На площадке второго этажа Кирилл остановился, достал из кармана плоский ключик от английского замка, торжественно вручил его Зосе. Все увидели, как задрожала ее рука. — Открывайте. Она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Потом, как бы обрадовавшись, что дверь наконец открылась, быстро вошла в темноватый тесный коридорчик и остановилась в дверях комнаты ослепленная: широкое окно, новая мебель, цветы, фрукты… Оглянувшись, она словно позвала на помощь: — Антон Кузьмич! Ярош прошел мимо нее и сказал смущенно, а потому, казалось, сердито: — Ну, ну… без всяких… ничего особенного. Потом, потом… Все это ваше. Живите. А мы сейчас выпьем за ваше здоровье… За новоселье. Маша! — Погоди, испортишь всю церемонию! — Шикович любил внешние эффекты. Они все трое засуетились вокруг стола, на какое-то время, должно быть, забыв о хозяйке, которая все еще, ослепленная и оглушенная, стояла у порога. — Не надо… Не надо… Что вы?.. Пожалуйста. Зося… Софья Степановна… Маша мигом слетала на кухню и вернулась со стаканом воды. Но Шикович взглядом остановил ее: «Не нужно, не трогайте» — и осторожно забрал у Яроша бутылку с шампанским. 22 Товарищи Маши по работе, наверное, очень удивились бы, если б узнали, что она, Маша Литвин, серьезная, рассудительная, способна на легкомысленные поступки. Но как иначе назвать то, что она попеременно встречалась то со Славиком, то с Тарасом?.. Тарас показался ей сначала скучноватым. Не очень разговорчивый, замкнутый, он не сразу открылся ей. Только после двух-трех свиданий она увидела, как много он знает — так много, что ей стало боязно. А в Славике, наоборот, ей нравились его несерьезность, легкость и беззаботность. И ирония. Над всем он смеялся. Разойдется — не даст пощады никому: ни отцу, ни сестре, ни друзьям, ни даже себе. Правда, над одними, как, например, над Ходасом, он иронизирует зло, над другими — безобидно-снисходительно. Лишь мать, заметила Маша, он никогда не трогал. Может быть, поэтому Маша и прощала ему насмешки над всеми, даже над Ярошем. С Тарасом было интересно, со Славиком весело. При третьей или четвертой встрече Тарас отважился поцеловать ее, и она не протестовала, не оттолкнула, как Славика, с которым в конце концов поссорилась, когда он однажды полез целоваться. Рассердилась, ушла домой, не назначив встречи. Клала трубку, когда он назавтра, на третий, на четвертый день звонил в больницу. Славик затосковал. Все ему надоело: пижонистые друзья, модные девчонки, липси, пластинки с мексиканскими песнями, «Поплавок». Однажды, когда уже стемнело, наконец увидел ее: она вышла из дому, свернула на соседнюю, такую же тихую, обсаженную липами улицу. Славик двигался следом. Машу ждал парень. Она поспешно подошла к нему, и они поцеловались. Словно молотки застучали у Славика в висках. Измена! Черная измена! Он сжал кулаки, готовый броситься на соперника. Но остолбенел, узнав голос Тараса. Это не было возмущение, даже удивлением нельзя было это назвать. Он не мог бы объяснить словами то, что испытал. Опомнился, только когда заметил, что они идут прямо на него. Стало отчего-то очень страшно встретиться с ними, и он бросился прочь… Всю ночь Славик блуждал по улицам. Под утро задремал на скамье в сквере. Оттуда явился на завод в своем модном вечернем костюме. Рабочие в проходной скептически оглядывали его. Тарас встретил в цеховой раздевалке, удивился: — Ты где это был, что не успел переодеться? — Где? — Славик уставился на него красными от бессонницы глазами. «Улыбаешься? Радуешься? Погоди же! Я тебе покажу радость!» С холодной яростью искал он способ утолить свою жажду мести. Хотелось придумать что-нибудь такое, чтоб развалить бригаду, чтоб скомпрометировать Тараса и вообще наделать шуму на весь город. Но вместе с тем ему все-таки жалко было бросать завод. Это его удерживало от слишком решительных действий. Просто нахулиганить — посадят. Садиться ему больше не хотелось. И он снова лез под кран. Снова ссорился с Ниной. Запустил ключом в Костю, который попытался подтрунить над ним. Покрыл матом Галыгу, когда тот матюкнул его. Это наделало-таки шуму. Начальник смены сам всех ругал. Но чтоб его, да еще ученик!.. Побледнел, затопал ногами: — Щенок! Молокосос! Выгоню! Сегодня же расчет. Бригаде пришлось защищать его. Ребята должны были согласиться с Костей, что они мало занимаются Славиком. Приутих было — и вот опять! Была как раз суббота, короткий рабочий день. Решили все вместе пойти в кино, потащить Славика с собой. — Что ты думаешь делать сегодня? — спросил у него Костя. Но он спутал им все карты: — Поеду на дачу. Поброжу по лесу. Может быть, последние теплые дни, — и вдруг обратился к Тарасу: — Поедем вместе! — За день он так ничего и не придумал, а тут внезапно блеснула идея. Костя мигал: соглашайся! — Едем, — сказал Тарас, — Будьте осторожны, мальчики, — ласково сказала Валентина Андреевна, когда они вышли с дачи, оба с ружьями за спиной. Мать радовало, что Славик подружился с Тарасом, с заводскими ребятами и, кажется, берется за ум. Валентина Андреевна долго с нежностью смотрела им вслед. Они вышли на луг. Был тихий, но уже по-сентябрьски бодрящий ранний вечер. Небо обложили низкие кучевые облака. Словно некая