Ковровская районная библиотека | Красною кистью рябина зажглась
к 120- летию со дня рождения
Марины Ивановны Цветаевой
(1892 — 1941)
Красною кистью
рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
« МАРИНА ЦВЕТАЕВА – НЕОПЛАТНАЯ НАША ВИНА, НО И ЛЮБОВЬ НАША НАВЕЧНАЯ.
Евгений Евтушенко
Моя Москва
Марина Ивановна Цветаева родилась 26 сентября 1892 г. в Москве. Трогательное название её стихотворения «Домики старой Москвы» передаёт искреннюю любовь к старинному городу – городу её детства.
Домики старой Москвы
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Все исчезаете вы,
Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды, —
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы — их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Через всю жизнь пронесла она любовь и признательность к этому городу, который всегда был по-особому дорог ее поэтическому сердцу.
Первопрестольная: далёкая и близкая: Москва и москвичи в прозе русской эмиграции/ сост., вступит. ст. и коммент. М.Д. Филина.- М.: Русскiй мiръ, 2004. — Т. 2 .- 636 c.
«Мой милый…»
Марина Цветаева и Сергей Эфрон познакомились в Коктебеле. Это, безусловно, была любовь с первого взгляда. В день знакомства Эфрон подарил Цветаевой бусину из сердолика, привезенную из Генуи, и поэтесса всю жизнь носила её как талисман. Повенчались влюбленные 27 января 1912 года, и Марина долгое время подписывалась фамилией мужа, которую взяла в день бракосочетания.
Любовь их была счастлива и трагична. Стихи Цветаевой о любви прекрасны, щемяще взволнованны и часто печальны.
Я с вызовом ношу его кольцо!
— Да, в Вечности — жена, не на бумаге, —
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями раскинутых бровей —
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы и идут на плаху.
Бояджиева Л.
Марина Цветаева. Неправильная любовь/ Людмила Бояджиева.- Москва.- Владимир: ACT: Астрель: ВКТ, 2010.- 445 с.
Тоска по Родине
После рождения сына Марина Ивановна перебралась из Праги в Париж. Жизнь была эмигрантская, трудная, нищая. Жить в столицах было не по средствам, приходилось селиться в пригородах. Она страдала не только от нищеты, её не оставляла тоска по Родине.
«Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма…»
«Стихи растут, как звезды и как розы»
В каждом луче света, в каждой дождинке, льдинке, снежинке Марина Цветаева черпала вдохновение.
Об этом говорят циклы стихов: «Облака», «Деревья», «Ручьи», «Сугробы» и даже «Куст» и «Овраг». Ее одинаково вдохновляли комета, солнце, морская раковина, яблонька, бузина, рябина, августовские астры и спелая рожь…
Цветаева М.И. Стихотворения; Поэмы; Драматические произведения/ М.И. Цветаева. — М.: Худож. лит., 1990. — 398 с.
В сборник произведений входят избранные стихотворения 1909-1939 гг., ее поэмы («Поэма Горы», «Поэма Конца», «Крысолов», «Поэма Лестницы», «Последний чай» — отрывок из поэмы «Перекоп») и драма «Приключение».
Цветаева М.И. Стихотворения/ М.И. Цветаева. — М.: Дет. лит., 1990. — 191
Цветаева М.И. Любви старинные туманы: Стихотворения 1911-1921 гг./ М.И. Цветаева. — М.: Центр-100, 1995. — 160 с.
Сборник стихов, написанных автором в России до отъезда в эмиграцию.
Собратьям по перу
Марина Ивановна была истинно великим другом собратьев по «святому ремеслу» — Поэзии. Многие ее стихи обращены к поэтам прошлого и настоящего – Байрону и Пушкину, Есенину и Маяковскому, Блоку, Пастернаку, Ахматовой. В одной статье о Марине Цветаевой удивительно точно подмечено, что она думала и говорила о прославленных поэтах, как о близких людях, с которыми ее просто развели жизненные обстоятельства.
Автобиографический очерк «Мой Пушкин» был написан в 1936 году, в преддверии 100 – летия со дня гибели великого поэта.
А так трогательно, как о Блоке, она не отзывалась ни о ком:
Стихи к Блоку
Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое — ах, нельзя!
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
С именем твоим — сон глубок.
15 апреля 1916
Цветаева не только большой поэт, но и удивительный прозаик. В прозе Марина Цветаева создала особый жанр, сочетающий философию, размышления, штрихи к литературному портрету с личными воспоминаниями.
В ней, по выражению исследователей ее творчества, воплощен особый тип речи, напоминающий разговор с самим собой, сбивчивый, слегка ироничный, как бы спрессованный, и в то же время точный и афористичный.
31 августа 1941 года Марина Ивановна шагнула в Вечность.
Не хочу ни любви, ни почестей.
— Опьянительны. — Не падка!
Даже яблочка мне не хочется
— Соблазнительного — с лотка….
Что-то цепью за мной волочиться,
Скоро громом начнет греметь.
Как мне хочется,
Как мне хочется —
Потихонечку умереть!
Литература о жизни и творчестве Марины Цветаевой в нашей библиотеке:
Эфрон А.
О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери/ Ариадна Эфрон. — М.: Советский писатель, 1989. — 480 с.
Книга эта начиналась с детских дневниковых записей и постепенно вобрала в себя все богатство впечатлений о личности Марины Цветаевой и ее литературном окружении. Обладая острой наблюдательностью и несомненным художественным даром, автор воссоздает в живых деталях неповторимый образ своей матери, поэта и человека, рисует драматические обстоятельства ее жизни периода революции и первых эмигрантских лет. Ценны и публикуемые в книге литературоведческие комментарии к стихам М. Цветаевой, свидетельства рождения многих поэтических строк. В книгу включены также переписка с Б.Л. Пастернаком и другие материалы.
Павловский А. Куст рябины. О поэзии Марины Цветаевой: Монография/ Алексей Павловский. — Л.: Сов. писатель, 1989. — 352 с.
Книга о творческих исканиях писателя, о месте крупного поэта в истории русской поэзии XX века.
Кудрова И.В. Версты, дали…: Марина Цветаева: 1922-1939/ И.В. Кудрова. — М.: Сов. Россия, 1991. — 368 с.
Эта книга — одна из первых, где рассказывается о творчестве и судьбе замечательной поэтессы.
Белкина М.И. Скрещение судеб/ М.И. Белкина. — Изд. 2-е, перераб. и доп. — М.: Рудомино, 1992. — 544 с.
Книга М.И. Белкиной о замечательном русском поэте М.И. Цветаевой имеет неоспоримую ценность документа. Автор была знакома с поэтом, её знание основано на первоисточниках, подтверждено неизвестными ранее документами. Сюжетно в книге воссозданы два последних года жизни Цветаевой после ее возвращения в СССР, но по существу охвачена вся ее творческая и человеческая судьба.
Саакянц А. А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество/ А.А. Саакянц. — М.: Эллис Лак. 1999. — 816 с.
Уникальные необнародованные ранее материалы, значительная часть которых получена автором от дочери Цветаевой — Ариадны Эфрон, — позволяет сделать новые открытия в творчестве великого русского поэта. Книга является приложением в семитомному собранию сочинений М. Цветаевой.
Исполняется 130 лет со дня рождения Марины Цветаевой
Зинаида Арсеньева
Культура 07 октября 2022
«Красною кистью // Рябина зажглась. // Падали листья. // Я родилась»… 8 октября исполнится 130 лет со дня рождения русского поэта Марины Цветаевой. Именно поэта. Слово «поэтесса» она не выносила.
Марина Цветаева. 1914 г. / РЕПРОДУКЦИЯ/ФОТО ТАСС
Середина осени. Горят кисти рябин, падают листья кленов… А по всей России проходят «цветаевские костры». Родилась эта форма почитания поэта в 1986 году в Тарусе, где находится один из самых известных музеев Цветаевой. «Костер» — своего рода коллективная медитация, тихий праздник, благодарное воспоминание о Марине Цветаевой и чтение ее стихов.
Эти поминальные костры виделись ей, когда она была еще совсем молода, и в знаменитом стихотворении к будущему читателю «Тебе — через сто лет» писала:
Как два костра, глаза твои
я вижу,
Пылающие мне в могилу —
в ад, —
Ту видящие, что рукой
не движет,
Умершую сто лет назад.
Она не просила любви — требовала. Хотела, чтоб ее любили и сто лет спустя — любили страстно, предпочитая призрака живым.
Музеи Цветаевой есть в Тарусе, Москве, Елабуге… В Петербурге — увы. Один из главных петербургских адресов, связанных с пребыванием Цветаевой на берегах Невы, — Саперный переулок, дом 10. Здесь в квартире № 5 у поэта Леонида Канегисера был литературный салон. На одном вечере, состоявшемся зимой 1916 года, юная Марина Цветаева читала свои стихи о войне — «Германии».
Позднее она написала о поездке в Петербург в очерке «Нездешний вечер»: «Над Петербургом стояла вьюга. Именно — стояла: как кружащийся волчок — или кружащийся ребенок — или пожар. Белая сила — уносила…».
И все же Петербург оставил след в ее жизни. Здесь она познакомилась с Осипом Мандельштамом, у них даже был короткий роман. А вот встреча с Ахматовой, о которой Цветаева так мечтала, тогда не случилась. Познакомились лично они гораздо позже, когда Цветаева вернулась из эмиграции в СССР.
Две главные женщины-поэта Серебряного века не подружились.
