Как свести с ума человека: Как свести человека с ума? Примеры доведения до психического расстройства

Как свести человека с ума? Примеры доведения до психического расстройства

Самый главный газлайтер

Прежде всего хотелось бы отметить: самый главный газлайтер для человека — это он сам. Кто, как не мы, лучше всех знаем наши болевые точки; кто, как не мы, можем в два хода ввергнуть собственную психику в состояние парадокса? Одно осознание этой простой истины само по себе укрепит вашу психику и повысит устойчивость к попыткам вмешательства извне.

Виды газлайтинга

Мы разделяем газлайтинг на два типа:
1. Осознанный. К этой категории относятся ситуации, когда злоумышленник специально пытается дестабилизировать вашу психику, с целью доведения вас до психического расстройства в своих личных интересах.
Так, коллеги могут газлайтить человека, чтобы «выжить» его из коллектива.
2. Неосознанный. Нередки также случаи, когда близкий человек выступает газлайтером, не отдавая себе в том отчета.
Например, мать ребенка, переживая болезненный развод, может настраивать отпрыска против отца, вкладывая ему в голову ложные воспоминания о зверствах, которые якобы творил папа. Детская психика очень лабильна и легко ввергается в парадокс. «Напоминать» ребенку о несуществующих событиях — прямой путь к деструкции его психического здоровья. Хотя мать едва ли отдает себе в этом отчет.

Кроме того, газлайтинг бывает профессиональный и непрофессиональный. Давайте подробно остановимся на каждом из них, начав со второго.

Непрофессиональный газлайтинг

Перечислим основные типы любительского газлайтинга.
1. Самогазлайтинг. Как мы уже говорили, человек легко может самостоятельно «кошмарить» свою психику, не прибегая для этого к помощи посторонних.

2. Семейный. В роли агрессора может выступать супруг или супруга (многим женщинам великолепно удается роль газлайтера).
Примером мужского газлайтинга может послужить фильм 1944-го года «Gas Lighting». Пример газлайтинга в женском исполнении: зная о пристрастии мужа к алкоголю, женщина может на следующее утро после возлияний супруга уверять его в бесчинствах, которые он якобы творил или приписывать ему обещания, которых он не давал. Психика мужчины при этом ввергается в парадокс — ведь он же помнит, что ничего такого не делал и не говорил. Но супруга уверяет в обратном, а значит, его проблемы с алкоголем куда серьезнее, чем он думал.
Газлайтерами для маленьких детей могут быть быть родители (обратимся к примеру о матери, которая настраивает ребенка против отца, вкладывая ему в голову придуманные события). С другой стороны, и взрослые дети могут доводить своих пожилых родителей до сумасшествия — например, чтобы отправить их в спецучреждение и заполучить «причитающуюся им в наследство» жилплощадь. Психика стариков дестабилизируется едва ли не легче, чем детская. Достаточно потихоньку забрать часть денег из «секретной» заначки пожилого родителя, а потом отрицать свою причастность к пропаже — и вот уже старик сам признает, что у него случаются провал в памяти, и он частенько «чудит».

3. Рабочий. Внутри коллектива несколько сотрудников легко могут выбрать неугодного коллегу и играючи довести его до психического расстройства.
В нашей практике был случай, когда менеджера по продажам убедили в том, что выгодная сделка без пяти минут у него в кармане. Сотрудник возлагал большие надежды на заключение этого контракта и даже заранее рассказал о нем боссу. Но потом сделка «сорвалась» (разумеется, на деле реального клиента не существовало вовсе — все переговоры подстроили коллеги жертвы), а менеджер по продажам заполучил полномасштабный нервный срыв и, разумеется, вынужден был оставить место своей работы.
Другой изощренный пример: коллеги сговорились между собой и внушали одному сотруднику, что от него постоянно воняет (в действительности никакого неприятного запаха не было и в помине). Несчастная жертва дошла до того, что несколько раз в день меняла одежду, боялась подходить к людям ближе, чем на несколько метров, прошла всех мыслимых и немыслимых врачей. Кульминационной точкой газлайтинга была речь руководителя подразделения, в которой он призывал сотрудника тщательнее следить за личной гигиеной. Разумеется, после этого эксцесса человек незамедлительно уволился. Остается лишь гадать, сколькими комплексами он обзавелся в результате подобного газлайтинга, и сможет ли избавиться от них впоследствии, не прибегая к помощи специалистов.

4. Соседский
В роли агрессоров чаще всего выступают маргиналы, питающие пристрастия к попойкам и шумным ночным вечеринкам. Обреченный на такое соседство, человек быстро начинает страдать от недосыпа, что, в свою очередь, легко дестабилизирует его психику.
В большинстве случае соседский газлайтинг начинается как неосознанный. И лишь когда жертва пытается бороться со злоумышленниками, те начинают целенаправленно делать жизнь своего соседа невыносимой.