центробежная сила разогнала их в стороны, к горизонту: в зените ясно, а ниже лазурь закрыли доисторические косматые звери и паруса, как бы обессиленно повисшие после бури. Солнце заслонил огромный одногорбый верблюд. От луговых взгорков, выжженных солнцем до пепельного цвета, веяло осенней грустью. Глаз ласкала отава в лощинах, но и ее тон не напоминал о весне: ни одного цветочка — только темная, как зацветшая вода в болоте, зелень. На одном из пригорков стояла молодая осина, почти вся уже красная. Они прошли мимо. Тарас погладил осинку рукой и засмеялся — золотом своей листвы она напомнила ему Машу. Славик взглянул на осинку и все понял. «Смеешься? Радуешься? Скоро ты у меня заплачешь», — он выплюнул окурок сигареты и зажег новую. Они подошли к густой заросли высокого лозняка. За лозняком небольшая старица, на которой любят ночевать утки. Вдруг Славик остановился, обернулся к Тарасу, который шел чуть отставая. Оскорбительно плюнул мимо него окурком. Снял с плеча ружье, поставил прикладом на песок. Глаза его гневно блеснули и потемнели. — Один из нас сегодня должен умереть, — сказал он зло и серьезно. Тарас, хотя и почуял что-то недоброе, улыбнулся, как бы заинтересованный игрой. — Условия: расходимся и сходимся в лозняке. Кто увидит первый… Случайный выстрел… Несчастный случай. Больше двух лет не дадут… не бойся! Если б не блестели так глаза, не подергивались губы и пальцы лихорадочно не перебегали по граненым стволам двустволки, это можно было бы принять за очередную шутку Славика, пускай неуместную, детскую, но шутку. Но сейчас Тарас разозлился: — Для этой игры ты позвал бы Витю. И не ружья вам нужны — деревянные пистолеты. Аяь. перерос. Да и тебе пора… — Ты гад! — закричал Славик, брызгая слюной. — Ты… Ты… Ты подлец! Я ненавижу тебя. — За что? — За что?! Она моя девушка. Я первый познакомился!.. Я первый!.. |
Он часто затрагивал серьезные темы и, оказалось, умел говорить интересно.
Ему хорошо было только с Машей. Вечерами он слонялся около ее дома в надежде встретить.
Тарас улыбался.
Надо, чтобы он больше времени проводил с ними.
Но лучи пробились поверх горба и позолотили облако-крыло.
Краткое содержание «Сердце на ладони» по главам
Главные герои
- Ярош Антон Кузьмич – талантливый хирург, отличный семьянин. Во времена войны был подпольщиком.
- Шикович Кирилл Васильевич – друг Яроша, журналист редакции, увлекается историческими фактами.
Пишет на эти темы книги.
Пишет на эти темы книги.Другие персонажи
- Гукан Семен Парфенович – председатель исполкома, ярый противник взглядов Шиковича
- Галина Адамовна – супруга Антона Кузьмича. Очень любит его. Ревнует ко всем женщинам.
- Витя и Наташа – дети супругов Ярош.
- Валентина Андреевна – жена Шиковича Кирилла.
- Ирина и Слава – дети Шиковичей.
- Тарас – приемный сын Антона и Галины.
- Маша – медсестра, работает у Яроша.
- Зося – давняя военная подруга Антона, которой он делал операцию на сердце. Очень любит его. Настоящее имя София Савич.
- Тамара Александровна – училась с Антоном в институте. Отомстит ему за то, что не полюбил ее.
Краткое содержание романа «Сердце на ладони» по главам Василия Шукшина
Глава 1
Учитель проверяет на плагиат?
Закажи уникальную работу у наших авторов.
Напишем в течение дня!
Связаться с нами:
Антон Кузьмич вместе с сыном Витей наблюдали за стаей домашних голубей, а супруга доктора обсуждала с соседкой увлечение своих любимых мужчин. Семьи женщин все лето жили на даче. Шиковичи и Яроши много времени проводили вместе. Походы на рыбалку, купания в реке, дружеские посиделки – всем этим была наполнена их летняя беззаботная жизнь. Кирилл пригласил в гости председателя исполкома Гукана, книгу которого он правил.
Учитель проверяет на плагиат?
Закажи уникальную работу у наших авторов. Напишем в течение дня!
Связаться с нами:
Глава 2
Кирилла очень злило, что гость так и не подоспел к обеду. Он ругает жену за то, что она балует уже взрослых детей. Женщина сумела сгладить возмущения супруга по поводу воспитания. Чтобы развеяться, Шикович предлагает Антону выбраться поудить. Там мужчины встречают Гукана, который является большим поклонником рыбалки.
Глава 3
Семен Парфенович опаздывает на работу, что бывает крайне редко.
Он находится под впечатлением от вчерашнего отдыха. После выходных в его кабинет приходят коллеги, и они вместе обсуждают как провели свой досуг. Гукан замечает за собой, что его что-то тревожит. Он вспоминает разговор с Шиковичем о культе личности. На душе стает неспокойно.
Глава 4
Антон Кузьмич едет в соседнюю больницу, которой заведует его знакомая, испытывающая к нему симпатию. Именно из-за ее постоянных знаков внимания Галина стала такой ревнивой. Вернувшись на свое рабочее место, его срочно просят осмотреть новую больную, с отклонениями в работе сердца. Женщина называет его разными именами и прозвищами. В ней он узнает Зосю.
Глава 5
Встреча с той, которую он более десяти лет считал умершей, перевернула все его мысли. Он уже представлял, как оперирует ее, Они вспоминают те страшные времена, когда пришлось долгое время пребывать в подполье. Дома, с очередными сценами ревности его встретит Галина. Муж скажет ей, что с таким недоверием больше не в силах мириться.
