научный материализм | это… Что такое научный материализм?
НАУЧНЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ — термин, применяемый в англоязычной философии второй половина 20 в. к позициям, ориентирующимся в решении проблемы сознания и связанных с ней вопросов (ощущение, интенциональность, самость, воображение, свобода воли и др.) на объективные и интерсубъективные методы науки, или на те или иные ее конкретные теории и результаты. Часто сторонники этих позиций предпочитают называть себя «физикалистами», «натуралистами», а не «материалистами», поскольку наука о материи (нынешняя физика) оперирует множеством таких вещей, которые не являются в строгом смысле материальными (силы, волны, поля и т.д.), а также потому, что материализм часто ассоциируется с редукционизмом.
Установки, составляющие идеологию Н. м., исключают идеализм и иррационализм,но вместе с тем, являются достаточно широкими, чтобы в их рамках предлагать радикальные и более слабые версии. Радикальные версии: а) исходят из монистического принципа материального единства и непрерывности мира, исключающего какие-либо «добавки» в виде «ментальной реальности» или других эпифеноменов; б) многие придерживаются эпистемологического реализма и установки об онтологической неадекватности обыденного ментального языка (языка «фолк психологии») в сравнении с научно-объективным описанием сознательных актов; в) считают методы редукции оптимальными в любом виде исследования.
Являясь продолжением «линии Демокрита», материализм 20 в. активизирован развитием новых областей знания — нейронаук, когнитивных наук, теорий искусственного интеллекта, квантовой механики, — а также активным вовлечением в дискуссии о сознании философски мыслящих ученых.
Научно-материалистические концепции мира можно дифференцировать в зависимости от их ориентации на физикалистский или биологицистский образы науки. В физикалистских моделях фиксируются структурно-функциональные и каузальные характеристики бытия; в них Вселенная единообразна и состоит из объектов, постулируемых современной физикой. Понятия «сознание», «свобода воли», «личностное» либо редуцируются к физическому (или функциональному), либо изгоняются из языка онтологии (в элиминативистских вариантах).
Утверждению объективистской научно-материалистической традиции в англоязычной философии сознания способствовал бихевиоризм, предложивший ограничить объяснение психологических актов описанием реакций нервной системы на внешние стимулы и соответствующих этим реакциям форм поведения (Д. Уотсон, Б. Скиннер). Неопозитивисты (М. Шлик, Р. Карнап и К. Гемпель, О. Нейрат) внесли свой вклад в эту традицию: в рамках концепции единой науки они обсуждали проект трансляции языка психологии на язык физики. Специфика данного подхода состояла в переводе разговора о психическом на лингвистический уровень и в разрешении возникающих при этом логических, семантических и эпистемологических трудностей.
Лингвистический подход характерен для теории тождества (Г. Фейгл) Дж.
Дж. Смарт, Д. Армстронг. Тезис о тождестве духовного и физического означал, что ментальные термины обычного языка и термины, используемые в науках о мозге для описания психической деятельности, семантически различаются между собой, однако относятся к одному и тому же референту. Философ может предполагать, что ментальное есть процессы мозга, однако подтверждением могут служить только эмпирические исследования ученых, редуцирующих сознательное к материальному. Логические трудности теории тождества связаны с отождествлением разнородного: ощущение запаха розы и испытываемые нейрофизиологические процессы — не одно и то же.
Более радикальная стратегия присуща элиминативизму (П. Фейерабенд, Р. Рорти, П. Черчленд и др.). Она исходит из неправомерности отождествления ментальных терминов с описаниями процессов мозга, поскольку в этом случае фиктивное отождествляется с нефиктивным. Данная стратегия предлагает не редукцию, а изъятие категории «сознание» и др. ментальных категорий из теоретического языка, как не имеющих референтов; предполагается, что с созданием совершенного материалистического языка ментальные термины изменят свой смысл и будут вытеснены научными подобно тому, как из физики были вытеснены понятия «флогистон», «движущиеся небесные сферы» и др.