5. Другие виды газлайтинга
Идеальной средой для дестабилизации человеческой психики являются замкнутые учреждения с собственным изолированным микроклиматом. Так, газлайтинг цветет буйным цветом в тюрьмах, армии, радикальных сектах и даже в детских школах.

К инструментам непрофессионального газлайтинга можно отнести следующий набор средств:
— прослушки и взломы социальных сетей;
— слежка;
— психотропные средства, подмешиваемые в еду;
— спекулирование на слабостях и зависимостях человека (в частности, на алкогольной).
В результате комплекса применяемых мер жертва постепенно ввергается в паранойю, теряет связь с реальностью и перестает отличать ложь от истины. До психического расстройства в этом случае остается всего пара шагов.

Перейти к услуге «Газлайтинг-проверка»

Профессиональный газлайтинг

1. Спецслужбы
В прошлой статье мы рассказали про изыскания спецслужб в области дестабилизации человеческой психики. Классической «двойкой» газлайтинга спецслужб являлись следующие инструменты:
крушение глобальных ценностей человека;
ввергаете психики в состояние парадокса.
На сегодняшний день спецслужбы Российской Федерации не прибегают к методам газлайтинга, выбирая иные пути нейтрализации неугодных граждан. Однако периодически можно наблюдать ситуации, когда спецслужбы являются инициаторами неосознанного газлайтинга. Так, человек, за которым ведется слежка, может заметить это, и впасть в состояние клинической паранойи. Прекрасный тому пример — Хемингуэй, который многие годы страдал от мании преследования. И лишь после его смерти общественности стало известно, что спецслужбы действительно вели слежку за известным писателем.

2. Профессиональный недруг
В нашей практике был случай, когда к нам обратился Заказчик, на первый взгляд, страдающий от классической паранойи. Он уверял, что ему закрыт въезд в половину стран мира, а в тех, куда он может въехать, за ним непрерывно ведется слежка. Его корреспонденция якобы вскрывалась, а телефонные разговоры прослушивались.
Признаться, сначала мы отнеслись к жалобам Заказчика с долей скепсиса. Однако проведенная газлайтинг-проверка показала, что за ним действительно ведется тотальное наблюдение спецслужб различных стран мира.
Мы обратились к Заказчику с вопросом: что же он такого натворил? Тогда на свет всплыла следующая история. Наш Заказчик был рок-музыкантом. В ходе гастролей в Гонконге он познакомился с дочкой местного влиятельного бизнесмена. Девушка влюбилась в музыканта, они начали отношения, а впоследствии заключили брак. Однако спустя какое-то время девушка под влиянием окружения подсела на наркотики, а впоследствии, в состоянии наркотического опьянения, ушла из жизни. Тесть нашего Заказчика принял решение отомстить за гибель дочери, и тотальная слежка спецслужб как раз и была его местью.
Как одному человеку (пусть и влиятельному) удалось это осуществить? Ответ поразил даже нас. Оказывается, по «левому» клону нашего Заказчика был на его имя заведен банковский счет. Далее с этого счета последовала серия денежных переводов на счета знаменитых экстремистских организаций. Переводы сопровождались соответствующими экстремистскими комментариями, одобряющими деятельность вышеозначенных организаций. Завершающим шагом отец погибшей девушки отправил детализацию этих переводов спецслужбам Гонконга.
Последующее развитие событий происходило без участия мстителя. Спецслужбы различных стран обменялись между собой информацией о нашем Заказчике и включили его в список подозрительных лиц, сочувствующих международным террористическим организациям. Этого оказалось достаточно, чтобы за рок-музыкантом учредили тотальную слежку в половине стран, а в другую половину его вообще перестали впускать.
Самое страшное в этой мести: подобный «волчий билет» — это путь в один конец. Увы, человек не имеет возможности обратиться в департамент какой-либо спецслужбы и подать официальную апелляцию. Решение принято без его участия и пересмотру не подлежит.

3. Государство
Государство также является превосходным газлайтером. Наглядный тому пример: карантин во время пандемии COVID-19. Людей посадили по домам, многие лишились работы. При этом по всем каналам массового оповещения транслировались успокоительные сообщения: государство учредило систему льгот и дотаций для населения, граждане находятся под защитой правительства. По факту же означенные дотации получили очень немногие из людей. Благосостояние граждан резко пошатнулось, при этом оплату кредитов, коммунальные платежей и прочие расходы по факту никуда не делись.
В этой ситуации психика огромного числа людей оказалась дестабилизирована. Наглядным подтверждением тому явилась массовая истерия с 5G и ничем не подкрепленные теории глобальных заговоров, которые охотно приняли на веру многие терпящие финансовое бедствие граждане.