В эту же ночь он вспомнит о тяжелое ранении, после которого ему повезло выжить. И все благодаря ей – Зосе.
Глава 6-7
Славик Шикович встречает на вокзале Тараса, которого Яроши воспитывали с 16 лет, после того, как его родители погибли на войне. После алкоголя, Вячеслав осыпает возмущениями отца, который заставил работать его на заводе. Возвращаясь домой, он пристает к иностранным студентам, называет их шпионами, угрожает бомбой. Председатель исполкома уже решает, как будут наказывать провинившегося.
Глава 8-9
Ярош устанавливает в операционной новое оборудование. Приближается операция Зоси. Маша знакомится с ней. Девушки начинают дружить. Бывшая подпольщица рассказывает медсестре о Тарасе. Она хочет, чтобы Антон познакомил коллегу с парнем. Тот не противится. Медсестра приезжает знакомиться с Тарасом. Дочь Шиковичей Ирина видит в ней конкурентку. Ведь сама она уже давно влюблена в парня. Соседи собираются за огромным столом. Внезапно появляется Слава, пробывший десять суток за решеткой.
Глава 10
Гостей становится все больше. На дачу приехали друзья Тараса. Ребята говорят о коммунизме, вспоминают детские мечты и озвучивают теперешние. Славик не поддерживает их. Он всячески пытается язвить. Непристойным поведением он обижает Машу. Отец не выдерживает такого хамства и ударяет сына.
Глава 11
Ярош тщательно готовится к операции Зоси. Из Киева был привезен специальный аппарат для легких. Собралось множество коллег, практикантов. Пришел посмотреть на ход уникальной операции и Кирилл Шикович, чтобы потом высветлить это в газете.
Глава 12
Кирилл Васильевич спешит на собрание горисполкома. Там поднимут тему о воспитании детей. В основном разговор будет касаться его сына. На этот раз критика больно резанет слух отца. И некоторым он напомнит, что и у них не все гладко в семьях, чтобы других воспитывать.
Глава 13-14
Ярош остается в больнице еще на одни день.
Шикович посещает всяческие архивы. Его интересуют документы о предателях и героях его города. Он пытается найти материалы о докторе Савиче, который являлся отцом Зоси. Он обнаруживает письмо, которое врач сам написал немецкому руководству, предлагая сотрудничество. В архивах доктор числится изменником родины. Это разочаровало Кирилла Андреевича.
Глава 15
Тарас помогает устроить Славика работать к себе в бригаду. Тот вместо слов благодарности постоянно подставляет ребят. У него нет желания учиться новому, он часто хамит окружающим. Начальство предупреждает Тараса о том, что такой сотрудник тянет команду в пропасть.
Глава 16-17
Шикович встречается с бывшей медсестрой инфекционного отделения Клавдией, чтобы поговорить о докторе Савиче. Не верит он, что тот был изменником родины. Женщина соглашается помочь. Через несколько дней после поездки Шикович выпускает статью о докторе, которая основана на рассказах его коллеги. Он изображает его настоящим героем.
Глава 18-20
Софья пошла на поправку. Маша радуется за подругу. Она читает ей стихи русских классиков. Медсестра приглашает Владислава Шиковича на встречу. Парень с нетерпением мчит. С ней он ведет себя достойно, и не позволяет хамства и вольностей. Тарас звонит Маше на работу и приглашает ее на концерт. Она соглашается. На собрании исполкома Ярош с Шиковичем просят выделить Софье Савич квартиру.
Глава 21-23
Славик затосковал по Маше. Увидев, что она встречается с Тарасом, стал вынашивать план мести. Парни едут на дачу. Там между ними происходит серьезная драка. Шикович, наперекор Ярошу, едет к Зосе, чтобы лично расспросить об ее отце. Софья рассказывает всю правду.
Глава 24
Завод работал в несколько смен. К открытию съезда хотели выполнить десятимесячную норму. Славик не смог забыть Машу. Периодически звонил ей и просил о свидании.
Вскоре ее отказы надоели парню, и он решил пригласить в кино крановщицу Нину.
Глава 25-26
Осень выдалась теплая. Ярош любил ездить в лес собирать грибы. Маша попросила, чтобы он взял их с Зосей с собой. Поездка подарила массу положительных эмоций. Гаецкая смешала их планы. Тамара Александровна приходит в клинику, где работает Галина, и рассказывает ей о том, что видела ее мужа с девушками. Супруга закатывает Антону скандал.
Глава 27-28
На заседании сессии Ярош выступает с докладом, в котором публично раскрывает все недостатки больницы, где заведует Тамара Александровна. Она уверяет его, что просто так это не сойдет ему с рук. Гукан уже не понимал, не зря ли он все эти годы служил партии. ХХ съезд окончательно развенчал все предположения касательно культа личности Сталина. Семен еще не знал, что его ожидает.
Глава 29
Шиковича приглашает к себе майор Сербиновский. Он знакомит его с заключенным, по вине которого когда-то оклеветали Савича.
Теперь у Кирилла есть новые факты для статьи. Ярош и Шикович едут к Зосе, несмотря на то, что Антон помирился с Галей, и обещал никогда не встречаться с девушкой. Там они встречают Тараса.
Глава 30-31
После близости с Ниной Славик стал избегать с ней встреч. Ребята из бригады упрекают его в этом. Девушка обещает наложить на себя руки, если он бросит ее с ребенком. Маша с Тарасом идут в театр, и там встречают Славу со спутницей. Нина понимает, что Вячеслав до сих пор любит эту рыжеволосую девушку. Тарас в очередной раз зовет Машу замуж. Зося планирует начать работу в библиотеке.