Цветаева обрушилась на Ахматову со всей страстью обожания, Ахматова же была сдержанна. Уж слишком они были разные. До сих пор существует тест: Петербург или Москва? Кофе или чай? Собака или кошка? И, наконец, Ахматова или Цветаева? Шутливый, но по ответам можно немало узнать о человеке и его вкусах.
Цветаева — олицетворение Москвы, русской, стихийной. Ее стихи — свободная стихия, в них сильно буйное, дионисийское начало, порой даже демоническое, богоборческое.
И все же… Творчество Цветаевой оказало влияние на Иосифа Бродского, одного из самых петербургских (или все же ленинградских?) поэтов советской эпохи. Нет, не в том смысле влияние, что его стихи как‑то перекликались с цветаевскими. На него даже и Анна Ахматова, которую он не просто уважал как человека и мастера — боготворил, в этом смысле не влияла. Но Бродский был потрясен мощью трагедийного дара Марины Цветаевой, ее темпераментом библейского Иова, как он говорил.
«То, как она всю жизнь переживала — и передавала, трагизм человеческого существования, ее безутешный голос, ее поэтическая техника, — все это просто поразительно.
По-моему, лучше ее не писал никто, во всяком случае по‑русски. Впервые в русской поэзии прозвучало такое трагическое вибрато, такое страстное тремоло», — говорил Бродский в интервью, которое он дал в 1979 году…
В Петербурге «цветаевский костер» пройдет 8 октября в Большом зале Филармонии. Актриса Светлана Крючкова на поэтическом вечере «Между любовью и любовью» будет читать стихи о любви разных лет и главы из «Поэмы горы» и «Поэмы конца».
О любовь! Спасает мир — она!
В ней одной спасенье и защита.
Все в любви. Спи с миром,
Маргарита…
Все в любви… Любила —
спасена!
#Цветаева #поэты #культура
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 188 (7271) от 07.10.2022 под заголовком «Цветаевские костры».
Материалы рубрики
04 октября, 13:14
В Доме Бенуа состоится литературно-музыкальная гостиная
29 сентября, 12:53
В Петербурге пройдет фестиваль к 400‑летию со дня рождения драматурга Мольера
28 сентября, 11:36
В Петербурге прошел фестиваль «Владимирский Live.
Территория культуры»28 сентября, 10:31
Михаил Пиотровский. Академическая ДНК родом из Петербурга
27 сентября, 14:40
Петербуржцы смогут посетить форум малых музеев
Комментарии
Загрузка…
Новости партнеров
М. И. Цветаева. Слово о поэте. Стихи о поэзии, о любви, жизни и смерти
Сегодня на уроке мы:
· познакомимся с биографией и творчеством Марины Цветаевой.
· разберёмся, в чём заключается особенность поэтики Марины Цветаевой.
Поэтесса Марина Цветаева родилась 26 сентября 1882 года в доме номер 8 в Трехпрудном переулке города Москвы.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась, – писала поэтесса о своём рождении в стихах 1916 года.
Кстати, слово «поэтесса»
Марина Цветаева не любила, упорно называя себя поэтом.
Родители Марины Цветаевой были очень образованными людьми.
Отец, Иван Владимирович Цветаев, – выдающийся учёный своего времени.
Он занимался историей, археологией, филологией и искусствоведением. Иван Владимирович стал профессором Московского университета и членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Главной его заслугой считают создание Музея изящных искусств имени императора Александра III.
У матери Марины Цветаевой польско-немецкие корни. Мария Александровна Мейн была пианисткой. Училась она у легендарного композитора и пианиста-виртуоза Николая Рубинштейна. В её мечтах дочь Марина виделась знаменитой пианисткой. Но девочка стала поэтом.
Первые стихи Марина Цветаева написала ещё шестилетней девочкой. При этом писала она сразу на трёх языках: русском, немецком и французском.
В 1901 году Марина Цветаева
поступила в Четвёртую женскую гимназию, но через год семья уехала из Москвы.
У
её матери доктора обнаружили туберкулёз и рекомендовали уехать в Европу. С тех
пор Марина сменила множество пансионов и гимназий. И не всегда это было связано
с переездами – учителям не нравился дерзкий свободолюбивый характер Марины.
Литературный дебют Цветаевой состоялся уже после смерти матери и возвращения в столицу. В тысяча девятьсот девятом году Марина Цветаева стала посещать собрания и лекции при издательстве «Мусагет» и кружок «Молодой Мусагет», организованный московскими символистами. Там она обзавелась новыми литературными знакомствами.
Первый сборник стихов «Вечерний альбом» Цветаева напечатала за свой счёт. В сборник вошло 111 стихов. Цветаева сама отобрала стихи и отнесла их в типографию Мамонтова. Посвятила она этот сборник художнице Марии Башкирцевой, которая совсем молодой умерла от туберкулёза.
Известна была Башкирцева
скорее не картинами, а дневником, который пользовался огромной популярностью и
неоднократно переиздавался.
Такое посвящение подчёркивало дневниковую форму
сборника.
«Вечерний альбом» оценили высоко. Николай Гумилёв, Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин хвалили стихи за искренность, литературное мастерство и самобытность. С Волошиным Цветаева познакомилась благодаря своей книге. Двух поэтов связала крепкая дружба, Цветаева не раз гостила у него в Коктебеле. Там она и встретила Сергея Эфрона, за которого вышла замуж в 1912 году.
Следующие 5 лет для Цветаевой были счастливыми. Её стихи издавали, у поэтессы родилась любимая дочь Ариадна, которую в семье называли Алей. В 1917 году всё изменилось. Сергей Эфрон ушёл воевать в Белую армию. Цветаева осталась одна с двумя маленькими дочерьми, Алей и Ириной, которая родилась в 1917 году.
В 1922 году Марина Цветаева
эмигрировала в Европу вместе с дочерью Алей. Ирина умерла в Кунцевском приюте
от голода и болезней. В Европе Цветаева воссоединилась с мужем Сергеем Эфроном,
у них родился сын Георгий, которого в семье называли Муром.
Жили они очень
бедно, несмотря на постоянную помощь знакомых.
«Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход – от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода», – писала Цветаева.
В этот период было создано несколько поэм и множество стихов. Но печатают её мало, и успехом пользуется проза. А Цветаева в первую очередь считала себя поэтом, поэтому жаловалась, что эмиграция превращает её в прозаика.
«Я здесь никому не нужна. Есть – знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на кисточке и цепляние за соломинку. Какая нечеловечность… Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна».
В 1937 году Сергей Эфрон с
дочерью Ариадной возвращается в Россию.
Ещё через 2 года к ним приезжают Марина
Цветаева с Муром. Это возвращение оказалось роковым для семьи. Отца и дочь
арестовали по подозрению в шпионаже. Ариадне дали 8 лет лагерей, после
освобождения её ждал второй арест. Реабилитирована она была только в 1955 году.
Сергея Эфрона расстреляли в 1941 году.
Творческая невостребованность и бедность, арест мужа и дочери стали причиной депрессии. В 1941 году Марина с Муром уехали в эвакуацию в Елабугу. Там Марина Цветаева повесилась. Похоронили её в безымянной могиле. Точное место захоронения поэтессы до сих пор неизвестно.
Марина Цветаева прожила 48 лет. Её творческое наследие – это несколько книг лирических стихов, 17 поэм, 8 стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная и историко-литературная проза. Уже первыми её стихами восхищались маститые поэты.
«Меня сразу покорило
лирическое могущество цветаевской формы, кровно пережитой, не слабогрудой,
круто сжатой и сгущённой, не запыхивающейся на отдельных строчках, охватывающей
без обрыва ритма целые последовательности строф развитием своих периодов», – писал Борис Пастернак.
Стихи Цветаевой называли искренними, самобытными и смелыми, непохожими на другие. Какие же особенности цветаевской лирики позволили ей стать ярчайшей звездой русской литературы двадцатого века?
Искренность. Мы уже говорили о том, что её стихи похожи на дневниковые записи. Но при этом Цветаева верила в особую роль, избранность поэта. Потому в её стихах не только личные переживания, но и стремление охватить весь мир, подняться на общечеловеческий уровень. Нельзя не отметить богатство тем и палитру красок Цветаевой, её особенный подход к темам жизни, смерти и любви.
Одно из самых известных стихотворений «Идёшь, на меня похожий…» написано в форме монолога.
Это «голос из-под земли» –
умершая девушка обращается к случайному прохожему. Она просит его вспомнить о
том, как прекрасна жизнь: собрать цветочный букет, попробовать землянику. Несмотря
на близость смерти, стихотворение не мрачное.
Монолог героини проникнут любовью
к жизни и наслаждением полнотой бытия.
Лирической героине важно, чтобы о ней помнили и думали.
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Смерть здесь – это продолжение жизни, душа не томится, она живёт без оков тела, свободно и легко.
Стихотворение «Бабушке» тоже о смерти и бессмертии. Всматриваясь в загадочный портрет своей рано умершей бабушки, поэт пытается разгадать её тайны, представить её жизнь. Жестокость смерти отражена в предпоследнем четверостишии:
Сколько возможностей вы унесли,
И невозможностей – сколько? —
В ненасытимую прорву земли,
Двадцатилетняя полька!
Но последнее четверостишие говорит о бессмертии – бабушка продолжает жить в своей внучке:
День был невинен, и ветер
был свеж.
Тёмные звёзды погасли.
– Бабушка! – Этот жестокий мятеж
В сердце моём – не от вас ли?..
Отношение к любви в поэзии Цветаевой сложное. Любовь – это и несвобода, сковывающая душу, и нежность, с которой лирическая героиня не знает, что делать, и восхищение вплоть до обожествления.