В заключение

В этой статье мы поговорили о видах газлайтинга и привели множество «живых» примеров доведения до сумасшествия. В следующей статье мы обсудим способы противостояния газлайтингу и дадим общие рекомендации по тому, как не дать дестабилизировать свою психику.

Вы чувствуете, что стали жертвой газлайтинга?
Обратитесь в «Legion» за газлайтинг-проверкой — совместными усилиями мы обязательно установим истину и найдем решение вашей проблемы.

Способы свести другого с ума (окончание)

Значительная часть клинического опыта, который привёл меня к центральной гипотезе данной работы, состоит из наблюдений за отношениями пациентов с группой их родителей и членов семьи и группой пациентов и персонала больницы. Если бы я мог написать более подробно, я бы представил данные, показывающие то, что в обеих ситуациях, включение пациента в группу во многих случаях принимает форму взаимной борьбы за то, чтобы свести друг друга с ума.

Но, поскольку я считаю, что, в целом, там действуют те же самые психодинамические процессы, а единственное принципиальное отличие заключается в том, что они действуют в отношениях с группой, а не в диаде, и поскольку меня в большей степени интересует индивидуальная терапия, то я сосредоточу свои дальнейшие рассуждения в контексте отношений пациент – терапевт.

Согласно моему опыту, именно в отношениях пациент – терапевт можно наиболее чётко различить этот способ взаимодействия – стремление свести другого человека с ума. В частности, этот тип отношений преобладает в начале терапии, когда шизофренический пациент вовлекается в работу и развивает перенос на терапевта. На этом этапе между пациентом и терапевтом воссоздается та борьба за сведение друг друга с ума, которая ранее разворачивалась между пациентом и его родителем. На основании моей собственной терапевтической работы и того, что я наблюдал в работе других терапевтов в психиатрической больнице Честнат Лодж, у меня сложилось впечатление, что подобный этап наступает в любом успешном курсе психотерапии с пациентом-шизофреником. Я считаю, что в большинстве случаев на этом этапе психотерапевт оказывается глубоко погружен в такую борьбу и всерьёз чувствует, что его личная интеграция находится, в той или иной степени, в реальной опасности. Вовлеченность терапевта на этом этапе развития переноса необходима и является одним из основных элементов психотерапии шизофреников. Иногда рост напряжения затрудняет продолжение работы.

Один из моих пациентов-шизофреников, мужчина, в течение двух лет говорил мне: «Вы, доктор Сирлс, странный!», «Вы сумасшедший, доктор Сирлс!», «Вы мыслите странно». И он добавлял со знающим видом: «Вы ведь не ведёте себя с другими людьми так, как ведёте себя со мной, не так ли?» В развитии переноса этого человека ко мне как к материнской фигуре было прекрасно видно, что в ранние годы он неоднократно проверял разумность своей матери, вовлекая её в разные ситуации и наблюдая за тем, будет ли она реагировать обычным образом или проявит ненормальность. Мать, которая умерла за несколько лет до госпитализации пациента, была ярко выраженной шизоидной личностью, с которой пациент жил в типично симбиотических отношениях в течение многих лет. Другие члены семьи, трепетно относившиеся к своей репутации, отгораживались и относились с пренебрежением к этой странной матери и её ребёнку, что было не менее странно, чем поведение самой матери.

В работе с этим пациентом борьба за то, чтобы свести другого с ума, разыгрывалась с необычайной интенсивностью. Он непрерывно проверял меня, как ранее проверял свою шизоидную мать, стремясь найти доказательства, которые подтвердили бы постоянно мучившие его подозрения, что я слегка, или даже не слегка, выжил из ума. Много лет он с выматывающей настойчивостью снова и снова воспринимал ситуацию через примитивные стереотипы, в которых он наклеивал на себя ярлык здорового и хорошего, а на меня ярлык извращённого и злого. Время от времени он придирался ко мне в настолько насмешливой, саркастичной, осуждающей и обвиняющей манере, в которой, очевидно, ранее мать обращалась к нему, что мне требовались усилия, чтобы остаться в комнате. Он снова и снова обвинял меня в том, что я свожу его с ума[4]. После многих часов, которые я провёл рядом с этим пациентом, будучи вынужденным сражаться за то, чтобы сохранить своё психическое здоровье и здравомыслие, я постепенно начал понимать, что эти часто повторяющиеся обвинения меня в попытке свести его с ума, возможно, содержат проекцию.

