И смерть и ад со всех сторон: Полтава (Пушкин)/Песнь третья — Викитека

Полтава (Пушкин)/Песнь третья — Викитека

‎ Души глубокая печаль
Стремиться дерзновенно в даль
Вождю Украйны не мешает.
Твердея в умысле своем,
Он с гордым шведским королем
Свои сношенья продолжает.
Меж тем, чтоб обмануть верней
Глаза враждебного сомненья,
Он, окружась толпой врачей,
10 На ложе мнимого мученья
Стоная молит исцеленья.
Плоды страстей, войны, трудов,
Болезни, дряхлость и печали,
Предтечи смерти, приковали
Его к одру. Уже готов
Он скоро бренный мир оставить;
Святой обряд он хочет править,
Он архипастыря зовет
К одру сомнительной кончины;
20 И на коварные седины
Елей таинственный течет.

‎ Но время шло. Москва напрасно
К себе гостей ждала всечасно,
Средь старых, вражеских могил
Готовя шведам тризну тайну.
Незапно Карл поворотил
И перенес войну в Украйну.

‎ И день настал. Встает с одра
Мазепа, сей страдалец хилый,
30 Сей труп живой, еще вчера
Стонавший слабо над могилой.
Теперь он мощный враг Петра.

Теперь он, бодрый, пред полками
Сверкает гордыми очами
И саблей машет — и к Десне
Проворно мчится на коне.
Согбенный тяжко жизнью старой,
Так оный хитрый кардинал,
Венчавшись римскою тиарой,
40 И прям, и здрав, и молод стал.

‎ И весть на крыльях полетела.
Украйна смутно зашумела:
«Он перешел, он изменил,
К ногам он Карлу положил
Бунчук покорный». Пламя пышет,
Встает кровавая заря
Войны народной.

Кто опишет
Негодованье, гнев царя?²⁶
Гремит анафема в соборах;
50 Мазепы лик терзает кат.²⁷
На шумной раде, в вольных спорах
Другого гетмана творят.
С брегов пустынных Енисея
Семейства Искры, Кочубея
Поспешно призваны Петром.
Он с ними слезы проливает.
Он их, лаская, осыпает
И новой честью и добром.
Мазепы враг, наездник пылкий,
60 Старик Палей из мрака ссылки
В Украйну едет в царский стан.
Трепещет бунт осиротелый.

На плахе гибнет Чечель²⁸ смелый
И запорожский атаман.
И ты, любовник бранной славы,
Для шлема кинувший венец,
Твой близок день, ты вал Полтавы
Вдали завидел наконец.

‎ И царь туда ж помчал дружины.
70 Они как буря притекли —
И оба стана средь равнины
Друг друга хитро облегли.
Не раз избитый в схватке смелой,
Заране кровью опьянелый,
С бойцом желанным наконец
Так грозный сходится боец.
И злобясь видит Карл могучий
Уж не расстроенные тучи
Несчастных нарвских беглецов,
80 А нить полков блестящих, стройных
Послушных, быстрых и спокойных,
И ряд незыблемый штыков.

‎ Но он решил: заутра бой.
Глубокой сон во стане шведа.
Лишь под палаткою одной
Ведется шопотом беседа.

‎ «Нет, вижу я, нет, Орлик мой,
Поторопились мы некстати:
Расчет и дерзкой и плохой,
90 И в нем не будет благодати.
Пропала, видно, цель моя.
Что делать? Дал я промах важный:

Ошибся в этом Карле я.
Он мальчик бойкой и отважный;
Два-три сраженья разыграть,
Конечно, может он с успехом,
К врагу на ужин прискакать,²⁹
Ответствовать на бомбу смехом,³⁰
Не хуже русского стрелка
100 Прокрасться в ночь ко вражью стану;
Свалить как нынче казака
И обменять на рану рану;³¹
Но не ему вести борьбу
С самодержавным великаном:
Как полк, вертеться он судьбу
Принудить хочет барабаном;
Он слеп, упрям, нетерпелив,
И легкомыслен, и кичлив,
Бог весть какому счастью верит;
110 Он силы новые врага
Успехом прошлым только мерит —
Сломить ему свои рога.
Стыжусь: воинственным бродягой
Увлекся я на старость лет;
Был ослеплен его отвагой
И беглым счастием побед,
Как дева робкая.»

Орлик.

Сраженья
Дождемся. Время не ушло
С Петром опять войти в сношенья:
120 Еще поправить можно зло.
Разбитый нами, нет сомненья,

Царь не отвергнет примиренья.

Мазепа.

Нет, поздно. Русскому царю
Со мной мириться невозможно.
Давно решилась непреложно
Моя судьба. Давно горю
Стесненной злобой. Под Азовым
Однажды я с царем суровым
Во ставке ночью пировал:
130 Полны вином кипели чаши,
Кипели с ними речи наши.
Я слово смелое сказал.
Смутились гости молодые…
Царь, вспыхнув, чашу уронил
И за усы мои седые
Меня с угрозой ухватил.
Тогда, смирясь в бессильном гневе,
Отмстить себе я клятву дал;
Носил ее — как мать во чреве
140 Младенца носит. Срок настал.
Так, обо мне воспоминанье
Хранить он будет до конца.
Петру я послан в наказанье;
Я терн в листах его венца:
Он дал бы грады родовые
И жизни лучшие часы,
Чтоб снова как во дни былые
Держать Мазепу за усы.
Но есть еще для нас надежды:
150 Кому бежать, решит заря.

‎ Умолк и закрывает вежды
Изменник русского царя.

‎ Горит восток зарею новой.

Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
Полки ряды свои сомкнули.
В кустах рассыпались стрелки.
160 Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твердостью своею
Ее стремление крепит.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там,
170 Но явно счастье боевое
Служить уж начинает нам.
Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины;
Сдается пылкой Шлипенбах.
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
180 Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,

Он весь, как божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
190 Почуя роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.

‎ Уж близок полдень. Жар пылает.
Как пахарь, битва отдыхает.
Кой-где гарцуют казаки.
Ровняясь строятся полки.
Молчит музыка боевая.
На холмах пушки присмирев
200 Прервали свой голодный рев.
И се — равнину оглашая
Далече грянуло ура:
Полки увидели Петра.

‎ И он промчался пред полками,
Могущ и радостен как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного
210 В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.

‎ И перед синими рядами
Своих воинственных дружин,
Несомый верными слугами,
В качалке, бледен, недвижим,

220 Страдая раной, Карл явился.
Вожди героя шли за ним.
Он в думу тихо погрузился.
Смущенный взор изобразил
Необычайное волненье.
Казалось, Карла приводил
Желанный бой в недоуменье…
Вдруг слабым манием руки
На русских двинул он полки.

‎ И с ними царские дружины
230 Сошлись в дыму среди равнины:
И грянул бой, Полтавской бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,
Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей,
Браздами, саблями звуча,
Сшибаясь, рубятся с плеча.
Бросая груды тел на груду,
240 Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский — колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон.

‎ Среди тревоги и волненья
На битву взором вдохновенья
Вожди спокойные глядят,
250 Движенья ратные следят,

Предвидят гибель и победу
И в тишине ведут беседу.
Но близ московского царя
Кто воин сей под сединами?
Двумя поддержан казаками,
Сердечной ревностью горя,
Он оком опытным героя
Взирает на волненье боя.
Уж на коня не вскочит он,
260 Одрях в изгнанье сиротея,
И казаки на клич Палея
Не налетят со всех сторон!
Но что ж его сверкнули очи,
И гневом, будто мглою ночи,
Покрылось старое чело?
Что возмутить его могло?
Иль он, сквозь бранный дым, увидел
Врага Мазепу, и в сей миг
Свои лета возненавидел
270 Обезоруженный старик?