Обожествление мы видим в «Стихах к Блоку». Цветаева посвятила этому поэту целый цикл стихотворений, в которых звучит преклонение перед ним. Особенно ярко оно проявляется в четвёртом стихотворении цикла.
Зверю – берлога,
Страннику – дорога,
Мертвому – дроги.
Каждому – своё.
Женщине – лукавить,
Царю – править,
Мне – славить
Имя твоё.
Стихотворение «Мне
нравится, что вы больны не мной…» написано в 1915 году. Сестра Марины
Анастасия Цветаева утверждала, что оно посвящено её мужу Маврикию Минцу,
который преклонялся перед Мариной и восхищался ею.
В начале стихотворения
говорится о том, как прекрасна нелюбовь, потому что любовь сковывает. Слова
«мне нравится» звучат рефреном, но в стихах отчётливо звучит восхищение
любовью. К концу стихотворения нарастает напряжение. Возникает ощущение, что
героиня только убеждает себя в том, что она не любит. Это подтверждается
последними строками стихотворения, в которых звучит скрываемое признание.
Предельная искренность, исповедальность стихов проявляется не только в содержании, но и в форме цветаевского стиха. Её порывистая, мятежная, вольнолюбивая натура отражается в лирике.
«Я не верю стихам, которые – льются. Рвутся – да!», – сказала однажды Цветаева.
Её стихи действительно рвутся. Ритм цветаевской лирики неровный, он то ускоряется, то замедляется, может сбиваться и замирать внезапной паузой.
Двадцать лет свободы –
Всем. Огня и дома –
Всем. Игры, науки –
Всем.
Труда – любому,
Лишь бы были руки.
Цветаева часто расчленяет строки и даже слова:
В Россию – вас, в Россию – масс,
В наш-час – страну! в сей-час – страну!
В на-Марс – страну! в без-нас – страну!
Такое обращение с синтаксисом и внимание к интонации роднят творческий метод Цветаевой с поэтикой Маяковского. Цветаева стремится выразить свою мысль максимально ёмко и мощно, поэтому ей тоже тесно в рамках классического стихосложения.
Ещё одна особенность цветаевской поэзии – постоянное обращение к разным источникам, символизм. Использование аллегорий и важность подтекста делают лирику Марины Цветаевой сложной для восприятия.
Искренность, бунт, неровность,
вольное обращение с формой стиха, аллегоричность и сложность цветаевской лирики
не каждому читателю по душе, но равнодушным творчество Цветаевой не оставляет
никого. Поэтому в литературе двадцатого века Марина Цветаева – совершенно
уникальное явление, стоящее вне рамок литературного процесса.
«Я с рождения вытолкнута из круга людей, общества. За мной нет живой стены, – есть скала: Судьба. Живу, созерцая свою жизнь – всю жизнь – Жизнь! – У меня нет возраста и нет лица. Может быть – я – сама Жизнь».
«Другие пастыри» Нина Коссман (Poets & Traitors Press) – рецензия на книгу
«Другие пастыри» обложка книги «Другие пастыри» – сборник стихов с переводами Марины Цветаевой, само название происходит от одного из переводов Нины Коссман. Нина Коссман родилась в России и владеет русским и английским языками. Первоначально она писала по-русски, потому что «английский был языком, которым я должна была пользоваться во внешнем мире — в школе, в городе и т. д. Вместо этого мои стихи исходили из внутреннего мира, а в том возрасте я сопротивлялась внешнему миру и создавала — возможно, за счет комфортного сосуществования со сверстниками — своего собственного мира.» Темы отчуждения в стихах Марины Цветаевой говорили об опыте Коссман. Тогда имело смысл написать ее стихи как ответ Цветаевой.
Этот подход похож на подход Джонатана Дэвидсона в «Обыденном месте, яблоках, кирпичах и стихах других людей» (щелкните заголовок, чтобы просмотреть мой обзор).
Марина Цветаева «Плохая мать!» начинается,
«Плохая мать! —Моя дурная слава
Растет и расцветает каждый день.
Сначала Хитрый ведет меня на пир,
Потом моего первенца забыли за пером…
Завидуя императрицам моды,
И танцовщице в трико,
Над кроваткой Я смотрю на бегущие года,
Не видеть, что у меня заканчивается молоко!»
И заканчивается предостережением: «Не заблуждайся, моя дурная слава:/ — Плохая мать, но верная жена!» Материнство и писательство несовместимы. Желания матери противоречат потребностям ребенка. По мере того, как ребенок расцветает, материнское молоко иссякает, и она становится лишней. Коссман «Плоть от моей плоти» заканчивается,
«Младенцы ужасные, как лысеющие звери,
как детеныши цветов, которые хватают и плачут,
чем больше смотришь на них, тем громче они плачут —
идолы их глаза,
боги их тела,
их колыбели — мавзолеи греха.
Волнуй свои собственные воды.
Сотри свое прошлое.
Кроткий, слабый или просто угрюмый,
купайся в собственном гное.
Угрюмые отражения
враждебных лиц—
Плоть от плоти моей?
№
Око за око.
И зуб.
Здесь нет амбивалентности, малышки не милые и не суждено расцвести. Эти воображаемые дети высасывают жизнь из своей матери и в конечном итоге отвергаются. «Око за око» предполагает библейскую месть, но «зуб» предполагает нечто более зловещее.
Цветаева пишет о подарке железного кольца,
«Сама любовь цепляется, как раскаленный уголь,
Тогда молчи и прижми к своим губам
Железное кольцо на тёмном пальце.
Вот талисман от красных губ,
Вот первое звено в твоих кольчугах —
Чтоб ты один стоял в буре дней,
Как дуб — как Бог в своем железном круге!»
Это говорит о том, что подарок переживет любовь, которая его подарила. Он укрепит и укрепит своего получателя. Подарок Коссмана,
«зелень каштанов
белизна гвоздик
синева моря
на котором не поплывешь
каштаны опали
гвоздики завяли
море это открытка
, который ты выбросил»
Это не подарок из дешевого уродливого железа, который является напоминанием о любви, которая вызвала этот подарок, а подарок мира.
Вместо того, чтобы быть принятым с любовью, оно отбрасывается, отвергается. Сомнительно, что отношения продолжались. А в стихотворении Цветаевой подарок — это маленький сувенир любви, скрепляющий связь.
Другой взгляд на отношения у Цветаевой «Ты хотел этого»
«Ты хотел этого. Так. Аллилуйя.
Я целую руку, которая меня бьет.
Я притягиваю к груди руку, которая оттолкнула мою грудь.
Ошеломленный, вы услышите только тишину.
Чтоб потом с равнодушной улыбкой сказать:
‘Женщина моя ручная’». спящая плоть,
его кожа онемела, холодна,
как голос мужа,
требующий ответа
из тишины, его жена.
Интерес мужа кажется самым сильным, когда его жена наименее отзывчива. По иронии судьбы, приручив ее, он уже не может заинтересовать ее собой или откликнуться на его потребности: он хочет ответа, а она ему его не дает.
«Сахара» Цветаевой, создает тайну, человек исчезает и его ищут,
«Я схватила его насмерть,
Как страсть и Бог.
Безымянный, он исчез!
Не найдено. Взятый.
Пустыни не имеют памяти —
В них спят тысячи».
Коссман вторит этой тайне,
«Я постель из листьев, которую он никогда не может сжечь,
даже огненными глазами.
Я обнаженное лицо цветка; через.
Он не может сбежать, добравшись до меня.
Бог и цель; любовник и любимый;
погоня и бегство переплелись».
Путешествие лучше прибытия. Прибытие приносит знание, которое заменяет ожидание того, кем кто-то может быть, возможности, которые предлагает невежество.
«Другие пастухи» — это диалог Коссмана и Цветаевой, стихи первой подхватывают образы и темы, затронутые в переводе, и обыгрывают их, превращая в нечто новое, в свою очередь предлагая новый взгляд на переводы. Этот подход дополняет друг друга, расширяя нити отчуждения, исследования, самопознания и того, как это «я» относится к другим.
«Другие пастыри» доступны на сайте www.poets-traitors.com
Книга Эммы Ли «Значение платья» доступна в издательстве Arachne Press.
По ссылке также есть трейлер с заглавными стихами и образцами некоторых стихов из сборника. Он также доступен в виде электронной книги.
Нравится:
Нравится Загрузка…
Опубликовано в Рецензии на книгу. Теги: Книжное обозрение, Нина Коссман, Другие пастыри, Поэты и предатели Press. Оставить комментарий »
Марина Цветаева | Книжная гавань
Главная » Марина Цветаева
Суббота, 7 ноября 2020 г.
Косман в Музее Цветаевой в Москве.
Двадцать лет назад критик Гарольд Блум написал молодой поэтессе Нине Коссман , чтобы сообщить ей, что ее «чрезвычайно красноречивые» переводы поэта Марины Цветаевой удается «уловить жаждущее гибели великолепие великолепно одаренной поэт.» В.С. Мервин писал, что это «прямые, сильные, слышимые переводы», добавляя: «Я слышу голос Цветаевой, больше и в новой тональности, что проясняет в ее стихах то, о чем я раньше только догадывался».