В рамках одной и той же биологицистской парадигмы модели сознания могут быть существенно разными. Согласно нейрофизиологическому материализму П. Черчленда (Churchland P.M. The Engine of Reason. The Seat of the Soul. Cambridge, Mass., 1995), ответ на вопрос, что такое сознание, следует искать не в компьютерных аналогиях или в физике, а в эволюции мозга живых существ, более конкретно — в динамических свойствах биологических нейронных сетей с высоко частотной физической архитектурой. Он считает, что, поскольку обычным ментальным терминам нет точных коррелятов в научном языке, их ждет судьба элиминации.
Поскольку «архитектура» сознания и составляющие его феномены толкуются по-разному, элиминации могут подвергаться одни компоненты и сохраняться др. Напр., функционалистская теория Д. Деннета (Dennett D. Consciousness Explained. Boston, L., 1991 ) является элиминативизмом в отношении феноменальных качеств опыта (квалиа), но не когнитивно-информационной организации сознания.
Функционалистские компьютерные теории сознания являются бихевиористской разновидностью Н. м. Проводится аналогия между логическими состояниями Машины Тьюринга, с одной стороны, и ментальными состояниями человеческого бытия, с др.; каждое ментальное состояние определяется его функциональными отношениями к получаемой чувственной информации, к результатам ее обработки во взаимодействии с др.
Некоторых философов, отмежевывающихся от материализма и предпочитающих называть свою позицию «биологическим натурализмом», по большому счету тоже можно отнести к лагерю научных материалистов. Напр., Дж. Сёрл видит путь к объяснению сознания (куда он включает и субъективный опыт) в рассмотрении этого феномена, как и др., вроде пищеварения, в виде эмерджентно возникшего качества природы и поддающегося исследованию объективными, не противоречащими науке методами. Т.е. признается существование одного мира, а не двух, и не подвергаются сомнению научные методы, но в то же время допускается соединение их с «онтологией субъективности» и узаконивается точка зрения «от первого лица» (то есть язык «фолк-психологии») ( Сёрл Дж.
Открывая сознание заново. М., 2002).
Некоторые философски мыслящие ученые, работающие в сфере нейронаук, считают малопродуктивными характерные для философов способы решения концептуальных и логических загадок сознания, полагая, что его объяснение следует искать в конкретных эмпирических исследованиях. Известные биофизик Ф. Крик и К. Кох, открывшие (вместе с Дж. Уотсоном и Дж. Уилкинсом) молекулярную структуры ДНК, высказали гипотезу (1990), что отмеченные в опытах колебания в 40 герц в визуальной части головного мозга, возможно, играют фундаментальную каузальную роль в его нейрофизиологии, объединяя различные виды информации в единое целое — «содержание сознания» (
Среди ученых-когнитивистов популярна точка зрения (хотя очевидных фактов в ее пользу нет), что объяснение сознания придет не из биологии или нейрофизиологии, а из истолкования наиболее загадочной части физики — квантовой механики, — или из принципиально новой будущей физики.
По мнению Р. Пенроуза, ключом к пониманию сознания может стать теория, примеряющая квантовую теорию с теорией общей относительности. Гравитационные эффекты, природу которых мы не знаем, возможно, ответственны за коллапс квантовой волновой функции, порождающий не-алгоритмические элементы в законах природы, с которыми связано возникновение сознания. ( Пенроуз Р. Новый ум короля. М., 2003). В предложенной им «циркулярной» метафизике «трех миров» физическое составляет основу ментального, ментальное — основу математического, последнее, в свою очередь, составляет основу физического — и т.д.
Н. м. (особенно его радикалистские версии) критикуют: за упование на будущий прогресс науки и переоценку значимости объективистских методов; за неясность в отношении фундаментальной проблемы об отношении биологического и социального; за недооценку того, что во взаимоотношении языка «фолк-психологии» и языка научного описания сознательных актов происходит процесс взаимной коррекции, а не вытеснения, и за многое др.
Н.С. Юлина
Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.
