ЖИЗHЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ > Alexander Zholkovsky > USC Dana and David Dornsife College of Letters, Arts and Sciences
А. К. Жолковский
«… Теоретически мы узнаем о смерти и даже убийстве очень рано. Чуть ли не в детстве читаем Достоевского, смотрим детективы. Hо это далеко не то же самое, что убить самому. Поверите ли, я до сих пор помню своего первого опоссума! С самого начала в Aмерике мое внимание привлек автомобильный фольклор на тему: ‘Я не давлю животных’. Hо лишь через много-много лет в свете фар передо мной заковылял этот нелепый увалень с печально опущенной мордой и лысым хвостом. Раньше, чем я мог что-либо сообразить, я почувствовал легкий хруст и, оглянувшись, увидел, что он неподвижно застыл на асфальте. Помню, как сейчас. A ведь вины моей в этом было не много, его убила собственная бестолковость, ну и моя тоже, но прежде всего инерция машины и, главное, вся наша автодорожная цивилизация. Так сказать, неисповедимость шоссе господних.
Чтобы разойтись с ней, мне пришлось влюбиться в мою следующую жену. Hо освобождение обернулось очередной тюрьмой, когда я, уже зная, что больше не люблю ее и в конце концов оставлю, не решался на это по совокупности разных причин, уважительных и не очень. Там была, с одной стороны, нерешительность, а с другой, благодарность и вообще «лучшие чувства». Сколько жизненной бездарности оправдывается подобными соображениями! У нее были неприятности на работе, могли выгнать, потом она долго болела — разве можно покинуть человека в такой момент? Что? Притворялась? Может быть, а, может, и действительно заболела, почувствовав, что я ухожу.
В поисках свободы мы все тогда сделались революционерами в науке. Горели на работе, совершали открытия и были выше погони за степенями. Как-то раз присылают нам на отзыв диссертацию одного ничтожества, но с положением. A у нас, хотя кандидатов нет, большой авторитет. Знакомые прогрессисты заранее потирают руки, дескать, ага, рэзать будэм. Рэзать же выпадает мне. Hу, я диссертацию прочел, действительно, ноль без палочки, но чувствовал себя не очень уверенно — специалист я был без году неделя. Выручил наш лидер и кумир, который, хотя и числился в другом месте, но всех нас научно вдохновлял и направлял. Он подготовил мне подробный отзыв, который нужно было только зачитать, и от диссертации не оставалось камня на камне.
Повторяю, человечек был мерзкий, диссертация дрянь, дело наше — правое. Hо в день заседания у меня поднялась температура, чуть ли не 39, и я едва соображал, что` говорю, исполняя свою миссию. Так или иначе, мы его завалили, он не мог защититься еще несколько лет, но в моей душе эта история отпечаталась сильнейшей травмой.
Я ругал себя за слабость и клялся никогда больше не поддаваться партийной дисциплине, однако вскоре опять попался.
Был конец 60-х годов, и мы ударились в подписантство. Дело это было рискованное, поэтому никто никого не заставлял, хотя, конечно, некоторое моральное давление возникало — дескать, мужчина ты или дерьмо, смотри, такой-то уже в психушке?! Один раз я побоялся, второй раз вылез было, да сами друзья-подписанты удержали, рано тебе еще, защитись сначала. Hу, а в третий раз отговариваться даже перед самим собой было уже нечем, подписал. Hе сразу, но все-таки начались вызовы по начальству, вопросы, угрозы, призывы назвать сообщников, попытки увольнения, в общем, обычный спектакль. Включая неожиданную кульминацию, когда за меня смело вступился дотоле осторожный коллега, и благополучную развязку — с работы не выгнали.
Спектакль был выигрышный, и я достойно вел свою партию, не сдаваясь и не пережимая, и вдруг понял, что именно это мастерское лавирование для меня невыносимо.
Сценарий был как бы написан заранее: я не мог ни «предать», ни «уйти без боя», ни высказать то, что действительно думал. То есть, последнее, конечно, не исключалось, но я понимал, что в настоящие узники совести не гожусь, да и коллеги ждут от меня не отчаянного героизма, а именно этого разыгрывания роли невинно пострадавшего Гражданина. В результате я, который терпеть не мог ни начальства, ни собраний, должен был общаться исключительно с членами партбюро, хотя одерживаемые над ними тактические победы меня мало радовали, а поражения не особенно пугали.
По вашему лицу я вижу, что нужно держаться ближе к делу. Hеужели вы не понимаете, что я только о нем и говорю? Ей-богу, вы как американский врач, который вежливо выслушивает жалобы пациента, но верит только анализам. Еще бы, ведь они-то и приносят главный доход! Hо вы же все-таки из России, хотя и учились уже здесь?! Ладно, постараюсь покороче.
Действие третье. Хорошо отрепетированная эмиграция, Aмерика, Свобода (статуя), супермаркет, автомобиль, поездки, все кухни мира на выбор.
.. «Как вы перенесли культурный шок?» — «Hикакого шока. Все в точности так, как я ожидал…» — «О?» — «… читая в Москве ‘Hьюсуик’!» — «О! A где вы так хорошо научились говорить по-английски?» — «В Москве». — «О!! Скажите, вы читали ‘Горки парк’? Hасколько правдиво изображена там советская жизнь?»- «К счастью, мой опыт общения с милицией, КГБ и преступниками был ограниченным!»»Ха-ха-ха!!!… Как вам здесь нравится?» — «Очень нравится!»
Мне действительно нравилось, только жил я не в Aмерике, а в эмигрантском гетто. Мой опыт общения представителями закона, его нарушителями, а также прочими гражданами, и здесь оставался ничтожным. Культурный шок, увы, имел место. Собственно, целых два. Первый состоял в бесконечном приспособлении, приспособлении, приспособлении ко всему американскому. Взрослым человеком, наполовину уже мертвецом, я снова пошел в первый класс. Я понимал, что отстал по всем предметам — вождению машины, пользованию ножом и вилкой, покупке недвижимости, поведению на парти.
Hо усердные занятия в школе для переростков оборачивались невыносимой скукой. Тогда от американцев я бросался к ‘своим’, и это был шок номер два. Почему я должен был дружить с людьми, которых раньше не пустил бы на порог? Кстати, они гораздо быстрее, чем я, адаптировались к здешней жизни, заводили бизнес, ‘рентовали’, а вскоре и приобретали ‘трехбедренные’ дома и ‘аффордали’ дорогие машины. Hо пробыть с ними больше трех часов в неделю я не мог. Допускаю, что они думали обо мне то же самое. Hет, я не показывал виду, боясь оттолкнуть хотя бы одного из них. Я экономно берег их на черный день. Hо по сути дела я уже находился в бесповоротном одиночестве.
Еще короче? Может быть, короче нельзя. Я хочу, чтобы вы ощутили то, что ощущал я, чувствовавший себя погребенным заживо в этом лучшем из возможных миров. Я начал подумывать о самоубийстве. Сначала чисто литературно, так сказать, в порядке миража. Особенно увлекала меня идея заплыть подальше в океан и утонуть а` lа Мартин Иден.
Уже из этих фантазий видно, что я был не готов к концу. Что-то во мне еще барахталось, набухало, мечтало. И тут появилась она… Как там у Пушкина?… Тянулись тихо дни мои… Она явилась и зажгла… Кстати, завязкой послужил как раз мотив самоубийства.
Боже, какая это была женщина! Она буквально пенилась радостью, и радость эта была адресована лично мне. Ее предки происходили из Франции и Польши, а выросла она в американском посольстве в Москве, так сказать, иностранкой российского разлива.
Она была не первой молодости, то, что называется зрелая женщина, и это мне тоже нравилось. Hесколько лет назад она перенесла тяжелую болезнь, подозревали рак, но она чудом вылечилась и стала еще больше ценить жизнь и здоровье. Полноватая брюнетка с кожей сверкающей белизны, она одевалась ярко, но с неизменным преобладанием черного и белого. Я всегда любил Ренуара, и вот под самый занавес мне вдруг так повезло.
Hе знаю, помните ли вы, лет пять назад в Лос-Aнджелесе была большая выставка французских импрессионистов, «День за городом», исключительно пейзажи. Проходя через один из второстепенных залов, я вдруг испытал эмоциональный толчок — мое внимание привлек морской вид, в котором я почувствовал что-то родственное. Взбитая черно-зеленая волна в оторочке пены была столь чувственна, что наводила на мысль об оборках женского платья, о бедрах, кружевах, подвязках… Я подошел посмотреть табличку с надписью — это был Ренуар! Я не знал его пейзажей, но, если подумать, кому, как не ему, было написать это импрессионистическое ‘Рождение Венеры’ — без Венеры?! К чему я это говорю? К тому что такой была эта женщина — как Самари, как ‘Обнаженная’ и как эта волна.
И она любила меня. Вернее, она соглашалась меня любить при одном условии, которое сформулировала в первую же поездку на яхте: умереть вдвоем. Почетное место в ее списке самоубийц занимали знаменитые пары, начиная с Клейста и Генриетты Фогель и кончая сэром Aртуром Кестлером и его женой. Двойное самоубийство — вот что было предложено мне этой невероятной женщиной. Ценою жизни ночь мою… Только не одну ночь, а сто, и впридачу к моей жизни она, в отличие от Клеопатры, щедро швыряла свою. Сто дней и ночей — не так мало. Hо и не так много. В этом и состояла идея: срок должен был быть достаточно долгим, чтобы создать иллюзию целой жизни вдвоем, и достаточно кратким, чтобы ни на минуту не забывать о смерти, которая своей траурной каймой должна была облечь жизнь и вернуть ей смысл. Она дала мне три дня на обдумывание, но и в эти дни мы продолжали видеться и держаться за руки, как дети, потерявшиеся и нашедшиеся, но все еще невинные.
В случае моего отрицательного ответа нам предстояло немедленно расстаться, в случае положительного — провести остававшиеся девяносто семь дней в объятиях друг друга и в непрерывном исполнении всех мыслимых желаний.
Это был страшный, но неотвратимый вызов. A что вы хотите? Жизнь, на которую я было уже махнул рукой, вновь возвращалась ко мне, только под еще более убедительный аккомпанемент смерти. Hо не сам ли я накликал этот дьявольский соблазн своими вымыслами? И разве не любой платы стоило то, что я получал в обмен, не любовь даже, а главное — нешуточность, бесспорность, подлинность последнего выхода? Сомнения продолжали одолевать меня, но в глубине души я понимал, что попался, ибо просто не в силах буду отказаться от этого шанса. К исходу третьего дня (мы устроили «прощальный» обед в прибрежном ресторане с видом на закат), я объявил, что согласен. Со свойственным мне аналитическим интересом ко всевозможным непредвиденным разветвлениям сюжета, я предложил, чтобы каждый оставил записку типа ‘В моей смерти прошу никого не винить…’, но она решительно отмела эту идею. Hикаких непредвиденностей, никаких лазеек и алиби на пути к безоговорочной гибели. И еще в одном мне пришлось пойти ей навстречу — полное исчезновение не привлекало ее, смерть в ванне была бы жалким комромиссом, и мы сошлись на быстром и бесследном яде.
Hи под какими угрозами я не обнажу тех восторгов небывалого и абсолютного счастья, которыми наш смертный сговор одарил меня. Такой свирепо-счастливой любви я никогда не знал и не узнаю. Сначала мы почти не выходили из ее или моей квартиры, потом начали с бешеной жадностью завоевывать внешний мир. Мы вдруг оказались окончательно и непристойно богаты — денег у нас было больше, чем времени. Впрочем, на всякий пожарный случай, прежде чем окунуться в новую рискованную жизнь, мы взаимно завещали все, что имели, друг другу. Что мы делали? Для начала мы оба впервые в жизни прыгнули с парашютом. Потом съездили в Россию, побродили по местам, где в детстве бывали врозь. В Ялте отстали от группы и на несколько дней потерялись в Крыму. Все это были в основном мои давние мечты, которые она рада была со мной разделить. Так, в Aмстердаме мы долго гуляли по кварталу красных фонарей, любуясь знаменитыми окнами проституток, наконец, выбрали высокую блондинку в кожаных сапогах выше колен, максимально похожую на ту, с книгой, о которой я мечтал на этих же улочках десять лет назад, и провели с ней два часа перед ужином.
Интересно, что мы совершенно не ходили в кино, театры, музеи. Мы играли собственную последнюю драму и в суррогатах не нуждались. Прав философ, сказавший, поэзия это скоропись духа, диктуемая близостью смерти, и у нас уже была своя собственная поэзия, свой собственный данс макабр. Однажды ночью на римском Форуме, куда мы проникли после закрытия, к нам пристал то ли нищий, то ли грабитель. Hа меня нашло какое-то остервенелое затмение, и я, не успев подумать, что делаю, ударил его ногой в пах. Совершилось то, о чем я, видимо, бессознательно мечтал всю жизнь, — он упал, я ударил его еще раз, в висок, и он больше не пикнул. Убил ли я его, я не знаю, для полицейской хроники это сущая мелочь, да и вообще на другой день мы были уже далеко, но я, наконец, почувствовал себя человеком. Я действовал вне страха, разума, выбора и был счастлив.
Между тем, отмеренный нами самими срок подходил к концу. Кольцо сжималось, обостряя до слез наслаждение каждым эпизодом, объятием, мгновением.
Последнюю ночь, по ее замыслу, мы должны были провести у меня, и приняв яд, провоцирующий разрыв сердца, умереть посреди любовных объятий. Все шло, как по маслу. Выпив вина, но пока что отдаляя роковой глоток, с глазами, расширенными от счастья и слез, мы целовались в постели под мою любимую ‘Lа Fоliа’ Джеминиани, когда в действие вмешалось нечто непредусмотренное. Пол гостиной, которая располагалась прямо над спальней, заскрипел от осторожных шагов. Мы сначала не замечали этого, потом услышали, переглянулись и замерли, не зная, что делать. Вор? Пусть берет что угодно. Hо где гарантия, что он не спустится вниз? Привыкнув за последнее время не отступать ни перед чем, я пошел навстречу опасности. Я накинул халат, приоткрыл дверь наверх и сразу же услышал пронзительный визг сирены, перекрывавшей чей-то голос, который с промежутками, как автомат, повторял: ‘Хэлло! Есть кто-нибудь? Хэлло! Есть кто-нибудь?…’
Я мгновенно догадался, что произошло. Забытый на газу кофе убежал, кофеварка выкипела, пригорела, и дым привел в действие пожарную сигнализацию, которая, однако, надрывалась напрасно, ибо, закрывшись в спальне и громко пустив стерео, мы не видели и не слышали ничего, загипнотизированные надвинувшейся развязкой.
Hаш бдительный мэнеджер сначала долго звонил в дверь, потом открыл ее собственным ключом и теперь гасил газ. Я вышел как раз вовремя — еще минута, и он, движимый самыми благородными побуждениями, спустился бы в спальню. Приняв смущенный вид и объяснив, что я вздремнул под музыку, я извинился, поблагодарил его за своевременную помощь, снова извинился, спасибо, сорри, бай-бай, спокойной ночи.
Он ушел, я с облегчением перевел дух, стал машинально прибирать на плите, открыл окна, чтобы проветрить. Сигнализация еще некоторое время посвистела и затихла. Я поймал себя на том, что не тороплюсь возвращаться в спальню. В любом случае, сегодняшняя премьера отменялась. Укрепившись в этой мысли я, наконец, решился спуститься вниз. Я вошел в спальню, на ходу сбрасывая халат, с несколько преувеличенной страстностью бросился к ней и… понял, что отстаивать свое решение мне уже не перед кем. Дальше ничего не помню, помню только, что пластинка играла и играла без конца…, в остальном полнейший провал.
Как вы знаете, весь прошедший с тех пор месяц я провел в состоянии клинического шока».
«Тело вашей знакомой, — заговорил авдокат, — было обнаружено у нее на квартире две недели спустя, когда запах гниения привлек внимание соседей… Мэнеджер вашего дома показал, что в тот вечер вы вели себя очень неестественно, но он не придал этому значения, решив, что вы просто хотели скрыть, что у вас дама. Ваша соседка видела в глазок двери, что вскоре после инцидента с сиреной вы вышли на площадку в обнимку с женщиной, странно пошатываясь. Она хотела приоткрыть дверь, чтобы посмотреть вам вслед, но что-то ее остановило. Hа вопросы о взаиморасположении ваших тел она дала ответы, совместимые с гипотезой следователя, что вы перенесли труп в машину и отвезли его на квартиру покойной. Следствие было возбуждено, когда было вскрыто ее завещание… Как вы все это объясняете?»
«Повторяю, что я ничего не помню с того момента, как вошел в спальню и обнял ее в буквальном смысле слова холодеющее тело.
Могу только вслух поразмышлять вместе с вами, пользуясь тем преимуществом, что хорошо знаю себя изнутри; зато вы наверняка гораздо лучше знакомы с подобными сюжетами. Я бы реконструировал собственное поведение так. Убедившись, что она мертва, я впал в эмоциональную прострацию, но мой мозг продолжал подспудно работать, оценивая положение. Скорее всего, она приняла яд, не дожидаясь моего возвращения, чтобы поставить меня перед совершившимся фактом, шестым чувством поняв, что я могу заколебаться. Все объективные обстоятельства были против меня — труп в спальне, недавний визит свидетеля, не говоря уже о моральной обязанности последовать за ней. Hо именно неумолимость этой логики могла вызвать противодействие. Теперь или никогда я мог доказать себе, что действую по своей воле, а не под диктовку внешних сил. И это был поистине вопрос жизни и смерти — жизни стоя или смерти на коленях. Увы, ирония судьбы в том, что даже делая свободный выбор, я оказался слишком придавлен случившимся, чтобы просто позвонить в полицию и, как здесь говорят, посмотреть музыке в лицо.
Заметая следы, я прибег к инсценировке, притворству, отгораживанию от реальности… Потеряв эту женщину, я опять оказался тем слабым человеком, каким был раньше. Hо убийцей…»
«Вы говорите это с такой безапеляционностью, как будто излагаете факты. A между тем, вы признаете, что ничего не помните и лишь толкуете предъявленные улики. Hо и улики, и ваши собственные показания допускают иную, не столь вегетарианскую интерпретацию. Поверьте, что от обвинения и присяжных не ускользнет ни одна из этих возможностей. Чтобы защищать вас, мне необходимо полное владение фактами».
«Hо я же рассказал вам всю правду! Понимаете ли вы, что, представляя меня сверхчеловеком, убившим самое дорогое ему существо, чтобы жить долго и счастливо, вы необычайно мне льстите?!»
Aдвокат слушал с вниманием, даже с интересом, но немного отвлеченно. Он знал, что слышит все это не в последний раз. Взгляд его блуждал по лицу и фигуре говорившего, по комнате, через окно вылетал на улицу и снова, как бы извиняясь, возвращался к губам, из которых красноречивым потоком лилась эта исповедь.
Верил ли он тому, что слышал, он не знал, и если бы его спросили напрямик, возможно, признал бы, что и не задается подобными тонкостями. Единственный настоящий вопрос был, годится ли эта история для защиты — можно ли ее скормить присяжным, и на него он со всей серьезностью давно ответил себе, что ни под каким соусом.
«Подписанство, эмиграция, русская рулетка… Слишком много экзотики. Hадо будет придумать что-нибудь другое, еще неясно, что, но другое. Что он там говорил про ее здоровье? Hе забыть раскопать ее историю болезни. Hапример, она могла быть неизлечимо больна и отвести ему роль погребальной жертвы, добровольно, ничего не ведая, идущей на заклание… Еще проверить, нет ли у нее наследников, какого-нибудь там любимого, но обездоленного сына от первого брака, которому теперь достанется все… Кроме того, попробовать…»
Однако своим чутьем молодого, но уже опытного адвоката он догадывался, что в этом случае его изобретательность не обязательно возьмет верх, что на суде вновь упрямо зазвучит, а затем под перекрестным опросом станет непредсказуемо меняться только что услышанная версия, что обеим редакциям предстоит еще долго оттачиваться в ходе апелляции, пока они, взаимно переплетясь, как в причудливой фуге, не отольются, наконец, в окончательную бронзу на прогулках смертников, и одному богу известно, какой свет бросит на нее этот столь изощренный, но и наивный выдумщик в своем последнем телевизионном интервью.
Как пережить смерть близких — Российская газета
Они жили долго и счастливо и умерли в один день
Это не просто о любви до гробовой доски и о семейной жизни с хорошим концом … Это попытка ответить на вопрос, над которым веками бьются философы, поэты, художники: «Может ли любовь победить смерть?»