Глава 32-34
После выхода статьи, к Шиковичу приходит незнакомец, который рассказывает ему о подпольной деятельности Гукана. Зося тоже рассказывала о нем. Галина следит за Антоном. Она вновь узнает, что он ходит к Софье. Женщина просит Тараса помочь с разводом. Тот отговаривает ее. Супруга Яроша боится, что дети примут сторону отца.
Глава 35-36
Славик ищет встреч с Машей.
Глава 37-38
Ярош приходит к Зосе поздравить ее с наступающим Новым годом. Девушка дает понять, что он ей не безразличен. Антон уходит.
Он делает операцию Славе, который пострадал после аварии. В кармане парня нашли письмо для Маши. Мать сокрушается, что она слишком мало внимания уделяли сыну. Доктор обещает, что все будет хорошо.
Глава 39-40
Славик в горячем бреду вспоминает аварию, пламя, охватившее машину. Он зовет маму. Она уже третий день не отходит от него. За ним ухаживает и Маша. Зося пишет прощальное письмо Ярошу, в котором благодарит за новую жизнь без боли в сердце. Она признается ему в любви, но не хочет разрушать семью, поэтому уезжает в неизвестном направлении.
Жена в очередной раз прощает супруга. Приближается Новый год, который они встретят всей дружной семьей.
Поиск для:
Кристофер Дуранг сэмплирует Антона Чехова в фильме «Ваня, Соня, Маша и Спайк» | Miami.com
Дух и пьесы Антона Чехова пронизывают Ваня и Соня, Маша и Спайк , удостоенная премии Тони комедия Кристофера Дюранга, которая только что открылась на GableStage.
Сообразительные театралы, знающие Чехова (и его пьесы Дядя Ваня , Вишневый сад , Чайка и Три сестры ) получат дополнительный уровень вовлеченности в абсурдистский хит Дуранга. Но вам не нужно знать мадам Аркадину из Мэгги Смит, чтобы смеяться над Ваня и Соня .
Для некоторых работа Дюранга — дело вкуса. Умные и жестоко сатирические, такие пьесы, как Сестра Мэри Игнатиус объясняет все это для вас , За гранью терапии и Женитьба Бетти и Бу забавны, но безжалостны, поскольку они нацелены на религию, психотерапию, семейную жизнь и многое другое.
Ваня и Соня — более мягкая и рассеянная пьеса, несмотря на Тони. Дуранг попадает и промахивается, и хотя режиссер Джозеф Адлер (в основном) хорошо отыграл свою постановку, шесть игровых актеров шоу могут сделать лишь так много, чтобы замазать более слабые места сценария.
Спектакль рассказывает о троих братьях и сестрах, двое из которых живут в великолепном семейном доме с каменным фасадом в округе Бакс, штат Пенсильвания (великолепная декорация создана давним дизайнером GableStage Лайлом Баскиным). Безработный Ваня (Ави Хоффман) и его приемная сестра Соня (Лаура Тернбулл), названные в честь чеховских персонажей их покойными родителями-театралистами-профессорами колледжа, дожили до среднего возраста, фактически не живя. Он весел и одинок, она натуралка и одинока — и, что еще хуже, Соня безнадежно тоскует по Ване, когда они не ссорятся.
Их домработница-предсказательница Кассандра (Джейд Уилер) предупреждает о грядущих неприятностях, и, как и в случае с ее тезкой из греческой мифологии, в основном игнорируется.
Но она, как всегда, права: гламурная актриса-сестра Вани и Сони Маша (Маргарита Коэго) появляется со своим великолепным крепким игрушечным мальчиком Спайком (Доменик Сервидио) на буксире с планами продать дом. Шестой персонаж, стройная начинающая актриса Нина (Хейли Брюс), навещает племянницу парочки по соседству, и ее присутствие вызывает у Маши бушующую ревность.
Стилистически спектакли весьма разнообразны. Тернбулл и Хоффман, супруги в реальной жизни, вызывают у Вани и Сони вызывающее сочувствие сердце, и с точки зрения актерского мастерства они составляют огромную силу постановки. Соня Тернбулла выглядит как-то гламурно, но немного грустно в праздничном наряде (потрясающие костюмы от Эллиса Тиллмана), а ее телефонный разговор с потенциальным женихом действительно трогателен. Хоффман получает великолепный монолог о жизни в 1950-х годах, и он делает это проявлением силы, которое задумал Дюранг.
Брюс, недавний выпускник Школы искусств Нового Света, также более реалистичен и симпатичен ее невинной, полной энтузиазма Нине.
Все еще студент Нового Света, скульптурный Сервидио получает удовольствие, играя Спайка, который туп, как ящик с камнями, и горяч, как расплавленная лава. Играя удивительно расчетливого мужчину-проститутку, часто веселый Сервидио мешает смотреть куда-либо еще, когда он на сцене, и не только потому, что иногда на нем нет ничего, кроме черных трусов Calvin Klein.
Уилер и Коего играют преувеличенных персонажей, и временами кажется, что они в другой, более откровенно фарсовой пьесе. Уилер ужасно забавна, когда Кассандра ставит своих привилегированных работодателей на их места, но то, как она физически воплощает пророческие послания персонажа, просто странно. Привлекательная Коэго правильно понимает безжалостный нарциссизм Маши, но ее преувеличенный стиль игры и иногда раздражающий голос (хотя у Коэго нет акцента, вспомните Софию Вергару, когда она ревет) делают Машу более похожей на мультяшную злодейку, чем предполагал Дюранг.