В течение того часа, который я работал с 24-х летней женщиной-шизофреничкой, меня затопили чувства растерянности и нереальности, когда пациентка, личность со множественным бредом, начала читать мне книгу про обучение японской игре Го. Казалось, она находила скрытый смысл практически в каждом слове и даже почти в каждом слоге. Она постоянно значительно поглядывала на меня с саркастической улыбкой, словно была убеждена в том, что я тоже знал скрытое значение, которое она здесь обнаружила. Побыв некоторое время в состоянии дезинтеграции, я осознал, какой напуганной, недоверчивой и изолированной была эта женщина. Она проделывала со мной то же самое, что в детстве проделывала с ней её мать, когда брала её в кино и постоянно повторяла ей: «А теперь подумай!», что пациентка воспринимала – и я полагаю, воспринимала верно – как приказ матери, чтобы дочь почувствовала то тайное, особое значение, скрытое в фильме, которое сама мать обнаружила в фильме. При этом, мать оставалась крайне психотической личностью всё детство пациентки. Пациентка лишалась сил из-за невыполнимости этого задания (успешно выполнить которое означало бы разделить материнский психоз), что произошло и со мной в течение той сессии, когда она читала про Го. К тому же, немного позже она рассказала мне о том, как подобным же образом часами читала матери, пока та занималась домашними делами. И мне стало очевидно, что она извлекала много садистического удовольствия из ощущения своей способности доводить мать до безумия её же способом. Много раз я видел, как она сидела с триумфальной улыбкой после того, как ей удавалось совершенно меня озадачить и довести до ощущения небезопасности, используя хаотичную вербализацию бредовых идей.

С самого раннего детства разные члены семьи постоянно говорили этой женщине: «Ты сумасшедшая!» в ответ на её вопросы, которые она задавала, чтобы разрешить сомнения, которые, в некоторой степени, часто переживают все дети, если они попадают в непривычные, сложные ситуации. Однажды она описала мне это так: «Когда я только намеревалась открыть рот, шесть или восемь из них [т.е. другие члены ее необычайно большой семьи] затыкали мне рот и говорили, что я сумасшедшая, до тех пор, пока я не начинала сомневаться, не теряю ли я действительно разум». Мне стало достаточно очевидно, что взаимная борьба свести друг друга с ума происходила между этой женщиной – с одной стороны, и другими членами её семьи – с другой стороны. То же самое проявлялось с особой интенсивностью между пациенткой и её матерью – чрезвычайно изменчивой личностью (по словам одного из братьев пациентки). В течение нескольких лет после начала нашей терапии пациентка оставалась убеждена в том, что её мать была не одной личностью, а несколькими. Однажды она сказала мне следующие слова, отражающие борьбу за то, чтобы свести другого с ума: «Они всегда говорили «Ты психованная! Будь осторожна, а не то кончишь в психушке!» Вот какие они, но они никогда этого не признают».

Однако в работе с этой женщиной существовали намёки на то, что её попытки свести меня с ума (как материнскую фигуру в переносе на данном этапе терапии) порой мотивировались не столько садистическим удовольствием от дезорганизации моей психики и не потребностью поместить в меня её психоз, а скорее, подлинным беспокойством обо мне. В такие моменты взаимодействие между нами развивалось так, как если бы я был в позиции её больной матери, которой требовалось лечение, которое пациентка была не в силах осуществить. И это целиком соответствовало ситуации, происходившей в её детстве, в её отношениях с психически больной матерью, которая никогда не получала профессионального лечения своей хронической «амбулаторной» шизофрении.

Этот аспект переноса проявил себя, когда на одной из сессий мы достаточно активно обменивались взглядами, а ближе к концу сессии пациентка начала выражать протест следующими словами: «Почему бы тебе не поехать в психиатрическую больницу?» – вот о чем Вы просите меня всё это время, пока говорите». Она сказала это не враждебно, а с беспокойством и беспомощностью, словно она несла ответственность за помещение меня в психиатрическую больницу и чувствовала, что она не в силах выполнить это обязательство. Две недели спустя на другой сессии она потребовала: «Когда же они собираются отправить Вас в психиатрическую больницу? … Я знаю, Вы пытаетесь попасть туда». В таких случаях я предполагаю, что одним из действующих факторов была проекция её собственного бессознательного желания быть отправленной в психиатрическую больницу. Вместе с этим, всё это настолько точно соотносится с отношениями, которые были сформированы между ней и её матерью. Кроме того, существовало много дополнительных признаков того, что она относилась ко мне как к собственной матери из её детства, поэтому я убежден в значимости переноса, который описал выше, и его влиянии на то, как она реагировала на меня.

Выше описанные примеры преимущественно иллюстрируют попытки пациентов свести своего терапевта с ума. Мой клинический материал, основанный на собственной терапевтической работе и на наблюдениях за другими терапевтами, показывает, что терапевты, в не меньшей степени, чем пациенты, используют (я еще раз подчеркиваю – преимущественно бессознательно) полную гамму моделей или техник, которые я описал ранее в этой статье. И их мотивы так же разнообразны, как и мотивы пациентов.