Ее последний сборник, Другие пастыри, , был опубликован ранее в этом году издательством Poets & Traitors Press. В сборнике Коссман около сотни стихотворений, половина из которых написана Цветаевой, а другая — ее знакомой-москвичи-переводчицы. Коссман соединяет их «не в соперничестве, а со смирением», превращая это удвоение в новый вид разговора. Как она пишет в предисловии: «Цель не в том, чтобы подражать ей, а в том, чтобы создать диалог между ее стихотворением и моим, резонанс, возможный не только между двумя поэтами, но и между двумя эпохами. Моя цель не в том, чтобы стремиться к ее высотам, которые несоизмеримы, так как они принадлежат ей и ничьим другим, а в том, чтобы приблизиться к ней и заговорить».
О названии она пишет: « Другие пастухи происходит от моего перевода стихотворения Цветаевой, которое заканчивается словами: «Есть остров — слава богу!— / Где мне не нужен бубен, / Где черная шерсть / Висит на каждом заборе. Да / — Есть на свете черные стада, / Другие пастухи».
(1920)».
«Хотя главный герой стихотворения обращается к возлюбленной, последнюю строчку я немного вырвала из любовного контекста и употребила в более широком смысле, в каком-то социальном, вернее, экзистенциальном смысле», — поясняет она. «Я не думаю, что я согрешил против поэтессы, посмотрев так на ее стихотворение; на самом деле, я думаю, что стихотворение вполне поддается такому толкованию, особенно если мы посмотрим на окончание предпоследней строфы. «В твоем стаде не было / Овцы чернее меня», что резонирует далеко за пределами личного контекста отвергнутой женщины, разговаривающей со своим возлюбленным».
«Паршивая овца», точно.
Нина Коссман родилась в «той самой коммунистической антиутопии, которая за несколько десятилетий до моего рождения привела Марину Цветаеву к самоубийству через повешение». Она пишет, что это было место, где «быть другим», неудобное чувство в любом обществе в любое время, приводило к гораздо большему, чем обычный социальный остракизм; где товарищи четко разделились на «белых овец» и «черных овец», и где паршивая овца кончила не очень хорошо».
«Поскольку я ребенком уехал из Советского Союза, мой опыт «черной овцы» был несколько ограничен, но я хорошо знал опыт моих родителей, особенно моей матери — еврейки, дочери «врага народа», студента-генетика в эпоху Лысенко (официального советского биолога, отвергавшего генетику), и, таким образом, трижды аутсайдера в обществе, которое не терпело аутсайдеров», — поясняет она.
«У названия есть и другое значение. Пожив в двух так называемых «сверхдержавах», т. е. проведя детство в Советском Союзе, где ограничивались личные свободы, а юность и взрослость — в «чем-то противоположном» (моя манера называть США в подростковом возрасте ) с его, казалось бы, неограниченными личными свободами, мне не хватало и того, и другого. Быть «белой вороной» в Советском Союзе было не только психологически болезненно. Это подталкивало вас к краю самой настоящей пропасти, поскольку угроза физического истребления была реальной. В США быть паршивой овцой в стаде, в обществе, где принимают чужаков, приносит только психологическую боль.
И вот между этими двумя колеблется иммигрант из бывшего СССР. Это два очень разных вида «черной овцы», одно твердое ядро, а другое мягкое. Сознание паршивой овцы продолжается в так называемом свободном мире, ослабленное, без сопутствующего страха физического истребления».
Справляются ли ее стихи со стихами? Примеры пар смотрите ниже:
Теги: Гарольд Блум, Марина Цветаева, Нина Коссман, В.С. Мервин
Опубликовано в Без рубрики | Комментарии к записи Улавливают ли новые переводы Цветаевой Нины Коссман ее «мрачное великолепие» отключены? Посмотрите, что вы думаете.
Пятница, 22 декабря 2017 г.
Начало с высоты C: Марина Цветаева в 1914 году.
Слишком мало американцев знают творчество московской поэтессы Марина Цветаева (1892-1941) – отчасти, думаю, из-за переводов. Как ее перевести? Там, где заканчиваются другие стихи, начинаются ее. И ее стихи обычно начинаются «в крайнем правом — то есть самом верхнем — конце октавы, на высокой ноте до».
Это слова ее поклонника, поэта Иосифа Бродского , который писал: «Цветаева — поэт крайностей только в том смысле, что «крайность» для нее не столько конец известного мира, сколько начало непознаваемого».
Он продолжает: «Цветаева — чрезвычайно откровенный поэт, пожалуй, самый откровенный в истории русской поэзии. Она не делает секрета ни из чего, меньше всего из своих эстетических и философских кредо, которые разбросаны по ее стихам и прозе с частотой местоимения первого лица единственного числа».
Итак, вот несколько из тех афоризмов, которые были собраны из ее дневников и записных книжек примерно с 1917 по 1922 год в Paris Review :
Я должен пить тебя из кружки, но я пью тебя каплями, от которых кашляю.
Вы не хотите, чтобы люди знали, что вы любите определенного человека? Затем скажите: «Я его обожаю!» Но некоторые люди знают, что это значит.
Родство по крови грубо и крепко, родство по выбору — прекрасно.
А то, что нормально, может порваться.
Предательство уже указывает на любовь. Нельзя предать знакомого.
А вот это особенно интригует:
Сердце: это музыкальный, а не физический орган.
Вот! Какая я была гадкая! В этом посте я израсходовал шесть из десяти «эстетических и философских кредо». Остальное можно найти в Paris Review здесь .
Метки: «иосиф бродский», Марина Цветаева
Рубрика: Без рубрики | Комментарии к записи «Я должен пить тебя из кружки, но я пью тебя каплями, от которых кашляю» отключены.
Воскресенье, 22 марта 2015 г.
Каждый школьник в Мексике знает ее стихи.
Одним из положительных отзывов в моей долгой карьере было написание статей для Los Angeles Times Book Review , когда Стив Вассерман был его редактором (я писал о нем до здесь и здесь и здесь и здесь .
) В то время это было лучшее книжное обозрение в стране — то, которое неизменно предлагало наибольшее количество «обязательных к прочтению» статей каждую неделю. Вот одна из вещей, которые сделали его потрясающим, по словам самого Стива:
В 1997 году издательство Penguin объявило, что опубликует сборник избранных произведений Сор Хуаны Инес де ла Крус . Много лет назад Карлос Фуэнтес рассказал мне об этой замечательной мексиканской монахине и поэте XVII века. Я никогда не слышал о ней. И я был не один. Большая часть ее работ еще не была переведена на английский язык, даже через 300 лет после ее смерти. Это был, по словам Фуэнтеса, скандал, как будто Шекспира еще нужно было перевести на испанский язык. Вся испанская литература была в долгу перед ее гением. Таким образом, я решил, что антология ее сочинений, только что переведенная превосходным Margaret Sayers Peden и опубликованный с разрешения Penguin Classics, следует рассматривать как новость.
Ведь около четверти читателей Los Angeles Times имели латиноамериканские корни.
Я попросил Октавио Паза , величайшего живого мексиканского поэта и критика, написать длинное эссе о Сор Хуане. Когда он согласился, я почувствовал, что получил что-то стоящее того, чтобы сыграть на первой полосе «Книжного обозрения». Но когда я показал начальству цветопробу обложки, меня встретило непонимание. Сор Хуана кто? Монахиня, которая умерла почти полтысячи лет назад? Неужели я совсем потерял рассудок? Неужели нельзя было найти что-нибудь от кого-нибудь из живых, может, более известного нашим многочисленным подписчикам, скажем, последний триллер от Джеймс Паттерсон ?
Удрученный, я побрел в столовую газеты, чтобы поразмыслить над мудростью своего решения. Когда Альберто Гонсалес , давний официант газеты мексиканско-американского происхождения, появился, чтобы принять мой заказ, увидев доказательство передо мной, он громко выдохнул и воскликнул: «Сор Хуана!» — Ты слышал о ней? Я попросил.
— Конечно, — сказал он. «Каждый школьник в Мексике знает ее стихи. Я до сих пор помню, как мои родители брали меня мальчиком в ее монастырь, ныне музей. Многие ее стихи я знаю наизусть». В этот момент на сладкозвучном испанском он начал декламировать несколько стихов. Вот и мои надсмотрщики, подумал я; Я собираюсь довериться Альберто в этом вопросе.
После того, как в воскресном выпуске появилась песня Паз, многие хвалили Book Review за признание, наконец, культурного наследия значительной части читателей газеты. Их ответ показал, по крайней мере мне, что лучший способ связаться с читателями — это сообщить им новости, которые остаются новостями. В конце концов, это почти не имело значения. Летом 2009 года, через четыре года после моего ухода, компания Tribune, купившая Times более чем за 8 миллиардов долларов, закрыла Review. Персонал был в основном уволен.
Что ж, это лишь одна из многих причин, по которым я любил покойный, оплакиваемый L.A. Times Book Review .
Стив также имел смелость опубликовать мою статью о Ирме Кудровой замечательную работу о Марине Цветаевой , Смерть поэта, которая еще не была опубликована на английском языке (моя давняя статья здесь ). В результате интереса книга была опубликована издательством Overlook Press. Кудрова, одна из тех пожизненных преданных, которых привлекает каждый русский поэт любого масштаба, имела доступ к протоколам допросов в Лубянской тюрьме в течение короткого периода, когда они были доступны общественности в допутинской России, что делает ее записи еще более важными.
Вышеприведенный отрывок взят из эссе Стива «В защиту трудностей», опубликованного в The American Conservative, заметном отходе от этого стойкого левого писателя, который регулярно публикует статьи Truthdig – Я приветствую его попытки бороться наша нынешняя идеологическая сегрегация; пора людям снова научиться разговаривать друг с другом, особенно по вопросам, которые должны касаться всех нас.