Казак на гетмана стремился
Сквозь битву с саблею в руках,
С безумной яростью в очах.
Старик, подъехав, обратился
К нему с вопросом. Но казак
Уж умирал. Потухший зрак
Еще грозил врагу России;
290 Был мрачен помертвелый лик,
И имя нежное Марии
Чуть лепетал еще язык.

‎ Но близок, близок миг победы.
Ура! мы ломим; гнутся шведы.
О славный час! о славный вид!
Еще напор — и враг бежит.³²
И следом конница пустилась,
Убийством тупятся мечи,
И падшими вся степь покрылась
300 Как роем черной саранчи.

‎ Пирует Петр. И горд и ясен
И славы полон взор его,
И царской пир его прекрасен.
При кликах войска своего,
В шатре своем он угощает
Своих вождей, вождей чужих,
И славных пленников ласкает,
И за учителей своих
Заздравный кубок подымает.

310 ‎ Но где же первый, званый гость?
Где первый, грозный наш учитель,
Чью долговременную злость
Смирил полтавский победитель?

И где ж Мазепа? где злодей?
Куда бежал Иуда в страхе?
Зачем король не меж гостей?
Зачем изменник не на плахе?³³

‎ Верхом, в глуши степей нагих,
Король и гетман мчатся оба.
320 Бегут. Судьба связала их.
Опасность близкая и злоба
Даруют силу королю.
Он рану тяжкую свою
Забыл. Поникнув головою,
Он скачет, русскими гоним,
И слуги верные толпою
Чуть могут следовать за ним.

‎ Обозревая зорким взглядом
Степей широкой полукруг,
330 С ним старый гетман скачет рядом.
Пред ними хутор… Что же вдруг
Мазепа будто испугался?
Что мимо хутора помчался
Он стороной во весь опор?
Иль этот запустелый двор,
И дом, и сад уединенный,
И в поле отпертая дверь
Какой-нибудь рассказ забвенный
Ему напомнили теперь?
340 Святой невинности губитель!
Узнал ли ты сию обитель,
Сей дом, веселый прежде дом,
Где ты, вином разгоряченный,
Семьей счастливой окруженный,
Шутил бывало за столом?

Узнал ли ты приют укромный,
Где мирный ангел обитал,
И сад, откуда ночью тёмной
Ты вывел в степь… Узнал, узнал!

350 ‎ Ночные тени степь объемлют.
На бреге синего Днепра
Между скалами чутко дремлют
Враги России и Петра.
Щадят мечты покой героя,
Урон Полтавы он забыл.
Но сон Мазепы смутен был.
В нем мрачный дух не знал покоя.
И вдруг в безмолвии ночном
Его зовут. Он пробудился.
360 Глядит: над ним, грозя перстом,
Тихонько кто-то наклонился.
Он вздрогнул как под топором…
Пред ним с развитыми власами,
Сверкая впалыми глазами,
Вся в рубище, худа, бледна,
Стоит, луной освещена…
«Иль это сон?… Мария… ты ли?»

Мария.

Ах, тише, тише, друг!… Сейчас
Отец и мать глаза закрыли…
370 Постой… услышать могут нас.

Мазепа.

Мария, бедная Мария!
Опомнись! Боже!… Что с тобой?

Мария.

Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
380 Подумай: эта голова
Была совсем не человечья,
А волчья — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?

С горестью глубокой
Любовник ей внимал жестокой.
Но, вихрю мыслей предана,
390 «Однако ж, — говорит она, —
Я помню поле… праздник шумный…
И чернь… и мертвые тела…
На праздник мать меня вела…
Но где ж ты был?… С тобою розно
Зачем в ночи скитаюсь я?
Пойдем домой. Скорей… уж поздно.
Ах, вижу, голова моя
Полна волнения пустого:
Я принимала за другого
400 Тебя, старик. Оставь меня.
Твой взор насмешлив и ужасен.
Ты безобразен. Он прекрасен:
В его глазах блестит любовь,
В его речах такая нега!
Его усы белее снега,
А на твоих засохла кровь!…»

‎И с диким смехом завизжала,
И легче серны молодой
Она вспрыгнула, побежала
410 И скрылась в темноте ночной.

‎Редела тень. Восток алел.
Огонь казачий пламенел.
Пшеницу казаки варили;
Драбанты у брегу Днепра
Коней расседланных поили.
Проснулся Карл. «Ого! пора!
Вставай, Мазепа. Рассветает.»
Но гетман уж не спит давно.
Тоска, тоска его снедает;
420 В груди дыханье стеснено.
И молча он коня седлает,
И скачет с беглым королем,
И страшно взор его сверкает,
С родным прощаясь рубежом.

‎Прошло сто лет — и что ж осталось
От сильных, гордых сих мужей,
Столь полных волею страстей?
Их поколенье миновалось —
И с ним исчез кровавый след
430 Усилий, бедствий и побед.
В гражданстве северной державы,
В ее воинственной судьбе,
Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
Огромный памятник себе.
В стране — где мельниц ряд крылатый
Оградой мирной обступил
Бендер пустынные раскаты,
Где бродят буйволы рогаты
Вокруг воинственных могил, —
440 Останки разоренной сени,
Три углубленные в земле
И мхом поросшие ступени
Гласят о шведском короле.
С них отражал герой безумный,
Один в толпе домашних слуг,
Турецкой рати приступ шумный,
И бросил шпагу под бунчук;
И тщетно там пришлец унылый
Искал бы гетманской могилы:
450 Забыт Мазепа с давних пор!
Лишь в торжествующей святыне
Раз в год анафемой доныне,
Грозя, гремит о нем собор.
Но сохранилася могила,
Где двух страдальцев прах почил;
Меж древних праведных могил
Их мирно церковь приютила.³⁴
Цветет в Диканьке древний ряд
Дубов, друзьями насажденных;
460 Они о праотцах казненных
Доныне внукам говорят.
Но дочь преступница… преданья
Об ней молчат. Ее страданья,
Ее судьба, ее конец
Непроницаемою тьмою
От нас закрыты. Лишь порою
Слепой украинский певец,
Когда в селе перед народом
Он песни гетмана бренчит,
470 О грешной деве мимоходом
Казачкам юным говорит.

Песнь третья, Полтава

Души глубокая печаль
Стремиться дерзновенно в даль
Вождю Украйны не мешает.
Твердея в умысле своем,
Он с гордым шведским королем
Свои сношенья продолжает.
Меж тем, чтоб обмануть верней
Глаза враждебного сомненья,
Он, окружась толпой врачей,
На ложе мнимого мученья
Стоная молит исцеленья.
Плоды страстей, войны, трудов,
Болезни, дряхлость и печали,
Предтечи смерти, приковали
Его к одру. Уже готов
Он скоро бренный мир оставить;
Святой обряд он хочет править,
Он архипастыря зовет
К одру сомнительной кончины;
И на коварные седины
Елей таинственный течет.

‎ И день настал. Встает с одра
Мазепа, сей страдалец хилый,
Сей труп живой, еще вчера
Стонавший слабо над могилой.
Теперь он мощный враг Петра.
Теперь он, бодрый, пред полками
Сверкает гордыми очами
И саблей машет — и к Десне
Проворно мчится на коне.
Согбенный тяжко жизнью старой,
Так оный хитрый кардинал,
Венчавшись римскою тиарой,
И прям, и здрав, и молод стал.

