо, кроме семьи и друзей, которые жили поблизости, или иногда местный владелец магазина по субботам, когда она уезжала в город. .
Однако это уже не так. Теперь любой, у кого есть доступ к Интернету через компьютер или даже мобильный телефон, может поделиться всеми своими мыслями, мечтами, идеями, мнениями, убеждениями, мудростью, юмором и творчеством. Буквально ВСЕ. Благодаря Facebook, Twitter, Pinterest, блогам, форумам, веб-сайтам и миллионам других платформ теперь можно услышать любой голос.
Однако с этой индивидуальной личной силой приходит выбор. Вы должны «выбрать», что сказать своим вновь обретенным «мировым голосом».
Если мы разберем это на самое основное — вы можете использовать свое время, транслируя вселенную, в положительном или отрицательном ключе. Это действительно зависит от вас. Те слова мистера Лоуэлла, которые он написал так много лет назад, актуальны и сегодня! Наша жизнь коротка. У нас есть столько постов, комментариев и блогов, которые уйдут в эфир, и тогда нас здесь больше не будет. Как сказал мистер Лоуэлл: «А потом наступает ночь». Думали ли вы о том, что будет говорить итоговая сумма вашего вывода? Если бы кому-то пришлось прочитать все ваши комментарии, просмотреть все ваши твиты и посты и придумать одно предложение, чтобы суммировать все это — что бы это предложение сказало о вас и о том, кто вы есть в этом мире?
Писатели и художники часто смотрят на все, что они делают, как на свою «работу». Если бы кто-то сделал шаг назад и взглянул на работы автора, он бы увидел всеобъемлющую тему — взгляд сверху, как это было, и почувствовал бы, о чем этот автор. Но задумывались ли вы когда-нибудь о том, что все ваши публикации в Facebook, комментарии, блоги, электронные письма и действия в социальных сетях составляют своего рода онлайн-работу, рассказывающую вашу историю? Они действительно делают. Что ваша работа говорит другим о том, кто вы и за что вы выступаете? Оказываете ли вы положительное влияние в мире — вы тот, с кем другие хотели бы быть рядом и тусоваться — или вы «Дебби Даунер», всегда обороняющаяся или просто несчастная? Ваш общий результат обычно рисует одну из этих картин для других относительно того, кто вы есть. Какой из них вы выберете?
Это ваш выбор. Вы можете постоянно делиться этими жалобными сообщениями о том, что вы застряли в пробке, как убого ваше рабочее место, как тот или иной политик разрушает мир или как вам надоело «заполнять пробел». Помните, что делать то, что вы хотите, — это ваша «работа».