Диалектический материализм как необходимое условие продолжения гуманизма
Please use this identifier to cite or link to this item: http://hdl.handle.net/10995/105629
| Title: | Диалектический материализм как необходимое условие продолжения гуманизма |
| Other Titles: | Revival of Dialectical Materialism as a Necessary Condition for the Continuation of Humanism |
| Authors: | Ганцевич, А. М. Gantsevitch, A. |
| Issue Date: | 2021 |
| Publisher: | Уральский федеральный университет |
| Citation: | Ганцевич А. М. Диалектический материализм как необходимое условие продолжения гуманизма / А. М. Ганцевич. — Текст: электронный // Философия сегодня: ценности, перспективы, смыслы : сборник статей международной научной конференции (Екатеринбург, 19–21 ноября 2020 г. ). — Екатеринбург : Издательство Уральского университета, 2021. — С. 124-128. |
| Abstract: | Статья показывает ущербность разделения наук на естественные и гуманитарные, которое сложилось в европейской традиции с конца XVIII в., почти одновременно с развитием публичного образования, когда произошел отход от традиционного философского метода под влиянием настроений индустриальной революции и технического развития общества. Показаны истоки диалектического материализма от древнегреческой традиции до эпохи Просвещения и классического идеализма, а также неразрывная связь его с гуманистической мыслью, которая ставит задачу пойти дальше, на преодоление имманентных Просвещению эксплуатационных и репрессивных элементов, что делает диалектический материализм особенно актуальным сегодня, когда поляризация общества усиливается, а новые подходы к анализу реальности предложены не были. Показана прямая связь отказа от диалектического материализма с отставанием в развитии на примере восточноевропейских обществ. The article argues that the division of knowledge into humanities and natural sciences at the end of the eighteenth century in Europe, which was determined in part by advance in technology and Industrial Revolution, is in fact detrimental to social needs. The roots of dialectical materialism is shown as far back as ancient Greece and then up to the Age of Enlightenment and German Idealism. Also is shown the inextricable connection between humanism and dialectical materialism which was originally aimed at overcoming the side effects of the Enlightenment with its repressive and exploitative elements, which makes dialectical materialism especially relevant today with all the high polarization around, especially in Eastern Europe. |
| Keywords: | ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПРОСВЕЩЕНИЕ МАРКСИЗМ ГУМАНИЗМ DIALECTICAL MATERIALISM ANCIENT GREEK PHILOSOPHY ENLIGHTENMENT MARXISM HUMANISM |
| URI: | http://hdl. handle.net/10995/105629 |
| Conference name: | Философия сегодня: ценности, перспективы, смыслы |
| Conference date: | 19.11.2020–21.11.2020 |
| ISBN: | 978-5-7996-3324-0 |
| Origin: | Философия сегодня: ценности, перспективы, смыслы. — Екатеринбург, 2021 |
| Appears in Collections: | Конференции, семинары |
Show full item record Google Scholar
Items in DSpace are protected by copyright, with all rights reserved, unless otherwise indicated.
Является ли научный материализм «почти наверняка ложным»?
В науке наша эпоха парадоксальна. С одной стороны, выдающиеся физики провозглашают, что они разгадывают загадку реальности и тем самым окончательно вытесняют религиозные мифы о творении. Это бьющее в грудь послание таких книг, как « Великий замысел » физиков Стивена Хокинга и Леонарда Млодинова и « Вселенная из ничего» Лоуренса Краусса.
Следствием этого триумфального взгляда является то, что наука неизбежно разгадает и все другие загадки.
С другой стороны, пределы науки никогда не были так очевидны. В своем отчаянном стремлении создать «теорию всего», объединяющую квантовую механику и теорию относительности и объясняющую происхождение и структуру нашего космоса, физики приняли псевдонаучные предположения, такие как теории множественных вселенных и антропный принцип (утверждающий, что Вселенная должен быть таким, каким мы его наблюдаем, потому что в противном случае нас бы здесь не было, чтобы его наблюдать). Такие области, как неврология, эволюционная психология, поведенческая генетика и сложность, далеко не оправдали своего ажиотажа.
Некоторые ученые, особенно философ Томас Нагель, настолько не впечатлены наукой, что ставят под сомнение ее фундаментальные предположения. В своей новой книге « Разум и космос: почему материалистическая неодарвиновская концепция природы почти наверняка ложна » Нагель утверждает, что современные научные теории и методы не могут объяснить возникновение жизни в целом и одного двуногого человека с большим мозгом.
виды в частности. Чтобы решить эти проблемы, утверждает Нагель, науке нужна «крупная концептуальная революция», столь же радикальная, как те, которые были вызваны гелиоцентризмом, эволюцией и теорией относительности.