Кто опишет
Негодованье, гнев царя?
Гремит анафема в соборах;
Мазепы лик терзает кат.
На шумной раде, в вольных спорах
Другого гетмана творят.
С брегов пустынных Енисея
Семейства Искры, Кочубея
Поспешно призваны Петром.
Он с ними слезы проливает.
Он их, лаская, осыпает
И новой честью и добром.
Мазепы враг, наездник пылкий,
Старик Палей из мрака ссылки
В Украйну едет в царский стан.
Трепещет бунт осиротелый.
На плахе гибнет Чечель28 смелый
И запорожский атаман.
И ты, любовник бранной славы,
Для шлема кинувший венец,
Твой близок день, ты вал Полтавы
Вдали завидел наконец.

‎ И царь туда ж помчал дружины.
Они как буря притекли —
И оба стана средь равнины
Друг друга хитро облегли.
Не раз избитый в схватке смелой,
Заране кровью опьянелый,
С бойцом желанным наконец
Так грозный сходится боец.
И злобясь видит Карл могучий
Уж не расстроенные тучи
Несчастных нарвских беглецов,
А нить полков блестящих, стройных
Послушных, быстрых и спокойных,
И ряд незыблемый штыков.

‎ Но он решил: заутра бой.
Глубокой сон во стане шведа.
Лишь под палаткою одной
Ведется шопотом беседа.

‎ «Нет, вижу я, нет, Орлик мой,
Поторопились мы некстати:
Расчет и дерзкой и плохой,
И в нем не будет благодати.
Пропала, видно, цель моя.
Что делать? Дал я промах важный:
Ошибся в этом Карле я.
Он мальчик бойкой и отважный;
Два-три сраженья разыграть,
Конечно, может он с успехом,
К врагу на ужин прискакать,
Ответствовать на бомбу смехом,
Не хуже русского стрелка
Прокрасться в ночь ко вражью стану;
Свалить как нынче казака
И обменять на рану рану;
Но не ему вести борьбу
С самодержавным великаном:
Как полк, вертеться он судьбу
Принудить хочет барабаном;
Он слеп, упрям, нетерпелив,
И легкомыслен, и кичлив,
Бог весть какому счастью верит;
Он силы новые врага
Успехом прошлым только мерит —
Сломить ему свои рога.
Стыжусь: воинственным бродягой
Увлекся я на старость лет;
Был ослеплен его отвагой
И беглым счастием побед,
Как дева робкая.»

Орлик.

Сраженья
Дождемся. Время не ушло
С Петром опять войти в сношенья:
Еще поправить можно зло.
Разбитый нами, нет сомненья,
Царь не отвергнет примиренья.

Мазепа.

Нет, поздно. Русскому царю
Со мной мириться невозможно.
Давно решилась непреложно
Моя судьба. Давно горю
Стесненной злобой. Под Азовым
Однажды я с царем суровым
Во ставке ночью пировал:
Полны вином кипели чаши,
Кипели с ними речи наши.
Я слово смелое сказал.
Смутились гости молодые…
Царь, вспыхнув, чашу уронил
И за усы мои седые
Меня с угрозой ухватил.
Тогда, смирясь в бессильном гневе,
Отмстить себе я клятву дал;
Носил ее — как мать во чреве
Младенца носит. Срок настал.
Так, обо мне воспоминанье
Хранить он будет до конца.
Петру я послан в наказанье;
Я терн в листах его венца:
Он дал бы грады родовые
И жизни лучшие часы,
Чтоб снова как во дни былые
Держать Мазепу за усы.
Но есть еще для нас надежды:
Кому бежать, решит заря.

‎ Умолк и закрывает вежды
Изменник русского царя.

‎ Горит восток зарею новой.
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
Полки ряды свои сомкнули.
В кустах рассыпались стрелки.
Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твердостью своею
Ее стремление крепит.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там,
Но явно счастье боевое
Служить уж начинает нам.
Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины;
Сдается пылкой Шлипенбах.
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
Почуя роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.

‎ Уж близок полдень. Жар пылает.
Как пахарь, битва отдыхает.
Кой-где гарцуют казаки.
Ровняясь строятся полки.
Молчит музыка боевая.
На холмах пушки присмирев
Прервали свой голодный рев.
И се — равнину оглашая
Далече грянуло ура:
Полки увидели Петра.

‎ И он промчался пред полками,
Могущ и радостен как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного
В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.

‎ И перед синими рядами
Своих воинственных дружин,
Несомый верными слугами,
В качалке, бледен, недвижим,
Страдая раной, Карл явился.
Вожди героя шли за ним.
Он в думу тихо погрузился.
Смущенный взор изобразил
Необычайное волненье.
Казалось, Карла приводил
Желанный бой в недоуменье…
Вдруг слабым манием руки
На русских двинул он полки.

‎ И с ними царские дружины
Сошлись в дыму среди равнины:
И грянул бой, Полтавской бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,
Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей,
Браздами, саблями звуча,
Сшибаясь, рубятся с плеча.
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский — колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон.

‎ Среди тревоги и волненья
На битву взором вдохновенья
Вожди спокойные глядят,
Движенья ратные следят,
Предвидят гибель и победу
И в тишине ведут беседу.
Но близ московского царя
Кто воин сей под сединами?
Двумя поддержан казаками,
Сердечной ревностью горя,
Он оком опытным героя
Взирает на волненье боя.
Уж на коня не вскочит он,
Одрях в изгнанье сиротея,
И казаки на клич Палея
Не налетят со всех сторон!
Но что ж его сверкнули очи,
И гневом, будто мглою ночи,
Покрылось старое чело?
Что возмутить его могло?
Иль он, сквозь бранный дым, увидел
Врага Мазепу, и в сей миг
Свои лета возненавидел
Обезоруженный старик?

‎ Мазепа, в думу погруженный,
Взирал на битву, окруженный
Толпой мятежных казаков,
Родных, старшин и сердюков.
Вдруг выстрел. Старец обратился.
У Войнаровского в руках
Мушкетный ствол еще дымился.
Сраженный в нескольких шагах,
Младой казак в крови валялся,
А конь, весь в пене и пыли,
Почуя волю, дико мчался,
Скрываясь в огненной дали.
Казак на гетмана стремился
Сквозь битву с саблею в руках,
С безумной яростью в очах.
Старик, подъехав, обратился
К нему с вопросом. Но казак
Уж умирал. Потухший зрак
Еще грозил врагу России;
Был мрачен помертвелый лик,
И имя нежное Марии
Чуть лепетал еще язык.

‎ Но близок, близок миг победы.
Ура! мы ломим; гнутся шведы.
О славный час! о славный вид!
Еще напор — и враг бежит.
И следом конница пустилась,
Убийством тупятся мечи,
И падшими вся степь покрылась
Как роем черной саранчи.

‎ Но где же первый, званый гость?
Где первый, грозный наш учитель,
Чью долговременную злость
Смирил полтавский победитель?
И где ж Мазепа? где злодей?
Куда бежал Иуда в страхе?
Зачем король не меж гостей?
Зачем изменник не на плахе?

‎ Верхом, в глуши степей нагих,
Король и гетман мчатся оба.
Бегут. Судьба связала их.
Опасность близкая и злоба
Даруют силу королю.
Он рану тяжкую свою
Забыл. Поникнув головою,
Он скачет, русскими гоним,
И слуги верные толпою
Чуть могут следовать за ним.

