Цветаева когда я перестану тебя ждать: Читать онлайн «Когда я перестану тебя ждать. Избранное», Алина Викторовна Алексеева – Литрес

Читать онлайн «Когда я перестану тебя ждать. Избранное», Алина Викторовна Алексеева – Литрес

Иллюстратор Саша Нуада

ISBN 978-5-4485-2417-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда я перестану тебя ждать

Когда я перестану тебя ждать,
Любить, надеяться и верить,
То я закрою плотно окна, двери
И просто лягу тихо умирать.¹

Когда я перестану тебя ждать,
У телефона в доме вырву трубку
И не задумаюсь я, даже на минутку,
Как пальцы отрублю, чтоб не писать.

Когда я перестану тебя ждать,
Я превращу безумный мир в руины,
И новый идеальный мир воздвигну,
А где вот я сама, никто не будет знать.

Когда я перестану тебя ждать,
Это, как минимум, случится катастрофа:
И никому уже не будет плохо,
И все сплотятся, перестанут лгать.

Когда я перестану тебя ждать,
На улице не будет гаснуть солнце,
И над бедой никто не засмеется,
И люди дружелюбней смогут стать.

Когда я перестану тебя ждать,
То дети будут мирно спать в кроватках,
И не устроят больше беспорядка,
И мамы перестанут уставать.

Ну а пока я жду и буду ждать,
Поэтому такой бардак и в мире,
В стране, да и в любой квартире,
И люди также продолжают врать.

Но вот, когда будет не жду, а лишь ждала,
Ты сразу все заметишь, моментально,
Ведь мир за миг вдруг станет идеальным,
Но только знай… в тот самый миг… я умерла…

2015 год.

У психов обострение – весна

Я живая

Люди – игрушки, глаза пусты.
Нет ни конца черноте, ни края.
Если все мертвые, даже ты,
Как же так вышло, что я… живая?

Как же так вышло, что я все чувствую?
Как получилось, что спать не могу?
Себя добиваю музыкой, мыслями
«Болею» ужасно, но никак не умру.

В глазах не пусто. В моих видно боль.
И как ни старалась, её не скрыть…
На сердце поставлен давно пароль
И как ни гадай, его не открыть.

Сердце сломано, сердце заперто
Ремонту не подлежит и на прокат не сдается,
Но сердце моё… тобой украдено,
А без него очень трудно живется…

Осталась лишь душа, нежная, больная…
Пропитанная насквозь дымом.
Они все ошибаются, говоря, что злая,
Я просто хочу быть любимой…

Любимой не кем-то, а только тобой
Таким взрослым и немного грубым
Думаю, лишь с тобой я обрету покой
Хочу быть тебе не просто не просто подруга

И снова ночь… я уснуть не смогу:
Будет плакать душа, истерзанная болью,
Возможно, к утру, ненадолго засну…
Недомогание… я гуляю по краю с этой любовью…

Люди – игрушки. Глаза пусты.
Нет ни конца черноте, ни края,
– я думаю, всё-таки жив еще ты.
– а если нет?
– тогда… я не знаю…

Весна. 2014 г.

1. Когда я перестану тебя ждать, Любить, надеяться и верить, То я закрою плотно окна, двери И просто лягу тихо умирать – Марина Цветаева.

Когда я перестану тебя ждать, любить, надеяться и верить, то я закрою плотно окна, двери и просто… ▷ Socratify.Net

РУССКИЙ — ЦВЕТАЕВА Марина | Lezenswaard

ЦВЕТАЕВА Марина

Среди пыли книжных магазинов, широко рассеянных
И никогда не покупался там никем,
Но подобный драгоценным винам мой стих
Может подождать: придет его очередь.

Перевод Владимир НАБОКОВ

Спасибо

Спасибо, что любишь меня такой,

ибо вы чувствуете любовь, хотя и не знаете этого.

Спасибо за ночи, которые я провел в тишине.

Спасибо за прогулки под луной

ты пощадил меня и те встречи на закате, не разделив их.

Спасибо. Солнце никогда не благословит наши головы.

Примите мою печальную благодарность за это: вы не вызываете

моя болезнь. И я не причиняю твоего.