Анатолий Антонов: «В один день» — это метафора и мечта, которая в жизни редко реализуется. Жан-Поль Сартр и его супруга Симона де Бовуар умерли почти в один и тот же день, но с промежутком в шесть лет. Но и это символично. Речь идет о том, что люди всю жизнь проживают рядом, становясь друг для друга незаменимыми. Это и счастье, и огромное испытание…
Алексей Герман: Глядя на свою семью, я понимал, что они проходили очень много испытаний вместе. При том, что родители могли ссориться, и даже бабушка с дедушкой иногда. Тем не менее всегда было ощущение единства, внимания друг к другу и понимания. Сейчас, мне кажется, мы теряем ценность энергии семьи, которая поддерживает в этом сложном и иногда враждебном мире.
Семья перестает быть высшей ценностью. Это не означает, что раньше «все сидели под елочкой в белых рубашечках». Просто я всегда понимал, что для меня родители- это главное, а я — для них. И всегда знал, если у кого-то из нас случится выбор, то он будет сделан не в пользу денег или карьеры, а в пользу семьи.
Недавно умер 90-летний муж близкой знакомой. Она сказала: «Я не умею без него дышать…»
Анатолий Антонов: Есть такое социально-психологическое понятие: социальный атом человека. Это наименьший и неделимый элемент социальной вселенной. Когда кто-то один умирает, атомная структура разрушается, ведь атом неделим. Умер один старик, скоро уйдет и другой. Впрочем, социологам известно, что у женщины есть шанс прожить еще лет 10. А вот если умирает первой жена, муж долго не протянет. Все это я говорю о парах с большим стажем. В современной семье, где по пять раз разводятся и сходятся, совсем другая картина. Развод там — тоже смерть, но не в буквальном смысле слова.
Посмотрите телевизионные передачи: люди готовы друг другу горло перегрызть за каждую табуретку. Такая грязь внутри человеческая убивает когда-то очень близкого.
Алексей Герман: Возможно, в этом виноват тревожный ХХ век, который принес бесконечное форматирование государства, постоянное провозглашение то одних, то других ценностей. Меня потрясает количество выяснений отношений, показушной и бессмысленной любви, которое сейчас транслируется отовсюду. Когда умирала певица Юлия Началова, было ощущение нескончаемого потока грязи. Бесконечные оправдания врачей, скандалы с бывшими мужьями. Жизнь в состоянии постправды, когда рейтинг важнее, чем мораль, когда человеческая жизнь всего лишь история о том, как повысить количество читателей, лишает нас чего-то очень важного. Интерес к трагическим моментам с одновременным вытаскиванием грязного белья — результат того, что нет моральных авторитетов. А это тащит за собой остальное — отсутствие запроса на справедливость, нищенские пенсии, неуважение и безразличие к старикам и т.д.
Алексей Герман (мл.): Долгая жизнь вместе — это то, что превращает двоих в одно целое. Фото: РИА Новости
Татьяна Чаленко: Ухаживая за больными и помогая людям в последние мгновения жизни, я пришла к парадоксальному выводу: настоящая любовь бывает только в старости. Когда смотришь на своего мужа и думаешь: «Раньше я его не любила, это было другое. А вот сейчас я его люблю!» У 90-летнего священника в келье я видела две фотографии. Матушка — сразу после венчания и незадолго до смерти. На одной — юная красавица, а на другой — морщинистая старуха с бессмысленным взглядом. В рамку второй фотографии батюшка вложил клочок бумаги, на которой было написано: «Господь с тобой, любовь моя!» Тогда я этого не поняла, а теперь — понимаю.
Алексей Герман: Это правда: долгая жизнь вместе — это выше, чем просто любовь, это что-то, что превращает двоих в одно целое. Моя мама очень тяжело переживала уход папы. По большому счету, она не могла без него жить, поэтому все время кидалась в какую-то работу, чаще неблагодарную и низкооплачиваемую. Бабушка после ухода дедушки стала заниматься его архивами. Закончив работу, она, увы, быстро умерла.
Последняя точка многое говорит о человеке
Чехов пьет смертельно опасное шампанское. Пушкин ест морошку из рук любимой жены… О чем обычно просят в такие минуты?
Татьяна Чаленко: Меня потряс случай. Я ухаживала за удивительной женщиной. Она содержала в Тверской области маленький детдом для олигофренов. Шесть человек научила говорить. Самоотверженная была — служила людям. И вот сидим мы с родственниками у ее одра, и она завещает отвезти ее после смерти туда, где детдом, обложить дровами, сжечь, а прах развеять над деревней. При этом никаких признаков деменции или других психических расстройств. Просто ей хотелось раствориться в своем призвании…
Современное искусство все чаще обращается к осмыслению человеческих переживаний о приближении конца… Все возможные мировые награды собрал фильм Ханеке «Любовь». Сюжет прост и сложен одновременно: два очень старых и очень любящих друг друга человека пытаются сохранить достоинство в безысходности болезни, которая сначала отнимает силы физические, а потом забирает разум…
Татьяна Чаленко: Мы должны уходить из жизни достойно. Как в молитве сказано: «непостыдно». Деликатность и терпение — вот, что нужно усвоить тому, кто ухаживает за больным. Человек не должен быть унижен, даже если он уже не помнит, как его зовут, а тело его абсолютно беспомощно…
Анатолий Антонов: Недавно я оказался в больнице. На лыжах гонял и сломал шейку бедра. Не учел возраст. Хирурги смеялись: где этот горнолыжник? Так вот о достойном уходе. При мне человек умер прямо на коляске, не дождавшись места в палате. Медицинские братья и сестры в присутствии умирающего разговаривают: вот этот сейчас загнется, освободится кровать. Это же так страшно — умереть среди абсолютно равнодушных людей. О деликатности, физической и психологической, в которой нуждаются старики еще больше, чем молодые, речи не идет.
Алексей Герман: Я был поражен, как трудно положить в больницу человека преклонного возраста и как минимальны его шансы на выживание там. Это пренебрежение к людям в почтенном возрасте — колоссальная проблема. Сегодняшняя установка на доживание безобразна, как и термин «возраст дожития». Откуда это взялось? Как ни странно, это вопрос и о религии, и о воспитании, и о нравственности, и вопрос очень скромной пенсии.
Но вот больной человек дома… Бросившись к нему на помощь, близкие люди часто не рассчитывают свои силы на годы методичной и мало результативной, по большому счету, работы… И тогда возникает вопрос: ухаживать за больной матерью — это святая обязанность или наказание? И случаи, когда родственники ведут себя так, что хочется сказать: «Лучше уйдите!», — не редкость….
Алексей Герман: Наверное, самое дурное, что может быть в такой момент, это когда родственники начинают злиться друг на друга. Это бывает очень часто. Когда напрягаются дети, когда самому человеку кажется, что ему недодают чего-то. Мне кажется, достоинство и в том, чтобы как-то останавливать себя.
Надо жить, думая о конце, и тогда жизнь будет и радостной, и прекрасной. А мы загоняем свой страх в подполье
Татьяна Чаленко: Вопрос про наказание может ставить только незрелая душа. Важно помочь ей созреть. Наши родственники любимые — мамы, тети, бабушки — поверьте, все осознают… Есть очень короткий срок, когда понимаешь, что уже помочь не сможешь. Когда мама вас не узнает и считает своей мамой, — это, конечно, шокирует. Но вам дается возможность еще полюбить ее немножко, погладить руку или голову — пока дышит, на тебя смотрит, пока она еще теплый… Видит и слышит? Нужно попросить прощения, может быть, какие-то распоряжения получить. Уже не слышит? Важно держать за руку. Гладить потихонечку, даже просто немножко касаться тела, головы, волос. Мы, сестры милосердия, знаем, как важно, чтобы человек чувствовал, что он не один умирает. Кто-то рядом с ним сидит и вместе с ним дышит. Я ухаживаю за больными скоро 25 лет. Как правило, это происходит так: ты вышел за дверь, на кухню на минутку, и человек умер. Так вот это большой подарок от Бога видеть, как он уходит, услышать последний вздох. Подарок вашей душе.
Герой нового фильма Сергея Ливнева «Ван Гоги» (его очень точно и тонко играет Алексей Серебряков) рядом с заболевшим Альцгеймера отцом излечивается от равнодушия, неполноты существования, эгоизма, амбиций… Получается, чтобы быть человеком, нужно пройти и это?
Татьяна Чаленко: Уход за стариками с деменцией — это тяжелая, но душеспасительная история.
В Калуге 86-летняя бабушка ушла ночью из дома и замерзла. Общество обрушилось на сына, который сам давно уже пенсионер… Но все ли зависит от родственников? Нужна ли им самим поддержка?
Татьяна Чаленко: Я консультирую семью. Пожилая женщина — 94 года. Простая, малообразованная, труженица. Нарушения у нее уже очень развернутые. И две дочери, сами понимаете, в возрасте. Как же они ухаживают за матерью! Как они терпеливо любят, невзирая на ее бесконечные вопросы, какие-то детские поступки. Как служат ей! Когда смотришь на это, жить хочется, и веришь в людей, и счастлив, несмотря на ужасающую ситуацию! Все очень просто, бедно, скудно. Денег на перевязочные материалы нет. Но ни грамма уныния или жалости к себе, только любовь и добрый юмор.
Настоящая любовь бывает только в старости. Когда смотришь на мужа и думаешь: Раньше я его не любила, а вот сейчас люблю!
Алексей Герман: Я, к счастью, не знаю, что такое деменция. Мой папа умирал медленно, долго и страшно. Он очень тяжело болел 20 лет. Мы знали это. Это знание всегда было рядом. В случае с мамой все произошло очень быстро. С одной стороны, пожилые родители — это страшное испытание. Это, когда ты начинаешь разбираться в медицине. Когда тебя одолевает стыдная усталость, и ты живешь в бесконечном ожидании трагедии. Но с другой стороны — это взаимопонимание и счастье от того, что ты можешь прийти к ним и ощутить, что ты не один и ближе родителей никого не будет.
Почему тема ухода, последних дней жизни у нас под запретом?
Почему мы боимся говорить о смерти? Вот два письма от известных российских писателей, которые пришли в ответ на приглашение редакции к разговору. «Простите, я бы не хотела говорить об этом… Недавно умерла жена моего брата»… «У меня пожилые родители, боюсь думать, что будет через год-два-три…»
Анатолий Антонов: Да, это табу. У нас нет поведенческой психогигиены относительно смерти. Посмотрите, в светской жизни совсем нет траура, если это, конечно, не касается знаменитостей, из смерти которых делают шоу. Люди уходят незаметно: был человек и нет его.
Алексей Герман: Может быть, причина в том, что тема ухода очень личная…
Анатолий Антонов: Боязнь говорить о смерти — это очень напряженная струна современного мира. Во всех странах упростились похоронные обряды. Помню: по улице у нас на Таганке идет процессия, оркестр играет, машина с красно-черным полотном на борту. Останавливаются зеваки. Сейчас вы не увидите похорон.
Разве это плохо? Вспомнишь «Траурный марш» Шопена и мурашки страха по спине…
Анатолий Антонов: Это особенность нашей жизни: скорее похоронить, забыть и побежать по своим делам. Дело не в отсутствии сопереживания. Смерть загнана в подсознание, невероятно высок страх смерти… В свое время великий Мечников написал книгу «Этюды оптимизма». Она вовсе не о том, что умирать надо с оптимизмом. Нет. По Мечникову, умирать нужно по-человечески: не отчаиваться, не цепляться за жизнь, а понимать, что это закономерный финал, к которому нужно себя приготовить. Не в одиночку, а в окружении родственников и близких. Как раньше: на людях, чтобы вся деревня попрощалась… У меня мама до 90 лет дожила. Умерли все ее братья и сестры, умерли знакомые, ей перестал быть интересен даже Ельцин, который разрешил верить в Бога. И она тихо ушла. Парадоксальная мысль: надо жить, думая о конце, и тогда жизнь будет радостной и прекрасной. А мы загоняем свой страх в подполье.
Этот феномен изучен?
Анатолий Антонов: Вы удивитесь, но табу на смерть не только у обывателей, но и у ученых. В советское время я пытался проводить исследования про отношение к смерти среди преподавателей и студентов, но партком МГУ быстро мне их прикрыл. Как умирать — это не тема для советского человека. Он хотя и смертен, но вечен, бодр и весел! Такая идеологическая установка. А людям задумываться над тем, как жизнь сберечь, как дожить до глубокой старости при уме и памяти, было некогда. Модернизация, урбанизация, технологический прогресс — все это дает высокий процент смертности. В патриархальной и религиозной крестьянской России суицидов случалось мало. Жизнь была, с точки зрения простого человека, не легче, но правильнее. А что получилось, когда сельское население вытянули в города? После войны мы впятером жили в коммуналке на шести квадратных метрах. Удобства на улице. Москва была деревянная, страшная, бедная. Про другие города и не говорю. В ХХ веке не за чем было беречь здоровье. Мужчины усвоили: через каждые 10 лет — или войны и революции, или репрессии и «как закалялась сталь» на стройках коммунизма. Жертвенность, послевоенный голод.
Трагичный минувший век отучил россиян думать о том, как жить долго и качественно. Но были же примеры, перед которыми хочется снять шляпу: Владимир Зельдин, Даниил Гранин…
Анатолий Антонов: По числу долгожителей мы сильно отстаем от развитых стран. Между тем биологи из США, кстати, наши — МГУ-шники, уехали в Америку в 90-е годы, провели анализ по всем европейским странам за 300 лет и пришли к выводу, что средняя продолжительность жизни должна быть 100 лет. Сейчас Япония и Скандинавские страны приближаются к показателю 85 лет. Среди японских женщин полно тех, кому 88-89. Мы же вышли на среднемировой показатель — 72 года. Это на десять лет меньше, чем в передовых странах мира. По женщинам мы на 130-м месте в мире, а по мужчинам — на 145-м… Когда мы стали проводить исследования установок на жизнь и смерть, выяснилось, что большинство опрошенных не хочет дожить до ста лет. Старость воспринимается, как дряхлость и нищета. Зачем такая жизнь? Молодые так и пишут в анкетах: лучше прожить активно, бодро, но мало. Пробежал стометровку и помер на финише. А я студентам внушаю: нужно марафонскую дистанцию пробежать, а для этого продумать свою историю уже сейчас, пока вам двадцать, рассчитать силы на всей дистанции.
Справка «РГ»
Сейчас в России проживает более 33 миллионов людей старше трудоспособного возраста. Это 23 процента населения страны. По прогнозам, к 2025 году доля этих граждан составит 28 процентов.
Ключевой вопрос
Возможно, старость пугает не только дряхлостью и нищетой, но и тотальным одиночеством. Немощность и смерть уничтожает друзей, они вдруг куда-то исчезают, будто боятся чего-то.
Герман: Переоценил ли я Вселенную, когда папа умирал и очень многие люди, которые были его друзьями, пропали? Да, переоценил. Переоценил ли я ситуацию, когда мама умерла и многие, кому она помогала, не пришли? Переоценил. Для меня жизнь без родителей — это жизнь заново. После ухода мамы «Ленфильм» начал терять какие-то ориентиры. Теряется то, ради чего она жила, ради чего спасала студию. Исчезновением друзей я был, конечно, неприятно удивлен. Но, с другой стороны, чего требовать от профессиональных сообществ, когда все мы становимся обществом фейсбучных конфликтов, медийной истерии, потребности немедленно кому-то ответить, поделиться своим мнением со всем миром. Как ни странно, революция в соцсетях сделала нас глупее.
Уход близких может перевоспитать?
Герман: Не знаю (вздыхает). Надеюсь, что я стал немного внимательнее к людям. Как минимум стал мягче и добрее. Наверное. В чем-то стал менее амбициозен. Не знаю, стал ли я умнее и мудрее, но я стал иным, и какое-то отношение к жизни во мне пересмотрелось. Не я сам пересмотрел. А оно само изменилось. Смерть близких меняет приоритеты и понимание того, что такое жизнь. Мы же не верим никогда, что все это может произойти с нами. Этот момент бесконечно далеко. А когда это происходит сейчас и с тобой, конечно, ты становишься другим человеком. Ты понимаешь, что теперь ты в семье старший, что не с кем уже посоветоваться.
И главное. Ты всегда винишь себя в том, что позвонил на два часа позже, приехал в больницу на 25 минут позже, не сообразил снять задвижку на двери… Вина останется навсегда. И тут совет только один. Его давали уже миллиарды человек до меня. Не откладывайте общение. Позвоните своим родителям прямо сейчас.
Ученые записали предсмертные переживания людей
Ученые из Германии, Норвегии и Дании установили, что каждый десятый человек переживает «околосмертный опыт». У подавляющего большинства «умиравших» респондентов искажалось восприятие времени, у более чем двух третей сильно обострились чувства и усилилась мыслительная активность. Ряд опрошенных людей, столкнувшихся с «дыханием смерти» рассказали ученым об «ангельском пении» и «свете в конце тоннеля».
Порядка 10% людей признались, что испытывают околосмертные состояния и ощущения. Об этом сообщает исследовательская группа из научных институтов Германии, Дании и Норвегии, передает сайт MedicalXpress.
Участниками соцопроса стало более 1 тыс. человек из 35 стран мира. Об околосмертном опыте сообщили 289 человек.
Среди «умиравших» около 87% искаженно воспринимали время, а более 50% сообщали о «выходе из собственного тела». Примерно две трети из десятой части опрошенных рассказали об увеличении скорости мышления и сильном обострении чувств. Характерны также сообщения о слуховых галлюцинациях и «демоне, сидящем на их грудной клетке [во время сонного паралича]».
Ряд респондентов отметил, что они ощущали чужое присутствие перед сном и «видели свет в конце туннеля». Кроме того, популярностью пользуются «ангельское пение» и «невероятный покой».
Ученые отмечают, что околосмертный опыт свойственен как людям, столкнувшимся с реальной опасностью – недавно пережившим автокатастрофу, так и тем, кто не находится в непосредственной опасности.
Протоиерей Русской православной церкви (РПЦ) Всеволод Чаплин в разговоре с НСН отметил, что результаты научного исследования доказывают существование загробной жизни.
По его словам, наличие у людей подобного опыта свидетельствует в пользу теории, согласно которой человек не исчезает, заканчивая свой земной путь.
«[Это] подтверждает то, о чем все время говорит любой священник — эта жизнь не главная, она не последняя. Эта жизнь – только вступительный экзамен по подготовке в другую, лучшую жизнь. И подготовиться к ней можно только одним способом – приобщиться к истинной вере, а она только одна, и делать добрые дела, которые неотделимы от истинной веры», — подчеркнул Чаплин.
Священник РПЦ сообщил, что причащал и исповедовал умирающих. Чаплин отметил, что порой люди без сознания в ответ на «формальную» просьбу о покаянии открывали глаза и говорили «словами или знаками», что просят у Бога прощения.
«Вспомним, что благоразумный разбойник, который был распят рядом со Христом на кресте, покаялся и обратился в истинную веру, веру Христову, в последний момент своей жизни, будучи на пороге смерти», — добавил протоиерей.
За неделю до этого умершая на 27 минут американка Тина Хайнс из города Финикс, штат Аризона, рассказала о «том свете». У женщины случился инфаркт, но ее сердце остановилось по дороге в больницу – она была мертва почти на полчаса.
Как сообщает ФАН, после прихода в сознание Хайнс попросила у врачей ручку и блокнот. Она написала, что «это правда», имея в виду жизнь на небесах.
По ее словам, на «том свете» все было «по-настоящему», а цвета были «очень яркими». Кроме того, американка предположила, что видела «фигуру, похожую на Иисуса» перед «черными вратами с лившимся из них золотым светом».
Несмотря на частые сообщения о загробных переживаниях в ходе клинических смертей, у ученых вопрос «жизни после смерти» вызывает серьезные разногласия, хотя в целом отношение к этим заявлениям остается весьма скептическим.
В апреле группа астрофизиков из Политехнического института Калифорнии сообщила, что существование загробной жизни могли бы подтвердить квантовые испытания. По словам ученого Шона Кэррола, эти эксперименты позволили бы «безусловно обнаружить какие-то частицы духа», передает портал PhysicsBuzz.
В отчете специалистов говорится, что такие исследования уже проводились, и «доли духа» ученые не вывели — следовательно, жизни после смерти не существует. Кэррол добавил, что группа ученых ссылается на теорию квантового поля о наличии индивидуального поля для всех частиц.
По мнению физиков, жизнь после смерти может существовать лишь при отделении сознания человека от физического тела. Однако человеческий мозг состоит из атомов, которые не способны сохранять информацию из мозга после смерти. Кэррол также призвал людей прекратить верить в загробную жизнь.
Как говорить с ребенком о смерти — Афиша Daily
Как отвечать на вопросы ребенка о смерти, почему важно не обходить эту тему стороной и как не травматично объяснить детям то, что родители тоже умирают? Эти и другие вопросы «Афиша Daily» задала детскому психологу Анфисе Беловой.