‎ Обозревая зорким взглядом
Степей широкой полукруг,
С ним старый гетман скачет рядом.
Пред ними хутор… Что же вдруг
Мазепа будто испугался?
Что мимо хутора помчался
Он стороной во весь опор?
Иль этот запустелый двор,
И дом, и сад уединенный,
И в поле отпертая дверь
Какой-нибудь рассказ забвенный
Ему напомнили теперь?
Святой невинности губитель!
Узнал ли ты сию обитель,
Сей дом, веселый прежде дом,
Где ты, вином разгоряченный,
Семьей счастливой окруженный,
Шутил бывало за столом?
Узнал ли ты приют укромный,
Где мирный ангел обитал,
И сад, откуда ночью тёмной
Ты вывел в степь… Узнал, узнал!

‎ Ночные тени степь объемлют.
На бреге синего Днепра
Между скалами чутко дремлют
Враги России и Петра.
Щадят мечты покой героя,
Урон Полтавы он забыл.
Но сон Мазепы смутен был.
В нем мрачный дух не знал покоя.
И вдруг в безмолвии ночном
Его зовут. Он пробудился.
Глядит: над ним, грозя перстом,
Тихонько кто-то наклонился.
Он вздрогнул как под топором…
Пред ним с развитыми власами,
Сверкая впалыми глазами,
Вся в рубище, худа, бледна,
Стоит, луной освещена…
«Иль это сон?… Мария… ты ли?»

Мария.

Ах, тише, тише, друг!… Сейчас
Отец и мать глаза закрыли…
Постой… услышать могут нас.

Мазепа.

Мария, бедная Мария!
Опомнись! Боже!… Что с тобой?

Мария.

Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта голова
Была совсем не человечья,
А волчья — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?

С горестью глубокой
Любовник ей внимал жестокой.
Но, вихрю мыслей предана,
«Однако ж, — говорит она, —
Я помню поле… праздник шумный…
И чернь… и мертвые тела…
На праздник мать меня вела…
Но где ж ты был?… С тобою розно
Зачем в ночи скитаюсь я?
Пойдем домой. Скорей… уж поздно.
Ах, вижу, голова моя
Полна волнения пустого:
Я принимала за другого
Тебя, старик. Оставь меня.
Твой взор насмешлив и ужасен.
Ты безобразен. Он прекрасен:
В его глазах блестит любовь,
В его речах такая нега!
Его усы белее снега,
А на твоих засохла кровь!…»

‎И с диким смехом завизжала,
И легче серны молодой
Она вспрыгнула, побежала
И скрылась в темноте ночной.

‎Редела тень. Восток алел.
Огонь казачий пламенел.
Пшеницу казаки варили;
Драбанты у брегу Днепра
Коней расседланных поили.
Проснулся Карл. «Ого! пора!
Вставай, Мазепа. Рассветает.»
Но гетман уж не спит давно.
Тоска, тоска его снедает;
В груди дыханье стеснено.
И молча он коня седлает,
И скачет с беглым королем,
И страшно взор его сверкает,
С родным прощаясь рубежом.

‎Прошло сто лет — и что ж осталось
От сильных, гордых сих мужей,
Столь полных волею страстей?
Их поколенье миновалось —
И с ним исчез кровавый след
Усилий, бедствий и побед.
В гражданстве северной державы,
В ее воинственной судьбе,
Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
Огромный памятник себе.
В стране — где мельниц ряд крылатый
Оградой мирной обступил
Бендер пустынные раскаты,
Где бродят буйволы рогаты
Вокруг воинственных могил, —
Останки разоренной сени,
Три углубленные в земле
И мхом поросшие ступени
Гласят о шведском короле.
С них отражал герой безумный,
Один в толпе домашних слуг,
Турецкой рати приступ шумный,
И бросил шпагу под бунчук;
И тщетно там пришлец унылый
Искал бы гетманской могилы:
Забыт Мазепа с давних пор!
Лишь в торжествующей святыне
Раз в год анафемой доныне,
Грозя, гремит о нем собор.
Но сохранилася могила,
Где двух страдальцев прах почил;
Меж древних праведных могил
Их мирно церковь приютила.
Цветет в Диканьке древний ряд
Дубов, друзьями насажденных;
Они о праотцах казненных
Доныне внукам говорят.
Но дочь преступница… преданья
Об ней молчат. Ее страданья,
Ее судьба, ее конец
Непроницаемою тьмою
От нас закрыты. Лишь порою
Слепой украинский певец,
Когда в селе перед народом
Он песни гетмана бренчит,
О грешной деве мимоходом
Казачкам юным говорит.

Отрывок Полтава 7 класс (Гори восток зарею новою) Пушкин 🤓 [Есть ответ]

Горит восток зарею новой.

Уж на равнине, по холмам

Грохочут пушки. Дым багровый

Кругами всходит к небесам

Навстречу утренним лучам.

Полки ряды свои сомкнули.

В кустах рассыпались стрелки.

Катятся ядра, свищут пули;

Нависли хладные штыки.

Сыны любимые победы,

Сквозь огонь окопов рвутся

шведы;

Волнуясь, конница летит;

Пехота движется за нею

И тяжкой твердостью своею

Ее стремление крепит.

И битвы поле роковое

Гремит, пылает здесь и там,

Но явно счастье боевое

Служить уж начинает нам.

Пальбой отбитые дружины,

Мешаясь, падают во прах.

Уходит Розен сквозь

теснины;

Сдается пылкий Шлипенбах³.

Тесним мы шведов рать за

ратью;

Темнеет слава их знамен,

И бога браней благодатью

Наш каждый шаг запечатлен.

Тогда-то свыше

вдохновенный

Раздался звучный глас Петра:

«За дело, с богом!» Из шатра,

Толпой любимцев окруженный,

Выходит Петр. Его глаза

Сияют.Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он

прекрасен.

Он весь, как божия гроза.

Идет. Ему коня подводят.

Ретив и смирен верный конь.

Почуя роковой огонь,

Дрожит. Глазами косо водит

И мчится в прахе боевом,

Гордясь могущим седоком.

Уж близок полдень. Жар

пылает.

Как пахарь, битва отдыхает.

Кой-где гарцуют казаки.

Равняясь строятся полки.

Молчит музыка боевая.

На холмах пушки, присмирев.

Прервали свой голодный рев.

И се– равнину оглашая,

Далече грянуло ура:

Полки увидели Петра.

И он промчался пред

полками, Могущ и радостен как бой.

Он поле пожирал очами.

За ним вослед неслись толпой

Сии птенцы гнезда

Петрова –

В переменах жребия земного,

В трудах державства и войны

Его товарищи, сыны:

И Шереметев благородный,

И Брюс, и Боур, и Репнин,

И, счастья баловень безродный,

Полудержавный властелин.

И перед синими рядами

Своих воинственных дружин,

Несомый верными слугами,

В качалке, бледен, недвижим.

Страдая раной, Карл¹

явился.

Вожди героя шли за ним.

Он в думу тихо погрузился.

Смущенный взор изобразил

Необычайное волненье.

Казалось, Карла приводил

Желанный бой в недоуменье…

Вдруг слабым манием руки²

На русских двинул он полки.

И с ними царские дружины

Сошлись в дыму среди

равнины;

И грянул бой, Полтавский бой!

В огне, под градом

раскаленным.

Стеной живою отраженным,

Над падшим строем свежий

строй

Штыки смыкает.

Тяжкой тучей Отряды конницы летучей,

Браздами³, саблями звуча,

Сшибаясь, рубятся сплеча,

Бросая груды тел на груду,

Шары чугунные повсюду

Меж ними прыгают, разят,

Прах роют и в крови шипят.