Почти как я

Как и я, ты идешь вперед,

Ходить с опущенными глазами.

Ну, я тоже опустил свой.

Прохожий, остановитесь здесь, пожалуйста.

Прочтите, когда вы выбрали свой букет

Цветов белены и мака,

Что меня когда-то звали Мариной,

И узнать, сколько мне было лет.

Не думай, что здесь есть могила,

Или что я приду и вышвырну тебя…

мне самому слишком много дали

Смеяться, когда нельзя.

Кровь бросилась к моему лицу,

Мои кудри завиты в завитушках…

Я был, прохожий, я существовал!

Прохожий, остановитесь здесь, пожалуйста.

И возьми, сорви стебель дикости,

Плод, который приходит с его падением —

Это правда, что кладбищенская клубника

Являются самыми большими и милыми из всех.

Меня волнует только то, что ты не стоишь там,

Уныло повесив голову.

Легко обо мне вспоминай,

Легко обо мне забыть.

Как тебя заливают лучи чистого света!

Золотая пыль окутывает тебя…

И пусть это не смущает вас,

Мой голос из-под земли.

Одиночество

Одиночество: отступление

в себя, как наши предки

попал в их междоусобицы.

Вы будете искать свободу

и открыть его — в одиночестве.

Ни души в поле зрения.

Нет такого мирного сада –

так что ищите его внутри себя,

найти прохладу, тень.

Не думай о тех

кто побеждает народ

на городских площадях.

Праздновать победу и оплакивать ее –

в одиночестве твоего сердца.

Одиночество: оставь меня,

Жизнь!

Перевод Мониза Алви и Вероника Краснова

Откуда эта нежность?

Откуда такая нежность?

это не первые локоны

Я обвел вокруг пальца —

Я целовал губы темнее твоих.

Небо вымыто и темно

(Откуда такая нежность?)

Другие глаза знали

и отодвинулся от моих глаз.

Но я никогда не слышал таких слов

в ночи

(Откуда такая нежность?)

с головой на твоей груди, отдохни.

Откуда эта нежность?

И что я буду с этим делать? Молодой

незнакомец, поэт, бродящий по городу,

ты и твои ресницы — длиннее, чем у кого бы то ни было.

Я знаю правду

Я знаю правду — откажись от всех остальных истин!

Нигде на земле людям не нужно бороться.

Смотри — уже вечер, смотри, уже почти ночь:

о чем вы говорите, поэты, любовники, генералы?

Ветер сейчас ровный, земля мокрая от росы,

буря звезд на небе сменится тишиной.

И скоро мы все уснем под землей, мы

которые никогда не позволяют друг другу спать над ним.

Перевод : Элейн Файнштейн.

Попытка ревности
…..
Как твоя жизнь с тем другим?

Проще что ли? Удар веслами

и длинная береговая линия —

и память обо мне

скоро станет дрейфующим островом

(не в океане — в небе!)

Души — вы будете сестрами —
сестры, а не любовницы.

Как твоя жизнь с обычным

женщина? без бога внутри нее?

Королева вытеснила—

Как ты сейчас дышишь?

Флинч, просыпаешься?

Что ты делаешь, бедняга?

«Истерика и прерывания—

достаточно! Я сниму свой собственный дом!»

Как твоя жизнь с той другой,

ты, моя родная.

Завтрак вкусный?

(Если вы заболеете, не вините меня!)

Каково это, жить с открыткой?

Ты, кто стоял на Синае.

Как твоя жизнь с туристом

на земле? Ее ребро (ты ее любишь?)

это тебе по душе?

Как жизнь? Вы кашляете?

Вы напеваете, чтобы заглушить мышей в своем уме?

Как вы живете с дешевыми товарами: рынок растет?

Как целоваться с гипсовой пылью?

Тебе наскучило ее новое тело?

Как дела, с земной женщиной,

без шестого чувства?

Ты счастлив?
Нет? В неглубокой яме — как твоя жизнь,

мой любимый? Жесткий, как мой

с другим мужчиной?