Хотя он описал показательный случай из своего L.A. Times дня, предметом его статьи является не самореклама (это я могу сделать за него), а скорее исчезновение серьезной критики в нашей культуре: «идеал серьезного наслаждения тем, что не сразу понимается, редко встречается в американской жизни». . Он находится в постоянной осаде. Это объект насмешек как слева, так и справа. Удовольствия от критического мышления не следует рассматривать как прерогативу элиты. Они являются неотъемлемым правом каждого гражданина. Ибо такие удовольствия лежат в основе грамотности, без которой притупляется сама демократия. Нам больше, чем когда-либо, нужна защита эроса трудностей». (кашель, кашель, Джеффри Хилл, кашель, кашель.)
Проповедуй, Стив.
Знаю, знаю… разве старики не всегда ворчат о временах? Да и нет. Бывают периоды, когда это , а не , и все это знают — я думаю, что люди склонны знать, когда живут в золотом веке. В любом случае, разве аргумент не должен оцениваться по существу, а не по тому, говорили ли его раньше другие? Доказательством на первый взгляд является исчезновение раздела рецензий на книгу, который он когда-то редактировал.
Стив получает поддержку от таких критиков, как Евгений Морозов и Джарон Ланье , которые беспокоились, что «какие бы преимущества ни получили потребители и культура в целом от появления таких гигантов, как Amazon, не только устарели проверенные методы производства и распространения культуры, но и мы находились под угрозой быть зачисленными, нравится нам это или нет, в чрезвычайно быстрой и визуально яростной культуре, которая, как показали многочисленные исследования, делает серьезное чтение и культурную критику все более неуместными, выхолащивая привычки внимания, необходимые для поглощения длинных форм. повествование и устойчивый аргумент». Как Леон Визельтье из недавно разгромленного New Republic, написал: «Писать — это не говорить на машинке». Я думаю, как справедливо отмечает Стив, «культура, наполненная плавным и привычным потреблением, порождает у людей ригидные умственные привычки и нелепые представления».
Я часто бунтовал против редакторов, которые настойчиво пытались вырезать из моего экземпляра экзотические слова и фразы в пользу заезженных, заезженных и даже избитых — так считает Стив, который сейчас является главным редактором Йельского университета.
Университетское издательство держит меня в кармане с этим: «Иногда кажется, что мир разделен на два класса: один очень большой класс отвергает трудности, а другой, гораздо меньший, наслаждается ими. Есть читатели, которые, встречая незнакомое слово, вместо того, чтобы тянуться к словарю, расценивают его как знак пренебрежения или претенциозности автора, сознательного отказа говорить на языке, понятном обычным людям. Другие, встречая то же слово, с радостью хватаются за него как за возможность узнать что-то новое, расширить свой кругозор. Они с нетерпением ищут литературу, которая переворачивает представления, бросает вызов предрассудкам, выворачивает их наизнанку и заставляет смотреть на мир другими глазами. Вторая группа — вымирающий вид… Осуществление культурного авторитета и художественной, литературной или эстетической дискриминации рассматривается как свидетельство снобизма, прав и привилегий, господствующих над обычными людьми».
Он также описывает реакцию Теодора Адорно на получение от своего хорошего друга Гершома Шолома перевода Зоар.
(я писал о нынешних попытках перевести этот сложный и эзотерический шедевр на английский язык здесь .) Адорно писал, что случайный читатель увидит только общую схему, «которая действительно раскрывается только ценой пожизненного обязательства — ничего меньше.»
«Цена пожизненного обязательства». Не меньше. Мне нравится, что. Читать полностью здесь . А тем временем я думаю, что поищу того «Пингвина» в мягкой обложке на Сор-Хуане.
Метки: Альберто Гонсалес, Карлос Фуэнтес, Гершом Шолом, Ирма Кудрова, Маргарет Сайерс Педен, Марина Цветаева, Октавио Пас, Сор Хуана Инес де ла Крус, Стив Вассерман, Теодор Адорно
Posted in Uncategorized | 2 комментария »
Суббота, 2 февраля 2013 г.
Никаких принципов, одни нервы.
Несколько дней назад все социальные сети были в восторге от недавно опубликованного 1987 интервью с Иосиф Бродский . Статья открывалась комментарием о его уходе из Американской академии и Института искусств и литературы в 1972 году в знак протеста против принятия организацией советского поэта Евгения Евтушенко в качестве почетного члена.
Хммм???
Нет ! Что-то пошло не так. Советский поэт, уже переживший допросы и аресты КГБ, знаменитый суд и долгий период остывания на Крайнем Севере, не собирался вступать в элитные американские литературные организации — не в 1972. Его уход из организации был на самом деле в 1987 году. Я написал комментарий. Я получил ответ по электронной почте от осажденного блогера и журналиста, Марсия ДеСанктис . Она очень опытный и знающий репортер обо всем, что связано с Россией, и потерпела унизительную описку, поправляя фразу. Ну, кто из нас, блоггеров, не мог признаться в одном или двух из них? На самом деле, я утешил ее рассказом о моей собственной чудовищной оплошности, которая произошла таким же образом, которую я приберегу для другого раза. Если Ричард Калузински обходит меня первым.
Тоже поэт?
Но в результате я внимательно изучил онлайн-произведение Марсии — и был впечатлен.
В последующие дни бывшая журналистка новостей ABC поделилась стенограммами и письмами от Владимира Войновича и Юза Алешковского от лета 1987 года в Tin House.
Все три интервью были включены в статью, которую она написала для The Christian Science Monitor.
Вот тот, что с J.B., и в нем есть неплохие вещи:
MD: Тогда кого вы считаете самыми значительными русскоязычными писателями?
JB: «Бесы» by Достоевский до сих пор остается лучшим и наиболее точным образцом русской психики в литературе. Платонов — один из величайших русских поэтов, совершенно исключительный. И Цветаева . Это огромные и значительные писатели. Для россиян Цветаева может быть самой важной из всех. Вообще тенор русской литературы — утешение — оправдание экзистенциального порядка на высшем плане созерцания. Оправдание русской нации. Цветаева — отход от этого — ее голос этого не предлагает. Она была писателем, который рассматривал реальность как неоправданную — в некотором смысле контролируемую произвольной силой — философию дискомфорта в негативном человеческом потенциале.
Ее дух и дух ее письма совершенно неортодоксальный, кальвинистский, доставляет вам дискомфорт. Что отличает писателя, так это духовная информация, которую он предлагает. Набоков этого не предлагает. При всей своей элегантности и точности он успокаивающий автор, но Цветаева значительнее.
Кто знал, что автор Котлован тоже был поэтом, не говоря уже о великом? Я этого не сделал. Либо Бродский оговорился и хотел сказать прозу, либо кому-то лучше заняться переводами.
MD: Насколько для вас важно, печатаетесь ли вы в СССР или нет?
Реальность неоправданна.
JB: У меня нет принципов, у меня есть только нервы. Меня никогда особо не заботило, что происходит с моей работой. Мне повезло, что люди в России интересовались мной, хотя меня еще не публиковали. Мне наплевать, публикуюсь я там или нет. Я знаю, что однажды я умру и меня опубликуют.
Я пишу маленькие стихи, когда захочу. С годами это стало моей профессией.
То, что начиналось как отклонение, стало моим занятием, а оттуда пришли дисциплина и рутина. Я больше доверяю инерции, чем творческому порыву. Стравинский сказал: «Я делаю это для себя и своего вероятного альтер-эго». Я думаю, что каждая писательская карьера начинается с личного стремления к самосовершенствованию. Добиться какой-то святости, сделать себя лучше, чем ты есть. Вы быстро заметите, что перо действует более эффективно, чем душа. Больший успех в качестве писателя означает, в некоторой степени, потерю души. Вы попадаете на встречный курс и уходите от своей первоначальной цели. Это приводит к ужасному личному кризису. Возьми Гоголь , бросивший в камин рукопись Мертвых душ . Чтобы максимально сблизить работу с душой, требуется необыкновенное усилие. Сегодня это ничем не отличается от того, когда мне было 24 года.
MD: Вы неплохо говорите по-английски, но пишете по-русски. Для писателя проблематично быть изгнанным с родного языка?
JB: Единственная проблема с русским письмом в том, что важно слышать речь в трамвае.
Эти вещи настраивают вас на поиск слов в вашем кишечнике. В другом месте вы обязательно станете своеобразным, герметичным, самодостаточным. Вы черпаете гордость из-за того, что полагаетесь на себя. Вы становитесь автономной системой, космическим кораблем, и это зависит от того, насколько сильны ваши батареи. Но в конечном счете, вы так или иначе являетесь автономным существом. Чем меньше вы обманываете себя, тем лучше. В противном случае получается трагическое мировоззрение.
Метки: «Иосиф Бродский», Андрей Платонов, Марсия ДеСанкти, Марина Цветаева
Рубрика: Без рубрики | 23 комментария »
Среда, 16 января 2013 г.
В 1974…
« Джордж Л. Клайн — это человек, о котором вы, вероятно, никогда не слышали, если только не интересуетесь русской философией», — пишет Майкл. Макинтайр в «Extravagant Creation».
Ну, это не совсем так. Те из нас, кто знает русскую поэзию, знают его переводы Иосиф Бродский , а может быть и Борис Пастернак, Марина Цветаева и другие.
Эрик Фогелин ученый Пол Карингелла предупредил меня о публикации Макинтайра в 2010 году, посвященной моему другу и корреспонденту из Брин-Мора: В своей области вы делаете это с помощью письма, которое одновременно научно и доступно, что не требует десяти страниц, чтобы объяснить то, что требует только одной страницы. Монографии Клайна немногочисленны — кажется, он предпочитает писать статьи и главы в книгах — и относительно кратки по объему.