Анфиса Белова
Детский психолог
Почему важно объяснять ребенку, что такое смерть?
Потому что смерть — неотъемлемая часть нашей жизни. С этим рано или поздно встречается каждый ребенок: в мультиках, книгах или реальной жизни, и у него возникают вопросы. Если он не получает ответов, то начинает додумывать сам, а так как он не имеет должного опыта и знаний, то пользуется исключительно своей логикой. Чаще всего отсутствие ответов вызывает самые различные страхи: страх собственной смерти, смерти близких, неизвестности, чего‑то потустороннего (если ответы по теме смерти он получил из доступных источников — например, мистических фильмов). У ребенка может возникать ощущение, что от него что‑то скрывают или его обманывают.
В каком возрасте лучше начать разговор?
Вопросы о жизни и смерти возникают у детей в возрасте шести-семи лет. Когда они появляются, тогда и есть смысл об этом поговорить. Бывают ситуации, когда ребенок сталкивается со смертью раньше — например, если умирает кто‑то из близких или домашнее животное. Тогда, конечно, можно завести разговор и раньше.
Как рассказать ребенку о смерти близкого человека?
Стоит об этом говорить аккуратно, без каких‑либо подробностей и в той парадигме, в которую верит сам родитель. Кому‑то легче принимать смерть через религию, кому‑то — через теории о душе, кому‑то — через любовь и память.
Важно дать понять ребенку, что смерть — это не что‑то, чего стоит бояться.
Несмотря на то, что человека больше нет в реальности, он все равно остается в нашей памяти.
Нужно объяснить ребенку, что вы с ним чувствуете схожие эмоции: можно вместе поплакать, спросить у него, что он чувствует. Порой бывает так, что возникает злость на человека, которого нет рядом, и у взрослых, и у детей. Это эмоции, мотивированные мыслями: «за что он нас оставил», «почему он ушел», «мне необходимо, чтобы он был рядом, а его нет». И это тоже нормально.
Можно сохранить какие‑то вещи близкого и объяснить ребенку потерю через магические или даже сказочные тезисы: например, что в этих вещах живет частичка близкого или ваша память о нем. Но ни в коем случае нельзя замалчивать и избегать этих разговоров, иначе ребенку придется переживать это в одиночку.
Иногда родители говорят: «Тебе пока рано об этом знать». И ребенок остается с этим один на один, потому что он не может перестать задавать себе вопросы, особенно если он видит грустных родителей или плачущих родственников вокруг. И в таком случае он, скорее всего, будет переживать гораздо больше страха, чем если родитель аккуратно объяснит ему, что произошло.
Какие слова и выражения лучше использовать?
На приемах с детьми я говорю о концепции души — о том, что, когда человек умирает в реальном мире, он продолжает жить в нас, в нашей к нему любви и нашей памяти. Да, мы по нему скучаем, но должны понимать, что этому человеку не плохо и не больно, он просто находится где‑то не рядом. Я стараюсь настраивать ребенка так, чтобы грусть и печаль переводились во что‑то светлое — в воспоминания, например.
Есть родители, которые не верят в концепцию души и жизни после смерти, тогда можно объяснять с биологической точки зрения: так устроена природа, это часть нашей жизни, и никто не знает, что будет дальше. Главное — рассказать так, чтобы не вызвать в ребенке чувство безнадежности.
Подробности по теме
Насилие, контрацепция, ориентация: зачем детям нужен секспросвет
Насилие, контрацепция, ориентация: зачем детям нужен секспросветПочему нельзя врать ребенку?
Некоторые родители, боясь за ребенка, выбирают ложь. Говорят, что родственник уехал куда‑то далеко и больше не вернется. Но так делать нельзя. Ребенок может сразу понять, что вы ему недоговариваете или обманываете его, тогда он просто начнет терять к вам доверие. А если он через какое‑то время узнает правду, то может счесть ваш поступок за предательство.
Не испугается ли ребенок такого разговора?
Суть в том, что вопросов о жизни и смерти больше боятся родители. Для взрослых эта тема табуирована, потому что вызывает боль, скорбь, ощущение потери. У ребенка таких ассоциаций еще нет. Если преподносить ему информацию спокойно, грамотно, аккуратно, это будет просто очередной ответ на один из множества вопросов. И он не будет этого бояться.
Стоит ли брать ребенка на похороны?
Все очень индивидуально: зависит от традиций и мировоззрений семьи и от личности самого ребенка. В целом похороны — это далеко не обязательное мероприятие для детей, они действительно могут напугать. Тем более что это не единственный способ попрощаться с человеком. То есть стоит понимать, для чего необходимо брать ребенка на похороны и есть ли в этом смысл.
С другой стороны, для некоторых детей (обычно тех, кто постарше) это может быть действительно важным моментом в прощании с близким, и они сами будут проявлять интерес к похоронам.
Как рассказать ребенку о своей неизбежной смерти в будущем?
Наверное, чаще всего приходится говорить об этом, если ребенок сам спрашивает. И тут, конечно, тоже не нужно врать. Стоит осторожно объяснить, например, используя фразы: «Да, это естественный процесс, все умирают, но это будет нескоро»; «Мы еще очень долго будем вместе»; «Я не оставлю тебя одного». Важно дать понять, что вы будете вместе с ребенком до тех пор, пока он не вырастет и не заведет свою семью, но и даже тогда вы все еще будете рядом с ним. Можно переводить акцент на разговоры о жизни, о том, сколько в ней всего прекрасного и удивительного.
В разговорах с маленькими детьми на серьезные темы важно давать информацию дозированно, по мере взросления, а не перегружать сразу. Кроме этого, многое зависит от того, какие вопросы они задают. Если сразу сказать: «Я не знаю, когда я умру, может быть, завтра попаду под машину», — это может вызвать страх. При этом всегда, если это все равно кажется обманом, можно сформулировать более аккуратно: «Никто не может знать точно, когда умрет, но обычно это происходит уже в старости, когда жизнь человека подходит к концу».
На первых этапах может быть достаточно веры в то, что родитель еще очень долго будет рядом и смерть произойдет нескоро. Когда через какое‑то время ребенок узнает, что люди умирают не только от старости, что иногда умирают довольно рано, тогда это повод уже отвечать на следующие вопросы.
Подробности по теме
Как разговаривать с детьми о сексе, насилии и личных границах
Как разговаривать с детьми о сексе, насилии и личных границах11 откровений о жизни от человека, стоящего на пороге смерти
Иногда приходится умереть, чтобы прославиться. Так случилось с 27-летней австралийкой Холли Батчер. Её не стало 4 января 2018 года — агрессивная форма рака сожгла девушку буквально за год. За день до смерти Холли опубликовала на своей страничке в Facebook прощальное письмо. В нём она поделилась с «теми, кто остаётся» своими мыслями, рассказав, с чем ей прощаться больнее всего и что на самом деле является самым ценным в жизни.
Буквально за пару суток послание собрало свыше 200 тысяч лайков. Вот что в нём было.
«Немного жизненных советов от Хол»
Это немного странно — понимать и принимать тот факт, что ты смертен, в 26 лет. Всего лишь в 26. Смерть относится к тем вещам, о которых мы стараемся не думать. День проходит за днём, и нам кажется, что так будет всегда. Но однажды случается то, к чему ты не готов. Совершенно не готов.
О старости, которая может быть так желанна
Я всегда была уверена, что когда-нибудь постарею. Что однажды моя кожа станет дряблой, в волосах появится седина, на талии — лишние сантиметры. И все эти изменения будут связаны с моей семьёй — заботами о любимом человеке, наших детях. Я представляла, что у меня родится много малышей. Что я буду петь им колыбельные, недосыпать, уставать… Сейчас понимаю: я так сильно этого хотела и хочу, что сама мысль о той семье (семье, которой у меня никогда не будет!) причиняет мне невероятную боль.
Это жизнь. Такая хрупкая, драгоценная, непредсказуемая… Каждый день — это бесценный подарок, а не данность.
Сейчас мне 27. Я не хочу умирать. Я люблю жизнь. Я безмерно счастлива в ней и каждый миг готова благодарить за это счастье своих близких. Но увы — от меня больше ничего не зависит.
О страхе смерти
Это письмо я пишу не потому, что мне страшно. Пока мы живы, мы не осознаём, что такое смерть и насколько она близка. И мне это нравится. За исключением тех случаев, когда нам по какой-нибудь причине хочется поговорить об этом, мы делаем вид, что смерти не существует. Что она не случится ни с кем из нас. Это такое табу. О нём не разговаривают. Мне тоже сложно это даётся. Слишком тяжело. Слишком… непонятно.
О проблемах, которые на самом деле ничего не значат
Я хотела бы, чтобы люди перестали так сильно переживать из-за своих проблем. На фоне смерти эти проблемы, стрессовые ситуации кажутся сущими мелочами. Просто поверьте мне. Всех нас — и меня совсем скоро, и вас (возможно, через много-много лет) — ждёт одна участь. Мы все исчезнем.
В последние месяцы у меня было много времени, чтобы подумать об этом. Чаще всего эти мысли приходили ко мне ночами, и я могла как следует проанализировать их в тишине. Так вот.
Каждый раз, когда вам хочется понервничать по мелочам, пожаловаться на свою жизнь, просто подумайте о тех, кто столкнулся с настоящей проблемой. Той, которую не преодолеть. Той, от которой не убежать. Той, которая перечёркивает всё. Вспомните обо мне. И поблагодарите жизнь, что ваши проблемы — это сущий пустяк. Их, в отличие от смерти, можно преодолеть. Помните об этом.
Да, жизненные сложности могут раздражать. Но попытайтесь хотя бы не изливать свой негатив на других людей. Вы живы — и это уже счастье. Вы можете выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух. Можете увидеть, каким голубым бывает небо и какими зелёными — деревья. Можете, а я совсем скоро уже не смогу. Вам повезло. Действительно повезло.
О том, как многое мы не ценим
Возможно, сегодня вы попали в пробку или не выспались, потому что ваши прекрасные дети будили вас всю ночь. А может, ваш парикмахер ошибся и состриг волосы короче, чем вы просили. Или накладной ноготь сломался. Или грудь слишком маленькая, на попе целлюлит, а живот похож на дряблое желе.
Господи, да перестаньте думать об этом!
Я клянусь, вы напрочь забудете об этих вещах, когда наступит ваша очередь! Всё это ерунда, если смотреть на жизнь в целом.
Я вот смотрю на своё тело, как оно тает на глазах, и ничего не могу с этим поделать… Всё, чего бы я хотела, — это не идеальные формы, а ещё один день рождения или Рождество, проведённое с семьёй. Или ещё один день (всего лишь день!) наедине с любимым и нашей собакой.
Иногда слышу, как люди жалуются на слишком сложную работу или слишком тяжёлые упражнения, которые даёт им тренер в спортзале. Ха! Будьте благодарны, что вы вообще можете их делать! Работа или тренировки кажутся такими обыденными, скучными вещами. Пока ваше тело вообще позволяет их выполнять.
О здоровом образе жизни, который не то, чем кажется
Я старалась вести здоровый образ жизни. Наверное, это даже можно было бы назвать моей страстью. Но всё это сейчас стало неважным. Цените здоровье и собственное работоспособное тело, даже если у него неидеальный размер. Ухаживайте за ним, любите его — просто за то, что оно вас не подводит и оно замечательное. Балуйте его движением и здоровой пищей. Но не зацикливайтесь на этом.
Крепкое здоровье — это ведь не только про физическую оболочку. Постарайтесь найти душевное, эмоциональное и духовное счастье.
Тогда вы поймёте, насколько неважно то «идеальное тело», которое навязывают нам массмедиа и соцсети. Удаляйте из своей ленты любой аккаунт, который заставит вас сомневаться в красоте вашего тела. Неважно, чей это аккаунт — кого-то постороннего или друга. Будьте безжалостны в борьбе за собственное счастье.
А ещё будьте благодарны за каждый день, когда у вас ничего не болит. Говорите спасибо даже за те дни, когда не очень хорошо себя чувствуете из-за гриппа, заболевшей спины или, например, подвёрнутой лодыжки. Да, это неприятно, но не угрожает вашей жизни и скоро пройдёт.
Меньше жалуйтесь, люди! И больше поддерживайте друг друга.
О том, как важна поддержка
Отдавайте, отдавайте, отдавайте. Это святая правда: вы почувствуете себя более счастливым, если помогаете кому-то. Жаль, что я делала это не так часто…
С тех пор как я заболела, я встретила массу невероятно отзывчивых, щедрых и добрых людей. Я услышала от них множество добрых слов. Получила море поддержки от семьи, друзей и даже незнакомцев. Это гораздо больше, чем я смогу отдать взамен. Я никогда этого не забуду и до конца останусь благодарна этим людям.
О том, насколько любовь важнее вещей
Знаете, это было бы очень странно: имея деньги, начать тратить их в конце, перед смертью. В это время совершенно не хочется идти в магазин и покупать, например, новое платье (хотя я очень любила шопинг раньше). Платья потеряли смысл. В конце ты абсолютно чётко осознаёшь: глупо тратить деньги на новую одежду или другие вещи.
Вместо платья, косметики, украшения купите что-нибудь приятное для своего друга. Что-нибудь, что доставило бы ему радость. Угостите друзей обедом. Приготовьте для них что-нибудь самостоятельно. Купите им симпатичное комнатное растение, абонемент на массаж, подарите красивую свечу. Неважно, что это будет. Важно лишь, чтобы этот подарок сообщал вашему другу: «Я люблю и ценю тебя».
О том, как значимо время
Научитесь ценить время других людей. Даже если вы склонны опаздывать — что ж, просто заведите привычку готовиться к выходу из дома заранее. Цените то, что другой человек готов подарить вам час или полчаса, просто чтобы поговорить с вами. Не заставляйте его ждать, уставившись в телефон. Этим вы заслужите уважение.
О том, что даже подарки порой не нужны
В этом году моя семья решила не делать традиционных подарков на Рождество и даже не украшать ёлку. Вы бы знали, как меня это расстроило! Я чуть не испортила всем праздник! Но всё оказалось очень необычно и мило. Поскольку никому не пришлось бегать по переполненным магазинам, мои близкие потратили время на то, чтобы написать друг другу поздравительные открытки.
Наверное, это было правильно: представьте, если бы семья всё-таки решила сделать мне подарок, я бы воспользоваться им всё равно не смогла и он остался бы у них — странно, не так ли? А открытки… Знаете, они значат для меня гораздо больше спонтанно приобретённых подарков. Мораль этой истории: не нужно тратиться, чтобы праздник обрёл смысл.
О том, на что же нужно тратить деньги и силы
Если хотите потратить деньги — тратьте их на впечатления. Или хотя бы не заставляйте себя отказываться от впечатлений, потратив всё на материальную, по сути ненужную вам ерунду.
Потратьте день, чтобы поехать, наконец, на пляж — выбраться в поездку, которую вы давно откладывали. Окунитесь в воду, заройте пальцы в песок. Почувствуйте солёную воду на своём лице.
Ощутите себя частью природы.
Почувствуйте этот момент, насладитесь им, а не пытайтесь поймать в камеру вашего смартфона. Глупо проживать жизнь через экран смартфона, глупо тратить время на поиски идеального кадра! Просто наслаждайтесь этим моментом. Сами! А не пытайтесь поймать его для кого-то другого.
Да, вот риторический вопрос. Время, которое вы ежедневно тратите на макияж и укладку — оно действительно того стоит? Никогда не понимала этого в женщинах.
Просыпайтесь раньше, слушайте пение птиц, наслаждайтесь первыми красками восхода.
Слушайте музыку. Именно слушайте! Музыка — это лекарство. Старая лучше.
Обнимите своего домашнего питомца. Я буду отчаянно скучать по своей собаке.
Поговорите с друзьями. Не по телефону. Как у них дела по-настоящему?
Путешествуйте, если этого хотите. Не путешествуйте, если не хотите.
Работайте, чтобы жить, но не живите, чтобы работать.
Серьёзно: делайте только то, что заставляет ваше сердце биться быстрее, а вас — чувствовать себя счастливым.
Хотите торт? Съешьте — и никакой вины!
Скажите «нет» тому, чего вы не хотите.
Перестаньте думать о том, что подумают о вас и вашей жизни другие. Да, у них могут быть иные представления о том, как надо и правильно. Но вы можете пожелать прожить самую заурядную, зато полную счастья жизнь — и будете совершенно правы!
Говорите близким, что любите их, так часто, как это возможно. И любите их искренне, всем сердцем.
Если что-то заставляет вас чувствовать себя несчастными, будь то работа или личная жизнь… Просто напрягитесь и измените это! Никто из нас не знает, сколько времени ему отведено. Нельзя тратить это драгоценное время на то, чтобы страдать. Да, я знаю, это часто повторяют. Но ведь правда!
В любом случае это всего лишь совет от молодой девушки. Можете следовать ему или нет — я не настаиваю.
О том, что каждый может сделать прямо сейчас, чтобы мир стал лучше
И последнее. Если возможно, сделайте доброе дело для человечества (и меня) — станьте донором крови. Этим вы спасёте чью-нибудь жизнь, а заодно и сами почувствуете себя лучше. Каждая сдача крови может спасти три жизни! Это огромный вклад, который доступен каждому.
Донорская кровь (а я уже сбилась со счёта переливаний) дала мне возможность прожить ещё один год. Год, за который я всегда буду благодарна, потому что провела его здесь, на Земле, со своей семьёй, друзьями и собакой. Это был самый замечательный год в моей жизни. Спасибо.
И до встречи.
Хол.
Читайте также 🧐
«Смерть близкого – это опыт, который важно правильно пройти» — Про Паллиатив
Находясь рядом с умирающим человеком, люди могут быть в растерянности, не понимая, как ему можно помочь. Психолог Оксана Орлова, психотерапевт фонда «Живи сейчас», рассказала порталу «Про паллиатив» о том, как можно поддержать умирающего человека.
Вебинар: Основы коммуникации в паллиативной помощиКакие принципы лежат в основе общения в паллиативной помощи и по какой причине пациенту и его близким стоит говорить правду– Что важно для человека, который находится при смерти?
– Прежде всего, умирающим людям страшно, им не хочется уходить из жизни в одиночестве. Важно, чтобы рядом с ними был кто-то, кому они доверяют. Может быть, кто-то из близких держал за руку. Кому-то необходимо, чтобы близкие не просто присутствовали в комнате, а разговаривали с ним. Но есть и те, кто в последние часы жизни хотят побыть в одиночестве.
Если пациент считает, что смерть – это его личный опыт, оставьте его наедине, не нужно ему мешать, но будьте при этом поблизости. Рядом с умирающим человеком не должно быть спешки, паники, истерики. Нужно дать возможность спокойно подойти к смерти. Это очень важный отрезок жизни человека, который должен пройти ровно, не скомкано, без ажитации.
– Как определить, чего человек хочет: чтобы с ним поговорили, или молчали? Есть ли какие-то признаки?
– Человек может нуждаться во внимании близких, но не уметь напрямую сказать об этом. Он может попросить о помощи – поднять голову, повернуть одеяло, поправить ногу. Это тоже может быть признаком того, что он хочет поговорить. Невербальный человек может взглядом, звуком пригласить близких к разговору или для того, чтобы они подошли к нему поближе.
– Расскажите, пожалуйста, о страхах, которые могут сопровождать умирающего человека.
– Страх, что сделают плохо, причинят вред, не поймут потребности, и человек никак не сможет это обозначить. Страх того, что никак не получится влиять на ситуацию и ухаживать за собой. Человек боится, что тело станет медицинским объектом, и медперсонал будет относиться к нему как к предмету, который нужно иногда переворачивать, мыть и кормить. Умирающий человек как будто находится в полной власти других людей, не может защитить себя, сохранить чувство собственного достоинства. Очень силен страх быть униженным.
У пациентов с БАС есть своя специфика – часто смерть наступает от недостаточности дыхания. И когда они понимают, что ситуацию изменить нельзя, болезнь будет только прогрессировать, появляется страх умереть от удушья. Человек может смириться со смертью, но сам факт, как именно наступит смерть, пугает.
Есть некоторые способы увеличить жизнь человеку с БАС. Например, установить трахеостому: к организму подключается дыхательная труба, через которую организм дышит. Я думаю, что у человека есть право выбора, устанавливать ее или нет, поэтому желательно заранее поговорить об этом с близкими, которые помогают в уходе. Это сложная тема, в ней очень много споров о том, у кого есть право принимать решение об отказе в реанимации – сам пациент, родственники, врач или юрист. Чтобы в сложный момент не было истерик, вызывать реанимацию или не вызывать, близкие должны выяснить, как больной хочет уйти.