Я полагаю, что в каждом конкретном случае стремление терапевта свести пациента с ума возникает из двух источников: (а) из самой природы переноса пациента, а именно типа отношений «или свести другого с ума – или быть сведённым с ума самому», когда терапевт оказывается втянут в эту модель отношений, комплементарную данному переносу; (b) из черт характера терапевта, выходящих за пределы его отношений с конкретным пациентом, в виде бессознательной тенденции свести другого человека с ума, причем любого другого, с кем он устанавливает значимые близкие отношения (несомненно, у разных терапевтов она имеет разную силу, но, вероятно, в той или иной степени, присутствует в констеляции индивидуальных черт любого терапевта).

Итак, когда мы исследуем какие-либо конкретные отношения между пациентом и терапевтом и обнаруживаем, что их отношения на этом этапе характеризуются преимущественно взаимной борьбой между двумя участниками за то, чтобы свести с ума друг друга, то вполне вероятно, что поведение данного психотерапевта отчасти и, я думаю, в большинстве случаев преимущественно, основано на первом (а) варианте нормальной реакции терапевта на перенос пациента.

Но, на мой взгляд, в значительной части таких случаев, когда терапевт поведенчески включается в эту борьбу, второй источник (b) также играет свою большую или меньшую роль. К моему большому разочарованию, я обнаружил неопровержимое доказательство наличия такой черты в собственном характере, на достаточно поздней стадии моего личного анализа (около семи лет назад). Черта, которую я обнаружил, действовала не только в отношении одного или двух пациентов, с которыми я работал в то время, но в отношении всех пациентов, а также в отношении многих других людей: родственников, друзей и знакомых. Следующие общие соображения указывают на довольно широкую распространённость такой черты характера среди психотерапевтов и психоаналитиков.

(1) Обсессивно-компульсивный тип структуры личности, конечно, не редкость среди терапевтов и аналитиков. Не думаю, что такая структура личности преобладает среди нас, однако любые неофициальные наблюдения указывают на то, что эта структура встречается среди нас так же часто, как и среди остального населения, так как наша культура высоко ценит такие обсессивно-компульсивные черты характера, как организованность, конкурентоспособность, интеллектуализацию и так далее.

Хорошо известно, что одним из основных защитных механизмов обсессивно-компульсивного типа является реактивное образование. Поэтому неудивительно, что выбор профессии значительного числа психотерапевтов и психоаналитиков отчасти основывается на реактивном образовании против бессознательных желаний, которые являются полной противоположностью тем сознательным усилиям, которые они делают повседневной работе. То есть, подобно тому, что нас не удивляет, что хирург в ходе своего психоанализа выдает мощные и глубоко вытесненные желания физически расчленять других людей, мы должны быть готовы увидеть наличие подобных мощных глубоко вытесненных желаний расчленить структуру личности другого человека у многих из нас, кто выбрал профессию лечить психические болезни.

(2) Расширяя предложенную выше в пункте (1) гипотетическую аргументацию, мы приходим к пониманию того, что в тренинговом анализе людей, которые выбрали психотерапию или психоанализ в качестве профессии, анализируемый столкнулся бы с большим сопротивлением признанию в себе таких желаний, как те, о которых идет речь здесь – свести другого с ума, поскольку эти желания напрямую противоречат его подлинному яркому интересу помогать в исцелении психических заболеваний. Следовательно, эти бессознательные желания, эта черта личности, которая, по понятным причинам, может ускользнуть от обнаружения и тщательной проработки в тренинговом анализе, и сам выбор профессии могут никогда не быть раскрыты как составляющая часть борьбы анализируемого с его бессознательными желаниями способствовать личностной дезинтеграции других людей.

Я думаю, более точно это можно описать следующим образом: желание сводить другого человека с ума является частью безгранично разнообразной констелляции личности эмоционально здоровых людей; выбор профессии терапевтов и аналитиков в некоторых случаях, по крайней мере там, где личностная структура специалиста является обсессивно-компульсивной, обусловлен борьбой его личности с более сильными бессознательными желаниями этого конкретного типа; и наконец, терапевты и аналитики выбирают посвятить себя особому делу жизни – облегчению психических заболеваний, поэтому им особенно трудно позволить себе осознать наличие этих качественно нормальных желаний в самих себе.