В академическом мире перепроизводства по принципу «опубликуй или умри» это выглядит как всплеск здравомыслия. Макинтайр знаком с той стороной моего друга-ученого, которую я упустил из виду, например, с его книгой 1968 года Религиозная и антирелигиозная мысль в России (University of Chicago Press). К моему стыду, я не знал, что Джордж написал такую книгу, но я сразу же загладил свою вину, заказав ее за 5,60 долларов на Abebooks .
«Комната ужасов»?
История, которую описывает Джордж, увлекательна:
Некоторые бывшие церкви, в частности бывший Казанский собор в Ленинграде, были превращены в антирелигиозные музеи, в которых были выставлены «комнаты ужасов», наглядно изображающие пытки, использовавшиеся во времена испанской инквизиции.
Только в 1960 г. антирелигиозный музей в Ленинграде посетило полмиллиона человек; многие группы детей были отправлены туда их школами, и музейные сотрудники устроили им экскурсии, которые предоставили им обширные антирелигиозные комментарии. Религиозное обучение детей проводилось только в частных домах группами по три человека или меньше. С 1962, детей можно было крестить только в том случае, если об этом ходатайствовали оба родителя и оба родителя представили справку с работы или места жительства (выдающие эти справки должны были сделать все возможное, чтобы отговорить «заблудших» родителей) .
Судя по сообщениям некоторых из моих наиболее яростных антирелигиозных друзей на Facebook, можно подумать, что «комнату ужасов» давно пора возродить. Во всяком случае, можно было понять, почему «Элегия к 90 132 Джону Донну» Иосифа Бродского » был таким нокаутирующим ударом в СССР, и почему Джордж был так сметен им, как объяснила вчера «Книжная гавань». Возьмем, к примеру, заключительные строки стихотворения:
Одежда человека зияет дырами.
Его можно разорвать,
… И только далекое небо,
во мраке, приносит целительную иглу домой.
Спи, Джон Донн, спи. Спи спокойно, не тревожь
душу свою. Что касается твоего пальто, то оно порвалось; у всех обмякший
он висит. Но смотри, там из облаков воссияет
та Звезда, которая заставила твой мир существовать до сих пор.
Благодаря неутомимой щедрости, научной точности и замечательному опыту Джорджа за эти годы я получил огромную пользу. Так и другие. Из книги «Джордж Л. Клайн: оценка», включенной в книгу 1994 года «Русская мысль после коммунизма: восстановление философского наследия» (под редакцией Джеймса П. Скэнлана):
Не менее важной, чем формальное преподавание Клайна, является неформальная помощь, которую он оказывает множеству студентов и коллег в этой области не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире. Любой, кто обращался за советом или помощью к Джорджу Клайну по какому-либо вопросу, относящемуся к русской философии, прекрасно знает о его замечательной готовности поделиться информацией из своего огромного багажа знаний, просмотреть перевод, просмотреть статью или прокомментировать исследовательский проект — все с самым тщательным и терпеливым вниманием, самыми высокими научными стандартами и самым гуманным вниманием к нуждам и интересам других.
Приятно открывать для себя таких людей, как Джордж Л. Клайн!
Не могу не согласиться.
Метки: «Иосиф Бродский», Борис Пастернак, Джордж Клайн, Марина Цветаева, Майкл Макинтайр
Рубрика: Без рубрики | Комментарии к записи Джордж Клайн: ученый, переводчик и летописец советских жупелов отключены. Джордж Клайн что он думал о малоизвестном молодом поэте Иосифе Бродском . Джордж ответил, что мало насмотрелся на его работы, только на отрывки стихов тут и там в переводе. Затем коллега вытащил самиздатовскую «Элегию для Джона Донна » из-за большой стопки бумаг на своем столе. Стихотворение, написанное, когда ленинградскому поэту было 23 года, не было похоже ни на что другое, вышедшее из России.
Соседи по комнате.
По крайней мере, это история, которую Джордж рассказал мне в недавнем разговоре. Джордж, конечно, продолжал играть центральную роль в жизни поэта, а он в его.
Он перевел стихотворения, которые сделали будущему лауреату Нобелевской премии репутацию на Западе с «Пингвином 9».0142 Выбрано .
Сегодня я думал о его анекдоте. Затем я наткнулся на эту статью на сайте Радио Свободная Европа/Радио Свобода. Я сохранил ссылку в своих электронных закладках для будущих чтений, но потом больше к ней не возвращался. Как я его пропустил, наверное, на пару лет? Увлекательное интервью 1981 года с Игорем Померанцевым пострадало от нескольких уровней пренебрежения – мое самое последнее. Радиоинтервью вышло в эфир совсем недавно, потому что Померанцев еще не научился радостям звукорежиссуры.
Вот несколько выдержек:
Игорь Померанцев: Ваша поэма «Великая элегия Джону Донну» начала ходить в самиздате в Советском Союзе в середине 1960-х годов. В то время Донн был практически неизвестен в Советском Союзе. Как вы его обнаружили?
Иосиф Бродский : Я наткнулся на него так же, как и большинство людей: в эпиграфе романа [ Хемингуэй ] По ком звонит колокол .
[Эпиграф взят из книги Донна «Посвящения при чрезвычайных обстоятельствах» — ред.]. По какой-то причине мне показалось, что это стихотворная строка, и я попытался найти перевод Донна. Это было бесполезно. Только потом я догадался, что это был отрывок из проповеди. В каком-то смысле Донн начинался для меня так же, как и для своих английских современников. В свое время он был гораздо более известен как проповедник, чем как поэт.
Самым интересным аспектом было то, как я получил его книгу. Я просмотрел антологии. В 1964 году мне дали пять лет [приговор за тунеядство], арестовали и сослали в Архангельскую область [за Полярным кругом — КН], а ко дню рождения Лидия Корнеевна Чуковская прислала мне, вероятно, из библиотеки отца, « Современная библиотека» издание Donne. Это было, когда я впервые прочитал все стихи Донна, прочитал их серьезно. … Я написал ее, кажется, в 62-м году, когда о Донне знал удивительно мало — другими словами, практически ничего, кроме нескольких отрывков из его проповедей и стихов, которые я нашел в антологиях.
Главным обстоятельством, побудившим меня взяться за эту поэму, была возможность, как мне казалось, существовавшая в тот период, возможность центробежного движения стихотворения… ну, не столько центробежного… как камень, падающий в пруд… постепенная рябь наружу… прием больше из кинематографии, да, когда камера отдаляется от центра.
Итак, отвечая на ваш вопрос, я бы сказал, что это был скорее образ поэта. Не столько образ даже, сколько образ тела в пространстве. Донн англичанин, он живет на острове. И, начиная с его спальни, перспектива неуклонно расширяется. Сначала комната, потом район, потом Лондон, весь остров, море, потом его место в мире. В то время это меня не столько, я бы сказал, интересовало, сколько захватило в тот момент, когда я ее сочинял.
Померанцев: Мой следующий вопрос больше к Вам как к переводчику, чем к поэту. Вы перевели несколько стихотворений Донна. Говорят, переводчик всегда конкурирует с автором, которого переводит. Что вы чувствовали, переводя Донна — как конкурент, союзник, ученик или коллега?
Бродский : Ну точно не как конкурент.
Конкуренция с Донном совершенно невозможна благодаря поэтическим качествам Донна. Он одна из величайших фигур мировой литературы… Переводчик, просто переводчик, а не союзник… Может быть, даже больше союзник, поскольку переводчик всегда в какой-то мере союзник. Ученик, да, потому что я очень многому научился, переводя его.
Дело в том, что русская поэзия чрезвычайно строфична; то есть он действует через необычайно простые строфические единицы — четырехстрочные строфы. В то время как в стихах Донна я столкнулся с гораздо более интересной и захватывающей структурой. Он создает необычайно сложные строфические конструкции. Я нашел его очень интересным и очень поучительным. Так что, сознательно или бессознательно, я стал делать то же самое, но не как конкурент, а как ученик. Это был, наверное, главный урок. И опять же, когда вы читаете или переводите Донна, вы учитесь на его взглядах на вещи. Что мне очень понравилось в Донне, так это перевод небесного в земное – то есть перевод вечного в преходящее… Это слишком долго?
Померанцев: №
Бродский: Это довольно интересно, потому что об этом очень много можно сказать.
На самом деле, это как Цветаева сказала: «Голос небесной правды против правды земной». Только не столько «против», сколько перевода небесной истины на язык земной истины, т. е. вечных явлений на преходящий язык. И в результате выигрывают оба. Это просто приближение… как бы это сказать… выражение серафического порядка. Как только о нем говорят, серафический порядок становится более реальным. И это прекрасное взаимодействие и есть суть, хлеб поэзии. …
И для него не существовало такого понятия, как антагонизм. Я имею в виду, что антагонизм для него существовал как выражение антагонизма вообще, в мире, в природе, а не как специфический антагонизм… О нем можно много говорить. Как поэт, он был довольно неровным стилистически. Кольридж сказал о нем нечто замечательное. Он говорил, что когда читаешь последователей Донна, поэтов примерно через столетие, Драйдена, Поупа и так далее, все сводится к счету слогов и стоп, а при чтении Донна измеряешь не количество слогов, а время.