Эта статья была впервые опубликована 18 мая 2014 г.
, 23:05.
машадутуит | Маша дю Туа
Недавно я обнаружила, что у меня аутизм. Одно из решений, которое мне пришлось принять, заключалось в том, стоит ли проводить официальный диагноз. Написание этой истории помогло мне справиться с некоторыми трудными эмоциями, с которыми мне приходилось сталкиваться.
«Хорошо. Вот и мы. Моника плавно остановила машину. «Теперь вы уверены…»
Аппель уже расстегнула ремень безопасности. Она подавила свое нетерпение, когда мать положила руку ей на плечо.
«Дорогая, ты уверена-уверена, что не хочешь, чтобы я пошел с тобой?» — серьезно сказала Моника. «Вы знаете, я не возражаю…»
Щелкни, щелкни, щелкни, щелкни, щелкни, щелкни, щелкни.
Указатель поворота все еще горел, звук притягивал внимание Аппеля.
«Все в порядке, мама». Потребовалось усилие, чтобы ее голос звучал спокойно и расслабленно. Она улыбнулась и посмотрела матери в глаза, устанавливая тот момент близости, который, как она знала, Моника ожидала и ценила.
«Мне нужно научиться делать все это самому, не так ли?»
«Это правда». Моника смотрела на дочь, и тревога исходила от нее так сильно, что Аппелю захотелось отклониться от нее. «Ты прав. Я просто хочу, чтобы вы знали, что…
Аппель приложила усилия, чтобы не произнести эти слова вслух вместе с матерью. «— что все немного волшебны, и что бы ни говорил тестер, ты все равно моя дочь, и я люблю тебя».
«Спасибо, мама. Я знаю.»
«До тех пор, пока ты помнишь об этом, милая».
Аппель не поморщилась, когда мать откинула ей волосы с лица.
Щелкнуть Щелкнуть Щелкнуть Щелкнуть Щелкнуть Щелкнуть.
К огромному облегчению Аппеля, водитель позади них нетерпеливо дал бип на их гудок.
«Мам, пора идти». Увидев напряжение на лице матери, она немного смягчилась. «Я тоже люблю тебя, мама. Не волнуйся. Я буду в порядке».
Прежде чем Моника успела сказать что-то еще, чтобы задержать ее, Аппель вышел из машины и плотно закрыл дверь.
Другой ныряльщик снова загудел, и, после последней волны и воздушного поцелуя, Моника отстранилась.
Аппель повернулся лицом к зданию.
Вот оно.
Она достаточно часто бывала в Институте, но ни разу не заходила в него.
Она поднялась по широким ступеням ко входу, наполовину ожидая, что охранник остановит ее, но мужчина лишь мельком взглянул на нее и махнул рукой.
» Извините, куда мне обратиться для проверки Магического Потенциала?» Аппель читала себе под нос.
Она много раз репетировала этот вопрос и имела его наготове, но, к ее облегчению, ей не нужно было приближаться ни к одному из незнакомцев в фойе.
Большая вывеска перечисляла все места, и вот она, нужная ей информация, третий ряд сверху: Оценка, тестирование и диагностика магического потенциала: Комната 1005
Аппель легко нашла дорогу по коридорам. Все двери были пронумерованы, и было легко понять, куда она должна идти.
Она увидела еще несколько человек, одетых в стандартную взрослую офисную одежду.
Никто из них не удостоил ее даже второго взгляда, и никто не подошел достаточно близко, чтобы она могла уловить что-то большее, чем дуновение их эмоций.
Как обычно, она задержала дыхание, чтобы не впитать слишком много, но все же чувствовала их. Порывы рассеянных расчетов и тихое ворчание мелкого раздражения.
По крайней мере, она слилась с остальными. Моника была права, настаивая на том, чтобы Аппель носила ее самую взрослую, скучную одежду. Белая блузка и узкая серая юбка, чулки и аккуратные черные туфли.
Аппель сопротивлялся. Она ненавидела носить чулки, ненавидела постоянно осознавать, что пояс впивается в нее, ненавидела то, как ее юбка шлепала по ногам в чулках при каждом шаге. Но она должна была признать, что эта одежда подходит для этого места. Никто не давал ей даже второго взгляда.
Дверь в комнату 1005 была открыта. Секретарша подняла взгляд, когда Аппель остановилась на пороге. «Я могу вам помочь?»
Аппель подошла к столу и протянула бланк заявления.
Секретарь взял бланк, просмотрел его, затем перешел к Аппелю. «Это вам?»
Аппель кивнул.
Женщина еще раз прочитала форму, затем что-то набрала в своем компьютере. Она излучала ровный, компетентный гул. По привычке Аппель отошла подальше, на расстояние, где она больше не замечала эмоций женщины, и воспользовалась возможностью, чтобы изучить ее окружение.
Комната была разочаровывающе обычной. В ней был бежевый ковер от стены до стены и мягкие не совсем белые стены. Несколько человек сидели на ряду пластиковых стульев. Три мальчика и три женщины.
«Кажется, все в порядке». Секретарь поместила форму Аппеля в папку. «Садитесь, пожалуйста. Доктор позвонит вам, когда будет готов вас принять.
— Спасибо, — прошептал Аппель и выбрал ближайшее кресло.
Все смотрели на нее, поэтому она опустила глаза, чтобы никто не чувствовал себя обязанным говорить с ней.
Через несколько мгновений, когда никто не проявлял никаких признаков нарушения ее молчания, она рискнула еще раз быстро оглядеть комнату.
Все мальчики были как минимум на десять лет моложе Аппеля. Каждый сидел рядом с женщиной, которая, как догадался Аппель, была их матерью.