Многие ученые мужи, призывающие к такой революции, торгуют какой-то религиозной повесткой дня, будь то христианство или нью-эйдж. Нагель — атеист, который не может принять Бога как окончательный ответ, и тем не менее он разделяет некоторые теологические критические замечания в отношении науки. «Физико-химический редукционизм, — пишет он, — не может сказать нам, как материя стала одушевленной на Земле более трех миллиардов лет назад; оно также не может объяснить возникновение у наших предков сознания, разума и морали.
Психологи-эволюционисты ссылаются на естественный отбор, чтобы объяснить замечательные черты человечества, но, по словам Нагеля, только в ретроспективной манере. Настоящая теория всего, считает он, должна объяснять необычайный факт, что вселенная «пробуждается и начинает осознавать себя».
Другими словами, теория должна показать, что жизнь, разум, мораль и разум не только возможны, но даже неизбежны, скрыты в космосе с момента его взрывного зарождения. Нагель признает, что понятия не имеет, какую форму примет такая теория; его цель — показать, насколько далека современная наука от достижения этой цели.
Я разделяю мнение Нагеля о недостатках науки. Более того, я поклонник его работ, особенно его знаменитого эссе «Каково быть летучей мышью?», причудливого взгляда на проблему разума и тела (которое вдохновило мою колонку «Каково это быть кошкой»). ?»). Поэтому меня немного разочаровал сухой, абстрактный стиль Mind and Cosmos . Книга, похоже, предназначена в первую очередь для философов и ученых, то есть профессионалов, а не для непрофессиональных читателей.
Нагель признает, что его попытка представить себе более широкую научную парадигму «слишком лишена воображения». Он мог бы написать более убедительную работу, если бы в своем обзоре альтернатив материалистическим догмам он более широко разошелся.
Например, теоретик сложности Стюарт Кауфман постулировал существование новой силы, противодействующей всеобщему смещению в сторону беспорядка, предписываемому вторым законом термодинамики. Кауфман подозревает, что эта антиэнтропийная сила может объяснить возникновение и эволюцию жизни. Нагель упоминает теорию «самоорганизации» Кауфмана в сноске, но не останавливается на ней. (Я критиковал область исследования сложности в недавней колонке.)
По словам физика Джона Уилера, квантовая механика подразумевает, что наши наблюдения за реальностью влияют на ее развитие. Мы живем в «совместной вселенной», предположил Уилер, в которой разум столь же фундаментален, как и материя. Философ Дэвид Чалмерс, коллега Нагеля по Нью-Йоркскому университету, предполагает, что «информация», которая возникает из определенных физических конфигураций и процессов и влечет за собой сознание, является фундаментальным компонентом реальности, так же как время, пространство, материя и энергия.
Я никогда не воспринимал всерьез гипотезу Чалмера — отчасти потому, что она подразумевает, что тостеры могут иметь сознание, — но я был бы признателен за точку зрения Нагеля.
(Критику идей Уилера и Чалмерса см. в моей колонке «Почему информация не может быть основой реальности».)
Нагель кратко касается свободы воли, когда он предполагает, что наш моральный и эстетический выбор не может быть ограничен. к физическим процессам, но я ожидал более глубокого рассмотрения темы. Многие ведущие ученые, от Фрэнсиса Крика до Хокинга, утверждали, что свобода воли — это такая же иллюзия, как Бог и призраки. Эта точка зрения, как мне кажется, проистекает из ограниченного, сверхредуктивного взгляда на причинность, против которого, я бы хотел, чтобы Нагель выступил более энергично.
Помимо этих сомнений, я рекомендую книгу Нагеля, которая служит столь необходимым противовесом самодовольному всезнайству многих современных ученых. И Хокинг, и Краусс утверждают, что наука сделала философию устаревшей. На самом деле, сейчас как никогда нам нужны философы, особенно такие скептики, как Сократ, Декарт, Томас Кун и Нагель, которые стремятся уберечь нас от попадания в ловушку в пещере наших убеждений.
Предупреждение Lehrer : Этот обзор был первоначально опубликован в канадской газете Глобус энд мейл .