Швед, русский – колет, рубит,

режет.

Бой барабанный, клики,

скрежет.

Гром пушек, топот, ржанье,

стон,

И смерть и ад со всех сторон

…Но близок, близок миг

победы.

Ура! мы ломим; гнутся шведы.

О славный час! о славный вид!

Еще напор – и враг бежит.

И следом конница

пустилась.

Убийством тупятся мечи,

И падшими вся степь

покрылась. Как роем черной саранчи.

Пирует Петр. И горд, и ясен,

И славы полон взор его.

И царский пир его прекрасен

При кликах войска своего,

В шатре своем он угощает

Своих вождей, вождей чужих,

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих

Заздравный кубок поднимает…

Откровение ап. Иоанна Богослова 20 глава 13 стих — Откр 20:13

Те, кто не верит в воскресение тел, питают презрение к нам и к нашему догмату, который гласит, что эти же самые тела восстанут вновь — будто бы это не только труднодостижимо, но и вообще невозможно. И говорят, дескать, всякое из земных тел состоит из четырех элементов — огня, воды, земли, воздуха; и, разумеется, тела, подверженные разрушению в результате смерти, возвращаются в то, из чего исходно состояли. Таким образом, то, что в нас огненное, отходит в природный и всеобщий огонь, а что водное — в воду, и остальные двое элементов — в то, что присуще им. Стало быть, раз они были смешаны и слиты по веществу, то как возможно, чтобы то, что стало нераздельным путем соединения [элементов] , было возвращено, по вашим словам, каждому из тел, разве только если вы не станете утверждать, будто вместо одних [тел] воскреснут другие? В ответ им можно привести божественное Писание: заблуждаетесь, не зная силы Божией (29 Иисус сказал им в ответ: заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божией,Мф. 22:29), по Чьей воле все начало быть, и только Его изволение есть исполненное дело, как и говорилось выше. Ибо что легче — произвести сущности из несущего или, когда они уже произведены и соединены сами с собой или с другими, снова их разъединить и каждой назначить то, что ей присуще? Ведь последнее и мы совершаем, нередко по определенному искусству выделяя вино, прежде смешанное с водой. Но также и солнце вытягивает из моря [вещество] нежное и приятное посредством облаков и испарения, а оставляет грубое землистое, неприятное и горькое. Конечно же, первоочевидно, что только Бог может исполнить все, что задумывает. Следовательно, если Бог произвел несущее в бытие, то чем не легче Ему одним решением воли разделить то, что было полностью смешано из элементов, и каждому телу уделить свойственное ему, пусть даже и невозможно людям это осуществить? Настоящий стих книги Откровения представляет нам это замечательное учение, глася: отдало море мертвых, бывших в нем. То, что это море, водное начало, обозначает всякую влажную сущность. Стало быть, говорится, что влажная сущность отдала то, что в ней было примешано от влажности человеческих тел. Сказано: и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них. Смертью названа земля в соответствии с тем, что в ней разлагаются наши тела; почему и божественный пророк называет смерть описательно перстью смертной, когда говорит: и Ты свел меня к персти смертной (16 Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной.Пс. 21:16). Поэтому и земля отдала всецело то, что в ней было от нашего земного вещества. К тому же и ад отдал мертвых, которые были в нем; под адом имеется в виду воздух и огонь, исходя из того, что они незримы и безвидны. Ибо и воздух достигает безвидности по своей тонкости, если только он не сгущен, и огонь не имеет вида, пока скрадывается в веществе, если только не вырвется наружу от него пламя. Но и огненное начало, эфир, не предстает перед нами видимым образом, будучи затененным из-за промежуточной пелены воздушной массы. Или, повидимому, адом Иоанн называет огонь из-за того, что он губит и уничтожает из виду то, на что находит. Почему многие речения и именуют его неведомым. Итак, когда каждый из элементов отдает то, что было в нем от сложного состава человека, происходит воскресение.

Источник

Комментарий на Откровение. TLG 2866.001, 229.1-231.1.

Творческий конкурс «Бородино». Работа — «И смерть, и ад со всех сторон». Автор — «Картенёва Светлана»

СОЧИНЕНИЕ

И смерть, и ад со всех сторон

Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

М. Ю. Лермонтов

— Дедушка! Мы в школе на уроке читали стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Бородино». А кто-нибудь ещё писал об этом сражении?
— Да. Александр Сергеевич Пушкин в стихотворении «Бородинская годовщина» писал:
Великий день Бородина
Мы братской тризной поминая,
Твердили: «Шли же племена,
Бедой России угрожая;
Не вся ль Европа тут была?
А чья звезда её вела!
Но стали ж мы пятою твердой
И грудью приняли напор
Племен, послушных воле гордой,
И равен был неравный спор…»
Бородинская битва оживает в воспоминаниях участников этого великого сражения народов — Алексея Петровича Ермолова, Петра Петровича Коновницына, Федора Николаевича Глинки, в рисунках А. М. Дмитриева-Мамонтова и Х. В. Фабер дю Фора, сделанных непосредственно во время сражения. В «Очерках Бородинского сражения» Федор Николаевич Глинка очень ярко описал приближение французской армии к Бородину: «Три огромных клуба пыли, пронзенных лучами склонявшегося солнца, светлели в воздухе, три стальные реки текли почти в ровном между собою расстоянии. На полянах пестрели люди; над перелесками, немного превышавшими рост человека, сверкала железная щетина штыков. Русское солнце играло на гранях иноземной стали».
— А как наши войска готовились к битве?
— Накануне решающего сражения в войсках служили молебны. Икону Смоленской Богородицы пронесли по всей линии русской армии. Солдаты и офицеры с вечера надели чистое бельё. Все готовились к битве не на жизнь, а на смерть.
— А как началось сражение?
— Битва началась на рассвете. Федор Николаевич Глинка так описал её начало: «В рассветном воздухе шумела буря. Ядра, раскрывая и срывая наши шалаши, визжали пролетными вихрями над головами. Гранаты лопались. В пять минут сражение уже было в полном разгаре. Многие, вскочив от сна ночного, падали в сон вечный. Взрытая выстрелами земля, всклокоченная солома, дым и вспышки огня рябили в глазах»; «бой, которого не видала земля русская после побоища Задонского».
— Наверное, это был страшный день..
— Да, движение 300 000 воинов, гром 1600 орудий. Надежда Дурова, сражавшаяся при Бородине, написала о 26 августа: «Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолчного рёва обеих артиллерий. Ружейные пули, которые свистали, визжали, шикали и, как град, осыпали нас, не обращали на себя ничьего внимания; даже те, кого ранило, не слыхали их».
— Скажи, а только военные участвовали в сражении?
— Нет. В битве участвовало и ополчение. Накануне из Москвы пришло пополнение – 12 тысяч ополченцев, среди них студенты Московского университета, чиновники, дворяне. «На этом войске было две коренных принадлежности Руси: борода и серый кафтан; третья и важнейшая принадлежность Руси христианской был крест. Он блистал на шапке ратников». С ними пришёл в стан русских воинов молодой певец – Василий Андреевич Жуковский. Федор Николаевич Глинка пишет: «Он спел нам песнь, песнь великую, святую, песнь, которая с быстротою струи электрической перелетала из уст в уста, из сердца в сердце; песнь, которую лелеяли, которою так тешились, любовались, гордились люди 12 года!» В битве участвовало и смоленское ополчение. По распоряжению Кутузова, они, русские мужики с пиками и без пик, с топором за поясом и безоружные, выносили раненых из-под пуль сражающихся, из-под копыт и колёс конницы и артиллерии.
— В этой битве, битве не на жизнь, а на смерть, много народу погибло?
— Да. Битва была жестокая: «конные, пешие, артиллеристы, люди разных вер и народов, схватывались толпами, в одиночку, резались, боролись и дрались насмерть! На девяти европейских языках раздавались крики; соплеменные нам по славянству уроженцы Иллирии, дети Неаполя и немцы дрались с подмосковной Русью, с уроженцами Сибири, с соплеменниками черемис, мордвы, заволжской чуди, калмыков и татар! Пушки лопались от чрезвычайного разгорячения, зарядные ящики вспыхивали страшными взрывами. Это было уже не сражение, а бойня. Стены сшибались и расшибались, и бой рукопашный кипел повсеместно. Штык и кулак работали неутомимо, иззубренные палаши ломались в куски, пули сновались по воздуху и пронизывали насквозь!.. Поле усеялось растерзанными трупами! И над этим полем смерти и крови, затянутым пеленою разноцветного дыма, опламенялись красным огнем вулканов и ревели по стонущим окрестностям громадные батареи». Сколько людей было убито и ранено в этой битве, точно неизвестно. Наполеон объявил, что французские потери составили 10 тысяч человек, но по документам выходит 30 тысяч, а французский перебежчик утверждал, что более 58 тысяч. Наши потери оцениваются примерно в 40 тысяч человек, сложивших свои головы за свободу отечества.
Эти герои – павшие и живые – спасли нашу Отчизну от вражеского нашествия. Мы, их потомки, обязаны свято чтить их память и гордиться героической историей своего народа.