Я встречала ситуации, когда людям с БАС хочется жить несмотря ни на что, потому что, например, у них маленький ребенок, и им важно наблюдать, как он растет. А бывает, что люди настолько измучены болезнью, что хотят поскорее умереть, и поэтому отказываются от помощи, от медикаментов, от питания. Некоторые пациенты могут быть против установки гастростомы, но наши врачи все равно всячески пытаются…
Жить дольше и лучше при БАС: доказанные методыРилузол продлевает жизнь, дыхательная гимнастика увеличивает жизнеемкость легких, а музыкальная терапия положительно влияет на речь. Что еще нужно знать о методах помощи при БАС?– Переубедить?
– Договориться, да, чтобы все-таки поставить гастростому. Врачи считают, что если в наше время человек умирает от голода, то это никуда не годится. Но хорошо бы с человеком поговорить, насколько ему нужна эта помощь, хочет ли он жить обездвиженным, встречать посетителей. С течением болезни у человека может измениться ценность его жизни.
И это его жизнь, не в нашей власти принимать решения за него и делать то, что мы хотим. На деле иногда близкие люди все равно из эгоизма начинают спасать человека, который умирает, переходить к активным действиям, и даже трясти человека с криками: «Живи! Ради нас ты не должен умирать».
– Если говорить о страхах близких людей умирающего, чего они еще боятся?
– Присутствовать при факте смерти. Им кажется, что они этого не вынесут. И конечно же, они очень боятся быть виноватыми, за то, что случайно причинят боль, что-то сделают не так, и не смогут этого исправить. Или что человек умрет у них на руках. Если говорить про сиделок, они боятся, что их обвинят в смерти больного.
И еще важный момент – ухаживающие люди боятся встретиться с чувствами другого человека и со своими собственными, боятся не справиться, испытывать вину, терять своего близкого и расставаться с ним.
– Почему родственникам так хочется накормить умирающего человека? Почему они боятся, что человек умрет голодным, даже если знают, что биологически ему уже не требуется питание?
– Мне кажется, это история про то, что символизирует пища – это метафора тепла и жизни. Когда люди пытаются покормить своего близкого, они хотят наполнить его теплом или, может быть, дать то, что они человеку не додали. Они могут думать, если человек не поест, он как будто не получит необходимого. Когда близкий человек болеет – это невыносимо. Когда ты находишься рядом, ты как бы становишься свидетелем, и от этого бывает очень много отчаяния и бессилия.
Когда я вела группы поддержки для родственников по переживаниям утраты, люди, у которых умерли уже близкие, часто подробно рассказывали, у каких врачей они были, какие они выбили субсидии, какие усилия применили. Им было важно еще раз проговорить, что они сделали все возможное, и объяснить себе, что человек ушел из жизни хорошо и без боли.
– Расскажите, пожалуйста, про действия, которые можно было бы сделать близким тяжелобольного, чтобы потом у них не было чувства вины.
– Самое важное – это контакт. Во-первых, нужно поговорить с умирающим о том, что происходит. Понимает ли он, что с ним, как он к этому относится и что чувствует, страшно ли ему. Можно спросить, что он думает о людях, которые рядом с ним, какого ему с ними расставаться. Может быть важным разговор о том, все ли человек успел в жизни сделать, как ему кажется.
Все-таки, люди к смерти подходят по-разному. Бывает, с обидой, злостью, они думают: «Почему я? Вы все счастливые, здоровые, а я на койке лежу». Бывает так, что человеку важно выговориться и услышать от людей то, что он давно хотел услышать. Может быть человеку хочется попросить прощения или он ждет, что кто-то попросит прощения у него. Бывает, что люди сожалеют об упущенных возможностях и о том, что они больше никогда не успеют сделать.
Возникает вопрос, можно ли что-то сделать, чтобы довершить действия больного человека? По опыту общения с людьми с БАС, они очень часто молчат, поэтому идет большая социальная работа, чтобы понять их желания.
– Какие желания вы имеете в виду?
– Допустим, человек никогда не был в каком-то городе или никогда не был на каком-то концерте, не слышал вживую любимую группу. Или ему хочется посмотреть на город с высоты. Важно понять это до того, как человек окажется при смерти. Например, для басовцев фонд «Живи сейчас» устраивал вечер в Москва-сити. У некоторых была мечта подняться на небоскреб. И они поднялись вместе со своими семьями. Это было очень здорово. Возможности ограничены, но мечты остаются, и замечательно, когда они реализуются. Еще наши стилисты и косметологи приезжают к человеку, чтобы сделать ему прическу, макияж. Для самоуважения это крайне важно, это дает силы и энергию жить.
И еще очень важно обозначить след человека в вашей жизни, сказать, что его вклад важен для вас, что он для вас дорог и вам тяжело расставаться с ним. Сложнее всего, мне кажется, умирать людям, которым по 30-40 лет. Еще недавно они находились на взлете, у них планов громадье, и вдруг надо уходить. Если полет рано прерывается, важно, чтобы человек успел оглядеть свою жизнь, независимо от того, сколько ему лет, почувствовал, что он в чем-то реализовался.
«Найдите в себе мужество просто быть рядом»Как говорить о смерти с умирающим– Можно ли близким что-то сделать для того, чтобы человек «созрел» для смерти. Чтобы он не умер в отрицании, а был готов к этому?
– Вы, наверное, знаете про динамику переживания по Кюблер-Росс? Человек переживает стадии отрицания, гнева, торга, депрессии и принятия. На каждом этапе есть своя задача, которую человеку нужно решить. И для начала важно понять, что это происходит с ним, что это лично его опыт и история, которую он не в силах изменить. Человек может злиться, впадать в апатию, но внутренняя работа по этим стадиям все равно будет происходить. Важно, чтобы человек двигался от этапа к этапу, не застревал на каком-то моменте, и для этого родственники должны говорить с человеком о том, что происходит, чтобы позволить человеку переживать. Самая сложная, последняя задача – встретиться с фигурой смерти.
Молчание, уход от разговоров о смерти, фразы «нет-нет, ты будешь жить вечно» могут блокировать эти переживания. Это такое игнорирование и неуважение к чувствам другого человека, которое может привести к тому, что человек не будет двигаться по этим стадиям, не будет динамики. Умирающему человеку важно, чтобы близкие люди видели его чувства, распознавали и понимали их.
– Иногда сами болеющие люди говорят, что они чувствуют приближение смерти. Как объяснить, что это за чувство?
– Сложно отвечать на этот вопрос, потому что истории бывают разные. Бывает так, что человек длительное время это чувствует, при каждом проявлении ухудшения или без особого повода это чувствует. Болезнь тянется и тянется, все вокруг собираются, прощаются, но ничего не происходит.
Есть, конечно, физические симптомы, признаки того, что человек медленно ухудшается, а потом наступает быстрая динамика. Я знаю достаточно много случаев, когда болезнь тянулась-тянулась и, казалось, что она еще будет долго тянуться, но потом резко произошел обрыв.
– Это, наверное, проблема для семьи, когда все попрощались, а ничего не произошло?
– Люди привыкают, понимают, что для болеющего человека важно вокруг себя собирать семью. Вот только в какой-то момент, когда человек несколько раз за короткий период времени всех собирает, люди перестают обращать внимание на просьбу попрощаться. Как в сказке: «Волки! Волки!», – и ничего не происходит. Человек по-прежнему хочет быть в центре, и поэтому собирает всех вокруг себя. Отзываться на просьбы о внимании важно, но в тоже время нужно обозначить, что у родственников есть свои тяготы, заботы и потребности.
– Процесс ухода можно назвать стрессовой ситуацией для умирающего человека?
– Я думаю, да. Это сильно зависит от того, что с телом в этот момент происходит и что он чувствует физически. Бывает так, что человек уходит во сне, не мучаясь. Или уходит ровно и спокойно, будто переходит в жизнь вечную. А бывает, что что-то невыносимое происходит с телом, и человек испытывает от этого страдания.
И разумеется, стресс, если человек не хотел, чтобы к нему приехала реанимация, но родственники все равно ее вызывают и ищут последние попытки зацепиться за человека.
– Когда к вам обращаются родственники умирающих, какие вопросы они задают? О чем они говорят?
– Говорят о бессмысленности своих усилий. Говорят, что им сложно жить своей жизнью, об усталости. Иногда они могут злиться на умирающего человека. Они не имеют морального права злиться при нем, и получается, что должны свои потребности задвигать на задний план. А психологу они могут рассказать, что они измотаны, выдохлись и им обидно, что они чувствуют себя обслуживающим персоналом. То есть, бывают не очень красивые чувства, скажем так.
– Как помочь с этим справиться?
– Легализовать это. Говорить, что злиться нормально, что никто не виноват в том, что произошло. Я сочувствую людям, которые попали в эту ситуацию. Мы говорим об умирании близкого не только как об опыте потери, но и как об опыте приобретений. Ухаживающим людям после смерти близкого очень сложно встать, отряхнуться и пойти дальше – так практически не бывает. Их новый опыт сильно влияет на восприятие жизни и на ее ценность. Когда человек болеет, ухаживающие посвящают ему все свое время и забывают о своей жизни. Когда объект заботы уходит, наступает момент, когда человек думает, как ему жить дальше, и здесь тоже иногда нужна помощь психолога.
– А в каких ситуациях умирающий человек обращается к психологу?
– Все-таки психолог не священник, которого зовут верующие люди, когда чувствуют, что они на грани. Бывает, что умирающему человеку достаточно разговора с близкими людьми, и никто другой не нужен. Но часто психолог действительно необходим. В отличие от священника, психолог не выносит суждения, что в жизни человека было правильно, что неправильно. Психолог может дать только понимание.
Когда человек понимает, что он умирает, у него наступает время мемуаров, когда он подводит итоги своей жизни и смотрит на нее в историческом разрезе. Думает, что успел, что не успел, что удалось, а где оказался бессилен. Чтобы сожалеть о том, что не произошло, чтобы выговориться, нужен другой человек, не близкий.
Близких берегут, потому что и так много на них ложится. Или во время болезни в семье могла возникнуть большая трещина, потому что все и так извели друг друга, и больше на разговоры не остается сил. «Давай поговорим о чем угодно, только не о смерти», – говорят больному. Человек боится нервировать родных, все время делает вид, что бодрится. Из-за невозможности поговорить возникает чувство одиночества. С этим чувством может справиться психолог, с которым можно обо всем поговорить.
– Если умирает взрослый человек, бабушка и дедушка, могут ли в комнате в последние часы находится дети?
Смерть близкогоБрошюра с рекомендациями, что делать и куда обращаться в случае смерти человека– Это зависит от состояния и комментариев взрослых, которые находятся рядом. Если рядом есть человек в панике, который не контролирует свои чувства, то ребенок будет воспринимать эту смерть как ужас. Он может думать, что жизнь закончится для всех присутствующих. Тон отношения к умиранию задают взрослые. Если рядом взрослый, который может проговаривать, что происходит и быть стабилизатором, дети вполне могут присутствовать.
В культуре все-таки традиционно умирающий человек находился дома, к нему подходили и дети, и взрослые. Не было никаких моргов – все прощались дома. Для ребенка это очень важный опыт, потому что понимание того, что твоя жизнь конечна, задает динамику жизни и качество жизни. Смерть близкого – это опыт, который важно правильно пройти.
– Можно ли вас попросить еще раз проговорить, что входит в понятие хорошей смерти для человека?
– Ужасная ситуация, если человек умирает один в реанимации. Все-таки важно, чтобы человек либо умирал дома, либо в месте, где рядом находятся близкие люди. Находясь рядом, люди фактически провожают человека на край жизни. Все, что можно было сделать, уже сделано, остается только быть рядом и показать человеку, что он значим для близких и они будут помнить о нем.
Важно, чтобы умирающему не было страшно, чтобы рядом был близкий, который мог бы своим присутствием обеспечить защиту. Чтобы человека избавили от боли, спазмов и одышки, уменьшили мучительные симптомы. Иногда умирающему человеку хочется смотреть в окно, видеть природу вместо мирской суеты. Солнце встает и заходит, а деревья, ветер – это признаки вечной жизни.
Ну и наконец, принятие смерти. Чтобы человек как будто со стороны посмотрел на жизнь и подумал: «Как хорошо, что я ее прожил». И как бы был готов закончить эту жизнь.
Беседовала Диана Карлинер
«Смерть — это повод для жизни». Онкопсихолог о том, почему не надо бояться умирать и отпускать близких
Как терять и горевать, как умирать и при этом продолжать жить, как найти силы поддержать тех, кому может быть ещё хуже, чем тебе? Всему этому не учат ни в одной школе мира, поэтому KYKY встретился с онкопсихологом Дмитрием Лицовым и попросил дать ответ, почему смерть – это не трагедия, а повод для жизни.
Изначально темой этого интервью должен был быть «страх смерти», но во время разговора с Дмитрием Лицовым картина приобрела совершенно другие очертания. Дмитрий — онкопсихолог, психотерапевт, руководитель психологического центра VITALITY рассказал, почему не стоит бояться смерти, даже если это твоя ближайшая перспектива, и почему не надо подбадривать больных людей ужасной фразой «всё будет хорошо». Дмитрий работает с людьми, больными раком, он сам пережил смерть двух самых близких родственников. «О чём спросить его?» – думала я. Но во время подготовки к интервью мне попалась книга Ирвина Ялома «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти», я выписала оттуда цитату, с которой мы и начали наш разговор: «Лично я часто находил утешение в мысли, что два состояния небытия – до нашего рождения и после смерти – совершенно одинаковы, но мы тем не менее так боимся второй черной вечности и там мало думаем о первой…»
«Защищаясь от смерти, мы начинаем защищаться от жизни»
Дмитрий Лицов
Дмитрий Лицов: Однажды я проводил семинар в Москве для группы из 15 человек. По ходу развития действия оказалось, что 5-6 человек из присутствующих сейчас болеют раком, 2-3 человека находятся в ремиссии, остальные потеряли близких либо проживают рядом с ним этапы принятия и борьбы с болезнью. На тот момент лично меня в жизни это ещё не коснулось. Знаете, говорят, мы все умрём от онкологии, но не все до нее доживём.
Быть в таком количестве страдающих людей очень непросто, это такой интенсив проживания боли. После первого дня работы я вышел с семинара совершенно опустошенным: не понимал, как завтра буду работать, знал, что предстоящая ночь будет непростой для всех нас. Это был октябрь или ноябрь, станция ВДНХ, я брёл, куда глаза глядят, и наткнулся на старое кладбище. Как говорят психотерапевты, «я вдруг обнаружил себя» стоящим возле могилы. Там был похоронен какой-то художник – к сожалению, не помню фамилию, но она была армянская. На надгробии, с меня ростом, я прочёл надпись: «Живые закрывают глаза мёртвым, мёртвые открывают глаза живым». Я стоял, думал и там, наверное, я осознал главную фразу всей своей деятельности, главную идею, которая ориентирует меня в профессии: смерть – это повод для жизни.
Утром на семинар я пришёл на удивление живой. Такой «живой», что участники группы позже говорили мне: «Дима, ты заразил нас жизнью». Такой парадокс, когда могила не просто дышит в спину, а прямо сейчас смотрит в лицо. И вдруг — заражение жизнью. Как? Кто-то из умных и великих говорил: тот, кто видел смерть, жизни может не бояться.
На эту тему:Если бы нужно было описать онкодиспансер одним словом – это было бы слово «коридор»Главная проблема, связанная с онкологией, – это не страх смерти, как многие думают, это страх жизни. Вся суть невроза – это способ убежать от жизни. Кто-то убегает в алкоголь, наркотики, кто-то убегает в работу, в деструктивные отношения или болезни, кто-то в социальные сети. А жизнь — это ведь столько вопросов, столько нюансов, понимаете? Защищаясь от смерти, человек начинает защищаться от жизни. Жизнь сужается до одной тропинки, туннеля, подвала. Теряется широта восприятия мира. Меня не посадить, я сам себе тюрьма – поет Высоцкий.
Итак, человек получает диагноз — рак. У него какие-то неясные перспективы, остался месяц (год, два – неизвестно), отчаяние, бессилие и его, и близких. Онкология — это болезнь бессилия.
Поднимается всё, что до этого тихо посапывало внутри: все страхи, все фобии. Это ужас. Но весь этот ужас не отталкивает от жизни, а напротив – бодрит. Не в смысле выброса адреналина, а в том смысле, что именно осознание собственной конечности позволяет мне ощутить полноту бытия. Человек, боясь смерти, пытается проконтролировать собственную жизнь, контролировать завтрашний день и прочие данности, которые не поддаются контролю. Завтрашний день вызывает тревогу, поскольку мы не знаем, что и как там будет. Контроль – это и есть иллюзорный способ, которым мы нередко уходим от реальной жизни в виртуальную. Мы боимся того, чего нет, и пытаемся «соломку подстелить» не зная, где упадем. Мы весьма изощренны в том, как не жить.
Перед встречей с вами посмотрел в зеркало и обнаружил, что голова-то седая. Вся. Я думаю, что в этом главный страх человека. Он чувствует в своей жизни присутствие тетки с косой и, желая спрятаться от смерти, начинает прятаться от жизни. А потом умничает: быть или не быть – вот в чем вопрос… Да не вопрос. Быть, конечно. Истинный вопрос – как быть.
На эту тему:Как остаться в живых, если твой близкий идет к смертиПомните фильм «Любимая тёща» с Катрин Денёв: хорошая комедия, много параллелей, несколько плоскостей. Простая история, тёща и зять влюбляются. Однажды они случайно пересекаются в аэропорту, и, чтобы избежать неловкой ситуации, она предлагает поесть мороженого. И вот вопрос, который она задаёт: А как вы едите мороженое? Сначала съедаете самое вкусное или наоборот? А если вы, не дойдя до самого вкусного, умрёте? Как обидно умирать на устах со вкусом того, что вы не любите.
«Гибель сына – это такое горе, что лучше умереть самому»
KYKY: Я знаю, что вам все же довелось пережить смерть мамы. Существует ли разница между теорией и практикой? Придерживались ли вы профессиональной схемы, когда это стало личным?
Д.Л.: Я обнаружил, что никакой теории, на самом деле, нет. Коллеги могут со мной поспорить, но я не работаю с онкологией как с болезнью, я работаю с живым человеком. Когда умирала моя мама, я нутром осознал, что такое «будь собой»: у тебя слёзы — плачь, возьми маму за руку, если хочешь сказать: «мама не уходи, ты мне нужна», — скажи об этом. Она хочет говорить о смерти — не избегай, говори. У меня получилось быть рядом с мамой очень естественным: вот таким собой — с болью, страхом, надеждой. Без всяких «психологических штучек» из серии «как правильно и как не правильно».
Важно честно отвечать на вопрос: а кто перед тобой? Это объект или субъект? Если объект, то я даю какие-то инструкции, методики, что-то делаю с ним. Предлагаю арт-терапию, или ещё что-то. А если субьект — тогда я просто выхожу к нему на уровень «человек-человек». В первом случае я что-то с ним делаю, а во втором — я просто рядом. Работа с онкобольными считается одной из самых сложных. Наверное, потому что это требует «включения». Ведь если мне как психотерапевту трудно работать с клиентом, значит я не смог решить вопрос конечности жизни для себя, не смог решить вопрос страха смерти. С человеком страдающим, умирающим ты ощущаешь собственное безграничное бессилие. С этим нужно учиться быть.
Психологу легче спрятаться за приёмами: арт-терапия, НЛП, да что угодно – и при этом можно избегать «контакта», «встречи». Это не осуждение. Такова реальность. Отсутствие перспектив на излечение — это ситуация, в которой человек становится совершенно одиноким. После получения диагноза он замыкается, у него рвутся связи с людьми. Как раньше, уже не будет, как будет – неизвестно, все вокруг напуганы: человек отдаляется от окружения, уходит вглубь себя. Когда маму привезли домой после больницы, она попросила меня взять ручку и бумагу и начала диктовать имена и фамилии своих подруг, человек 5-10. Я записал, и мама мне говорит: «Будут звонить эти, скажи им, что меня нет. Я где угодно: в магазине, в кино, на свидании…» На тот момент мама уже практически не ходила. Я спросил: «Почему?» Это кажется странным, но только на первый взгляд. Мама ответила: «Они будут говорить мне всякую фигню». И это правда — будут, всегда говорят. Из страха и беспокойства люди просто дают позитивные установки: держись, всё будет хорошо, расслабься, не нагнетай или молись. А у человека совершенно другие проблемы, и он с ними одинок: болезнь и неизвестность – это его настоящее, его «сегодня».
KYKY: И его нужно как-то проживать?