Направление в ад

Черт, сестры мои пылкие, будьте уверены,

Где мы связаны; мы выпьем адскую смолу —

Мы, которые воспели хвалу Господу

Каждой фиброй в нас, каждой клеткой.

Мы, кто не успел посвятить

Наши ночи кружились, не гнулись и не качались

Над колыбелью — в хлипкой лодке,

Закутавшись в мантию, мы теперь уносимся прочь.

Каждое утро, каждый день мы вставали

И носить лучшие китайские шелка;

И мы заиграем райские песни

У костра разбойничьего логова,

Мы, нерадивые швеи (швы все разошлись,

Шили мы или нет, но мы были

Вот такие танцоры, мы играли на свирели Пана:

Мир был нашим, каждая из нас была королевой.

Первый, едва задрапированный в лохмотья, и взлохмаченный,

Затем заплела звездную диадему;

Мы были в тюрьмах, на пирах мы упивались:

Но награды небес мы для них потеряли,

Затерянный в звездных ночах, в саду

Где растут яблони из рая.

Нет, будьте уверены, мои нежные девочки, мои пылкие

И милые сестры, ад — это то, куда мы связаны.

Перевод Стивена Эдгара

В Париже

Звездные дома и небо внизу,

Земля замерла в близости.

Та же тайная тоска, хотя

В Париже, таком огромном и радостном.

Вечерние бульвары шумные,

Последний луч света умирает,

Пары, в паре вокруг меня,

Жестокие губы, дерзкие глаза.

Я один. Приятно отдыхать

Моя голова на каштане.

Как в далекой Москве моя грудь

Трепет под стихи Ростана.

Париж ночью, болезненная странность,

Дорогая древняя глупость сердца!

Я возвращаюсь к фиалкам, печали,

Портрет того, кто добр ко мне.

Вот тот взгляд, задумчивый, брат,

Вон тот мягкий профиль, на стене.

Ростан, Л’Эглон тот мученик,

И Сара – во сне я их всех нахожу!

В Париже, огромном и радостном,

Я мечтаю об облаках и траве,

Смех, тени, зловещий,

И боль, которая не пройдет.

Что мне делать, пасынок и слепой

Что мне делать, пасынку и слепому,

В мире, где у всех есть отцы и глаза?

Где анафемы, как по набережным –

Любовь летит! Где только простуда,

– Когда плачут?

Что мне делать, ребром и торговлей,

Певец? Провод! Солнечный ожог! Сибирь!

На моих заблуждениях, как на мосту!

По ним, невесомый,

В мире намного тяжелее.

Что мне делать? Первенец и певец,

В мире, где тьма — серая!

Где хранится вдохновение – в термосе!

С неизмеримостью,

В этот размеренный день?

Вписывание Цветаевой в наш американский канон

Размышляя о своих отношениях как читатель-переводчик Цветаевой, я обнаруживаю, что как современная американка, которая начала читать, писать и переводить стихи в начале 1970-х, я разделяю точку зрения своего поколения с моей американской современницей Тесс Галлахер, выраженную в ее вступительном эссе «Перевод прекрасного избытка духа в Марине Цветаевой» ¹ :

Марина Цветаева занимает особое место в моей памяти о ищите женщин-писателей, которые могли бы предложить примеры того, чем можно восхищаться и к чему мы могли бы стремиться.

Женские модели начала 1970-х годов для молодых женщин-поэтов, таких как я, когда мы начали формировать свои поэтические голоса, были либо герметичными, как Эмили Дикинсон, которую закрыли, а ее щедрость спрятали в каменных банках, потому что ее гению помешали пристрастие мужчин к публикациям — или, на другом конце шкалы, взрывоопасный котел сдерживаемого праведного гнева и правды Сильвии Плат и Анны Секстон, — за что можно быть благодарным, чувствуя в то же время вину за то, что, возможно, они были ритуально спасены их самоубийств от подобных психических травм.

Мое первое знакомство с Мариной Цветаевой в начале 1970-х произошло, когда я начал читать и изо всех сил пытался писать стихи на английском языке, а также начал и изо всех сил пытался выучить основы флективной русской грамматики в Рид-колледже. Цветаева была представлена краткой подборкой переводов анфас в антологии под редакцией Владимира Маркова и Меррилла Спаркса, Современная русская поэзия , одного из учебников по курсу русской литературы, который читает Елена Сокол.