(3) Так многие из нас демонстрируют постоянную готовность рассматривать то или иное функциональное психическое расстройство или какого-то конкретного пациента как «нечто неизлечимое», вопреки множеству убедительных доказательств обратного. В связи с этим возникает предположение, что подобная склонность к принятию ненаучной «безнадёжной» позиции в действительности маскирует бессознательную инвестицию терапевта в удержание этих конкретных пациентов в их болезнях. Затрагивая этот момент, я не хочу приуменьшать те крайне серьёзные трудности, которые стоят на пути выздоровления многих пациентов с психическими расстройствами. И напротив, мой личный опыт такой сложной работы с хронически психотическими пациентами привёл меня к убеждению, что в нашу трудную работу важно, по возможности, не вносить свои собственные дополнительные осложняющие факторы.

Я много раз видел (в своей работе с хронически психотическими или невротическими пациентами, в своем опыте супервизий с примерно двадцатью другими терапевтами в Честнат Лодж и в других местах, а также во время выступлений других терапевтов, представлявших свою работу), насколько сильно в ходе нашей работы с пациентом мы склонны к развитию безнадежной позиции, которая является средством бессознательного стремления к отрицаемому, но, на самом деле, глубоко ценному удовлетворению, которое мы получаем от симбиотического способа связи с пациентом. На этом этапе мы невольно склонны изо всех сил противиться тому, чтобы пациент сделал важный шаг вперёд, когда что-то внутри нас чувствует, что этот шаг вот-вот будет сделан. Время от времени перед значимым продвижением в терапии или пациент, или терапевт проживает фазу безнадёжности. Эта безнадёжность теперь в ретроспективе может быть рассмотрена как проявление взаимного удержания симбиотической модели отношений друг с другом.

В настоящее время существует множество статей и книг, в которых подчёркивается патогенное значение такой модели отношений в воспитании пациента, особенно шизофренического. Но я думаю, мы недооценили интенсивно удовлетворяющие элементы этой модели отношений, отношений, которые позволяют каждому участнику наслаждаться как инфантильным удовлетворением, так и фантазиями всемогущей матери. Я считаю, что одной из главных причин сложности вылечивания шизофрении, является то, что терапевт находит в себе много внутреннего сопротивления тому, чтобы помочь пациенту выйти из воссозданных в переносе симбиотических отношений пациента и родителя. Терапевт, как и пациент, склонен сомневаться в возможной выгоде более зрелых отношений, ради которой, если можно так выразиться, стоило бы отказаться от симбиотических отношений, которые, несмотря на их мучительность, предоставляют также и более полное удовлетворение.

Всякий раз, когда мне удавалось получить подробные данные о подобных ситуациях, я обнаруживал, как можно было предположить, что взаимная борьба между пациентом и терапевтом за сведение друг друга с ума возникает на пороге необычайно большого шага вперёд в терапии пациента, и последующие события доказывали это. Как будто они оба борются за рецидив – возвращение к симбиотической связи – и против проявления прогресса в терапии.

Я не хочу создавать впечатление того, что после одного такого прорыва терапевтический путь заключается не более, чем в широкой, гладкой финишной прямой. Эта борьба должна происходить снова и снова в переносе в проработке симбиотической связи пациента с матерью. Хотя в последующих повторениях он имеет тенденцию происходить с меньшей разрушительностью, время от времени на порогах успешных стадий ослабления симбиотической связи терапевт регулярно обнаруживает себя ощущающим глубокое отчаяние и чувствует себя сводимым с ума этим невозможным пациентом. Это можно сравнить с тем, как плод анатомически становится отдельным от матери. Необходимо не одно, а большое количество труда и усилий прежде, чем ребенок полностью выйдет из матери. Маргарет Литтл в статье «Контрперенос и реакция на него пациента» (1951) описывает следующие моменты касательно этого:

«Сознательно и, конечно же, в значительной степени бессознательно, мы все хотим, чтобы наши пациенты выздоравливали, и мы можем легко идентифицироваться с ними в их желании выздороветь, то есть с их Эго. Но бессознательно мы склонны также идентифицироваться с Супер-Эго пациента и его Ид, а, следовательно, и с его запретами на выздоровление и его желанием оставаться больным и зависимым, и, таким образом, мы можем замедлить его выздоровление. Бессознательно мы можем использовать болезнь пациента в наших собственных целях, как либидозных, так и агрессивных, и он быстро отреагирует на это.

Пациент, который в течение большого времени находится в анализе, обычно становится объектом любви своего аналитика; он – тот человек, которому аналитик хочет сделать репарацию, а репарационные импульсы, даже когда они осознаны, могут через частичное вытеснение приводить к повторению. Таким образом у аналитика возникает необходимость снова и снова улучшать пациента (делать репарацию в его сторону), что фактически означает – делать его снова и снова больным, чтобы потом вновь улучшить его [курсив Г.Ф. Сирлса]».