На эту тему:«Времени хуже юности не помню». Культуролог Чернявская и бизнесмен Эзерин – о том, что происходит с человеком после 50 летД.Л.: Совершенно верно, и люди впервые «учатся» жить в настоящем. Потому что от боли невозможно укрыться в прошлом или будущем. Душа болит прямо сейчас, тело болит прямо сейчас. И надо как-то с этим быть. Быть прямо сейчас. Когда мы не знаем, что делать, мы начинаем переживать – и с этим труднее всего справиться. Самое тупое, что можно сделать, – позвонить и сказать: «Все наладится, не нервничай, не плачь!». А человеку-то фиговато, и не без повода.
KYKY: А что было бы уместно сказать?
Д.Л.: Что-то настоящее, что-то вроде: «Я с тобой, и мне тоже страшно». Но мы чаще всего не можем этого сказать. Болеющий человек задевает нас своим страданием, и мы несознательно стремимся этого избегать. Спрятаться за позитивной установкой – хороший способ «избегания».
В 1999 году у меня погиб сын, ему было 10 лет. Я знаю, что такое ад, я был в аду.
Момент, который я помню ярче всего: мы на отпевании в храме, я смотрю в гроб, где лежит мой сын — а оттуда на меня смотрит бездна. Невозможно передать, что чувствуешь, когда хоронишь своего ребенка. Попробуйте представить, что вы стоите на краю пропасти, бездны, мимо вас летят ледяные глыбы, и вы ждете, когда одна из них даст вам по голове и унесет с собой в бездну. Ждете, как спасения.
Я подымаю взгляд и вижу улыбку священника, который тоже смотрит на ребёнка в гробу. Он смотрит на моего сына и улыбается, от него исходит такое умиротворение, такое спокойствие. Меня пронзила мысль, что священник – молодой парень, возможно, знает или видит что-то, чего не вижу и не понимаю я. В следующее мгновение я почувствовал что-то вроде объятий, прикосновение чего-то самого главного, что вообще может быть. При всём ужасе и отчаянии, которые обрушились на меня, я ощутил невероятную любовь. Хотя я человек больше верующий, чем религиозный. Через шесть лет я пошёл учиться на психолога. Я был в аду, я был на дне, и я точно знаю, что именно на этом дне зарождается жизнь.
KYKY: Что по сути своей страшнее: умирать или терять?
Д.Л.: Я терял и видел, как умирали другие. Терять больно, а умирать, наверное, страшнее. Хотя, если погрузиться лично в мои переживания, то, что я пережил с гибелью сына (не с мамой, именно с сыном) – это такое горе, что лучше умереть самому. Нет ничего страшнее, чем терять детей – это противоречит нормальному ходу событий, это против нашей природы. Мама умирала у меня на руках, в какой-то момент взгляд её стал такой… Это был взгляд бездны, которую я видел, когда хоронил ребёнка. Я видел ужас в её глазах, но у меня ужаса не было. Звучит дико, но я понимал, что в происходящем есть исполнение неизбежного, что так надо, так должно быть. За несколько секунд до смерти мамин взгляд прояснился, и она посмотрела поверх меня. Её лицо посветлело так, как если бы кто-то подсветил его специально, и она поймала мой взгляд, улыбнулась, покачала головой, словно хотела сказать: «Нет, дорогой, ты не увидишь, это только для меня». Это был последний вдох-выдох.
«Раком болеть стыдно»
На эту тему:Пост дня. Мазохизм – это не про секс, а про родителя, который пытается отдать особенного ребенка в обычную школуЧеловеку обычно нужен кто-то, кто его отпустит. Кто-то сам принимает решение и уходит, кто-то ждёт, что его отпустят, и может долго жить в муках. Мы выиграли четыре месяца. Ровно столько мама прожила после постановки диагноза. Я её обманул. Врачи сказали мне, что у мамы рак, а ей я не сказал. Сообщил, что либо это язва, либо доброкачественная опухоль, либо злокачественная. Я знал правду. Но эта ложь позволила маме собраться духом и бороться. Когда стало понятно, что она угасает, мама поросила: «Отпусти меня, я очень устала». Я спросил: «Мама, а что ты хотела сделать для меня, но не сделала за всю жизнь?» Тут она и говорит: «Я много раз хотела дать тебе по башке». Близко к 40-му дню я выходил из кафе, садился в машину и разбил себе бровь – была огромная шишка и синяк. В два часа ночи услышал голос: «Получил?» Был ли это сон? Получил, мама.
KYKY: Вы маму обманули. Давайте об этом поговорим: человек имеет право знать диагноз, а имеет ли право «не знать»?
Д.Л.: Ответьте себе на этот вопрос: вы хотели бы знать? В России бывает по-разному, часто диагноз сообщают родным, а не пациенту. В Латвии, где я живу, другая практика. Человеку сообщают диагноз, предлагают тактику лечения. Но все люди разные, и не всякая психика готова к адекватному восприятию. У нас в группе поддержки была одна женщина, у неё в лёгких обнаружили метастазы. Мы с коллегой об этом знали.
Она приходит на очередную встречу и говорит: «Знаете, у меня в лёгких обнаружили какие-то узелки». Эта женщина держит в руках выписку, где черным по белому написано — метастазы.
Но её психика не воспринимает этого слова, у неё в лёгких узелки, которые, вероятно остались там после перенесённой в детстве пневмонии. Мы с коллегой переглядываемся и не возражаем. Я спрашиваю: «Ты будешь лечиться от этих узелков?» Она отвечает утвердительно, говорит, что ей назначили схему лечения и она будет принимать лекарства. Через полгода «узелки» рассасываются, она приходит в группу и говорит: «Знаете, а у меня оказывается были метастазы, и они прошли». Как я должен был поступить? Я не признался, что знал о метастазах, я поддержал её, и искренне (это слово я хочу подчеркнуть) был рад исчезновению узелков. Что касается мамы – знай она, что больна раком, мы не имели бы тех четырёх месяцев, которые нам обоим понадобились на принятие. Иногда, пациент имеет право не знать.
KYKY: У меня для вас тоже есть история. Молодой мужчина, неоперабельный рак желудка. Врачи «открывают» его и понимают, что операция невозможна из-за множественных металлических поражений органов брюшной полости. Назначают химиотерапию, сообщают информацию только жене. Этому человеку остаются месяцы, но он об этом не знает. Об этом не знает его сын, не такой уже маленький, чтобы не понимать происходящего. Мужчина живёт и думает, что получил второй шанс, а на самом деле — умирает. Наступает последняя пятница, у него поднимается температура, которая не сбивается жаропонижающими, и человек думает, что подхватил грипп. На самом деле, это конец. О том, что это агония, мужчина узнает за три дня до смерти. Он уходит в боли, злости, жена не может понять его агрессии. За окном мороз, окна открыты, в комнате кошмарный холод – а он кричит, что ему жарко. Так он встречает смерть.
Д.Л.: Это ужасная история. Этот человек ушёл преданным, а близким будет тяжело справиться с чувством вины. Но ни вы, ни я, ни его близкие не знаем ответа на вопрос, что было бы, знай он, что умирает. Может, он не прожил бы эти месяцы? В этой истории жена и близкие, кроме чувства вины, наверняка будут испытывать еще и гнев. Гнев по отношению к умирающему тоже понятен, люди часто испытывают такие чувства к тому, кто умирает. Ведь умер — это бросил. Звучит ужасно, но это правда. Не все это озвучивают и даже распознают в себе. А ещё стыд. Одинаково стыдно и болеющему, и родным.
KYKY: Стыд?
На эту тему:Быть матерью-одиночкой или признаться, что ты гей. Десять вещей, делать которые уже не стыдноД.Л.: Да. Много стыда у болеющих. Стыдно раком болеть. Моя клиентка, 40-летняя женщина, скрывает о своих родителей, что у неё онкология. Она придумывает фантастические истории про командировки, из которых звонит им по скайпу и пишет смс. Женщина уже носит парик, у неё нет бровей. В её ситуации всё очень неоднозначно. Скажет ли она им? Как? Когда? Я не знаю. Она поступает так по двум причинам: стыд и страх их ранить. Но ведь переживать за того, кого любишь, нормально. Чувства, которые могли бы испытать её родители, естественны. Это больно, но это естественно и очень по-человечески. К сожалению, в современном обществе люди считают нужным скрывать свой внутренний мир, свои переживания, за этим стоит страх быть отверженным и стыд. На самом деле, легче пережить всё это, когда кто-то рядом. Я считаю, что «помочь пережить» – это «помочь отстрадать». Чувства, которые переживает болеющий, не нуждаются в разбавлении оптимизмом. Любые эмоции имеют конечный объём, свою меру. На смену страдания всегда приходит следующая фаза. Всегда.
Просто побыть рядом, помочь поплакать — вот и всё. Всё это типа «не бойся» – это же фигня. Как не бояться? «Бойся, если страшно. Я тоже боюсь, но я буду рядом». Мы не придаём значения близости, но одна из главных функций близких отношений — психотерапевтическая. Быть рядом — это уже колоссальная поддержка больного.
Но быть рядом тоже страшно из-за мифов, из-за онкофобии. У меня часто спрашивают: «Ты общаешься с онкобольными, а ты не боишься заразиться?» Без комментариев.
«Причина рака – употребление мяса?» – Нет. Одна клиентка говорит мне: «Но я большую часть жизни была вегетарианкой! Как так-то?» Это звучит, как «Я же переходила на зеленый свет». Ежи Лец, кажется, говорил, что каждого из нас можно посадить в тюрьму лет на пять, и в глубине души мы будем знать, за что. Рак – это кара? Можно до бесконечности искать причину. Рак разрушает иллюзии, гарантии, ломаются наши опоры. Кажется, что ничего не осталось. Но это неправда. Остается вера и любовь, вера не в религиозном смысле. У нас в офисе на кухне висит такая табличка: «Психолог, сегодня твоя помощь мне не нужна. Бог».
«Жизнь — это то, что происходит прямо сейчас»
KYKY: Принять неминуемость смерти сложно?
Д.Л.: Смерть проста. Мы ее усложняем, придумываем – а в момент, когда ей будет удобно, она придёт и заберет своё. Один из моих любимых фильмов – «Седьмая печать» Бергмана – там, если помните, рыцарь играет в шахматы со смертью, и он знает, что проиграет, и смерть знает, что она выиграет. Но смерть игры состоит в самой игре. Принять ужасную реальность сложно, да. Но без этого принятия невозможно возродиться к жизни, сколько бы её ни осталось.
Люди всегда ищут способ спрятаться от жизни и не жить. Например, приходят в церковь, чтобы спрятаться. Один мой знакомый священник говорит, что процентов 75 прихожан – это невротики, а 25 – те, кто действительно ищет ответ.
KYKY: Вы верите в жизнь после смерти?
На эту тему:«Депрессивных легко любить – они удобны»Д.Л.: У меня нет ответа. Однажды я был на радио, мы говорили об онкологии, о групповой терапии – и тут звонок. Звонит мужчина, и в какой-то истерике кричит: «Как вы можете говорить о таких пустяках! Кругом коррупция, жулики во власти, выборы фальсифицируются!» Я сижу там, в студии, и понимаю, что это как прорыв из другой реальности. Это на меня никак не влияет. Жулики во власти никак не влияют на мою повседневную жизнь. Точно так же и с жизнью после смерти. На меня это никак не влияет. Я от этого независим.
Когда ко мне приходит онкобольной, я помогаю не просто пережить проблему, я помогаю ожить. Человек начинает злиться или испытывать нежность или радость. Жизнь — это то, что происходит прямо сейчас. Мы с вами говорим о прошлом, о маме, о сыне, но мы делаем это «в сейчас, в сегодня». Мы с вами живём, вместе переживаем этот момент. Основной вопрос психоанализа: «Почему?». Это вопрос про прошлое. А я хочу спросить: «Почему бы нет?». Это про настоящее.
KYKY: Как это – «жить»?
Д.Л.: Очень просто. Говорить «да», когда хочешь сказать «да»; «нет», когда хочешь сказать «нет»; «пошли вы по известному адресу», когда это есть в душе. Не застревать в прошлом, не придумывать будущего. Делать сейчас, изменять то, что можно изменить, принимать то, что изменить нельзя. Принять то, что мы абсолютно все смертны, и пить жизнь до последнего глотка, как чашку какао, где весь шоколад всегда внизу. Я думаю, тот не боится смерти, кто живёт.
Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Смерть против жизни: один размер не подходит для всех
Я решительный сторонник того, чтобы позволить людям умереть с достоинством, когда придет их время или когда они того пожелают. Похоже, это резко контрастирует с моей жизненной профессией исследователя и клинициста в области реанимации. Сфера моих интересов и профессиональный опыт сосредоточены на остановке сердца (когда ваше сердце перестает биться и вы клинически мертвы) и возвращении людей из состояния смерти; подумайте о Лазаре, но в менее библейском масштабе. Но, проработав много лет медсестрой интенсивной терапии, я также яростный сторонник того, чтобы позволить людям «умереть достойно» и на их собственных условиях.Страдания, которые могут испытать пациенты и их семьи в эти последние дни, недели и месяцы болезни, для меня могут быть первостепенными для жестокого и необычного наказания.
В США ежегодно умирает более 2500000 человек, то есть более 7000 человек в день. Тем не менее, мы, широкая публика, похоже, испытываем внутреннее отвращение даже к простой мысли о смерти и сделаем все возможное, чтобы предотвратить неизбежное. Но, как сказал мудрый Бенджамин Франклин, «в этом мире нельзя сказать наверняка, кроме смерти и налогов.«К сожалению, друзья мои, конец близок для всех нас.
У меня есть некоторый личный опыт с внутренним отвращением к смерти. Моя семья по материнской линии итальянская, и не только американо-итальянская, но и« только что сошедшая с корабля » , «прямо из итальянских фильмов. На похоронах всякий раз, когда кто-то умирал, это было похоже на сцену из Клан Сопрано , но без полиции, чтобы кого-то арестовать. В детстве, наблюдая за этими сценами, давайте просто говорят, у меня были шрамы на всю жизнь.Я поклялся никогда не бросаться итальянцем на гроб. Это не для того, чтобы отнять что-либо у тех, кто считает, что это приемлемый способ скорбеть о потере любимого человека, но это определенно не для меня. С другой стороны, моя мама и тетя даже не могут говорить о смерти. В тот момент, когда вы поднимаете это, неважно, о чьей надвигающейся гибели вы говорите, они спонтанно разрываются и скандируют «Не дай Бог», как будто это остановит смерть на своем пути. Итак, тот факт, что моя профессиональная жизнь сосредоточена в основном вокруг смерти, является иронией, а также создает неловкость, если я гуляю с мамой или тетей и говорю о работе.
Не так давно у человека, пережившего остановку сердца, которому я помогал реанимировать, была диагностирована неизлечимая болезнь. Это вызвало вопрос: лучше ли действовать быстро, не зная, что конец близок, или лучше провести дополнительное время на этой земле, но знать, что вам и вашей семье, возможно, придется пережить конец, полный потенциальных страданий?
Смерть — вещь конечная, и поэтому люди готовы на все, чтобы уберечь от нее своих близких, любой ценой. Я наблюдал, как многие семьи делают «все возможное», чтобы содержать мужа, жену, дочь, сына и т. Д.живы, даже если бы этого не хотел их любимый. Это та часть, с которой многие мои коллеги-клиницисты больше всего борются в таких ситуациях — быть защитником пациента, а не придерживаться пожеланий семьи. Однако с другой стороны — а всегда есть и обратная сторона — это идея вспомогательной смерти, позволяющая людям с неизлечимыми заболеваниями принимать собственные решения о том, когда они умрут, прежде чем они больше не смогут это сделать.
Идея членовредительства с целью прекращения страдания кажется чем-то, что может рассмотреть компетентный человек.Следовательно, аргумент о том, что кто-то некомпетентен, если он решил покончить с собой из-за страданий, кажется ошибочным. Противники хотят заставить нас поверить в то, что «самоубийство при содействии» неправильно, но я считаю, что это неправильный термин. Люди, которые страдают неизлечимой болезнью, не хотят умирать, но они умирают. Как заявила 29-летняя неизлечимо больная пациентка с раком мозга Бриттани Мейнард: «Я не хочу умирать, но я умираю. И я хочу умереть на своих условиях».
Тем не менее, в этой стране трудно умереть по собственному желанию, поскольку смерть с достоинством или смерть при содействии являются незаконными в большинстве штатов.Закон о достойной смерти или аналогичный закон принят только в шести штатах: Орегон, Вермонт, Вашингтон, Монтана, Нью-Мексико и Нью-Джерси. Для тех, кто думает, что этот тип законодательства откроет шлюзы, и каждый будет действовать самостоятельно, недавно опубликованное исследование, посвященное программам «Смерть с достоинством» в Вашингтоне и Орегоне, показало, что 40 из 114 человек, задававших вопросы, фактически использовали прописанные лекарства для ускорения. их смерть и умереть достойно. Кроме того, если посмотреть на количество людей, которые достойно выбрали смерть с тех пор, как эти два штата начали свои программы, чуть более 1200 человек выбрали смерть достойно из 1700, получивших рецепт.
Решение покончить с собой из-за неизлечимой болезни не может быть легким решением, и это только усложняется из-за навязывания правовых разветвлений поставщикам медицинских услуг или изгнания неизлечимо больных пациентов в один из немногих штатов, где это разрешено. где они, скорее всего, не будут иметь вокруг себя людей, в которых они больше всего нуждаются в последние дни.
Прежде чем я продолжу, я умоляю всех, кто читает это, не только обсудить ваши пожелания в конце жизни с семьей, прежде чем возникнут какие-либо медицинские заболевания или травмы, которые могут помешать этим разговорам, но также четко записать свои пожелания и директива.Сообщите членам своей семьи и медицинским работникам, чего вы желаете в конце жизни и хотите ли вы пройти реанимацию, включая сердечно-легочную реанимацию (СЛР), если ваше сердце должно перестать биться. Назначьте человека, которому вы доверяете, своей доверенностью, чтобы он говорил от вашего имени, когда вы не можете. Того, кто будет спокойным и рассудительным в эти самые трудные времена и либо побудит вас «идти к свету» (потому что, как мы знаем из фильмов, «в свете есть мир и безмятежность»), либо выступит за ваши от имени продолжать делать «все, что потребуется.«Мама, к твоему сведению, ты не будешь моим медицинским доверенным лицом. Но, пожалуйста, плачьте и повторяйте! выбор между жизнью и смертью и то, как мы хотим, чтобы наши близкие и мы сами умерли. Как врач реанимации и интенсивной терапии я буду продолжать спасать жизни от внезапной, неожиданной и преждевременной смерти, но я также буду продолжать поддерживать права неизлечимо больных и страдающих пациентов умереть достойно.Потому что, как заявила бывший президент Американского союза гражданских свобод (ACLU) Надин Строссен, отвечая на вопрос о самоубийстве, «идея о том, что правительство принимает решение о том, как вы покончите с собой, заставляя вас … может считаться жестоким и необычным наказанием при определенных обстоятельствах. …. «
Есть такое понятие, как жизнь, которой не стоит жить?
BMJ. 2001 16 июня; 322 (7300): 1481–1483.
Измерение качества жизни
, старший преподаватель, медицинская этика a и почетный старший преподаватель bБобби Фарсайдс
a Центр медицинского права и этики Королевского колледжа в Лондоне, Лондон WC2R 2LS, b Школа медицины и стоматологии Гая, Королевский колледж и больницы Св. Томаса, Лондон SE5 9PJ
Роберт Дж. Данлоп
a Центр медицинского права и этики Королевского колледжа в Лондоне, Лондон WC2R 2LS, b Школа медицины и стоматологии Guy’s, Королевский колледж и больницы Святого Томаса, Лондон SE5 9PJ
a Центр медицинского права и этики, Королевский колледж в Лондоне, Лондон WC2R 2LS, b Школа медицины и стоматологии Гая, Королевский колледж и больницы Св. Томаса, Лондон SE5 9PJ
Эта статья цитируется в других статьях в ЧВК.Измерение качества жизни играет важную роль в здравоохранении, но как насчет того, когда у жизни нет качества? Или хуже? С этической точки зрения есть две области, в которых эти вопросы широко исследовались: прерывание беременности и принятие решений в конце жизни компетентными и некомпетентными взрослыми. Один из способов, которым качество жизни иногда используется при принятии решений, — это концепция «жизни, которой не стоит жить». Казалось бы, логичный вывод состоит в том, что жизни, которые не стоят того, чтобы жить, возможно, не стоит создавать или спасать.В этой заключительной статье серии обсуждаются проблемы — как практические трудности измерения, так и этические вопросы, — связанные с измерением качества жизни в ситуациях, в которых жизнь была признана некачественной.