Помнится, мне особенно запомнилось стихотворение Цветаевой «Попытка ревности». Где я когда-либо слышал такой голос? Никогда!

Вот мой новый перевод:

Попытка ревности

Как твоя жизнь с другим, —
Проще, не так ли? — Один взмах весла!—
И так же легко, как какой-то берег
Твоя память обо мне

Отступает, как плавучий остров
(В небе — не вода!)
Души, души! должны быть твои сестры,
Не твоя любовница—эс!

Как твоя жизнь с простой женщиной
? Без своей богини?
Ваше Величество свергнуты, свергнуты—
Сброшены (из-за одного промаха),

Как ваша жизнь — постоянно чем-то заняты —
Отсиживаетесь? Как ты вообще — встаешь?
С обычаями неумирающей пошлости
Как ты справляюсь, бедняга?

«Хватит этих извержений —
И сцен! Я получу свой собственный дом».
Как жизнь с кем попало —
Мой избранник!

С более подходящим, более съедобным —
Еда? Надоело — не твоя вина. . .
Как живется тебе с кротовиной —
Ты, растоптавший Синай!

Как твоя жизнь с иностранцем,
Местным? Рядом с твоим ребром — дорогая?
Голову не стыдно хлестать
Как поводья Зевса?

Как твоя жизнь — ты в порядке —
Способен? Ты когда-нибудь поешь — как?
С проклятьем неумирающей совести
Как ты справляюсь, бедняга?

Как твоя жизнь с товаром
Рынка? Найти ее арендную плату — круто?
После каррарского мрамора
Как жизнь с пылью

Из гипса? (Бог — вытесан из
Блоков — и ныне совершенно раздроблен!)
Как твоя жизнь с сотой-тысячной —
Ты, знавший Лилит!

Удовлетворяет ли ваша новинка рынка
? Остывший до чар,
Как твоя жизнь с земной
Женщиной, без шестого

Чувства?
Ну, заявляю: вы счастливы?

Нет? В мелком сливном водовороте —
Как твоя жизнь, дорогая? Тяжелее ли,
Как мне, с другим?
19 ноября 1924 г. ²

Это была, как описывает ее Тесс Галлахер, «цветаева, которая действительно хочет любить, как боги, а не как простой человек, было нелегко найти любовников», для которых «было нелегко найти любовников». кто мог бы парить с ней», ³ Цветаева, которая «своими стихами восстанавливает душевное равновесие. Вместо того, чтобы отрезать любовника за то, что он бросил ее, или стать жертвой, она меняет правила и позволяет ему почувствовать то, что они потеряли бросив свою любовь к ней. Это была недавно сформулированная парадигма для женщин-поэтов всего мира, пытающихся сделать больше, чем зализывать раны в позе жертвы». ⁴

Позже, в середине 1970-х, когда я писал для получения степени магистра поэзии в Мастерской писателей Айовы и заканчивал юридическую степень, у меня была возможность поработать пару сезонов в Международной писательской программе. в качестве помощника директоров Пола и Хуалинг Энгл; каждую неделю мне вручали буквальные «рыси» с разных языков мира для перевода презентаций писателей (в срок!) на английский.

В эти насыщенные и напряженные годы в Айове я также учился у русских переводчиков Джона Глэда и Дэниела Вайсборта (которые вместе с Тедом Хьюзом основали и редактировали Modern Poetry in Translation ) и смог внести свои собственные первые переводы на русский язык. стихи Николая Гумилева, Владислава Ходасевича, Вячеслава Иванова и Эдуарда Лимонова к антологии, которую они совместно редактировали, Russian Poetry: The Modern Period (1978, University of Iowa Press), a New York Times Известная книга года.