Выраженные взгляды принадлежат автору(ам) и не обязательно совпадают с мнением Scientific American.
ОБ АВТОРАХ
Джон Хорган руководит Центром научных публикаций при Технологическом институте Стивенса. Его книги включают «Конец науки», «Конец войны» и «Проблемы разума и тела», , доступные бесплатно на сайте mindbodyproblems.com. Много лет он вел популярный блог Cross Check for 9.0003 Научный американец.
Научный материализм – религия онлайн
Ученые говорят нам, что наша Вселенная возникла в результате взрыва невообразимых масштабов пятнадцать-двадцать миллиардов лет назад. Со времени этого «Большого взрыва» галактики, звезды и планеты постепенно застыли из газов, выпущенных этим уникальным и знаменательным космическим событием. Постоянное расширение этих небесных тел вовне, в космос, преодолело расстояния, измеряемые лишь световыми годами, непостижимые для нашего слабого воображения.
Около пяти миллиардов лет назад наша планета Земля вышла на орбиту вокруг Солнца, превратившись в незначительную звезду в одной из миллиардов галактик, каждая из которых содержит, возможно, миллиарды других солнц и их спутников. С момента своего рождения поверхность Земли постепенно охлаждалась и покрывалась большими массами воды и суши. Два или три миллиарда лет назад появились примитивные формы жизни, которые со временем превратились в растения, простейших, рептилий, птиц, млекопитающих и, наконец, человека.
А.И. Опарин дает нам способ представить себе пространство времени, необходимое для конечной эволюции жизни и человека. Представьте себе хронику эволюции на нашей (примерно пять миллиардов лет) планете, представленную в десяти больших томах по пятьсот страниц каждый. Каждая страница будет стоять миллион лет. Никакое обсуждение окаменелых останков животных и растений не имело места до самого последнего тома. Можно предположить, что очень примитивные формы жизни начали появляться в седьмом или восьмом томе.
Но у нас нет окаменелостей этих гипотетических предков нашей биосферы. Первая половина десятого тома посвящена развитию растений и амфибий. Но только через шестьдесят или семьдесят страниц с конца этой последней пятисотстраничной книги мы сможем прочитать о рептилиях, достигших пика своего развития. Примерно на странице 465 птицы и звери становятся главными персонажами нашей истории. А история человечества должна быть рассказана на последних страницах последнего тома! 1
Является ли этот эволюционный процесс целенаправленным? Это телеологическая вселенная? Ищет ли он какой-то цели? Находится ли он в процессе реализации какой-то ценности или цели? Можно ли представить это как развертывание значимой истории, в которой каждый из нас играет важную роль? Или такие нарративные изображения не имеют никакого основания в самой реальности? Являются ли они чистой проекцией, как подозревают Клемке и многие другие?
В этой книге я буду утверждать, что такую «нарративную» интерпретацию природы, которая усматривает в природе своего рода сюжетную линию, можно назвать проекцией только в том случае, если сама природа дуалистически отделена от тех событий, которые мы называем ментальными.
Я согласен с Уайтхедом в том, что мы должны понимать психические явления как неотъемлемый аспект природы. И как только мы это сделаем, нам больше не нужно рассматривать наши собственные мифы, надежды и интуитивные догадки, имеющие высший смысл, как сверхъестественные явления. Скорее их можно рассматривать как напряжение самого космоса на этой «гоминизированной» фазе его эволюции для дальнейшего распутывания эволюционной хроники.
Однако не всем ясно, что наша собственная ментальность сама по себе является расцветом самой природы. Как мы видели в предыдущей главе, дух дуалистической мифологии продолжает подталкивать нас к предположению, что акты сознания или субъективности не являются частью континуума явлений, составляющих мир природы. И в результате этого рудиментарного дуализма природа, мир, изучаемый науками, лишается всего ментального, а следовательно, и возможности поддерживать какой-либо универсальный смысл. Смысл, требующий выражения через нарративную форму сознания, представляется дуалистическому мышлению порождением нашей отчужденной субъективности.