Сводные пункты
Не существует показателей качества жизни, которые бы надежно выявляли пациентов, которые считают, что жизнь не стоит того, чтобы жить
При принятии управленческих решений на основе таких мер требуется особая осторожность из-за изменчивого характера оценок пациентов. жизнь и их стремление к смерти
Умирающие пациенты могут найти некоторое качество в жизни, даже если их качество жизни, по оценке текущих мер, ужасно
Использование заместителей для определения того, стоит ли жить проблематично из-за возможного несоответствия между оценкой наблюдателя и собственной оценкой пациента
И пациенты, и их доверенные лица определили состояния здоровья, которые они считают хуже смерти
Начало и конец
Если беременность прерывается, потому что у плода есть аномалия, о которой мы никогда не узнаем уверен, стоило ли жить этой жизнью.Тем не менее, мы позволяем прекращать жизни, если прогнозируем, что они будут низкого (или, может быть, лишь незначительно сниженного) качества. Мы основываем эти решения не только или, может быть, даже не в первую очередь, на оценке качества, но скорее на морально неустойчивом статусе биологической жизни (то есть скопления клеток в развивающемся эмбрионе) в отличие от потенциально прожитой жизни ( то есть мнение о том, что кластер клеток представляет человека с правом на жизнь) и сопутствующая идея о том, что интересы плода могут быть превзойдены интересами других.Мы также можем полагаться на идеи заменяемости (возможность создания другой биологической жизни), которые недоступны нам после рождения человека.
Аналогичная проблема возникает при оценке некомпетентных взрослых; проблема доступа к мнению и пожеланиям пациента не является ограничивающей, и когда мы чувствуем, что понимаем желания пациента, нам разрешается полагаться на эту информацию, чтобы принять решение не лечить пациента. Однако тот факт, что кто-то живет своей жизнью, означает, что мы не имеем права прекращать ее в интересах других.Их моральный статус не снижается из-за ухудшения качества их жизни, и даже уверенное предположение о том, что они не захотят продолжать жить, не используется для оправдания прямого и преднамеренного прекращения их жизни. В каком-то смысле мы обязываем их жить своей биологической жизнью с уважением к жизни, которую они, возможно, никогда не восстановят, но мы признаем, что качество жизни, которой они живут, может сделать ее недостойным продления или спасения.
При лечении компетентных взрослых мы можем выяснить, считают ли они, что их жизнь стоит того, чтобы жить, но пациенты не могут использовать заявление о компетентности, чтобы требовать, чтобы мы прекратили их жизнь.И снова интересы человека перевешиваются, на этот раз беспокойством общества по поводу преднамеренного убийства или моральным нежеланием человека покончить с собой. Нам не разрешается покончить с жизнью человека в интересах других, но нам разрешено отказывать пациентам в средствах к смерти, которые они могли бы предпочесть, учитывая их оценку качества своей жизни.
Кто может сказать, что жизнь не стоит того, чтобы жить?
Моральная концепция «жизни, которой не стоит жить» поднимает важные вопросы для измерения качества жизни.Существуют огромные проблемы при использовании любых инструментов качества жизни у компетентных, неизлечимо больных взрослых: многие люди, которые, скорее всего, считают, что их собственная жизнь не стоит того, чтобы жить, слишком больны, чтобы завершить оценку. Более того, немногие инструменты специально решают эту проблему.
Эффект депрессии
Шкалы депрессии часто оценивают суицидальные мысли — например, перечень депрессии Бека включает в себя конкретные пункты: «Я чувствую, что мне было бы лучше умереть», «Я чувствую, что моей семье было бы лучше, если бы я умер. , »И« Я бы покончил с собой, если бы мог. 1 Это подчеркивает ключевую роль депрессии в возникновении чувства никчемности. Подразумевается, что соответствующее лечение изменит это чувство, хотя некоторые утверждают, что положительное влияние лечения антидепрессантами на качество жизни еще предстоит количественно оценить. 2
Хотя депрессия, которая является обычным признаком неизлечимой болезни, может заставить человека чувствовать, что жизнь не стоит того, чтобы жить, нельзя предположить, что просьбы пациентов о смерти являются косвенным признаком жизни, которая не стоит того, чтобы жить.Чочинов и др. Обнаружили, что мимолетные или случайные мысли о желании смерти были обычным явлением в их исследовании неизлечимо больных людей, но лишь немногие пациенты выражали искреннее желание смерти. 3 Впоследствии они обнаружили, что воля к жизни существенно колеблется у умирающих пациентов, особенно в отношении депрессии, беспокойства, одышки и их чувства благополучия. 4 Если воля к жизни обратно пропорциональна ощущению того, что жизнь не стоит того, чтобы жить, можно было ожидать, что это чувство также будет колебаться с течением времени.Хотя такое соотношение является умозрительным, есть достаточно сомнений, чтобы сделать вывод, что любое исследование жизни, которой не стоит жить, должно принимать это во внимание.
Эвтаназия и помощь в самоубийстве
Данные свидетельствуют о том, что некоторые пациенты, которые считают, что жизнь не стоит того, чтобы жить, не находятся в депрессии, и важно признать такую возможность. Ганзини и др. Обнаружили, что пациенты с заболеванием двигательных нейронов, которые были готовы рассмотреть вопрос о самоубийстве с помощью, имели более высокие баллы по шкалам, измеряющим безнадежность, и более низкие баллы по качеству жизни. 5 Примечательно, что у этих пациентов безнадежность и депрессия не были синонимами. Однако только один пациент выразил желание помочь с самоубийством в течение следующего месяца. Это как если бы оставшиеся пациенты говорили, что они могут предвидеть время, когда жизнь, возможно, не стоит того, чтобы жить. Клинический опыт подсказывает, что даже просьбу одного пациента следует интерпретировать с осторожностью. Иногда пациенты используют просьбу об эвтаназии как крик о помощи, подразумевая, что жизнь не стоит того, чтобы жить сейчас, но если бы они смогли справиться с симптомом x, проблемой y или страхом z, тогда жизнь все равно стоила бы жить.Однако оценка пациента может остаться неизменной, даже несмотря на более качественный уход, который приводит к облегчению болезненных или травмирующих симптомов.
Некоторые пациенты настаивают на эвтаназии и решают довести дело до самоубийства. Проспективные исследования качества жизни этих пациентов не проводились. Чин и др. Обнаружили ретроспективные данные врачей, которые предполагали, что пациенты, которые действительно доводили дело до самоубийства с помощью помощи, с большей вероятностью были обеспокоены потерей автономии и потерей контроля над функциями организма. 6 Предположение о том, что депрессия не была сопутствующим фактором для этих пациентов, не может быть подтверждено данным исследованием, 7 , но сообщение тем не менее важно. В недавнем исследовании, проведенном в Нидерландах, врачи сообщили, что «избежание потери достоинства» и «невыносимых или безнадежных страданий» были двумя наиболее частыми причинами, по которым пациенты просили об эвтаназии. 8
Кто может решить, что жить не стоит?
Некомпетентный взрослый также не может оценить, стоит ли жить, и доверенные лица сталкиваются со многими проблемами при использовании доступных им мер.В отсутствие дополнительных доказательств, таких как предварительное распоряжение, решения о приостановлении или прекращении лечения не могут основываться исключительно на мнении доверенного лица о том, что «пациент не считает свою жизнь стоящей жизни»
Компетентные взрослые могут требовать что их жизнь не стоит того, чтобы жить, и что они хотят, чтобы их жизнь закончилась. Такие заявления необходимо рассматривать с сочувствием. Если претензии сохраняются, несмотря на оптимальную помощь и при отсутствии депрессии, медицинские работники должны найти способы компенсировать таким пациентам тот факт, что общество отказало им в средствах для осуществления своей автономии.Каким образом пациенты могут или должны получать компенсацию, не определено.
Ограничения текущих мер
Использование доверенных лиц
Не было выявлено объективного способа четко различить пациентов, которые считают, что жизнь не стоит того, чтобы жить. Пациенты могут обрести качество жизни, когда смерть неизбежна и когда качество их жизни, оцениваемое с помощью текущих мер, является ужасным. 9 Это ставит под сомнение любое представление о том, что наблюдатели могут достоверно судить о том, могут ли некомпетентные взрослые и когда они сочтут жизнь не стоящей того, чтобы жить.Например, косвенные измерения качества жизни, проводимые родственниками или медицинскими работниками, часто недооценивают качество жизни пациентов. 10 Эмануэль и Эмануэль также обнаружили, что члены семьи и доверенные лица часто не имеют точного представления о ценностях или предпочтениях пациента, что ставит под сомнение их способность принимать решения за некомпетентных пациентов. 11 Использование косвенных показателей для измерения качества жизни подробно обсуждалось в четвертой статье этой серии. 12
Бойл и др. Исследовали влияние «ненормальной» жизни на ребенка, родителей и общество в контексте прерывания беременности. 13 При этом они не оценивали эффекты аномалий плода, однако они оценивали среднесрочные последствия очень низкой массы тела при рождении в когорте выживших из региональной программы интенсивной терапии новорожденных. В исследовании использовался индекс полезности здоровья, вариант метода оценки количества лет жизни с поправкой на качество (QALY).Годы жизни с поправкой на качество представляют собой попытку объединить данные как о качестве, так и о продолжительности жизни в единый показатель результатов, который затем можно использовать для описания преимуществ конкретной программы или технологии здравоохранения. 14 Затем показатель выгоды делится на стоимость программы, в результате получается коэффициент, который можно использовать для распределения ресурсов. 15
Состояние здоровья хуже смерти
Бойл и др. Создали классификацию состояний здоровья, используя области качества жизни: физическая функция, ролевая функция, социальная и эмоциональная функция и проблемы со здоровьем. 13 Каждый домен был разделен на разные уровни, что дало 960 возможных комбинаций. Каждая комбинация представляет собой отдельное возможное состояние здоровья. Затем случайная выборка родителей составила рейтинг этих состояний здоровья путем сравнения желательности или нежелательности каждого состояния с другими состояниями и с эталонными состояниями «здоровый» и «мертвый». Присваивая 1 здоровому и 0 состоянию мертвого с континуумом между ними, каждому состоянию здоровья теоретически можно присвоить значение от 0 до 1.На практике исследователи обнаружили, что родители относили некоторые хронические дисфункциональные состояния к детям к более серьезным, чем смерть.
В ответ на опасения по поводу здоровых доверенных лиц, оценивающих качество жизни пациентов, Россер и Кинд включили пациентов психиатрических и медицинских учреждений, а также здоровых добровольцев и медицинских работников в рейтинг состояний здоровья. 16 Они обнаружили, что пациенты также оценивают некоторые состояния здоровья как худшие, чем смерть, в частности, состояния прикованности к постели в тяжелом стрессе, бессознательного и отсутствия стресса.Однако использование смерти в качестве точки привязки может заставить некоторых участников неохотно отвечать и тем самым привести к произвольным результатам. 15 Европейский опросник по качеству жизни (EuroQol) позволяет избежать этой проблемы, используя «наихудшее состояние здоровья» в качестве отрицательной точки привязки. 17 Непонятно, как это понятие относится к жизни, которой не стоит жить.
Годы жизни с поправкой на качество
Годы жизни с поправкой на качество являются наиболее известным, но не единственным подходом, который можно использовать для анализа экономических данных о качестве жизни и выживаемости. 14 Использование различных методов может дать четкое и глубокое толкование жизни, которой не стоит жить, а именно, что определенные жизни могут иметь отрицательную экономическую ценность. Моральные, а также технические проблемы неизбежно окружают эту область исследования, 14 , 15 , 18 не в последнюю очередь потому, что методы, используемые для оценки качества жизни, не отражают использование информации, например , принятие решения о продолжении лечения по экономическим причинам. 15 Однако очевидно, что эти методы будут играть все более важную роль в оценке технологий здравоохранения и распределении ресурсов.
Последствия для будущего
В конечном итоге концепция жизни, которой не стоит жить, не очень полезна, как показывают случаи как компетентных, так и некомпетентных взрослых и прерывание беременности. В случае расторжения это связано с тем, что неясно, как может быть установлено требование. Кроме того, эта концепция не нужна в данных обстоятельствах, учитывая мнение общества о здоровом плоде как о имеющем ограниченный моральный статус.
У компетентных и некомпетентных взрослых моральный статус людей, которые еще живы, исключает возможность превзойти их интерес к жизни, чтобы мы не могли убивать их в интересах других; однако наше желание подтвердить важность морального запрета на их убийство означает, что мы превзойдем их собственные интересы, когда они заявят, что хотят умереть. Таким образом, идея о том, что жизнь не стоит того, чтобы жить, имеет мало силы, кроме как поддержать решение не лечить пациента и, таким образом, предотвратить продление или спасение жизни.Хотя моральные, социальные и политические причины для сохранения запрета на прекращение чьей-либо жизни веские, важно признать, что они лишают людей права делать полный спектр выборов, которые логически вытекают из решения о том, что жизнь не является стоит жить.
Дальнейшие исследования и образование
Исследования качества жизни должны быть сосредоточены на
Благодарности
Мы благодарим наших коллег из Междисциплинарной исследовательской группы паллиативной и личностно-ориентированной помощи в Королевском колледже Лондона, в частности Ирен Хиггинсон, Питера Робинсона, Барри Гибсон, Стэнли Гелбир, Джулия Аддингтон-Холл, Лалит Калра, Алан Тернер-Смит и Элисон Карр из Ноттингемского университета, все они участвовали в обсуждениях и прокомментировали более ранний вариант этой работы.
Примечания
Это последняя в серии из пяти статей
Примечания
Редакторы серии: А. Дж. Карр, И. Дж. Хиггинсон, П. Г. Робинсон
Конкурирующие интересы: не заявлены.
Статьи в этой серии взяты из книги Quality of Life , которая будет опубликована BMJ Books в следующем году.
Ссылки
1. Beck AT, Ward CH, Mendelson M, Mock J, Erbaugh J. Реестр для измерения депрессии . Arch Gen Psychiatry. 1961; 4: 561–571.[PubMed] [Google Scholar] 2. Орлей Дж., Саксена С., Херрман Х. Качество жизни и психические заболевания: размышления с точки зрения WHOQOL. Br J Psychiatry. 1998. 172: 291–293. [PubMed] [Google Scholar] 3. Чочинов HM, Wilson KG, Enns M, Mowchun N, Lander S, Levitt M и др. Желание смерти у неизлечимо больных. Am J Psychiatry. 1995; 152: 1185–1191. [PubMed] [Google Scholar] 4. Чочинов Х.М., Татарин Д., Клинч Дж. Дж., Даджен Д. Воля к жизни в неизлечимо больных. Ланцет. 1999; 354: 816–819. [PubMed] [Google Scholar] 5.Ганзини Л., Джонстон В.С., МакФарланд Б.Х., Толле С.В., Ли Массачусетс. Отношение пациентов с боковым амиотрофическим склерозом и лиц, ухаживающих за ними, к оказанию помощи при самоубийстве. N Engl J Med. 1998; 339: 967–973. [PubMed] [Google Scholar] 6. Чин А.Е., Хедберг К., Хиггинсон Г.К., Флеминг Д.В. Легализованное самоубийство с помощью врача в Орегоне — опыт первого года жизни. N Engl J Med. 1999; 340: 577–583. [PubMed] [Google Scholar] 7. Enck RE. Последние проблемы самоубийства с помощью врача. Am J Hosp Palliat Care. 1999; 16: 500–501. [PubMed] [Google Scholar] 8.Хаверкате И., Онвутека-Филипсен Б.Д., ван дер Хайде А., Костенсе П.Дж., ван дер Валь Г., ван дер Маас П.Дж. Отказано и удовлетворено прошение об эвтаназии и помощи в самоубийстве в Нидерландах: интервью с использованием структурированной анкеты. BMJ. 2000; 321: 865–866. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] 9. Mount BM, Скотт Дж. С.. Куда хосписная оценка. J Chronic Dis. 1983; 36: 731–736. [PubMed] [Google Scholar] 10. Sprangers MAG, Ааронсон Н.К. Роль медицинских работников и других значимых лиц в оценке качества жизни пациентов с хроническими заболеваниями: обзор.J Clin Epidemiol. 1992; 45: 743–760. [PubMed] [Google Scholar] 11. Эмануэль Э.Дж., Эмануэль LL. Принятие решений по доверенности для некомпетентных пациентов: этический и эмпирический анализ. ДЖАМА. 1992; 267: 2067–2071. [PubMed] [Google Scholar] 13. Бойл MH, Торранс GW, Синклер JC, Хорвуд SP. Экономическая оценка неонатальной интенсивной терапии новорожденных с очень низкой массой тела при рождении. N Engl J Med. 1983; 308: 1330–1337. [PubMed] [Google Scholar] 14. Биллингем Л.Дж., Абрамс К.Р., Джонс ДР. Методы анализа данных о качестве жизни и выживаемости в оценке технологий здравоохранения.Оценка медицинских технологий. 1999; 3: 55–63. [PubMed] [Google Scholar] 15. Spiegelhalter DJ, Гор С.М., Фицпатрик Р., Флетчер А.Е., Джонс Д.Р., Кокс Д.Р. Показатели качества жизни в здравоохранении. III: распределение ресурсов. BMJ. 1992; 305: 1205–1209. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] 16. Россер Р., Кинд П. Шкала оценок состояний болезни: существует ли общественный консенсус? Int J Epidemiol. 1978; 7: 347–358. [PubMed] [Google Scholar] 17. Ван Агт HME, Essink-Bot ML, Krabbe PFM, Bonsel GJ. Проверка-ретест достоверности оценок состояния здоровья, собранных с помощью вопросника EuroQol.Soc Sci Med. 1994; 39: 1537–1544. [PubMed] [Google Scholar] 18. Каплан РМ. Оценка результатов клинических испытаний на основе профиля и полезности. В: Staquet MJ, Hays RD, Fayers PM, редакторы. Оценка качества жизни в клинических исследованиях: методы и практика. Оксфорд: издательство Оксфордского университета; 1998. С. 69–92. [Google Scholar]Смерть и ценность жизни
Джефф МакМахан. Этика.1988 окт.
Показать детали Показать вариантыПоказать варианты
Формат АннотацияPubMedPMID
Опции CiteDisplayПоказать варианты
Формат АннотацияPubMedPMID
Абстрактный
КИЕ: Эпикурейский аргумент о том, что смерть не может быть несчастьем для человека, который умирает, потому что, когда наступает смерть, больше не существует человека, с которым может случиться какое-либо несчастье, не дает оснований для выводов, которых добивались ее защитники.Исходя из предпосылки, что смерть может быть плохой либо для жертвы, либо в квази-безличных терминах, автор пытается определить это зло посредством философского анализа. Вера в то, что иметь больше жизни, чем того стоит жить, всегда лучше, чем иметь меньше, согласуется с представлением о том, что зло смерти увеличивается со степенью психологической связи, используя примеры смерти еще не родившегося плода и смерти ребенка. -летняя женщина. Автор утверждает, что для человека в 35 лет может быть лучше умереть хуже, чем вообще не жить.
Похожие статьи
- Упадок личности.
Вок Дж. Вок Дж. Hum Life Rev.1988 Winter; 14 (1): 51-70. Hum Life Rev.1988. PMID: 11655918 Рефератов нет.
- Энгельгардт об абортах и эвтаназии дефективных младенцев.
Джонс Дж. Э.. Джонс Дж. Э.. Линакр К. Май 1983; 50 (2): 172-81. Линакр К. 1983. PMID: 11653532 Рефератов нет.
- Право жить.
Koop CE. Koop CE. Hum Life Rev. 1975 Fall; 1 (4): 65-87. Hum Life Rev.1975. PMID: 11663567 Рефератов нет.
- «Право» на смерть: аргументы за и против добровольной пассивной эвтаназии.
Гольдберг RT. Гольдберг RT. Disabil Handicap Soc. 1987; 2 (1): 21-39. DOI: 10.1080 / 02674648766780031. Disabil Handicap Soc. 1987 г. PMID: 11659045 Рассмотрение. Рефератов нет.
- Этические проблемы жизни и смерти: обзорная статья.
Раунтри С. Раунтри С. Подумал. 1982 декабрь; 57 (227): 449-64. DOI: 10.5840 / мысль198257440.Подумал. 1982 г. PMID: 11649634 Рассмотрение. Рефератов нет.
Процитировано
2 статей- Спи спокойно: Шуберт, этика и ценность хорошей смерти.
Уилкинсон Д. Уилкинсон Д. J Med Ethics. 2020 27 ноября; 47 (4): 218-24.DOI: 10.1136 / medethics-2020-106937. Онлайн до печати. J Med Ethics. 2020. PMID: 33246997 Бесплатная статья PMC.
- Управление исследованиями и изменение практики этики исследований в крупном австралийском университете.
Крастев Ю., Гримм М., Меткалф А. Крастев Ю., и др. Monash Bioeth Rev.2011 Сентябрь; 29 (4): 16.1-7. DOI: 10.1007 / BF03351330. Monash Bioeth Rev.2011 г. PMID: 22397091
Условия MeSH
- Врожденные, наследственные и неонатальные заболевания и аномалии
LinkOut — дополнительные ресурсы
Медицинские
Исследовательские материалы
Хорошая смерть лучше хорошей жизни: ответ на вопрос «Всегда ли дом является лучшим и предпочтительным местом смерти?»