Затем, в феврале 1978 года, я занялся переводом Цветаевой, потому что:

…как анонимный член аудитории в Айова-Сити я имел возможность задать русскому поэту Иосифу Бродскому несколько вопросов об Анне Ахматовой — чья репутация остается шире, чем у Цветаевой. Ахматова и Бродский познакомились в Москве, когда она была очень старой женщиной, а он молодым человеком. Он признался, что они сплетничали, как это делают поэты, о других поэтах, но что Ахматова тогда «была ужасно смиренна». Она говорила, что «по сравнению с [Пушкиным] и Цветаевой я просто корова. Я корова», — так она говорила».0401 5

Я думаю теперь о том, что могла дать Цветаева ⁶, чтобы подслушивать тогда! Или позже, как Бродский дал свою рекомендацию к чтению в 1978 году:

Ну, если вы про ХХ век, я вам дам список поэтов. Ахматова, Мандельштам, Цветаева (а она, на мой взгляд, величайшая. Величайшим поэтом ХХ века была женщина). ⁷

Этот обмен любопытным образом согласуется с недавним сравнительным описанием Тэсс Галлахер различных притягательных качеств Ахматовой и Цветаевой:

Располагая обращение Цветаевой к современной американской поэзии современности и ко мне 1970-х годов, я считаю, что она была более опасной и неповоротливой моделью по сравнению с Ахматовой, ставшей для нас столь важной как знак статуса в условиях политических и эмоциональных принуждение, привлекая таких переводчиков, как Джейн Кеньон, чью собственную работу Ахматова воодушевила. ⁸

Прямые ответы Бродского на мои вопросы с места пробудили во мне раннее желание написать Цветаеву на английском языке, которая послужила бы моему собственному и следующему поколению американских поэтов, перевод, который позволил бы Цветаевой «носить Она вполне могла бы дать нам статус англичанки, если бы писала по-английски». ⁹

С 1978 года я продолжал работать над чтением и переводом Цветаевой, принимая ответы Бродского как своего рода задание, почти сорок лет… мой сын из его детского аутизма. Каким эмоциональным был день поздней осени 2005 года, когда выздоровление моего сына от аутизма казалось безопасным, когда я принесла свою большую поэтическую библиотеку, свои маленькие красные тетрадки и словари из подвала, где я загнала их в туго заклеенные скотчем комнаты. ящики, чтобы они не представляли никакого конкурирующего искушения для внимания, которого требовали выздоровление и специальное образование моего сына.

Гостеприимные монахи-бенедиктинцы из Университета Св. Иоанна в Колледжвилле, Миннесота, которые дали моему сыну строгое академическое образование в средней школе, любезно открывали для меня там свой монастырь каждые выходные, предоставив мне свободную монашескую келью — место, где я могу снова начать писать .

В будние и судебные дни я возобновил таскание своего трижды перешитого Оксфордского русско-английского словаря и маленьких красных кротовых тетрадей из здания суда в здание суда по пяти округам Северо-Восточной Айовы, работая урывками в ожидании своего назначенного адвоката. слушания и дела, которые должны быть созваны — судебный процесс подобен войне: поторопитесь и подождите. То, чем ты занимаешься во время ожидания, — это другая жизнь…

Публикация переводов трех более длинных стихотворений как , включенных в этот сборник, быстро последовала в 2006, 2007, 2009 и 2013 годах в New England Review (под редакцией К. Дейла Янга), The Hudson Review ( под редакцией Паулы Дитц) и в брошюре издательства Adastra Press (под редакцией Гэри Метраса).

Перевод «Поэмы конца» впервые появился в 60 ^th Anniversary edition The Hudson Review (номинирован на премию Pushcart Prize), а затем был включен в Недавно опубликованная антология The Hudson Review , основанная на шестидесятилетнем опыте их переводческих публикаций, Poets Translate Poets (Syracuse: 2013) в самой выдающейся компании — как поэтов, так и переводчиков.

Потом Стефан Дельбос, редактор интернет-журнала BODY , живущий и работающий в Праге, однажды ни с того ни с сего позвонил мне, чтобы спросить, не являюсь ли я «той Мэри Джейн Уайт, которая переводит Цветаеву», и его звонок в конце концов привел к Обзор Хадсона , позволяющее Дельбосу включить мой перевод «Поэмы конца» в свою антологию, «С террасы в Праге: Антология пражской поэзии » (Univerzita Karlova v Praze: 2011), а также моему путешествию в Прагу, чтобы прочесть «Поэма Конца», спонсируемая ТЕЛО и маленьким и милым Цветаевским Центром.