А на нашу субъективность, в свою очередь, возлагается задача быть радикальным создателем всех историй, а не быть, по крайней мере частично, получателем, проводником или читателем универсальной истории. Поскольку теперь истории кажутся лишенными якоря, вытекающими из каприза беспочвенной субъективности, неудивительно, что они не дают нам твердой поддержки в нашем собственном поиске смысла. Если наши истории не имеют космического измерения, я сомневаюсь, что они могут глубоко затронуть нас или обеспечить твердую почву, на которой мы должны стоять, чтобы жить с уверенностью и надеждой.
Немногие станут отрицать, что с самого начала сознания мы, люди, отличались способностью ставить цели и ставить цели для своей жизни. Более того, с самого начала само сознание формировалось мифами, одной из центральных функций которых было определение осмысленной судьбы людей. Эти мифы связывали человеческую цель с интуитивным космическим разумом. На протяжении большей части истории человечества, вплоть до трехсот лет назад, почти все народы во всех уголках нашей планеты считали само собой разумеющимся понятность и целеустремленность окружающего их мира.
Просто предполагалось, что какое-то скрытое «присутствие», «священный» разум, «нус» (разум), «Логос» (разум) (или Брахман, Дао, Тора, Дхарма) влияет на мир природы. Историки и антропологи говорят нам, что в таком мире люди обычно чувствовали себя «как дома». Персонализированный или разумный космос был подходящим жилищем для индивидуальных умов, которые отражали космический разум. 2
Однако за последние триста лет у нас появилась возможность думать о Вселенной как о лишенной всякого космического разума. Такой строгий взгляд не мог быть мыслим в таком широком масштабе до конца семнадцатого века. Наряду с дуалистической мифологией несколько достижений научной мысли с XVII века способствовали изгнанию разума из природы: во-первых, это космография классической (ньютоновской) физики, изображающая наш мир состоящим из неодушевленных, бессознательных частиц «материи», нуждающихся в помощи. только грубые законы инерции объясняют их действие; во-вторых, дарвиновская теория эволюции с ее упором на случайность, потери и кажущуюся «безличность» естественного отбора; в-третьих, законы термодинамики (и особенно второй закон) с соответствующей космологической интерпретацией, согласно которой наша Вселенная исчерпывает энергию, доступную для поддержания жизни, эволюции и человеческого сознания; в-четвертых, геологическое и астрономическое обнаружение огромных участков кажущегося безжизненным пространства и материи во Вселенной; в-пятых, недавние предположения, что жизнь можно свести к неодушевленной химической основе; и, наконец, пожалуй, самое шокирующее из всех, подозрение, что разум может быть исчерпывающе объяснен в терминах безмозглой химии мозга.
Подобное развитие событий заставило людей с научным складом ума задаться вопросом, возможно ли все еще разумно говорить о каком-либо космическом разуме, который дает всеохватывающую цель Вселенной. Разве мы не можем теперь объяснить все так называемые «чудеса» жизни и разума (и даже социального поведения) с точки зрения химического и генетического состава? Когда кажется маловероятным, что жизнь превосходит цепочки атомов и молекул, из которых она состоит, как мы можем серьезно говорить о «космической цели» или «конечном значении», выходящем за пределы вселенной? Или, когда кажется ненаучным отделять «разум» от его церебральных основ, почему более вероятно, что мы можем отличить трансцендентный космический разум от самого физического космоса или обратиться к конечной среде, отличной от непосредственной?
Научный материализм
Таким образом, у нас остается три параллельных набора вопросов:
1. Можно ли свести жизнь к атомам и молекулам?
2. Можно ли свести разум к мозгу, который, в свою очередь, состоит из атомов и молекул?
3.
Можно ли свести вселенную в целом к безмозглой материи?
Научный материализм — это натурфилософия, отвечающая «да» на все три вопроса. Как определил один из его современных защитников, Эдвард О. Уилсон из Гарварда, научный материализм — это «… точка зрения, согласно которой все явления во вселенной, включая человеческий разум, имеют материальную основу, подчиняются одним и тем же физическим законам, и может быть наиболее глубоко понят с помощью научного анализа». 13 Научный анализ их «материальной основы» является эксклюзивным ключом к раскрытию тайн жизни, разума и вселенной в целом. Эта материальная основа не обязательно может быть грубой «кирпичной» разновидностью, которую можно найти в науке восемнадцатого и девятнадцатого веков. Это может быть частично основано на теории относительности и квантовой физике двадцатого века. Тем не менее, он разделяет с механизмом прошлого представление о том, что любая нематериальная, посторонняя причинность исключается в строении вселенной.