Если использовать этот повторяющийся процесс должным образом, то он может стать прогрессивным, и «делание пациента больным» примет необходимую и эффективную форму, когда терапевт открывает доступ к тревогам, которые могут быть интерпретированы и проработаны. Но это предполагает бессознательную готовность аналитика позволить своему пациенту выздороветь, стать независимым и покинуть его…

На основании моего (1955) собственного опыта, в отличие от Ричарда и Тильмэна (Reichard & Tillman, 1950), Лидса и Лидса (Lidz & Lidz, 1952), Лиментани (Limentani, 1956) я считаю, что терапевт предлагает пациенту нечто новое и терапевтичное. Терапевт предлагает не избегать развития симбиотической взаимной зависимости с пациентом, а скорее, принять как факт то, что пациенту удалось стать для терапевта кем-то значимым. Это признание терапевтом своей зависимости от пациента является тем, что мать не смогла дать пациенту.

Я считаю, что в подавляющем большинстве случаев, когда пациент и терапевт работают вместе достаточно долго для того, чтобы между ними могла развиться прочная симбиотическая связь, и оба чувствуют безнадёжность работы, мы можем найти много доказательств того, что каждый из них бессознательно борется за то, чтобы свети с ума другого или, говоря точнее, удерживать другого в его сумасшествии так, чтобы он был вынужден цепляться за этот крайне незрелый и, следовательно, «больной», но глубоко удовлетворяющий, симбиотический способ отношений с другим человеком.

Вполне возможно, что широко распространенная – не только среди пациентов с шизофренией, но и среди профессионалов, которые их лечат, – потребность отрицать удовлетворяющий аспект симбиотических отношений, объясняет высокую жизнеспособность противоречащей здравому смыслу концепции под названием «шизофреногенная мать». То есть, возможно, на бессознательном уровне мы находимся настолько сильно под влиянием удовлетворения, которое предлагает такая мать в своей симбиотической модели отношений, что мы вынуждены отрицать наши регрессивные желания в данном направлении. Однако одновременно на сознательном уровне мы воспринимаем и научно описываем эту мать как совершенно ужасную «шизофреногенную мать», которую не пожелаешь и врагу.

(4) Личные способы реагирования на взаимодействие с пациентом у многих терапевтов и аналитиков часто кажутся такими, словно они направлены на то, чтобы свести пациента с ума (или сделать его еще более сумасшедшим), и крайне трудно отнести этот феномен целиком к отсутствию клинического опыта, навыков и восприимчивости. То есть я предполагаю, что многие случаи неуклюжей терапевтической техники, которая способствует дальнейшей дезинтеграции, а не интеграции пациента, могут быть связаны с хронически вытесненными (и, следовательно, хронически присутствующими) желаниями терапевта сводить с ума другого человека.

Часто встречаются случаи, когда у нас, терапевтов, есть сильная тенденция реагировать только на одну сторону амбивалентных чувств пациента. К примеру, когда госпитализированный пациент-шизофреник проявляет грубо нарушенное поведение, давая нам знать, что у него есть бессознательная потребность в безопасности продолжения госпитализации, однако сознательно он требует, чтобы его выпустили, то мы можем успокаивающим тоном ответить ему: «Я понимаю, что вы действительно хотите остаться в больнице и боитесь выходить». Этот пример демонстрирует грубость психотерапевтической техники, которая не экстремально часто встречается в такой суровой форме, хотя я наблюдал и позже осознал, что в своей работе я использовал такие же грубые нетерапевтичные техники. В действительности, подобные нетерапевтичные техники работы, но выраженные в более мягкой форме, встречаются с очень большой частотой (в этой статье эти моменты рассматриваются применительно к психоанализу, а также к психотерапии, хотя с особенным преобладанием в последней). Многие невротические пациенты в анализе часто чувствуют, что аналитик сводит их с ума, поскольку он в большинстве случаев стремится снижать значение сознательных чувств и ощущений пациента, но при этом реагирует на предсознательные или бессознательные сообщения, словно именно они проистекают исключительно из настоящих, подлинных желаний и ощущений.

Преодоление такого способа реагирования не является для терапевта и аналитика просто вопросом изучения техники, которая лучше подойдет неподдельно амбивалентному слабо интегрированному состоянию пациента. Чтобы стать более полезным для своих пациентов, он к тому же должен быть готов столкнуться со своим личным конфликтом между желанием помочь пациенту стать более интегрированным (что означает зрелость и здоровье) и, с другой стороны, с желанием удерживать пациента или даже разрушать его путём увековечивания или усугубления его болезни, его слабо интегрированного состояния. Только такой способ личного осознания подготовит аналитика быть максимально полезным пациентам – и шизофреникам, и пациентам на грани шизофрении[5] – и в частности помочь им в критической фазе переноса, которую я описал в данной статье.