Руки и руки каждого мальчика были обмотаны удушающими средствами, мягкими, но сильными амортизирующими аккордами, которые предохраняли их от случайного срабатывания.
Мальчик приближается к Аппелю, нежному круглолицему ребенку с большими карими глазами, прислонившемуся к матери, и она обняла его, рассеянно перебирая пальцами его тонкие волосы.
Они были достаточно близко, чтобы Аппель мог уловить мысли женщины, нежный поток комфорта и теплых ароматов. Чистый хлопок, сушка на солнце. Книга аккуратно встала на свое место на полке. А под ним тонкий хрип беспокойства, то останавливающийся, то вздрагивающий, как грызущее животное.
Ничего от мальчика, конечно, из-за удушения.
Аппель украдкой посмотрел на тщательно завязанные аккорды. Ей было интересно, каково это носить их.
Она никогда не спрашивала родителей, почему они не купили ей аккорды.
Может потому, что они были такими дорогими? Или, может быть, это было потому, что они были в основном мальчиками.
Аппель знал, что лучше их не спрашивать. Спелл-аккорды были одной из многих вещей, которые нельзя было обсуждать. Особенно с Моникой. Иногда Аппель думала, что ее мать считала аккорды вульгарными и кричащими, точно так же она презирала тех, кто носил макияж или кричащую одежду.
Людям вроде нас не нужно показывать свою ценность.
Но иногда она чувствовала, что в этом есть нечто большее. Несколько раз, когда она чувствовала мысли Моники об аккордах, в них был тот привкус суждения, который она приберегла для людей, ловящих мышей клеевыми ловушками.
Невежество не оправдывает жестокости.
Аппель заерзала на стуле, пытаясь не обращать внимания на стягивающий пояс юбки. Ей было тесно в жестких черных туфлях, и ей захотелось их снять.
Мальчик рядом с ней постукивал пальцами, каждый палец по очереди постукивал по большому пальцу в ровном ритме.
Аппель поняла, что она тоже постукивает, и подавила движение, автоматически перенеся ритм в свою голову, где он стал личной мелодией, как она всегда делала.
Затем она нахмурилась.
Она была здесь для оценки. Чтобы ей поставили диагноз «пользовательница магии», если она ею была. Диагноз, чтобы ее можно было обучить контролировать и направлять свою магию, если она у нее есть.
Значит ли это, что она должна показать свои симптомы?
Непроизвольные повторяющиеся движения были классическим признаком того, что у него есть потенциал стать магом.
Непроизвольный.
В этом и была проблема, не так ли? Были ли ее постукивания непроизвольными? В конце концов, она могла бы перестать их делать. Когда она знала о них, то есть.
Хитрость заключалась в том, чтобы передать ритм ее тела в разум. Вот почему у нее почти всегда в голове крутился обрывок музыки, играющий в бесконечном цикле.
Она обнаружила, что это лучший способ.
Если она просто пыталась остановить движения своего тела, энергия, как правило, выходила неожиданным и неудачным образом, что она и обнаружила на себе.
Аппель не мог не заметить, что ни один из мальчиков вообще не подавлял свои движения.
Мальчик рядом с ней постучал пальцами. Мальчик рядом с его подпрыгивал на коленях и качался там, где он сидел, а мальчик в дальнем конце комнаты запрокинул голову, запустив пальцы в волосы, и тихо напевал себе под нос.
Никто из взрослых не возражал.
Стоит ли ей тоже попробовать? Просто позволь себе постучать. На публике, где все могли видеть.
Как-то не так.
«Аппель Латеган?»
Аппель вздрогнула по стойке смирно.
«Доктор готов принять вас», — сказала секретарша.
Внутренняя дверь открылась, и там ждал мужчина. Высокий мужчина с короткими, тонкими каштановыми волосами и в очках в пластиковой оправе.
Аппель поднялась на ноги. «Что насчет них?» — резко спросила она, указывая на мальчиков и их матерей.
— Они были здесь до меня.
«Не волнуйся, дорогая, все в порядке». Регистраторша улыбнулась. «Они здесь, чтобы увидеть другого врача».
— Пойдемте, — сказал человек у двери. Его улыбка не коснулась его глаз.
У Аппеля пересохло во рту. Каким-то образом она прошла через комнату и через дверь в кабинет за ней. Проходя мимо мужчины, она вообще ничего от него не почувствовала.
Никаких эмоций. Никаких мыслей.
Это было облегчением. Она предпочла бы не знать, что скрывается за этими серыми глазами. И было логично, что кто-то на его месте умел защищать себя.
– Пожалуйста, присядьте вон там, – сказал мужчина, указывая на мягкую скамью.
Аппель повиновался. Скамья была слишком низкой для нее, и она чувствовала себя неловко.
«Итак». Мужчина выдвинул стул и сел напротив нее, все время изучая лист бумаги, который Аппель приняла за ее форму. «Мисс Латеган. Я доктор Глен. Я буду оценивать ваш магический потенциал и диагностировать, где вы находитесь в этом диапазоне.
Предполагая, — и он взглянул на нее, — что вы находитесь в пределах досягаемости.
Аппель кивнула, показывая, что поняла и согласилась.
Слова матери эхом отдавались в ее ушах. Каждый немного волшебник.
Ей пришлось побороть желание корчиться от раздражения. Если все были немного волшебниками, то почему она пришла сюда, чтобы пройти испытания?
«Мисс Латеган». Доктор Глен просмотрел несколько бумаг, сделал пометку и снова посмотрел на Аппеля поверх очков. «Я задам вам несколько вопросов. Вы должны ответить честно. Ты понимаешь?»