Очевидно, что всякая телеологическая интерпретация тем самым исключается в принципе. Научный материализм считает, что любое истинное и значимое знание, которое мы можем получить о жизни, разуме и вселенной, может быть получено только с помощью аналитических методов науки. Все остальное — сплошные домыслы, если не выдача желаемого за действительное. Десятитомная история мира Опарина — это хроника перетасовки атомов и молекул, а не история борьбы мира за реализацию ценности или цели.
Научные материалисты рассматривают жизнь и разум как «эпифеномены», то есть как вторичные и производные, а не как «действительно реальные» сами по себе. Единственными реальными «явлениями» являются «физические» компоненты, из которых состоят все вещи. Даже те организмы, которые действуют так, как будто они «живые» или как будто они «мыслят», являются чисто материальными. Живость и мысль сами по себе не имеют внутренней реальности. Своим хрупким и ненадежным «существованием» они обязаны сочетаниям атомов, молекул и клеток, из которых состоят живые и мыслящие организмы.
Жизнь и мышление — это просто способы действия чистой «материи» в определенных сложных комбинациях. Однако фундаментальные компоненты живых и мыслящих существ сами неодушевлены и бессознательны. Реальность в фундаментальном смысле совершенно лишена жизни и разума. А если так, то и зря.
Поскольку появление в эволюции жизни и разума зависит от правильных комбинаций и взаимосвязей физических и химических компонентов, кажется, что их «существование» или их «реальность» действительно очень тонки. Мы все уже знаем, что если атомные комбинации разрушатся или если не пройдут надлежащие химические реакции, клетка умрет или мозг (в котором, кажется, обитает мысль) перестанет функционировать, и «разум» будет уничтожен. нарушается или может исчезнуть совсем. Поэтому вполне понятно, что ученые-материалисты твердо придерживаются своего учения о том, что жизнь и разум сводимы к сущностям и процессам, изучаемым физикой и химией. Жизнь и разум сами по себе слишком неуловимы, слишком «эпифеноменальны», чтобы их можно было понять отдельно от их физиологической основы.
Поэтому заманчиво свести их к этому основанию, отрицать, что они имеют в себе какую-либо реальность.
Научный материализм, которому почти три века, по-прежнему остается господствующей философией природы. Последние разработки в физике поставили ее под серьезный вопрос, но биология и наука о мозге по-прежнему сильно ориентированы на материалистическую интерпретацию жизни и разума. Популярная научная литература, такая как книги Карла Сагана, Исаака Азимова, Джейкоба Броновски, Роберта Ястроу или Стивена Джея Гулда, пропитана предпосылками и взглядами научного материализма. Большинство популярных научных журналов имеют ту же направленность. А в крупных университетах западного мира живет много влиятельных мыслителей, которых можно отнести только к материалистам. Для многих из этих мыслителей демократическое определение реальности как не более чем «атомов и пустоты» по-прежнему является адекватным изложением фундаментальной природы вещей. Для других более сложная и современная версия физического мира определяет их натуралистическое мировоззрение.
Но и в последнем случае название «научный материализм» представляется уместным. Поэтому из-за академического авторитета, который до сих пор в высшей степени соответствует научному материализму, я решил посвятить большую часть настоящей книги его критике. Хотя я думаю, что она и раньше подвергалась разумной критике, ее живучесть в классах и книжных магазинах повсюду оправдывает еще одну попытку исследовать ее правдоподобие. Я надеюсь не только добавить кое-что к прекрасным критическим анализам, которые уже были предложены, но и упорядочить их новым и поучительным образом.
Есть два отличительных аспекта вызова научного материализма телеологии, которые я хотел бы рассмотреть соответственно в каждой из следующих двух глав. Во-первых, это предположение материализма о том, что физическая реальность — это нечто бессмысленное. Второй — аналитическая одержимость идеалом объяснения явлений (таких как жизнь и разум) исключительно с точки зрения составляющих их элементов. В следующей главе я представлю критику Уайтхедом взгляда на материю, предполагаемого научным материализмом.