Глава 20, Толкование на Апокалипсис св. Иоанна Богослова

Откр.20:7. Когда же окончится тысяча лет,

Указанное тысячелетие некоторые исчисляли, не знаю почему, за три с половиною года, протекших от крещения Христа до его вознесения на небо, после чего диавол будто бы был освобожден. Напротив того, другие полагали, что после шести тысяч лет будут воскрешены одни умершие святые, чтобы они наслаждались тысячу лет удовольствиями и славою на той земле, где им приходилось терпеть мучения, а уже после этого наступит общее воскресение и праведных, и грешников. Церковь не принимает этих толкований, а потому излишне и говорить о них. И мы, на основании слов Господа саддукеям о праведниках, что они «яко ангели Божии на небеси суть» (Мф. 22:30), и слов апостола, что «несть Царство Божие брашно и питие» (Рим. 14:17), тысячу лет считаем за время проповеди Евангелия. Потому что нет необходимости, как мы говорили об этом ранее, считать эту тысячу лет за точно определенное число, но, как сказано в Песни Песней: «муж принесет в плоде его тысящу сребреник. Виноград мой предо мною: тысяща Соломону и двести стрегущим плод его» (Песн. 8:11, 12), где обозначается не число, а обилие и избыток урожая, так и здесь – совершенный плод веры. И после этого придет «человек беззакония, сын погибели» (2Сол. 2:3), да, по апостолу, «суд приимут вси не веровавшии истине, но благоволившие в неправде» (2Сол. 2:12), и по слову Господа, сказавшего: «Аз приидох во имя Отца Моего, и не приемлете Мене: аще ин приидет во имя свое, того приемлете» (Ин. 5:43).

сатана будет освобожден из темницы своей

и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской.

Тогда сатана, освобожденный из своего заключения, как сказано, обольстит все народы и поднимет на брань Гога и Магога для опустошения вселенной. Некоторые полагают, что Гог и Магог суть полунощные, отдаленные скифские народы, называемые нами гуннами, самые многочисленные и воинственные из всех земных народов. Лишь Божественная десница удерживает их от овладения вселенной до освобождения диавола. Иные же говорят, что Гог по переводу с еврейского означает собрание или собирающего, а Магог – возвышение или возвышенного, и что этими именами означается собрание народов или их превозношение. Мы знаем, что Иезекииль пророчествовал об этих народах, говоря: приидут в последние дни с большою силою и падут на земле Израильской, а оружие их, по причине множества, будет гореть семь лет (Иез. 39:4, 9). Эти же слова некоторые толковники относили к битве ассириян с Сен-нахиримом при Езекии. Но то событие было задолго до пророчества Иезекииля. Другие относят их к поражению напавших на Иерусалим народов, когда иудеи хотели обновить и укрепить стены этого города после Вавилонского плена по повелению Кира персидского и потом Дария. Или же это относят к войскам Антиоха, побежденным Маккавеями. Но известно, что пришествие этих народов соответствует более всего последним временам, потому что в священных книгах нигде не упоминается о войнах иудеев со скифами, говорится только о войнах с соседними народами, которые завидовали их внезапному обогащению. И еще потому, что о Гоге сказано, будто бы он готовится от древних времен и придет во времена последние, и, наконец, потому, что в этом Откровении, предсказывающем будущее, сказано, что Гог и Магог явятся при кончине мира.

Откр.20:8. И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный.

Откр.20:9.И ниспал огонь с неба от Бога и пожрал их;

Откр.20:10. а диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков.

Предводительствуемые диаволом и его бесами разойдутся из своих мест, как дикие звери из пещер, по всей земле, чтобы взять в плен и разрушить стан святых, то есть Церковь Христову, основанную и утвержденную на четырех концах вселенной, не зная, что, по слову Псалмопевца, не один Ангел, а многие ополчатся окрест боящихся Бога (Пс. 33:8). При этом они же захотят овладеть и пленить новый Иерусалим, город, возлюбленный Богом, из которого распространился Божественный закон чрез апостолов по всей земле (Лк. 24:47). Здесь говорится, что антихрист воссядет в храме Божием или иудейском, прежде Божественном, а потом разрушенном за дерзновенное отвержение Христа и по ожиданию богоборцев иудеев имеющем быть восстановленным антихристом, или, присвояя себе чужое и, по слову апостола, «показующу себе, яко Бог есть» (2Сол. 2:4), сядет на самом деле в Церкви Вселенской, на престоле Божием. Но ненадолго. Ибо его с упомянутыми народами попалит огонь, сошедший с неба, или видимый, как при Илии, попаливший двух пятидесятников (4Цар. 1:10), или же славное пришествие Христа убиет их «духом уст Его» (2Сол. 2:8), а вождя их диавола вместе с антихристом ввергнет в озеро огненное на вечные мучения. Но мы, научившись от Спасителя Христа молиться, чтобы нам не подвергаться искушению (Мф. 6:13), сознавая свою немощь, будем просить Его непрестанно и усердно, чтобы избегнуть этого искушения, не видеть ни пришествия антихриста, ни вышеназванных народов, ни бед смертоносных, которые могут заставить отступить от спасительной веры. Но, сохраняя, насколько можно, свидетельство совести неповрежденным и неуязвимым и являя пламень любви своей к искупившему нас Своею Кровию Христу добрыми делами, будем ожидать получения вечных благ, и да получим их в Спасителе и Искупителе нашем Христе. С Ним Отцу со Святым и Животворящим Духом слава, держава, честь и поклонение ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Василий Теркин: 21. Смерть и воин — Твардовский. Полный текст стихотворения — Василий Теркин: 21. Смерть и воин

За далекие пригорки
Уходил сраженья жар.
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.

Снег под ним, набрякши кровью,
Взялся грудой ледяной.
Смерть склонилась к изголовью:
— Ну, солдат, пойдем со мной.