Он говорил слишком медленно и слишком четко.
«Да». Аппель снова кивнул.
«Вы должны дать мне истинный ответ, а не тот, который, по вашему мнению, я хочу услышать. Это ясно?»
«Да».
«Хорошо. Таким образом, мы можем обеспечить объективность этой процедуры. Так. Скажи мне свое полное имя и возраст.
«Аппель Латеган. Мне восемнадцать лет.»
«Апелл. Первый вопрос: вы бы предпочли пойти в библиотеку или в театр?»
Аппель колебался.
Она знала, что этот вопрос должен был проверить. Предпочитала ли она тихое место учебы или шумное, отвлекающее, сбивающее с толку пространство для развлечений?
Типичный пользователь магии, как она знала, не терпит отвлечений и сверхчувствителен к мысленным шумам других людей. Пользователи магии должны ценить серьезный мир книг и учебы.
Поэтому она должна ответить « Библиотека».
Но доктор сказал ей отвечать честно, а не в соответствии с тем, что, как она знала, она должна была отвечать. Какой был честный ответ?
Библиотека или театр.
Он имел в виду библиотеку Гленкор с ее шумным кондиционером и отвлекающе мерцающими люминесцентными лампами? Или в Центральной библиотеке, милой и тихой, где библиотекари никогда не ругали вас за то, что вы возвращаете книги поздно? Имелся ли он в виду Театр Бакстера с его большим, спокойным, открытым пространством и красивыми плывущими оранжевыми огнями, где было легко уйти от толпы, или…
Доктор Глен откашлялся.
Его брови выжидающе поднялись.
— Библиотека, — сказала Аппель и почувствовала, как поток стыда обжигает ее тело.
Она притворялась. Давая ответы, которых от нее ждали, а не те, которые были правдой.
«Ты предпочитаешь иметь много друзей или только одного особенного друга?»
Это было проще. Она могла ответить, даже не задумываясь об этом.
«Один, особенный друг».
«Тебе трудно называть людей по имени?»
«Да».
Это тоже было правдой, хотя она никогда раньше об этом не задумывалась.
Когда врач записала ее ответ, Аппель внезапно вспомнила, что одним из симптомов использования магии был дискомфорт при зрительном контакте. Не слишком ли она смотрела на доктора?
Ее родители всегда настаивали, чтобы она смотрела на людей. Людям нравилось, когда на них смотрели, было грубо не смотреть, как бы некомфортно это ни было. Но может он ждал ее а не , чтобы установить зрительный контакт. Разве это не был еще один симптом?
Она поймала себя на том, что смотрит на нос доктора Глена, потом на его левый глаз, потом сдалась и посмотрела на клочок пола.
Стыд поднялся внутри нее, как тошнота в горле.
Она снова притворялась.
Она могла бы посмотреть ему в глаза, если бы захотела.
«Аппель?»
Аппель обнаружила, что дышит быстро и поверхностно. В основании черепа началась ноющая боль.
«Тебе нужен перерыв? Может быть, немного воды?
«Да, пожалуйста». Голос Аппеля превратился в шепот.
Доктор налил из кувшина стакан воды и протянул ей. Аппель пил, пытаясь игнорировать его пристальный взгляд.
Было так странно находиться так близко к другому человеку и не понимать его мыслей и эмоций.
«Готов продолжить?»
Аппель вернул ему стакан и молча кивнул.
«Хорошо. Хорошо. Где я был? О да. Есть ли у вас сильные страхи или антипатии? Например, ты боишься насекомых?»
«Нет».
«Змеи?»
«Нет».
«Высоты?»
«Я не очень люблю высоту».
«Что происходит, когда ты оказываешься на высоте?»
Аппель колебался.
«Я осторожен. Я держусь подальше от края».
«Ты думаешь спрыгнуть?» — спросил доктор.
— Нет, — солгал Аппель.
«Вы когда-нибудь мечтали летать?»
«Да».
«Когда вы летите, это похоже на плавание в воздухе или на полет, как у птицы?»
«Как плавать».
Аппель поняла, что зажала руку между коленями, обычная тактика, чтобы не постукивать слишком заметно.
Разве она не должна этого делать?
Заметит ли он, если она постучит?
Она должна была прослушивать?
Боль в черепе усилилась, образовалась полоса вокруг висков и лба.
Доктор Глен просмотрел свой файл.
«Ваши школьные записи показывают несколько случаев вспышек гнева». Он посмотрел на нее, явно ожидая каких-то объяснений.
«Я… гм… иногда, когда я злюсь или расстраиваюсь, что-то происходит».
«Всякое бывает». Его голос был сухим, но суждение было безошибочным.
Разве она не должна была признаться в этом? Но, конечно же, это была единственная причина, по которой она проходила через этот процесс.
Чтобы она могла пройти обучение и получить контроль над всем этим.
«Что случилось, Аппель?»
Аппель снова посмотрела на свои руки. Теперь ее пальцы заметно дергались, даже зажатые между коленями.
«Иногда, когда я переутомляюсь, мои пальцы, гм, немного искрят». Аппель облизала губы и тяжело сглотнула. Хотела бы она знать, что показывают его записи. «Людям это не нравится. Это пугает их. Но я никогда никому не причинял вреда».
Доктор Глен сделал пометку, постучал ручкой по блокноту, рассматривая ее. — Очень хорошо, — сказал он наконец. — Мне нужно, чтобы ты провел мне демонстрацию. Ты приготовил один?»
Аппель выпрямился. Это было лучше. Она была готова к этому.
«Да, есть».
«Какое упражнение вы подготовили?»