Зимняя Прага была именно такой, какой я ее себе представлял — ну, в любом путешествии вы приносите свои собственные глаза и ожидания, — но я смог пройтись по окрестностям и мостам Праги и провести день в любимом Цветаевой кафе «Славия» на у подножия Карлова моста разговаривал с русскими студентами и слушал, как Цветаева читала мне по-русски.

Какая большая честь была для попробовать перевести Цветаеву!

Начиная с ее ранних циклов, «Мили I и II»: ¹⁰

[м]ой подход к переводу Цветаевой заключался в том, чтобы произвести точную дословную версию, которая не была бы болезненной или неудобной для чтения носителем американского языка. В начале процесса я просмотрел каждое слово в Оксфордском русско-английском словаре и отметил каждое значение работы и каждую идиому, в которой оно, как сообщается, используется. Эта часть перевода так же привлекательна для меня, как кроссворды для других людей; это как вязание или заполнение налоговых деклараций. Он производит спокойное опьянение словом или числом. Моя цель при этом состоит в том, чтобы путем осмоса получить верное ощущение фактуры того особого языка, который выбрала Цветаева, фактуры, если хотите, ее дикции. Это медленное знакомство и записи, к которым я возвращаюсь, помогают мне сделать верный выбор среди различных значений каждого отдельного слова.

Я стараюсь, чтобы материал одной строки ограничивался одной строкой перевода, чтобы максимально сохранить темп оригинала. Это вовсе не оригинальная идея. Будучи студентом Рид-колледжа в Портленде, штат Орегон, я часто ездил в Ванкувер, штат Вашингтон, чтобы навестить Мэри Барнард, замечательную переводчицу Сапфо. Именно она убедила меня в ценности этого общего правила верности и указала мне, как сохранение темпа оригинала полезно для воспроизведения его тона. Подумайте о том, как ускорение или замедление фильма создает общий комический или лирический эффект. В интересах сохранения этой верности темпу и тону я стараюсь не пропускать и не дополнять. Цветаева может быть очень сокращенной и резкой в оригинале. Она будет страдать от «добавленного объяснения».

Я не пытался переводить в рифму или метр, хотя стихи Цветаевой рифмованы и метричны с той же свежей и удивительной близостью, скажем, Эзры Паунда в Хью Селвине Моберли. Замечено, что по крайней мере рифмовать по-русски гораздо легче, чем по-английски. Отчасти это связано с тем, что русский язык является флективным. Эта интонация также приводит к большему разнообразию и слоговой глубине рифмы и ассонанса, чем в английском языке — рифма может охватывать до трех слогов, а ассонанс может быть обнаружен на ударной гласной или гласном звуке на три слога вглубь рифмующегося. слова. Итак, когда вы читаете, вы должны думать обо всем этом как о недостающем. ¹¹

Вот как цветаевский русский критик Карлинский описывает недостающее в этих переводах:

Уже в 1922 г. важность хориамба для преследующего эффекта ее метрических узоров: «[Импульс вперед] поражает пластичностью своих жестов . ..; и хориамб (—У-У-), которым великолепно владеет Цветаева, есть послушное выражение этого [порыва вперед]. Как в Пятой симфонии Бетховена сердце бьется в хориамбических тактах, так и здесь возникает хориамбический лейтмотив, который становится осязаемым мелодическим жестом, интегрированным в различные ритмы. подчеркнул, а второй и третий нет. В традиционном русском стихосложении такая последовательность встречалась в редких случаях замены хореи ямбическими строками и наоборот. У него никогда не было самостоятельного существования. В После России … Цветаева сделала хориамб своим основным метрическим строительным блоком, используя его либо в чистом виде, либо в различных логаэдических смесях с ямбами или хореями …. [T] Огромная распространенность таких метров в После России вот что придает стихам этого сборника небывалую звучность». ¹²

А вот как русский читатель Цветаевой Бродский описывает то, чего не хватает в этих переводах:

Перенасыщенная ударениями, гармония цветаевского стиха непредсказуема; она больше склоняется к хореям и дактилям, чем к достоверности ямба. ¹³ Начало ее строк скорее хореическое, чем ударное, а окончания скорбные, дактилические. Трудно найти другого поэта, который так умело и обильно использовал цезуру и усеченные стопы. По форме Цветаева значительно интереснее всех своих современников, в том числе и футуристов, а ее рифмы изобретательнее, чем у Пастернака. Но самое главное, что ее технические достижения не были продиктованы формальными исследованиями, а являются побочными продуктами, т. е. естественными эффектами, речи, для которой самым значительным является ее предмет. ¹⁴

Несмотря на то, чего не хватает, я постарался сохранить речь Цветаевой, ее голос и сюжеты. И, за очень редкими исключениями, эти переводы сохраняют цветаевскую «более эксцентричную пунктуацию, используемую для выражения гиперболы ее поэзии и функционирующую в ее произведениях как активный формальный маркер для точного измерения ее эмоций». ¹⁵ Как заметила поэтесса Тесс Галлахер, «Множество тире и восклицаний — важная музыкальная партитура» Цветаевой, ¹⁶ «Цветаевский знак равенства (или неравенства) — тире — разделяет [слова] больше, чем запятая» (17)

Иногда Цветаева использует значительный enjambment (как и Рильке по-немецки в своих ранних работах, с которыми она была хорошо знакома до 1926 года), поэтому, несмотря на использование ею рифмы и размера, «мысль имеет тенденцию двигаться дальше конечной строки, завершаться в беспокойной паузе в середине строки, а затем устремляется вперед». ¹⁸ Как заметил Иосиф Бродский: «Нам не нужно далеко ходить» в поисках «ее подписи, ее отпечатка пальца» «enjambment, проходящего через вторую, третью и четвертую строки Новогоднее «Новогодний»]. ¹⁹

Он добавляет:

Но, возможно, именно из-за частоты [употребления enjambment] этот прием недостаточно удовлетворял ее, и она почувствовала необходимость «оживить» его скобками — этой минимизированной формой. лирического отступления. (Вообще Цветаева, как никто другой, баловалась использованием типографских средств выражения придаточных сторон речи). ²⁰

Еще одна подпись Цветаевой на заметку Бродскому — «русский придаточный, поставленный на службу кальвинизму… Кальвинизм в объятиях этого придаточного… [так] кажется, нет более увлекательного, более емкая и более естественная для самоанализа форма, чем та, что встроена в многоступенчатый синтаксис русского сложного предложения». ²¹

При выполнении этих переводов невозможно было избежать осознания того, что Цветаева часто использует полисемию: «Ее виртуозное манипулирование контекстом и ассоциативная способность языка позволяют ей весьма специфическим образом задействовать в своих текстах множество значений. ». ²² В качестве одного примечательного примера см. мастерское использование Цветаевой телеграфных проводов или «линий», чьи провисания от полюса к полюсу являются «вздохами» вдоль железнодорожных «сервитутов» в ее вызывающем восхищение раннепражском цикле стихов Пастернаку: или использование ею «труб» и «дымовых труб» (одно и то же слово по-русски) в «О заводах».

И везде и всегда есть ее чистая радость в звуке — ее особая мелопея — которая иногда просвечивает (если повезет), как в этом маленьком раннем заклинании, вытянутом из ее гребня:

Слегка проведите пальцем — Щелкающее глиссандо

Только обо мне и обо мне. ²³

В этих переводах, таких как перевод Рильке Стивена Митчелла ²⁴ , работая как можно ближе к сохранению содержательной целостности ее строк, ее переносов, скобок, тире и будучи чувствительным к ее моделям полисемии, и звуковой паттерн, я попытался «точно передать» «собственную скульптурную артикуляцию» Цветаевой, чтобы читатели-англоязычные читатели могли ощутить» ее «внутреннее стилистическое развитие» и ее способы использования поэтической линии и «бесконечного подчиненного пункт». ²⁵ Когда я работал над окончательными набросками, это стало главной трудностью в борьбе с цветаевским ангелом, постепенно разрешилось и остановилось, создавая, надеюсь, точно структурированные, последовательные переводы, которые, по сути, сохраняют Цветаеву . логопея .