Я теперь твоя подруга,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой, белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу.

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
— Я не звал тебя, Косая,
Я солдат еще живой.

Смерть, смеясь, нагнулась ниже:
— Полно, полно, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой да не жилец.

Мимоходом тенью смертной
Я твоих коснулась щек,
А тебе и незаметно,
Что на них сухой снежок.

Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня…
— А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня?

Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
— Нужно мне… такую малость,
Ну почти что ничего.

Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе…

— Сам, выходит, подпишись?—
Смерть подумала.
— Ну что же,—
Подпишись, и на покой.
— Нет, уволь. Себе дороже.
— Не торгуйся, дорогой.

Все равно идешь на убыль.—
Смерть подвинулась к плечу.—
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы…
— Не хочу.

— А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря…

— Потерплю.
— Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.

Вижу, веришь. Вот и слезы,
Вот уж я тебе милей.

— Врешь, я плачу от мороза,
Не от жалости твоей.

— Что от счастья, что от боли —
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут…

И зачем тебе, подумай,
Если кто и подберет.
Пожалеешь, что не умер
Здесь, на месте, без хлопот…

— Шутишь, Смерть, плетешь тенета.—
Отвернул с трудом плечо.—
Мне как раз пожить охота,
Я и не жил-то еще…

— А и встанешь, толку мало,—
Продолжала Смерть, смеясь.—
А и встанешь — все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь…
Ну-ка, сладко ли, дружище,
Рассуди-ка в простоте.

— Что судить! С войны не взыщешь
Ни в каком уже суде.

— А тоска, солдат, в придачу:
Как там дома, что с семьей?
— Вот уж выполню задачу —
Кончу немца — и домой.

— Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.

— Я работник,
Я бы дома в дело вник,
— Дом разрушен.
— Я и плотник…
— Печки нету.
— И печник…
Я от скуки — на все руки,
Буду жив — мое со мной.

— Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой?
Иль еще каким калекой,—
Сам себе и то постыл…

И со Смертью Человеку
Спорить стало свыше сил.
Истекал уже он кровью,
Коченел. Спускалась ночь…

— При одном моем условье,
Смерть, послушай… я не прочь…

И, томим тоской жестокой,
Одинок, и слаб, и мал,
Он с мольбой, не то с упреком
Уговариваться стал:

— Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?

Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных,
И как выйдут на крылечко,—
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?
Полсловечка?
— Нет. Не дам…

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.

— Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.

Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда.

— Погоди. Резон почище
Я найду,— подашь мне знак…

— Стой! Идут за мною. Ищут.
Из санбата.
— Где, чудак?
— Вон, по стежке занесенной…

Смерть хохочет во весь рот:
— Из команды похоронной.
— Все равно: живой народ.

Снег шуршит, подходят двое.
Об лопату звякнул лом.

— Вот еще остался воин.
К ночи всех не уберем.

— А и то: устали за день,
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем
Да покурим натощак.

— Кабы, знаешь, до затяжки —
Щец горячих котелок.

— Кабы капельку из фляжки.
— Кабы так — один глоток.
— Или два…

И тут, хоть слабо,
Подал Теркин голос свой:
— Прогоните эту бабу,
Я солдат еще живой.

Смотрят люди: вот так штука!
Видят: верно,— жив солдат.

— Что ты думаешь!
— А ну-ка,
Понесем его в санбат.

— Ну и редкостное дело,—
Рассуждают не спеша.—
Одно дело — просто тело,
А тут — тело и душа.

— Еле-еле душа в теле…
— Шутки, что ль, зазяб совсем.
А уж мы тебя хотели,
Понимаешь, в наркомзем…

— Не толкуй. Заждался малый.
Вырубай шинель во льду.
Поднимай.

А Смерть сказала:
— Я, однако, вслед пойду.

Земляки — они к работе
Приспособлены к иной.
Врете, мыслит, растрясете —
И еще он будет мой.

Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
— Береги, солдат, солдата.
— Понесли. Терпи, дружок.—
Норовят, чтоб меньше тряски,
Чтоб ровнее как-нибудь,
Берегут, несут с опаской:
Смерть сторонкой держит путь.

А дорога — не дорога,—
Целина, по пояс снег.
— Отдохнули б вы немного,
Хлопцы…
— Милый человек,—
Говорит земляк толково,—
Не тревожься, не жалей.
Потому несем живого,
Мертвый вдвое тяжелей.

А другой:
— Оно известно.
А еще и то учесть,
Что живой спешит до места,—
Мертвый дома — где ни есть.

— Дело, стало быть, в привычке,—
Заключают земляки.—
Что ж ты, друг, без рукавички?
На-ко теплую, с руки…

И подумала впервые
Смерть, следя со стороны:
«До чего они, живые,
Меж собой свои — дружны.
Потому и с одиночкой
Сладить надобно суметь,
Нехотя даешь отсрочку».

И, вздохнув, отстала Смерть.

Смерть и ад Введение

н. за 18 месяцев до моей смерти я приступил к изложению ключей к Смерть и ад. В этом процессе я представил снимок мира как мне тогда казалось. Буквально вырезать, вырезать и вставить скульптура взята из различных статей, научной фантастики, культуры и политические события, события в сфере оккультуры, огненные войны в списке Зи, моя жизнь, мой мир, моя электронная почта и т. д., так это было просто нарезка этих вещей.

Так или иначе, из этой нарезки просочилось самое прекрасное видение бесконечного сострадание, и это видение явилось и стало очевидным даже среди весь ужас, он просвечивал так ярко, действительно правдиво, и несомненно настоящий. Ко мне было больше сострадания и любви, чем я когда-либо мечтал или вообразил. Это было похоже на райский сад вокруг меня, цветущий с красотой и любовью; он был там все время, это невероятное сад, и он открылся мне.

Мой жизнь была подобна раю во многих отношениях, я благодарен, что получил возможность увидеть эту возможность, и я хочу поделиться ею со своими товарищи живые существа. Хотя Смерть и Ад могут выглядеть так все темно, все черное и весь ужас, прямо здесь, мерцает другая сторона — бесконечное сострадание. Прямо там! Ясный свет мерцает в пустоте.Это не так сложно увидеть, если вы просто открой глаза и посмотри вокруг.

Мой жизнь с Андреа (Аггеди) и любовь, которую мы отражали в ответ и вперед между собой настолько величественны и мощны, что Было похоже, что мы каждый день сталкиваемся со смертью, каждый день празднуя нашу любовь. Мы столкнулись с этим, потому что так жили. Но для меня может быть потребовалась неминуемая физическая смерть, чтобы полностью прояснить ситуацию.

Как моя собственная смерть неуклонно приближается, я благословлен и глубоко тронут огромное проявление привязанности и любви со стороны моей дочери Хайди. Любовь Хейдис — это безграничный океан, который так исцелил меня от боль жизни. Хотя она молода, 17 лет, и теряет отца, она показывает все признаки превращения в эффектную проницательную женщину и сострадание. Я удивлен и благодарен за излияние нежность.Видя окружающих и особенно моего единственного ребенка, предлагая мне такую безусловную любовь и сострадание, меняет меня, лечит меня, и подтверждает безмолвное знание моего сердца.

Когда моя сестра Лори умерла, она дала мне лучшее понимание смерти, и сообщения или передачи, которые я получил от нее, и моя бабушка тоже много рассказывают о посмертном состоянии. Хотя мое сердце трогает многих, кто еще в этой жизни, оно также достигает через границы, чтобы коснуться тех, кто прошел до меня, их храбрость подпитывает мою собственную.Это на их пути звезд и призрачных шагов что я войду.