Именно это и делал Донн в своих стихах. Это похоже на то, как Мандельштам тянет цезуру, да, задерживая мгновение, останавливаясь… на чем-то, что кажется поэту по тем или иным причинам прекрасным. Или наоборот, как в его Воронежские тетради , там и неровности, и прыжки, и укороченные ноги, укороченный метр, лихорадочная поспешность – чтобы ускорить или устранить мгновение, которое кажется страшным. …
Померанцев: А ведь поэты 20-х и 30-х годов, как Элиот, сумели увидеть в Донне…
Бродский : Да?
Померанцев: … дух своего времени.
Бродский : Конечно. Потому что Донн с поднятыми им темами, с его неуверенностью, с раздробленностью или раздвоенностью его сознания, безусловно, поэт нашего времени. Проблемы, которые он поднимает, касаются человечества в целом, и особенно человека, живущего во времена избытка информации, населения…
Прочесть остальные здесь .
Никогда не поздно, видимо.
Метки: «Иосиф Бродский», Джон Донн, Лидия Корнеевна Чуковская, Марина Цветаева
Рубрика: Без рубрики | Комментарии к записи Бродский и Донн в Арктике: «образ тела в космосе» отключены.
The Book Haven гордится тем, что
Вордпресс
записей (RSS)
и комментарии (RSS).
© Стэнфордский университет. 450 Serra Mall, Стэнфорд, Калифорния 94305. (650) 723-2300. Условия использования | Жалобы на нарушение авторских прав
Стихи в Чехословакию | InTranslation
СЕНТЯБРЬ[1]
1
Она полная и просторная,
эта земля на краю. Только одно горе:
у чехов нет — моря.
Чехи стали — морем —
Слезы: не надо вашей соли!
У нас хороший запас на долгие годы!
Триста лет плена,
двадцать лет свободы.[2]
Не без долга эта птица —
Божья, человеческая.
Двадцать лет величия,
двадцать лет наречий.
Все — как в мирном поле,
один человек.
Триста лет плена,
двадцать лет свободы—
Всё. Огонь и дома —
Все. Игры, наука —
Все. Работа — любая —
, лишь бы были руки.
В поле и в школе —
смотри — какие молодые побеги!
Триста лет плена,
двадцать лет свободы.
Заметьте хорошенько, гости
чехов, все вместе:
Что посеяли — целая горсть.
Что построили — все с честью.
Два десятилетия
(и едва ли!)
как нигде в мире
думал и пел.
Серый от боли,
река Влтава[3] стонет:
—Триста лет плена,
двадцать лет свободы.
На орлиных скалах,
как орел взгромоздился—
Что случилось с тобою,
земля моя, мой чешский рай?
Горы — откололись,
вода — задержались…
…Триста лет плена,
двадцать лет свободы.
В деревнях — счастье ткалось,
красное, синее, пестрое.[4]
Что с тобой случилось,
Чешский двухвостый лев?[5]
Лисица одолела
стража леса!
Триста лет плена,
двадцать лет свободы!
Слушай каждое дерево,
лес и слушай Влтаву!
Лев рифмуется с гневом ,
ну, а Влтава — с славой .
Только на час — не более —
все твои невзгоды!
После ночи плена,
белый день свободы!
(12 ноября 1938 г.)
[1] В сентябре 1938 г., что сейчас считается неудачной попыткой умилостивить Гитлера, Франция, Великобритания и Италия подписали Мюнхенский пакт, присоединив часть Чехословакии к Германия. На конференцию не были приглашены представители Чехословакии.
[2] «Триста лет плена» относится к тремстам годам (1620–1619 гг.)18) во время которого Чехословакия находилась под властью Австро-Венгрии, до образования независимой республики Чехословакия в 1918 году.
[3] Влтава — самая длинная река в Чешской Республике; он проходит по Чешскому лесу и через Прагу.
[4] Флаг Чехословакии (а теперь и Чехии), запрещенный нацистами в 1939 году, содержит две горизонтальные полосы красного и белого цветов с синим равнобедренным треугольником на стороне подъема.
[5] «Двухвостый лев» — символ Чехии и Чехословакии.
*
2
Горы — путешествуй по полям!
Черных лесов,
долин смотрят в воду,
гор — в небо.
Эта земля на краю, самая свободная
и щедрая из всех.
Эти горы — родина
моего сына.[6]
Долины — оленьи пастбища,
зверей не спугнуть —
сонные крыши хижин,
и в лесу — ни ружья —
сколько ни уйдёшь,
сколько угодно — верст.
Эти долины — родина
моего сына.
Там я воспитал сына,
и там текла — вода?
дней? Или гуси,
белая стая?
…Чёрная смородина празднует
Рождество летом.
Эти хижины — родина
моего сына.
Это было рождение
в мир — рождение в рай.
Бог, сотворив Богемию,
сказал: «Прекрасная земля!
Все дары природы,
все — к одному!
Щедрее Родины —
Сына Моего!»
Чешское метро:
женился на ручьях и рудах!
Бог, сотворив Богемию,
сказал: «Хорошая работа!»
Каждый был — скромный
но ни один
не был дома на родине
моего сына.
Прокляты — кто взял
тот скромный рай,
с зайцами и ланями,
с перьями фазана…
Прокляты — кто продал,
им никогда не простится! —
Вековая родина,
все — без страны!
Земля моя, земля моя продана
все живое, с животными,
с садами,
с скальными образованиями,
со всем народом,
в поле, без крова,
стоны:
— Родина!
Родина моя!
Моравия! Богемия!
Не лежать слоями!
Бог дал и то, и другое —
и снова даст!
В присяге — рука поднята,
всех сыновей —
умереть за родину,
всех — без страны!
(с 12 по 19 ноября 1938 г.
)
[6] Цветаева с мужем и дочерью в первые годы изгнания из Советского Союза жили в Чехословакии, где в феврале 1925 года у Цветаевой родился сын.
*
3
Там на карте — место:
Глядишь — кровь в лицо!
Крестную бьют в муку
в каждой деревне.
Разделено — шестом,
граничным шестом.
Там на теле мира
язва — всё причащается!
С крыльца — на величавую
гор — к орлиным
гнездам — в тысячах квадратных
безвозвратных верст —
язвы.
**************** Похоронен —
Чех: похоронен заживо.
В сердце народа,
эта рана: кого мы дадим умереть!
Только из этой земли, зовущейся
братской — дождь из этих глаз!
Толстый, торжествующий мошенник!
Тебе это удалось.
Толстяк Иуда — дай себе честь!
Мы — в ком сердце — существует:
На карте есть место
пусто: наша честь.
(19-22 ноября, 1938)
*
4
Один офицер
В горах Судетен, Чешский лес
на границе, офицер с 20-weary-
на границе, офицер с 20-weary-
.
солдаты, оставив солдат в лесу, вы-
вышли на дорогу и стали расстреливать
подходящих немцев. Конец этого
неизвестен.
(с 19 сентября38 газет)
Чешская роща —
лес лесов.
Год — тысяча девятьсот
тридцать восемь.
День и месяц? — Эхо вершин:
— День, когда немцы пришли к чехам!
Лес — румяный,
День — сизый.
Двадцать солдат,
один офицер.
Неустрашимый и круглолицый
охраняет границу.
Мой лес, кругом,
мой подлесок, кругом,
мой дом, кругом,
мой-этот дом.
Я не отдам этот лес,
Я не отдам этот дом,
Я не отдам эту землю,
Я не отдам ни пяди!
Листопадный темный.
Сердечный испуг:
Если пруссаки двинутся?
Если сердце стучит?
Лес мой, прощай!
Мой век, прощай!
Земля моя, прощай!
Моя — эта земля!
Пусть вся земля пойдет
к ногам врага!
Я — под ногами —
камня не отдам!
Топот ботинок.
—Немцы!—листья.
Рев желез.
—Немцы!—лес.
—Немцы!—звон
горы и пещеры.
Солдаты бросили
одного — офицера.
Из рощи — живой
Колосс — с револьвером!
Выстрелы крах.
Весь лес — взорвался!
Лес — рябь!
Всё — рябь!
Пока пули летят в немецкие кнуты—
лес ему аплодирует!
Клен, сосна,
сосновые иголки, листья,
все одно непрерывное
чаща леса—
нести
радостную весть,
что спас —
Чешская честь!
Итак — страна
не сдана,
Итак — несмотря ни на что
было — война!
— Виват , земля моя!
—Получите, герр!
…Двадцать солдат,
один офицер.
(октябрь 1938-17 апреля 1939)
*
<5>[7]
РОДИНА—РАДИЙ[8]
Неужели века
плесень,9 бич0007 Родина свет формирует
под сапогами?
Посмотрите на эти горы!
В этих горах —
лучшее найдено:
Родина — радий.
Странник, посмотри
глазами и душой:
посмотри на эти горы!
Напиши в сердце своем
в каждую впадину:
Родина — радий.
<1939>
[7] Символы < > в русском тексте стихотворения предполагают, что этот раздел был предварительно включен в последовательность. В отличие от других разделов «Сентября», которые включают даты создания (или начала) 19 г.38, это стихотворение датировано только «1939 годом», что позволяет предположить, что оно могло быть закончено в то время, когда были написаны стихи в «Марте».
[8] Радий был обнаружен в Богемии. В то время, когда было написано это стихотворение, вредное воздействие радия не было известно, и в стихотворении радий становится символом чешской идентичности, света и силы, исходящих из самой земли. Как писала Цветаева Анне Тесковой, подруге-чешке: «Госпожа Кюри, открывшая радий, мать современности, сама родилась в унылой, затемненной стране, [но] это не помешало ей осветить весь мир — а может быть, и вынудило ее [к этому]» (цит.