То, что на первый взгляд кажется противоречиями и несоответствиями, на самом деле является результатом ее строго контролируемого использования контрастов, парадоксов и противопоставлений. В ее по существу гегелевском подходе оппозиции не просто синтезируются, но вместо этого показываются как продукты ограниченной перспективы, которая ускользает, когда оппозиция оказывается достаточно далеко, чтобы выявить ее ограничения». ²⁶

Общефилософские представления, которыми наполнена поэзия Цветаевой, находят точное, конкретное выражение в творческом материале — от мельчайших подробностей и текстовых приемов отдельных стихотворений до упорядоченности целых сборников. Мы не должны позволять ее дионисийской поверхности ослеплять нас. Эмоциональная напряженность, которой Цветаева достигает в своих стихах, является продуктом очень последовательного перевода больших поэтических проблем в технические средства поэзии. Чтобы оценить эту последовательность в ее творчестве, нужно признать Цветаеву как серьезного, интеллектуально ответственного мыслителя, чьи авангардные произведения документируют систематическое и постоянное обращение к фундаментальным вопросам поэтического дискурса. ²⁷

Определение поэта и возникающей поэзии… применяется систематически и с безупречной последовательностью в впечатляющей демонстрации возможностей аналогического мышления, которое в системе Цветаевой вытесняет логическое. ²⁸

В самом начале перевода Цветаевой мне посчастливилось воспользоваться помощью преданного Цветаевой редактора вариорумного издания, покойного Александра «Саши» Сумеркина. При работе над этими более новыми переводами Сумеркиным были написаны научные заметки, написанные для каждого из этих текстов и стихов, как , включенных в русское издание собрания стихов и прозы Цветаевой, были мне полезными помощниками, но далеко не такими полезными, как сам Саша, когда он был жив, часто звонил по телефону, писал письма и записки с разъяснениями и поддержкой заблаговременно. наши встречи по телефону, поскольку он и я вместе работали над «Майлами I и II», и над моей коллекцией заметок для возможного перевода «Новогоднего», включенного сюда.

Для последних переводов с После России и три длинные поэмы , такие как «Поэма Горы», «Поэма Конца» и «Новый год», я следовал тем же процедурам подготовки, что и раньше, с теми же целями, что и фундаментальная работа к чтению. Стихи Цветаевой — как один поэт читает другого. В этих более поздних переводах я чувствовал себя немного более уверенно, добавляя очевидные притяжательные местоимения и местоимения (не всегда явно необходимые в русском языке), чтобы поддержать мое прочтение любого данного стихотворения в целом. Итак, эти переводы возникают, отбрасываются, как остаток моего чтения. Я верю, что остаток моего прочтения — как один поэт, надеющийся прочесть другого, — это подарок моим читателям на английском языке, которые в противном случае не имели бы возможности услышать что-нибудь из собственного (еще скрытого) русского голоса Цветаевой.

1. «Перевод тонкого избытка духа в Марине Цветаевой», Найдан, указ. соч., 9-13.
2. Владимир Марков и Меррилл Спаркс, Современная русская поэзия, антология со стихотворными переводами (Нью-Йорк: The Bobbs-Merill Company, Inc., 1966), 429-449.
3. «Воплощение прекрасного избытка духа у Марины Цветаевой», Найдан, указ. cit., 11.
4. Там же.
5. Обзор Айовы 9 (4): 4-5.
6. Там же.
7. Там же.
8. «Воплощение прекрасного избытка духа у Марины Цветаевой», Найдан, указ. cit., 11.
9. Там же, 13.
10. Мэри Джейн Уайт, От звездного неба к звездному небу, Стихи Мэри Джейн Уайт с переводами Марины Цветаевой (Стивенс-Пойнт, Висконсин: Holy Cow! Press, 1988 ), 49-92.
11. Из «Переводчика после», Уиллоу-Спрингс , № 20, весна 1987, к моему переводу Цветаевой
цикла «Вехи II».
12. Саймон Карлински, Марина Цветаева: Женщина, ее мир и ее поэзия (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1985), 185-186.