Эти подарки, которые я беру с собой, я буду ласкать поцелуи Нуит, я встречаю смерть без страха. Я оставляю для этого мира ключи Смерти и ада, чтобы раскрыть секреты, которые мы скрываем от самих себя.

Но для всех, кто задался вопросом или заблудился в храме Дамер, я хочу заявить, что настоящий секрет Deathandhell.com — Бесконечное Сострадание.

Те кто знает, тот знает, Архетип Териоморф находится в лотосе.

дюйм Вечная любовь и хаос,

Инфек бен Ладен

11-11-01

Смерть и ад Введение

п. за 18 месяцев до моей смерти я приступил к изложению ключей к Смерть и ад. В этом процессе я представил снимок мира как мне тогда казалось. Буквально вырезать, вырезать и вставить скульптура взята из различных статей, научной фантастики, культуры и политические события, события в сфере оккультуры, огненные войны в списке Зи, моя жизнь, мой мир, моя электронная почта и т. д., так это было просто нарезка этих вещей.

Те кто знает, тот знает, Архетип Териоморф находится в лотосе.

дюйм Вечная любовь и хаос,

Инфек бен Ладен

11-11-01

Псалом 116: 3 Веревки смерти опутали меня, и тоска шеола преодолела меня; Мне пришлось столкнуться с проблемами и горем.

Новая международная версия
Узы смерти перепутали меня, мучение могилы охватило меня; Меня одолевали горе и горе. New Living Translation
Смерть обвивала меня веревками; меня охватили ужасы могилы. Я видел только горе и печаль. English Standard Version
Ловушки смерти охватили меня; муки Шеола охватили меня; Я страдал и мучился.Berean Study Bible
Узы смерти опутывали меня, и тоска Шеола преодолела меня; Я столкнулся с проблемами и горем. Новая американская стандартная Библия
Узы смерти охватили меня, И ужасы Шеола напали на меня; Я нашел горе и горе. Новый Король Джеймс Версия
Боли смерти окружили меня, И муки Шеола схватили меня; Я нашел беду и печаль. Библия короля Иакова
Смертельные печали охватили меня, и боли ада схватили меня: я нашел беду и печаль.Христианская стандартная библия
Веревки смерти обвились вокруг меня, и муки Шеола охватили меня; Я столкнулся с неприятностями и горем. Современная английская версия
Смерть нападала со всех сторон, и я был схвачен ее мучительными цепями. Но когда мне было очень больно, Good News Translation
Меня окружала смертельная опасность; ужасы могилы приблизились ко мне; Меня переполняли страх и беспокойство. Христианская стандартная библия Холмана
Веревки смерти обвились вокруг меня, и муки Шеола охватили меня; Я встретил неприятности и горе.Международный стандарт, версия
. Веревки смерти были обмотаны вокруг меня, и муки Шеола охватили меня; Я столкнулся с бедой и печалью.NET Библия
Веревки смерти туго затянулись вокруг меня, сети Шеола противостояли мне. Я столкнулся с проблемами и горем. New Heart English Bible
Узы смерти окружили меня, боли Шеола овладели мной. Я нашел проблемы и печали. Арамейская Библия на простом английском
Поскольку муки смерти окружили меня и пришли скорби Шеола, я нашел страдания и скорби.GOD’S WORD® Translation
Веревки смерти запутались вокруг меня. Меня охватили ужасы могилы. Я испытал боль и агонию.JPS Танах 1917
Шнуры смерти охватили меня, И теснины преисподней схватили меня; Я нашел проблемы и горе. Новый Американский Стандарт 1977
Узы смерти охватили меня, И ужасы Шеола сошлись на меня; Я нашел горе и печаль. Король Джеймс 2000 Библия
Печали смерти окружили меня, и муки шеола овладели мной: я нашел проблемы и печали.Американский король Джеймс Версия
Скорби смерти охватили меня, и боли ада охватили меня: Я нашел беду и печаль. Американская стандартная версия
Узы смерти охватили меня, И боли Шеол гат держат меня: Я нашел беду и печаль. Brenton Septuagint Translation
Мучение смерти охватило меня; опасности ада нашли меня: я нашел скорбь и печаль. Библия Дуэ-Реймса
Скорби смерти охватили меня: и опасности ада нашли меня.Я встретил неприятности и горе: Darby Bible Translation
Узы смерти охватили меня, и тоска Шеола охватила меня; Я нашел проблемы и печали: английская пересмотренная версия
Узы смерти окружали меня, и боли Шеол гат держали меня: я нашел беду и печаль. Перевод Библии Вебстера
Скорби смерти охватили меня, и боли ада пришли на мне: я нашел беду и печаль. World English Bible
Узы смерти окружили меня, боли Шеола овладели мной.Я нашел беду и печаль. Буквальный перевод Юнга
Окутал меня узы смерти, И проливы Шеола нашли меня, Я нахожу беды и печаль. .

Жизнь после смерти: Эти люди умерли и попали в АД после клинической смерти | Наука | Новости

Большинство людей, переживших околосмертное переживание, возвращаются, рассказывая о спокойствии переживаний и о том, как они видели яркие огни, которые они воспринимают как райскую загробную жизнь.

Но эти немногие несчастные верят, что они или люди, которых они знают, испытали самую темную сторону всего … они познали АД.

Одна из пользователей по имени Zushiba делится опытом своей тети, которая технически «умерла» в течение некоторого времени во время операции.

Дзусиба говорит: «Она говорит, что парила над операционным столом и видела, как ее пытались оживить.

«Она говорит, что почувствовала притяжение к себе и вылетела через самый верх комнаты. Она очень отчетливо помнила, как парила над осветительной арматурой на потолке, а затем была темнота.

«Внезапно она обнаружила, что парит над землей в нескольких сантиметрах над полем земли. Перед ней была очень большая пропасть, глубокая, очень темная, она не могла видеть ее дна с того места, где находилась.

«По ту сторону пропасти было красивое поле. Зеленая трава, цветы, деревья и солнечный свет. На ее стороне пропасти было пасмурно и очень мало света, никакой растительности, только коричневая грязь.

Затем пара рук «вылезла из темноты и начала тянуть ее, почти как отрывая плоть от ее ног и ступней», вызывая ужасную боль.

Зушиба продолжает: «Руки разорвали ее, и она почувствовала боль, которую испытывала раньше. Наконец она снова подошла к грязной стороне пропасти.Потом чернота.

«Затем она снова оказалась на потолке своей комнаты в больнице, и она увидела, как ее тело сильно спазмировано, и ее рука ударила доктора по руке, сломавшей его часы», прежде чем она, в конце концов, была возрождена.

Другой пользователь утверждает, что у некоторых из их друзей были околосмертные переживания — большинство возвращались и либо говорили о ярком свете, но одна учетная запись выделялась.

Пользователь говорит, что у одного друга «был совершенно другой опыт, который меня немного потряс. Он сказал, что видел демонов и существ, всякое безумное дерьмо.

«Он даже сказал, что чувствует боль и печаль. Он сказал, что это было самое ужасное, что он когда-либо испытывал ».

Другой пользователь Atlantarn, который работает в хосписе, говорит, что многие из их «пациентов говорят, что ангелы приходят и навещают их».

Но, например, Атлантарн говорит: «Я был в комнате одного пожилого человека, который был напуган тем, что он видел, болью и огнем, тем, что он воспринимал как ад — он вел бурную жизнь без конца — он не был» Я много лет разговаривал со своей семьей ».