по «Родине и изгнанию» Кристофера Лемелина в романе Марины Цветаевой Poems to Bohemia », Canadian Slavonic Papers, март-июнь 2010 г.).
МАРТ[9]
1
(КОЛЫБЕЛЬНАЯ)
В былые времена Песочный Человек пел
по всем деревням-селам:
—Спи, детка! Этому злому татарскому псу
не дадут!
Черная ночь, лунная ночь—
по тюрингским холмам:[10]
—Спи, немец! Кривоногому гунну
не дадут!
Нынче — по всей Богемии,
да, во всех уголках ее:
—Спи, богема! Этому немцу, мистеру Гитлеру,
не дадут!
(28 марта 1939 г.)
[9] 15 марта 1939 г. Гитлер вторгся в остальную часть Чехословакии, оккупировав ее нацистами.
[10] Тюрингенский лес — горный массив в центральной Германии, в районе Тюрингии, который был захвачен гуннами в 450 году. [11]
так огонь пожирает траву…
Сыграно по-богемному! —
чтоб пепел засыпал дома,
чтоб вьюга вехи сметала…
Из Эдема — скажем, чехи! —
Что осталось? — Пепел.
—Значит, Чума смешит кладбище!
—
Прилетели в город Вацлав
—так огонь пожирает траву—
объявили—дедлайн для нас:
так вода подступает к окнам.
Итак, пепел засыпает здания…
Над мостами и над площадями,
двухвостый лев плачет, плачет…
—Значит, чума смешит кладбище!
—
Прилетели в город Вацлав
—так огонь пожирает траву—
задушил, без содрогания—
так пеплом засыпал здания:
—Живые души, ответьте!
Прага стала — Помпеей, да тише…
Напрасно ищем — шаг, звук…
— Так Чума смешит кладбище!
(29-30 марта 1939 г.)
[11] Это может относиться к чешскому скрипачу и дирижеру Вацлаву Таличу, который был дирижером Чешской филармонии в Праге с 1919 по 1941 год и считался ответственным за поднятие филармонии до уровня ведущего международного оркестра. В начале июня 1939 года, после нацистского вторжения, Талич возглавил Чешский филармонический оркестр в драматическом исполнении оперы Сметаны « Má Vlast » или « Моя страна, » в знак символического протеста против вторжения.
*
3
БАРАБАН
В богемных городах
что бормочет барабан?
—Сдали-сдали-сдали,
земля-без славы, земля-без боя.
Лбы — седые от пепла,
мысль — мысль — мысль…
— Бум!
Бум!
Бум!
В городах богемных —
а может это не барабан —
(Шорох гор? Шёпот камней?)
и в сердцах скромных чехов —
стон —
как гром:
где
мой
дом?
В мертвых городах
барабан возвещает:
— Ложь! Вранье! Ложь,
Расплодилась в Градчанском замке![12]
В окошке изо льда — как в раме,
(Бум! Бум! Бум!)—
Хун!
Эй!
Эй!
(30 марта 1939 г.)
[12] Район Праги, окружающий Пражский Град, называется Градчаны. 15 марта 1939 года, после вторжения нацистов, Гитлер провел ночь в Пражском Граде; на фотографии от 16 марта видно, как он смотрит из замка через окно на верхнем этаже, как будто обрамленный окном для толпы и фотокорреспондентов внизу.
4
ГЕРМАНИЯ
О, розовая девственница
среди зеленых холмов —
Германия!
Германия!
Германия!
Позор!
Астральная душа
забрала половину карт!
Те сказки — из давних времен, потускнели,
день — танки прибыли.
Перед чешской бабой-
ты глаз не опускай,
как катишь на своих танках
через ее рожь, ее надежды?
До огромного горя
этого маленькая страна,
что ты чувствуешь, немец,
сыновья Германии??
О мания! О мумия
величия!
Ты сгоришь,
Германия!
Безумие,
безумие
ты делаешь!
В объятиях констриктора
атлет прикончит тебя!
За здоровье, Моравия!
Словакия, словацкий !
В хрустальном подземелье,
отступив — готовь удар:
Богемия!
Богемия!
Богемия!
Здравствуйте!
(9-10 апреля 1939 г.)
*
5
Атлас — та колода карт:[13]
перетасованная, в блеске!
Поздравляю — каждый март:
— с землей, с долей, с новым!
Серьезно, мартовский сбор:
Земля—горные хребты—
ну и карточный игрок!
Ну и игорный стол!
Руки, полные козырей:
одетые в свои знаки различия,
безголовые короли,
лукавые— валеты .
—Я и мои кости, я и мой жир!
Так что играйте — тигры!
Весь мир запомнит
мартовские игры.
В их козырях — игра
с европейской картой.
(На Градчанский холм — [14]
да, Тарпейская скала!)[15]
Зло не нашло
пуль: не нашло удар Праги.
Прага — вот так! Вена — вот так!
Москва — смело!
Что будет брошено — Чешский дождь,
Пражская обида.
—Помни, помни, помни, dux— [16]
Мартовские иды![17]
(22 апреля 1939 г.)
[13] Слово karta может означать как «игральную карту», так и «карту».
[14] Пражский Град, или Градчанский град, расположен на холме в Праге на берегу реки Влтавы.
[15] Тарпейская скала: скала с видом на Римский форум в Древнем Риме, использовавшаяся как место казни.
[16] Дукс: военачальник, дислоцированный в провинции поздней Римской империи.
[17] Мартовские иды, или 15 марта, известны как дата убийства Юлия Цезаря; это также соответствует дате (15 марта 1939 г.
) вторжения нацистов в Прагу.
*
6
ВЗЯЛИ…
Чехи подошли к немцам и плюнули.
(См. Газету за март 1939 г.)
Взяли — быстро и взяли — крупно:
взяли гору и взяли недра,
взяли уголь и взяли сталь,
и сколько свинца у нас было, и хрусталь.
Взяли сахар и взяли клевер,
взяли Запад и взяли Север,
взяли улей и стог сена,
взяли у нас Юг и Восток.
Карловы Вары[18] — взяли, и Татры[19] — взяли,
взяли рядом и взяли вдаль,
но — больнее нашего рая на земле! —
взяли нашу борьбу — за нашу Родина.
Взяли пулю и взяли ружье,
взяли руду и взяли дружбу…
Но пока в наших ртах слюна-
вся страна на вооружении!
(9 мая 1939 г.)
[18] Карловы Вары – город в западной Чехии, известный своими горячими источниками.
[19] Татры, или Татры, представляют собой горный массив на границе между Словакией и Польшей.
*
7
ЛЕС
Видели как стригли? Срублено —
пало! — за дубом — другой дуб.
Только что убит — воскрес!
Он не умирает — лес.
Так же, как сухостой
зеленый — мгновение спустя!—
(Мосс — этот зеленый плащ!)
Он не умирает — чех.
(9 мая 1939 г.)
*
8
О, слезы на глазах!
Плачет от гнева и любви!
О, Чехословакия в слезах!
Испания в крови![20]
О, Черная гора,[21]
весь мир — затмил!
Пора — пора — пора
вернуть создателю его билет.[22]
Я отказываюсь — быть.
В бедламе нелюдей
Я отказываюсь — жить.
С волками на площадях
Я отказываюсь — выть.
С акулами на равнинах
Я отказываюсь плыть —
вниз — по течению.
Мне не нужны ни дыры, ни
уши, ни пророческие глаза.
На твой безумный мир
есть один ответ: отказ.
(15 марта – 9 мая 1939 г.
)
[20] Франко пришел к власти в Испании в апреле 1939 г. с Германией и недалеко от истока реки Влтавы.
[22] В романе Достоевского Братья Карамазовы, Иван Карамазов говорит Алеше: «Не Бога я не принимаю, Алеша, только я почтительнейшим образом возвращаю Ему билет» (на небо), после размышления о страданиях на земли, и особенно страданий детей.
*
9
Не бесы — для монаха,
не горе — для гения,
не горная лавина скал,
не берег залив —
не красный огонь в лесу,
не заяц — в чаще,
не вербы — в бурю, —
за фюрера — фурии!
(15 мая 1939)
*
10
ЛЮДИ
И пуля их не претендует,
и песня тоже!
Так и стою, разинув рот:
—Люди! Что за люди!
Народ — такой, что поэт —
глашатай всех широт —
что поэт, разинув рот,
встает — такой народ!
Когда никакая сила не могла их забрать,
ни дар благодати—
морить голодом таких людей?
Уморить голодом — гранит!
(Они сидят — камень и гранит,
и хранят знание…
в груди зарытой — горит!
Гранат делает — магнит.
[23])
Чтобы радий из этой груди
можно было вытянуть раздали и раздали: вот!
Посреди Европы — живыми —
хоронить такой народ?
Боже! Если ты сам — таков,
народ моей любви,
не дай им покоя со святыми —
с жизнью оживить их!
(20 мая 1939 г.)
[23] Гранаты обладают магнитными свойствами (в разной степени) из-за содержания в них железа и марганца. Найденный в Богемии гранат, или богемский гранат, стал символом чешской и богемской идентичности во времена Чешского национального возрождения 18 и 19 веков.
*
11
Вы не умрете, люди!
Храни вас Бог!
Чья сердце подарила — гранат,
Чья грудь подарила — гранит.
Процветай, люди —
крепкий, как скрижаль,
свирепый, как гранат,
чистый, как кристалл.
(Париж, 21 мая 1939 г.)
*
<12>[24]
Молчи, богема! Все кончено!
Живи, другие страны!
По лестнице живых сердец,
Немец входит в Градчаны.