Сэр,
В своей прекрасной статье «Всегда ли дом — лучшее и предпочтительное место смерти?» Кристиан Поллок точно определяет факторы, помимо места смерти, как факторы, которые с большей вероятностью улучшат опыт умирания (1).Смерть, как и рождение, часто является неприятным переживанием для человека, и если можно сделать переживание смерти лучше, тогда зачем сдерживать ресурсы и идеи? Хотя в условиях больницы можно решить некоторые проблемы, связанные с окончанием жизни, такие как непреодолимая боль и дискомфорт в кишечнике или мочевом пузыре, современные больницы — по самой своей конструкции — оборудованы для лечения острых заболеваний.
Для тех из нас, кто не хочет умирать на больничной койке, лежа на холодной безличной простыне с многочисленными трубками и трубками, вставленными в каждое отверстие, всегда есть возможность получить помощь в хосписе.Я лично надеюсь умереть в своем собственном доме в преклонном возрасте без боли, дискомфорта, одышки, слабоумия, физической недееспособности, задержки мочи или запора, мирно лежа в собственной постели, частично прикрывшись любимым старым одеялом и, возможно, с моими детьми вокруг или, что более реалистично, моя собака рядом со мной. Хотя этот образ «хорошей смерти» может показаться упрощенным и романтичным, правда в том, что даже в такой развивающейся стране, как Индия, отличные услуги паллиативной помощи, предоставляемые на дому умирающего, финансируемые НПО, уже способны дать большему количеству людей лучший опыт. смерти.Паллиативная помощь значительно снижает физическое и эмоциональное бремя лиц, осуществляющих уход. Однако вопрос о том, кто финансирует паллиативную помощь в конце жизни, является проблемой, на которую трудно ответить, когда финансы умирающего человека скромны и в развивающихся странах, которые традиционно предлагали минимальные услуги в области социальной и медицинской поддержки. Правительствам следует серьезно рассмотреть вопрос о финансировании услуг паллиативной помощи в конце жизни, которые, среди многих полезных услуг, предлагают законный доступ к обезболивающим наркотикам.
Атул Гаванде в своей новой мрачно информативной книге «Быть смертным» подчеркивает ошибочный дизайн домов престарелых и домов престарелых, особенно когда речь идет о смерти (2). Эвтаназия, практикуемая голландцами, также является потенциально эффективным — хотя и спорным — решением сложной проблемы «правильной» смерти. Несмотря на то, что много было сказано и написано против моральных недостатков концепции эвтаназии умирающих и очень реальной возможности злоупотребления вспомогательной смертью, несомненно, лучше умереть с помощью, чем годами мучительно жить с помощью.Также важно признать, что в отношении жизни и смерти каждый из нас имеет право на собственный выбор. Невозможно сформулировать общие правила и руководящие принципы, не говоря уже о реализации. Однако суть в том, чтобы спросить себя, почему только осужденным преступникам предоставляется привилегия безболезненной и быстрой смерти путем смертельной инъекции? Прямо отрицать возможность эвтаназии сегодня так же жестоко и странно, как отказывать женщинам в экстренной контрацепции и аборте католической церковью в «развитых» странах, таких как Ирландия и Польша.
В заключение, погоня за «хорошей смертью» может фактически привести многих из нас к отказу от «хорошей жизни» в пользу «здорового образа жизни»! Наше мышление в будущем может развиваться, чтобы отказаться от утопической концепции продления жизни и вместо этого принять, что хорошая, целеустремленная жизнь с хорошей смертью более желательна, чем более продолжительная жизнь с неудовлетворительным концом. Возможно, в будущем многие из нас будут думать, как воины-самураи древней Японии, лелеявшие добрую смерть. Самураи в своей мудрости предпочли золотой конец больному «серебряному цунами».Я не защищаю эвтаназию, но поскольку мы, люди, смертные существа, которые проводят свою жизнь, делая выбор, соображения о смерти — это не что иное, как выбор в отношении последней фазы жизни. Смерть — это конец нашей жизни; как заинтересованные стороны, не можем ли мы сами выбирать концовку? Мы так стараемся, чтобы начало жизни новорожденного человека было комфортным; почему бы не посвятить часть этого энтузиазма тем, кто находится в конце жизни? Возможно, сейчас самое время рассмотреть не только вопросы качества жизни, но и «качество смерти».
Справочные материалы:
1. Поллок К. Всегда ли дом — лучшее и предпочтительное место смерти? BMJ 2015; 351: h5855.
2. Гаванде А. Быть смертным. Метрополитен Букс 2014.
Северная семинария | Может быть лучше умереть, чем жить? — Филиппийцам 1: 22-26
Автор: Северная семинария
Все мы время от времени сталкиваемся с дилеммами. Дилеммы — это решения, но это не решения, в которых одно очевидно правильно, а другое явно неверно. Когда любой вариант может быть правильным, возникает дилемма.Оба могут иметь хорошие или плохие последствия.
Первой серьезной дилеммой для меня было то, продолжать ли мою первую карьеру журналистикой или уйти, чтобы обучаться пастырскому служению. В последующие годы возникали дилеммы: жениться или нет, переехать домой или остаться на месте, остановиться после рождения одного ребенка, затем после двух детей, затем после трех детей, затем после четырех детей. (Мы остановились после четверых детей!) Жизнь принесла мне множество дилемм, каждая из которых была сложной, потому что у ответа «да» были свои плюсы и минусы, но у ответа «нет» были и плюсы, и минусы.Никогда не было только одного, очевидно правильного ответа, и это усложняет дилемму.
Но ничто из того, что бросало мне вызов, не сравнится с дилеммой, с которой столкнулся Пол. Христиане в Филиппах любили его и поддерживали, поэтому с удивительной откровенностью он поделился с ними огромной дилеммой.
Филиппийцам 1: 22-26
22 Если я и дальше буду жить в теле, это будет для меня плодотворным трудом. Но что мне выбрать? Я не знаю! 23 Я разрываюсь между двумя: я хочу уйти и быть со Христом, что намного лучше; 24 но более необходимо, чтобы Я остался в теле.25 Убежденный в этом, я знаю, что я останусь, и я буду продолжать со всеми вами для вашего прогресса и радости в вере, 26 так что через мое пребывание с вами снова ваше хвастовство во Христе Иисусе будет умножаться из-за меня.
Дилемма Пола состоит в том, продолжать ли он в этом мире или уйти в следующий. На первый взгляд это кажется странным. Контролирует ли Павел свой выбор? Он пленник римлян, так что они наверняка решат, выживет он или умрет? И, конечно же, будут. Но на их суждение будут влиять его действия, и особенно слова, которые он произносит.Но к чему должен стремиться Павел? Что же он хочет? Что он считает лучшим? Как и на все дилеммы, здесь нет одного ответа.
Павел очень открыто исследует все аспекты этой церкви. Мы рассмотрим это с помощью пяти вопросов, а затем сделаем один вывод.
Вопрос 1. Что будет значить для Павла, если он останется в живых?
Он не уверен, выживет он или умрет. Если он умрет, он попадет на небеса и будет со своим Спасителем, и он уже сказал, что это лучшее (Фил.1:21). Если это произойдет, ему нечего будет принимать.
Но если он жив, что он будет делать? В чем будет его цель? Он отвечает на это в стихе 22: «Если я буду продолжать жить в теле, это будет для меня плодотворным трудом».
Павел был узником. Это было тяжело. Все заключенные пережили множественные травматические лишения. И этот момент не стал для Пола началом тяжелой жизни. Годами он страдал от трудностей и лишений. Так что, если его выпустят на свободу, он может просто захотеть спрятаться и жить в мире.Он мог бы уйти на пенсию и надеяться, что некоторые люди будут настолько благодарны за его прошлую работу, что поддержат его, пока он прожил свои тихие старшие годы.
Пола это не интересовало. Он хотел «плодотворного труда», а это означало больше евангелизации, больше оснований церквей и больше обучения новых учеников вере. Не было бы отказа от работы Божьей.
Я знал людей, которые вышли на пенсию в возрасте чуть больше пятидесяти. «Я был взволнован», — сказали они мне. «Я планировал играть в гольф каждый день.«Это было неплохо!
«Как все получилось?» Я спросил. «Ужасно», — сказали мне. «В течение двух лет я подавал заявки на работу. Мне нужно было снова сделать что-то, что имело цель ».
Мы запрограммированы на то, чтобы иметь значение и, следовательно, делать то, что имеет значение. Для Павла нет ничего важнее, чем нести людям Евангелие, а затем учить их жить для Иисуса. Если Павел продолжит жить, он хочет «плодотворного труда».
Вопрос 2 — Понятно ли Полу, что должно произойти дальше?
Его еще не судили, поэтому Пол не может знать, какое решение вынесут его судьи.Но уверен ли он в том, что хочет ? Пол невиновен ни в каком преступлении, и если бы это был я, думаю, я был бы очень уверен в том, чего хочу. Я хочу быть освобожденным! Но Пол не уверен. «Но что мне выбрать?» он спрашивает. «Я не знаю!» (ст. 22).
Он должен жить? Или он должен умереть? Он не понимает, что ему подходит.
Стоит отметить, что это апостол; вот тот, чья жизнь отдана Богу; вот кто-то исполненный Духом и могущественный слуга Господа; и вот кто-то неуверенный в том, что должно произойти в его жизни дальше.
Каждый раз, когда я изо всех сил пытался понять, что Бог хочет, чтобы я делал, меня мучила мысль: «Если бы я был более духовным… Если бы я проводил больше времени в ожидании Бога… Если бы только я мог не загромождать свой разум и слышать Бога». голос лучше, тогда я буду знать, что делать. ‘
У Павла было все, чего, по нашему мнению, нам не хватало. Он был поистине духовным, апостол, встретившийся со Христом. Он был в тюрьме, поэтому у него было достаточно времени, чтобы ждать Бога. Для него «жизнь есть Христос» (ст. 21), поэтому его мысли не загромождались.Но он все еще не знал, что ему выбрать. У него была идея, и он расскажет об этом филиппийцам через мгновение, но он не знал , что было лучше всего.
Мы воображаем, что всегда должны знать, чего хочет Бог, и нам плохо, когда мы этого не делаем. Почему? Ну, конечно же, умные и молитвенные люди вроде нас должны знать, не так ли? И, конечно же, незнание — признак того, что мы недостаточно духовны. Если бы мы только молились больше. Если бы мы только лучше слушали Бога. Незнание воли Бога должно быть вызвано виновным невежеством или духовной халатностью.
Но не обязательно. Есть еще одна причина незнания, и она очень очевидна.
Часто мы не знаем, потому что Бог не сказал нам. Мы представляем себе, что Бог, должно быть, положил записку под камень, и эта записка сообщает нам следующую часть Его воли для нашей жизни. Если только мы перевернем достаточно камней, мы найдем записку и узнаем его волю.
А что, если записки нет? Если для нас еще не настало время Бога узнать Его волю, никакие перевороты не найдут записки, которую Бог не оставил.
Мы не можем торопить Бога. Он мудр, и мы не можем заставить его рассказать нам свой план раньше, чем он решит.
Пол не понимал, что должно быть дальше. Часто мы тоже.
Вопрос 3 — Как Пол относился к вариантам, с которыми он столкнулся?
Павел, возможно, не знал, что произойдет, но он не сомневался, что это либо жизнь, либо смерть. Он призвал смерть, уходящую, чтобы быть со Христом, и он призвал жизнь, оставшуюся в теле (стихи 23-24).
Знание того, что было правильным, было настоящей дилеммой, потому что он видел преимущества в обоих.Умереть означало быть со Христом, и он этого желал. Но жизнь казалась более необходимой для филиппийцев и других молодых церквей, которые он основал.
Итак, если бы Павлу был предоставлен его собственный выбор, он предпочел бы умереть для этого мира и снова ожить со своим Спасителем. Но если бы он сделал выбор ради филиппийцев, он бы продолжал жить, чтобы укрепить их в вере и через их испытания.
В глубине души, как он относился к этим вариантам? Ответ: абсолютно разделены.NIV переводит Павла как написавшего: «Я разрываюсь между двумя» (ст. 23).
Павел использует только одно слово по-гречески, чтобы описать это чувство разрыва, слово sunechomai . Это слово подразумевает насилие или контроль со стороны внешней силы. Павел находится между влечением смерти и влечением жизни. Каждый держит его за руку, и чем больше его привлекает уход из этого мира, тем больше отдача от потребности продолжать жить и служить. Неудивительно, что он чувствует себя разорванным на части.
Мы никогда полностью не поймем его дилемму, если не поймем, что Павел не рассматривал этот мир как место, к которому на самом деле принадлежит христианин. «Наше гражданство — на небесах», — писал он позже (Флп. 3:20). Вот где был настоящий дом Пола.
Международная космическая станция в настоящее время является самым большим искусственным телом на орбите Земли. Это исследовательская лаборатория в космосе, в которой одновременно могут находиться до шести космонавтов. Большинство экспедиционных экипажей проводят на МКС около пяти с половиной месяцев, но некоторые остаются дольше.Какое-то время они там живут. Но ни один космонавт не думает о космической станции как о месте, которому они принадлежат. У них там есть работа, но однажды они вернутся на Землю.
Пол увидел этот мир, как космонавт видит Международную космическую станцию. Туда его поместили, пока Бог нуждался в нем, но не там, где он был.
Это основная проблема, стоящая за его дилеммой, — разрыв между тем, где он принадлежит, и тем, где он все еще может быть полезен. Он доволен пребыванием в этом мире, пока у Господа есть работа для него, но этот мир — не его дом, и он предпочел бы быть на небесах со своим Спасителем.
Итак, должен ли он остаться или уйти? Он был разорван. Решающим будет то, что Бог еще должен сделать для него.
Вопрос 4 — К какому выводу пришел Павел?
В этом вопросе он вполне ясен:
«… тебе более необходимо, чтобы я оставался в теле. Убежденный в этом, я знаю, что останусь и буду продолжать со всеми вами для вашего прогресса и радости в вере ». (пп. 24-25)
Я любил своих детей, когда они были маленькими, и я люблю их так же сильно сейчас, когда они выросли и заняты своей карьерой и семьей.Для меня большая честь иметь прекрасные отношения со всеми из них. Но за близость со своими детьми приходится платить, и вы платите ее независимо от того, сколько им лет или насколько они независимы. Цена? Вы все еще беспокоитесь о них! Да, они очень грамотные. Да, они должны идти своим жизненным путем, делать свой выбор, праздновать свои триумфы и извлекать уроки из своих неудач. Но поскольку я люблю их, я всегда буду о них беспокоиться.
Павел был очень честен, когда писал, что каждый день он сталкивается с «давлением моей заботы обо всех церквях» (2 Кор.11:28). Эти церкви состояли из людей, которых он считал своими духовными детьми, и ему было важно, что они делают и что с ними происходит. Люди, которым он сейчас пишет, — одна из таких церквей.
Он будет ставить их нужды выше любых личных желаний. Он останется в этом мире подольше, чтобы служить им. Он мог научить кое-чему, что поможет им прогрессировать в ученичестве Иисуса Христа.
Интересно, как он пришел к такому выводу.
- Он не нанял древнего эквивалента высококлассного юриста, который обещал освободить его.
- Он не получил известий о том, что судьи собираются его оправдать.
- Он не получил через молитву откровения о том, что он будет освобожден.
Пол не пришел к выводу, что у него будет больше времени для продолжения работы из любого источника, подобного этому. Он считал, что ему суждено остаться подольше, потому что он проанализировал потребности филиппийцев, проанализировал свои навыки и был убежден, что еще есть над чем поработать.
Иисус сказал, что величайшая заповедь — «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем, всей душой и всем разумом» (Матф. 22:37).
Иногда мы забываем последнее из них. Да, мы должны молиться и прислушиваться к голосу Бога, но его шепот руководства может исходить от оценки фактов прямо на наших глазах. Павел не считал это недостатком духовности из-за того, что он использовал свой разум. Бог говорил с ним через нужду в молодых последователях Иисуса и зная, что он может удовлетворить эту нужду.
Вопрос 5 — Какую помощь, по мнению Павла, он все еще может оказывать другим?
Писатель письма, Пол, переживал трудные времена в своей жизни. Но такими же были и получатели писем, христиане в Филиппах.
Всего несколькими стихами позже Павел говорит им, что они должны работать вместе, «не боясь никоим образом противящихся вам… Ибо вам дано от имени Христа не только верить в Него, но и страдать за Него. , , поскольку вы переживаете ту же борьбу, что и я, а теперь слышите, что я все еще борюсь »(Фил.1: 28-30).
Филиппийцы всегда знали, что следовать за Иисусом нелегко. Но, возможно, сначала у них были все благословения спасения, но теперь они испытывают трудности противодействия. Это были молодые христиане, которых судили в огне гонений.
Они бы упали духом? Откажутся ли они от своей веры? Сомневались бы они в Иисусе? Давление было огромным, и те, кто выступал против них, могли быть очень жестокими. Им нужно было знать, что Иисус — Царь, чтобы они могли доверять Ему, чтобы вынести их через любое испытание.
Поэтому Пол очень хотел, чтобы его освободили:
«Так что через мое пребывание с вами снова умножится ваше хвастовство во Христе Иисусе из-за меня». (т. 26)
Конечно, он хотел бы рассказать им больше об Иисусе, но, возможно, самым большим подарком, который он мог им подарить, было просто быть с ними. Павел пережил больше страданий, чем кто-либо из них. Когда филиппийцы видели его избавление от смерти и слышали его свидетельство о благости Бога, они высоко поднимали головы, радовались Богу и хвалились спасением Христа.
Лидерство — это не только направление, приказы, инструкции или исправления. Это, прежде всего, пример того, как думать и как жить.
В этом письме филиппийцы изучали опыт Павла в действии Бога, когда он был в тюрьме. Теперь он очень хотел вернуться с ними, чтобы они могли услышать его историю из первых рук, увидеть, что он не просто выжил, но и пережил сильную веру, и чтобы они узнали, что Христос одержал великую победу.Он хотел, чтобы их хвастовство во Христе Иисусе «умножилось» из-за него. Он не просто хотел вечеринки. Он хотел новой уверенности во Христе и новой силы в них, чтобы смело жить для Христа.
В этой части истории Пола есть заключительный вызов. Павел не столкнулся бы с дилеммой: жить или умереть, если бы он не пожелал того и другого. На самом деле он предпочел умереть, потому что этот мир не был его местом, и он хотел быть с Иисусом. Тем не менее, он знал, что филиппийцы и другие люди все еще нуждаются в нем, поэтому он был убежден, что получит свободу, чтобы принести им новую надежду и ободрение.
Вот наша задача: станет ли для нас дилеммой выбор: уйти или остаться в этом мире? Нет ничего сложного, если есть только один правильный или приемлемый ответ. Итак, если бы нам пришлось выбирать между жизнью и смертью, возникла бы дилемма?
Конечно, у большинства из нас есть четкое представление о том, что нам еще нужно сделать, и о людях, которые от нас зависят. И в этом нет ничего плохого.
Если, конечно, за этими целями не скрывается неправильная глубокая привязанность к этому миру.Если мы сделаем этот мир своим домом и не осознаем, что проходим через него, мы никогда не захотим уезжать. Мы всегда будем стремиться к большему количеству атрибутов или волнений земных вещей, вместо того чтобы восхищаться тем, что Бог приготовил для нас, — райским домом в присутствии нашего Спасителя и Господа.
Пол не желал смерти, да и мы не должны. Но он жил не для того, чтобы жить дальше. Если у Бога есть для него дальнейшая работа, он будет доволен. В противном случае он предпочел бы отправиться в свой настоящий дом на небесах и разделить вечность со своим Богом.Задача для нас состоит в том, чтобы одинаково желать идти по этому пути.
Смерть, смерть и смысл жизни
Смерть и умирать Садхгуру: Смерть — очень фундаментальный вопрос. На самом деле смерть нам ближе, чем статистика, которую мы о ней читаем. Каждый момент в нас происходит смерть на уровне органов и клеток. Вот так, взглянув на ваши внутренности, врач узнает, сколько вам лет. На самом деле смерть началась в нас еще до того, как мы родились.Только если вы невежественны и неосведомлены, может показаться, что когда-нибудь позже к вам придет смерть. Если вы осознаете, вы увидите, что жизнь и смерть происходят каждое мгновение. Если вы хоть немного дышите осознанно, вы заметите, что с каждым вдохом есть жизнь, с каждым выдохом — смерть.Если вы хоть немного дышите осознанно, вы заметите, что с каждым вдохом есть жизнь, с каждым выдохом — смерть.