Благодарность

Следующие терапевты предоставили мне своё разрешение использовать здесь данные о своих пациентах: Доктор Сесил С. Х. Календер (Dr. Cecil C. H. Cullander), Доктор Джарл Э. Дируд (Dr. Jarl E. Dyrud), Доктор Джон П. Форт (Dr. John P. Fort), Доктор Лесли Шаффер (Dr. Leslie Schaffer), Доктор Роджер Л. Шапиро (Dr. Roger L. Shapiro), Доктор Джозеф Х. Смит (Dr. Joseph H. Smith), и Доктор Наоми К. Веннер (Dr. Naomi K. Wenner). Относительно теоретических формулировок, касающихся этих данных, я один несу ответственность. Это исследование было поддержано грантом Фонда Форда в Исследовательском Институте Честнат Лодж. Сокращенный вариант этой статьи был прочитан на втором ежегодном симпозиуме в Честнат Лодж, 31 октября 1956 года.

Список литературы

1. ARIETI, S. (1955). Interpretation of Schizophrenia. New York: Robert Brunner.

2. BATESON, G., JACKSON, D. D., HALEY, J. & WEAKLAND, J. (1956). Toward a Theory of Schizophrenia. Behavioral Sci. 1, 251-64.

3. BECKETT, P. G. S., ROBINSON, D. B., FRAZIER, S. H., STEINHILBER, R. M., DUNCAN, G. M., ESTES, H. R., LITIN, E. M., GRAITAN, R. T., LORTON, W. L., WILLIAMS, G. E. & JOHNSON, A. M. (1956). Studies in Schizophrenia at the Mayo Clinic. I. The significance of exogenous traumata in the genesis of schizophrenia. Psychiatry, 19, 137-42.

4. BOWEN, L. M. (1956). In transcript of the Combined Clinical Staffs of the National Institutes of Health, Clinical Center Auditorium, March 29, 1956, mimeographed by the Department of Health, Education, and Welfare; National Institutes of Health, Bethesda, Maryland.

5. FRIEDMAN, M. S. (1955). Martin Buber-The Life of Dialogue. Chicago: the University of Chicago Press.

6. HILL, L. B. (1955). Psychotherapeutic Intervention in Schizophrenia. Chicago: The University of Chicago Press.

7. JOHNSON, A. M., GIFFIN, М. E., WATSON, Е. J. & BECKETT, Р. G. S. (1956). Studies in schizophrenia at the Mayo Clinic. II. Observations on ego functions in schizophrenia. Psychiatry, 19, 143-48.

8. LIDZ, R. W. & LIDZ, T. (1952). Therapeutic considerations arising from the intense symbiotic needs of schizophrenic patients. In Psychotherapy with Schizophrenics, edited by Brody, E. B. & Redlich, F. C. New York: International Universities Press.

9. LIMENTANI. D, (1956). Symbiotic identification in schizophrenia. Psychiatry, 19, 23 1-6.

10. LITTLE, M. (1951). Counter-transference and the patient’s response to it. Int. J. Psycho-anal. 32, 32-40.

11. MEERLOO, J. A. M. (1956). The Rape of the Mind-The Psychology of Thought Control, Menticide, and Brainwashing. Cleveland and New York: The World Publishing Company.

12. REICHARD, S. & TILLMAN, C. (1950). Patterns of parent-child relationships in schizophrenia. Psychiatry, 13, 247-57.

13. SEARLES, H. F. (1951). Data concerning certain manifestations of incorporation. Psychiatry, 14, 397-413.

14. SEARLES, H. F. (1955). Dependency processes in the psychotherapy of schizophrenia. J. Amer. Psa. Ass., 3, 19-66.

15. SEARLES, H. F. (1958). Positive feelings in the relationship between the schizophrenic and his mother. Int. J. Psycho-anal. 39. To appear.

СВЕДИТЕ КОГО-ТО С ума определение | Кембриджский словарь английского языка

 

Обзор

отъехать

выгонять кого-л./что-л. (из чего-л.)

приводной вал

Идиомы

свести с ума идиомы

свести кого-либо с ума, с ума и т. д. фраза

Идиомы

Идиомы

Идиомы

Проверьте свой словарный запас с помощью наших веселых викторин по картинкам

  • {{randomImageQuizHook.copyright1}}
  • {{randomImageQuizHook.copyright2}}

Авторы изображений

Попробуйте пройти викторину

Слово дня

интроверт

Соединенное Королевство

Ваш браузер не поддерживает аудио HTML5

/ˈɪn.

trə.vɜːt/

НАС

Ваш браузер не поддерживает аудио HTML5

/ˈɪn.trə.vɝːt/

тот, кто застенчив, тих и предпочитает проводить время в одиночестве, а не часто быть с другими людьми

Об этом

Блог

Мотыги и скряги (язык того, как мы тратим)

Подробнее

New Words

space brolly

Больше новых слов