«Свистящие шары».
Брови доктора подскочили почти до линии роста волос. «Мультисенсорное воскрешение? Ты уверен?»
«Да, пожалуйста».
«Очень хорошо». Он сделал еще одну запись. «Всякий раз, когда вы готовы.
»
Аппель высвободила руки из-под коленей и согнула пальцы, стряхивая скованность и напряжение.
Это было легко. Она могла это сделать. Во-первых, дыхание. Ровно, вход, пауза, выход. Вход, пауза, выход.
Она нашла свое сердцебиение и изменила ритм своей головы вокруг него, выравнивая его так, чтобы ее тело и разум шли в ногу друг с другом. Знакомство с ритуалом успокоило ее.
Теперь о форме руки. Она сложила пальцы в правильную форму. Еще один вдох и затем…
Она призвала свет, превратив его в маленький аккуратный шар. Как только он был твердо установлен, она разделила свет на три шара и заставила их вращаться друг вокруг друга, каждый из которых издавал одну хриплую ноту, вместе образуя приятный гармоничный аккорд.
Она взглянула на доктора.
Он смотрел с бесстрастным лицом и пустым сознанием.
— Сойдет, — сказал он наконец.
Аппель позволил свету погаснуть.
Его ровный тон и отсутствие выражения обдали ее, как холодную воду.
Она и не подозревала, как сильно ей хотелось произвести на него впечатление, удивить.
К своему ужасу, она почувствовала, как ее губы дрожат, а глаза защипало предательскими слезами.
Аппель подавила чувства, впиваясь ногтями в ладони. она бы не плакать перед этим мужчиной. Голова раскалывалась, боль была такой сильной, что ей приходилось бороться, чтобы не закрыть глаза и не свернуться в клубок.
«Хорошо». Доктор закрыл свой файл. «Это будет все. Вы можете идти сейчас. Мы свяжемся с вашими результатами».
Аппель моргнул, глядя на него. — Ты не хочешь, чтобы я показал тебе что-нибудь еще?
«В этом нет необходимости».
«Но…» Ее охватила головная боль, которая с шипением прошла по рукам до кончиков пальцев. «Откуда ты можешь знать, что я умею, если я тебе ничего не показываю?»
Лицо доктора Глена похолодело. «Я увидел то, что мне нужно».
Аппель больше не мог сдерживаться.
Свет исходил от ее пальцев, увеличиваясь в размерах и яркости далеко за пределы вежливых маленьких шаров, которые она демонстрировала раньше.
Свет коснулся пластиковой обивки скамейки, и воздух тут же наполнился зловонием паленого пластика.
Доктор Глен вскочил на ноги, его стул загрохотал. Его рот шевелился, но Аппель не мог слышать, что он говорил.
Все ее внимание было сосредоточено на управлении свечением.
Облегчение от этого было сильным. Головная боль прошла в одно мгновение. Она зависла на краю, испытывая искушение отпустить ситуацию, позволить ей раскрыться в полную силу. Он расцвел мутовкой извилистых форм.
Потом, сначала медленно, а потом все увереннее, оно сформировалось.
Как всегда, она не могла контролировать его форму. Это было все, что она могла сделать, чтобы не дать ему опалить ее окрестности.
Свет сужается и изгибается, а затем, мигая и хлопая, принимает форму зеркального отражения доктора.
Те же аккуратные волосы. Те же очки в пластиковой оправе.
Два доктора повернулись друг к другу.
Настоящий доктор Глен замер от удивления и шока, его кадык шевелился, когда он глотал и глотал снова.
Доктор в зеркале внимательно изучал его, лицо было бесстрастным. Его рот открылся, и из него вырвался каскад черных слов, роящихся, как насекомые, над доктором Гленом, который задыхался и безрезультатно бил по маленьким ползучим символам, когда они вонзались в его кожу.
Это зашло слишком далеко.
Аппель собралась с силами и с усилием рассеяла свечение.
Зеркальный доктор исчез, не оставив после себя ничего, кроме запаха горелого пластика.
— Извините, — прохрипел Аппель. Ее голос пропал. «Извиняюсь.»
Доктор Глен уставился на нее с бледным лицом. Губы его шевелились, но слов не было.
Аппель встал со скамейки. Ее ноги чувствовали себя неуверенно. «Я могу идти?»
Не дожидаясь ответа, она открыла дверь и вышла из комнаты. Секретарша пыталась привлечь ее внимание, но Аппель тоже ее проигнорировала.
Снаружи.
Она должна была выйти. Ее правая рука танцевала рядом, рисуя узоры в воздухе, но Аппеля это уже не волновало.
Она скинула туфли, оставив их лежать, пока они падали, и стянула чулки, подпрыгивая сначала на одной ноге, потом на другой, чуть не споткнувшись в спешке, чтобы избавиться от стягивающей вещицы.
Где был выход?
Пол был прохладным под ее босыми ногами. Ткань ее юбки задевала ее ноги, когда она бежала. Наконец она нашла главную дверь. Через мгновение она закончила и вышла на улицу.
Высокое открытое небо, ветер в лицо.
Ее сущность, затхлая и стесненная, расширилась в рельефе, расширилась, чтобы найти нужные ей связи.
Бетон. Тар. Кирпич. Она заметила трещину в брусчатке, где укоренились несколько всклокоченных сорняков. Одуванчик и немного травы.
Она присела, дотронулась до листьев. Вдохнула их запах, растерла между пальцами немного земли.
Лучше. Это было лучше.
Головная боль полностью отступила. Вонь паленого пластика осталась только в памяти.
Жук сидит на одном из стеблей травы. Аппель смотрел, как он очищается.