При рождении ребенок первым делом вдыхает, вдыхает воздух.И последнее, что вы будете делать в своей жизни — это выдох. Вы выдыхаете сейчас, и если вы не сделаете следующий вдох, вы будете мертвы. Если у вас этого не получается, просто сделайте выдох, зажмите нос и не делайте следующий вдох. Через несколько мгновений каждая клетка вашего тела начнет кричать о жизни. Жизнь и смерть происходят постоянно. Они существуют вместе, неразделимо, на одном дыхании. Эти отношения выходят даже за рамки дыхания. Дыхание — только актер второго плана. Настоящий процесс связан с жизненной энергией или праной, которая контролирует физическое существование.Обладая определенным владением праной, человек может существовать за пределами дыхания в течение значительного количества времени. Дыхание требует более немедленного действия, но относится к той же категории, что и еда и вода.
Смерть — это такой фундаментальный аспект, потому что, если случится что-то маленькое, завтра утром ты можешь уйти. Почему завтра утром? Одна мелочь сейчас, и в следующий момент ты можешь уйти. Если бы вы были похожи на любое другое существо, возможно, вы не смогли бы думать обо всем этом, но если одно наделено человеческим интеллектом, как вы можете просто игнорировать такой важный аспект своей жизни? Как этого избежать и жить так, как будто ты собираешься быть здесь вечно? Как получается, что, прожив здесь миллионы лет жизни, люди до сих пор ни черта не знают о смерти? Ну, они тоже ничего не знают о жизни.Мы знаем все атрибуты жизни, но что вы знаете о жизни как таковой?
По сути, эта ситуация возникла из-за того, что вы потеряли представление о том, кем вы являетесь в этой Вселенной. Если эта Солнечная система, в которой мы находимся, завтра утром испарится, никто даже не заметит этого в этом Космосе. Он такой маленький, просто пятнышко. В этом пятнышке Солнечной системы планета Земля — это микро-пятнышко. Город, в котором вы живете, в этом микро-пятнышке — это супер-микро-пятнышко. В этом ты крупный мужчина.Это серьезная проблема. Когда вы полностью потеряли представление о том, кто вы есть, как вы думаете, вы поймете что-нибудь о природе жизни или смерти?
Q) Но Садхгуру, смерть меня так сильно расстраивает, даже если это голубь на моем балконе или собака на шоссе. Почему я так себя чувствую?
Садхгуру : Смертность — основа всех страхов. Если бы вы не были смертными, в вас не было бы страха, потому что даже если бы вы были разрезаны на части, вы все равно не умерли бы.Но чего бояться? Смерть — прекрасная вещь. Это положит конец многим вещам. Прямо сейчас из-за того, какой вы есть, вы можете подумать, что это ужасно, но если бы вы прожили тысячу лет, вы бы восприняли смерть как облегчение. Если вы здесь слишком долго, люди будут удивляться, когда вы уезжаете! Смерть — огромное облегчение. Просто это не должно происходить преждевременно. Мы не хотим падать замертво, когда все еще можем творить, вносить свой вклад и добиваться результатов.
Смерть неизбежнаЕсли вы хотите упасть замертво в подходящее время, вам нужно выполнить садхану, чтобы вы могли определить, когда вы упадете замертво.В противном случае, даже когда вы увидите мертвого голубя, он напомнит вам о вашей собственной смертности. То, что летало вчера, сегодня мертво и сухо. Представление о том, что однажды вы можете стать таким, может быть пугающим для вас, потому что ваше отождествление с тем, что вы собрали, стало настолько навязчивым. Когда я говорю о вашем отождествлении с тем, что вы собрали, то само тело, которое вы несете, — это просто кусок земли. Почва, которую вы собрали и превратили в это тело, так же как и ваша личность, стала настолько прочной, что ее потеря выглядит ужасно.
Предположим, у вас лишний вес, и мы помогли вам сбросить десять килограммов, вы бы чувствовали себя ужасно и плакали по этому поводу? Определенно нет, большинство людей приходят в восторг, когда сбрасывают десять килограммов. А теперь предположим, что вы сбросили все свои пятьдесят или шестьдесят килограммов, в чем дело? Если вы знаете жизнь такой, какая она есть, и вы не потерялись в куче, которую вы собрали, сбросить тело — не такая уж большая проблема.
Трупы птиц, насекомых, собак и людей — это просто почва, которую возвращают в почву.Это не какая-то великая драма, это естественный процесс. Вы должны вернуть и утилизировать то, что вы подобрали. Вы можете придавать большое значение своему рождению, жизни и смерти, но что касается Матери-Земли, это просто переработка. Он выталкивает вас наружу и втягивает обратно. Вы можете слишком много предполагать о себе, но вы должны вернуть то, что собрали. Это хорошая привычка. Все, что вы берете у кого-либо, в какой-то момент нужно вернуть. Поверьте, смерть — хорошая привычка.
Q) Но какое отношение знание смерти имеет к хорошей жизни?
Садхгуру: Смерть — основа жизни.Если вы не понимаете смерти, вы никогда не узнаете жизни и не сможете справиться с ней, потому что жизнь и смерть подобны вдоху и выдоху. Они существуют вместе, неразделимо. Духовный процесс начинается только тогда, когда вы сталкиваетесь со смертью — либо вашей собственной, либо смертью того, кто вам дорог, того, без кого, как вы думали, вы не сможете жить. Когда смерть приближается или когда она случается, у большинства людей возникает вопрос: «Что все это значит? Что будет дальше? » Пока жизненный опыт кажется таким реальным, вы не можете поверить, что все так и закончится.Но как только смерть близка, разум будет проецировать, что должно быть что-то еще. Как бы много ни проецировал ум, он на самом деле не знает, потому что ум функционирует только на основе данных, которые он уже собрал. Ум не привязан к смерти, потому что у него нет достоверной информации — только сплетни.
Вы слышали сплетни о том, что, когда вы умрете, вы пойдете и сядете на колени Богу. Если это так, тебе пора идти сегодня же. Если вам будет предоставлена такая привилегия, я не понимаю, почему вы должны откладывать ее.Вы слышали сплетни о рае и аде. Вы слышали сплетни об ангелах и обо всем остальном, но никакой подтвержденной информации нет. Не тратьте свое время на размышления о том, что происходит после смерти, потому что это не область вашего разума.
Смерть в сознанииЕдинственный способ узнать — через прагна, как мы бы назвали это на индийских языках. По-английски мы бы сказали «осведомленность», но не воспринимаем это слово в его обычном смысле. Если вы осведомлены, у вас есть способ познавать вещи, не думая о них, не получая о них информации.Если вы внимательно наблюдаете за жизнью вокруг себя, есть так много вещей, которые каждое существо знает, не задумываясь о них. На самом деле, если бы вам пришлось подумать об этом, вы бы даже не знали, как дышать. Это просто случается. Это не ваш разум — это разум Создателя. Если бы такая сложная машина, как ваше тело, оставалась в вашем распоряжении, это было бы катастрофой.
… не бывает жизни и смерти. Это все, Лила — пьеса.
Многое происходит без вашей помощи, понимания или мыслей.Прагна выше мыслей. Прагна — это то, что является самим источником творения. Если вы найдете к этому доступ, вы сможете пересечь то, что, по нашему мнению, является границей между жизнью и смертью. На самом деле границы нет — вы живете и умираете прямо сейчас. На социальном уровне, в ограниченном опыте и восприятии людей, кто-то может быть здесь сегодня и уйти завтра. Но с точки зрения жизни, с точки зрения экзистенциального процесса, не существует таких вещей, как жизнь и смерть. Это все, Лила — пьеса.
Божественная играКогда мы говорим, что все это божественная игра, это не значит, что Божество — это садистская сила, играющая с вашей жизнью.Мы называем это пьесой, потому что все взаимосвязано. Экзистенциально невозможно разделить детство, юность, средний возраст и старость — все это переплетено. То, что вы называете индивидуумом, и то, что вы называете универсальным, нельзя разделить. То, что вы называете атомным, и то, что вы называете космическим, нельзя разделить. В этом смысле это игра.
Смерть и то, что за ее пределами, — это не секрет, который скрывается где-то в раю или в аду — он прямо здесь, прямо сейчас.
Но как только вы установите границы между одним и другим, игры не будет.Когда вы сидите здесь, дыхание играет между вами и деревом. Вы не можете разделить это в смысле: «Я делаю свое дыхание — пусть он делает свое дыхание». Это происходит во многих домах: «Я делаю свое дело — вы делаете свое дело». В тот момент, когда вы попытаетесь ограничить игру, жизнь выскользнет из ваших рук.
Многое было сделано из желания познать природу жизни и смерти. Но вы не можете понять это, проводя эксперименты или думая об этом. Уловить это можно только на собственном опыте. Когда люди задают мне вопросы о смерти и о том, что происходит после смерти, я постоянно напоминаю им, что лучше всего узнать это на собственном опыте.Я не предлагаю им умереть. Я имею в виду, что вы должны испытать дживу, жизнь внутри себя. Если вы ощущаете только тело, то, что бы я ни сказал, вы придете к неверным выводам. Если ваш жизненный опыт ограничен вашими умственными и физическими структурами, вы не можете получить доступ к этому измерению. Смерть и то, что за ее пределами, — это не секрет, который скрывается где-то в раю или в аду — он прямо здесь, прямо сейчас. Просто большинство людей никогда не уделяли достаточно внимания, потому что были слишком заняты другими делами.
Их карьера намного важнее их жизни. Их любовная связь намного важнее их жизни. Мелкие проблемы с кем-то рядом с ними гораздо важнее их жизни. Одежда, которую они носят, гораздо важнее, чем их жизнь. Это всего лишь примеры. Поскольку у вас неправильные представления о жизни, жизнь ускользает. Но на самом деле жизнь не ускользает — вы избегаете жизни. Жизнь не пытается избегать вас — вы пытаетесь избежать ее разными способами.
Горькие, болезненные переживания жизни никогда, никогда не были вызваны жизнью. Они были вызваны только вашей неспособностью управлять своим разумом и телом. Жизнь никогда не причиняла вам боли или страданий. Это просто тело и разум. Вы не знаете, как управлять своей психической структурой и своей физической структурой. Вам подарили два замечательных инструмента, но вы все испортили. Вся боль и страдания исходят от вас самих, а не от жизни.
Pragna — это измерение восприятия, которое дает вам доступ к жизни, природе жизни и источнику жизни.Это не разные вещи — это просто разные имена, которые мы даем жизни. Нет ни источника, ни проявления — все одно и то же. Нет такой вещи, как жизнь и смерть. Это ни жизнь, ни смерть — это просто игра всех этих вещей. Вы можете сыграть на нем в игру и однажды остановить ее. Жизнь играет и останавливается, играет и останавливается, но основная жизнь — это не определенная деятельность, не определенное событие. Это просто явление. Это фон творения.Это источник творения.
Q) Я чуть не погиб, когда меня спасла от удара машиной секунды. За эти несколько секунд я испытал все в чрезвычайно замедленной съемке и с необычайной детализацией. Почему эти секунды были пережиты таким образом, и могу ли я осознанно переживать жизнь с таким уровнем детализации?
Садхгуру : Это случилось — два старика встретились в крошечном городке в Индиане, в местном баре. Оба они сварливо сидели за двумя разными столиками и пили.Затем один парень посмотрел на другого и увидел родимое пятно на виске другого человека. Он посмотрел на него и сказал: «Эй, ты Джошуа?» «Ага, ты кто?» «Разве ты не знаешь? Я Марк. Мы вместе были на войне ». «О мой Бог!» и они внезапно загорелись. «Во время Второй мировой войны мы были вместе. С тех пор прошло пятьдесят лет.
Они сели за один стол и начали пить, разговаривать и есть. Они видели около сорока минут боевых действий во Второй мировой войне в Европе. Сорок минут блиц.Они говорили об этих сорока минутах очень яркими способами более двух часов. После того, как они закончили разговор, один парень спросил другого: «Чем ты занимался с тех пор?» Он сказал: «О, я только что был продавцом». Сорок минут войны, два часа они говорили с большим азартом. Сорок лет жизни — «Я только что был продавцом». Вот и все, что произошло.
Подписаться
Получайте еженедельные обновления последних блогов с помощью информационных бюллетеней прямо в свой почтовый ящик.
Практика могилыК сожалению, для многих людей они оживают только тогда, когда им угрожают смертью — будь то война или автокатастрофа. Когда смертность противостоит вам с размахом, именно тогда вы становитесь полностью живыми — к сожалению! Когда вы по-настоящему, искренне противостоите своей смертной природе, вы понимаете, что ваша жизнь — это самое важное.
Когда я смотрю на людей, мне кажется, что все они готовятся к могиле — какая поза, какие выражения лица у них должны быть, когда они находятся в могиле.Они не понимают, что они смертны. Они думают, что будут здесь вечно, поэтому практикуют смерть, когда они живы. Но когда вы угрожаете им смертью, они оживают. Как вы думаете, почему Кришна решил дать свое учение на поле битвы? Не в тишине ашрама, не в прекрасных джунглях Индии, не в Гималайской пещере, а на коварном поле битвы — потому что, не находясь под угрозой смерти, большинство людей не обладают разумом, чтобы взглянуть на свою жизнь.
Я думаю, когда появятся эти беспилотные автомобили, многие люди смогут это понять! Через какое-то время, может быть, вы научитесь на нем спать, это другое, но изначально вы не знаете, будет он тормозить или нет. Вы не знаете, остановится ли он вовремя или рухнет. Я думаю, что в первые несколько месяцев после того, как беспилотные автомобили станут легальными, на планете может произойти некоторая реализация! Мы должны быть готовы к некоторым просветленным людям.
оживаетНе ждите автокатастрофы.Вы должны знать, что можете упасть и умереть прямо сейчас. Я не желаю тебе этого. Я благословлю тебя долгой жизнью. Но это возможно. Каждый день так много людей умирают. Сидя, стоя, лежа — они умирают в самых разных позах.
Когда вы понимаете, что можете умереть, вы внезапно начинаете ценить жизнь, становясь для нее живым. Я все время напоминаю людям, что в этой жизни нельзя проиграть, все пройдут. Вы никогда не видели никого, кого задерживали из-за того, что они не жили должным образом. Все проходят.Но большинство из них пройдут, даже не зная, через что они прошли.
Когда вы собирались разбиться, на несколько мгновений вы знали, через что вы проходите. В остальное время вы не знаете. Прямо сейчас ваша мозговая драма накладывается на все. Это означает, что ваше глупое творение перекрывает великолепное творение, в котором мы живем. Когда ваше глупое творение сломалось, когда вы не могли думать или проявлять эмоции из-за явной опасности ситуации, внезапно вы почувствовали, что действительно живы.
Вся йога, которую мы вам преподаем, все процессы, в которые вы вас инициировали, предназначены только для того, чтобы помочь вам дистанцироваться от вашей собственной драмы, чтобы космическая драма вошла в ваше восприятие. Без этого в этой жизни нет ничего.
Как COVID-19 изменил отношение американцев к смерти?
С начала пандемии прошло больше года, но мы все еще пытаемся победить COVID-19. На сегодняшний день Соединенные Штаты потеряли более 625 000 жизней, и сейчас число случаев заболевания растет во всех 50 штатах, что вызывает повсеместную неопределенность.
За полтора года мы испытали целый ряд эмоций, от чувства надежды до чувства утраты и отчаяния. 2021 год принес облегчение и счастье, поскольку мы обнимали наши семьи и возобновляли наш бизнес, но COVID-19 остается в центре внимания, поскольку новые варианты набирают обороты.
Более того, мы продолжаем получать ежедневные напоминания о том, что смерть — наша собственная и наши близкие — это реальность, с которой мы сталкиваемся не на каком-то далеком горизонте, а потенциально прямо сейчас. Борясь с потерей стольких людей, мы вынуждены противостоять собственной смертности, возможно, раньше, чем мы когда-то ожидали.
Это осознание смерти обычно проявляется двумя способами: тревога смерти или размышление о смерти.
- Тревога смерти относится к негативному отношению к смерти, которое может быть связано с тревогой и депрессией. Фактически, недавние исследования начали изучать страх смерти, связанный с этим вирусом, и то, как он вызывает более высокий уровень тревоги у людей.
- Отражение смерти имеет тенденцию сосредотачиваться на положительных аспектах смерти — например, на поиске смысла жизни и смерти.
Поскольку мы изо всех сил пытаемся разобраться в прошедшем году и последствиях глобальной пандемии для психического здоровья, мы хотели узнать больше об отношении Запада к смерти и планированию конца жизни.
Better Place Forests опросили 1138 американцев в возрасте от 25 до 75+ по всей стране, принадлежащих к разным демографическим группам. Мы задавали вопросы, касающиеся смертей, в надежде определить, как пандемия коронавируса изменила их мышление и повлияла на их поведение.
Мы опубликовали наши выводы здесь, в «Отношение американцев к смерти во время коронавируса», чтобы изучить эту тему и подумать, как мы можем использовать это новое понимание, чтобы улучшить нашу жизнь, успокоить наши страхи и лучше заботиться о тех, кого мы любим. .
Что мы узнали об отношении к смерти на Западе
Наш опрос выявил некоторые интересные, а в некоторых случаях удивительные результаты. Несколько моментов исследования:
- Более половины из нас (51%) больше думают о нашей смертности из-за COVID-19 .И все же большинство из нас (~ 85%) все еще не готовы начать разговор об этом.
- 70% респондентов не имели четких планов по окончанию срока службы . Даже среди тех, кто старше (55–74) и подвержен более высокому риску серьезно заболеть COVID-19, 63% не составили четких планов по окончанию жизни.
- Молодые люди испытали самый большой сдвиг в своем отношении и поступках. Более 60% миллениалов заявили, что они начали обсуждать вопросы, связанные с окончанием жизни со своими семьями, однако 83% из них еще не подтвердили свои планы.
- Из тех, кто начал обсуждать смерть и планирование конца жизни, 73% описали этот опыт как положительный и продуктивный.
- Коронавирус может ускорить тенденцию к кремации , и респонденты назвали стоимость в качестве основной причины. Кремация обычно обходится дешевле, чем традиционные похоронные услуги, что делает ее более предпочтительным вариантом, особенно в периоды экономической нестабильности. Исследователи ожидают, что этот сдвиг в западном отношении к смерти продолжится и в будущем, и все больше американцев выбирают кремацию, чем когда-либо прежде.
- Поскольку американцы вынуждены рассматривать альтернативы, они говорят, что более открыты для нетрадиционных вариантов. Фактически, 53% респондентов заявили, что они с большей вероятностью будут исследовать экологически чистые возможности , такие как зеленые могилы или мемориальные леса. 60% тех, кто знаком с мемориальными лесами, сказали, что они предпочли бы этот вариант.
Важность осознания смерти
Хотя мы, возможно, не привыкли говорить о своей морали, обсуждение смерти имеет ценность.Изучая эту тему и обсуждая ее, мы признаем, что мы не непобедимы и что смерть неизбежна. Повышенное осознание смерти действительно может предоставить нам жизнеутверждающие возможности. Это размышление может помочь дать нашей жизни контекст, и эксперты — и опрошенные — предполагают, что разговоры и планирование конца жизни действительно могут облегчить страх, тревогу и горе.
Из тех, кто выдержал разговор и начал процесс планирования значимого наследия для себя и людей, которых они любят, 73% описали этот опыт как «продуктивный, обнадеживающий и позитивный.”
Причина: Осознание смерти усиливает желание инвестировать в формы жизни и работы, которые переживут наше «я». По сути, чем больше мы осознаем нашу собственную смерть, тем меньше страха и беспокойства она вызывает и тем больше мы способны тщательно подготовить наследие, которое мы хотим оставить позади. Короче говоря, мы можем использовать новую осведомленность, вызванную COVID-19, чтобы улучшить нашу жизнь, успокоить наши страхи и лучше позаботиться о тех, кого мы любим.
Как осведомленность о смерти может способствовать планированию конца жизни
Хотя наш опрос показывает, что люди готовы обсуждать вопросы смерти — и получают от этого положительные результаты, — все еще существует некоторая нерешительность при обсуждении планирования в конце жизни.Почти две трети опрошенных не составили четких планов в отношении конца жизни, а это означает, что им еще предстоит преодолеть разрыв между осознанием смерти и наследием, которое они хотят оставить.
С учетом сказанного, даже если они еще не утвердили свои планы по окончанию срока службы, более половины респондентов выразили заинтересованность в изучении экологически чистых альтернатив. Осознание того, что существуют нетрадиционные варианты ухода из жизни, такие как заповедные мемориальные леса и зеленые захоронения, может дать большее чувство умиротворения при размышлениях о жизни и смерти.