Рассказ куприна про даму в поезде: «Случайная встреча» в поезде! У Куприна есть рассказ «На разъезде&quo…

«На разъезде» читать бесплатно онлайн книгу 📙 автора А. И. Куприна в электронной библиотеке MyBook

Что выбрать

Библиотека

Подписка

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

1. Главная
2. Библиотека
3. ⭐️Александр Куприн
4. 📚«На разъезде»

Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook

Бесплатно

(364 оценки)

Александр Куприн

10 печатных страниц

2011 год

12+

Введите вашу электронную почту и читайте эту и еще 439 000 книг

Оцените книгу

О книге

«В вагон вошел кондуктор, зажег в фонарях свечи и задернул их полотняными занавесками. Сетки с наваленными на них чемоданами, узлами и шляпами, фигуры пассажиров, которые или спали, или равномерно и безучастно вздрагивали, сидя на своих местах, печь, стенки диванов, складки висящих одежд – все это потонуло в длинных тяжелых тенях и как-то странно и громоздко перепуталось…»

читайте онлайн полную версию книги «На разъезде» автора Александр Куприн на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «На разъезде» где угодно даже без интернета. 

Читать отрывок

Подробная информация
Дата написания: 1 января 1894	Объем: 18408
Год издания: 2011

Литература 19 века

Русская классика

рассказы

Правообладатель

Public Domain

12 141 книга

Поделиться

Отзывы на книгу «На разъезде»

Sandriya

Оценил книгу

Я не верю в любовь с первого взгляда — интерес, узнавание, симпатия, влюбленность, страсть: все, что угодно, но не любовь. Невозможно, не зная человека, называть вспыхнувшие к нему эмоции чувством, тем более таким глубоким, самым глубоким (она сильнее даже ненависти), как любовь.

Но в «На разъезде» и не спекулируют этим субъективным понятием, в произведении Куприна на волю читателя остается выбирать, что же возникло между героями — просто притяжение душ, понимание возможности ощутить себя женщиной или того, что это шанс сбежать от постылого…

Не знаю, насколько этот рассказ о любви, но он точно о побеге от жестокости. Любовь Ивановна, едущая в поезде с мужем, встречает попутчика Шахова, который раскалывает ее мир на «до» и «после». Вся жизнь с мужем, хотя еще короткая — всего-то 4 года, наполнена его указаниями, ворчанием и брюзжанием, Люба вообще не понимает зачем это все, ведь у пары даже нет детей. Хотя, можно подумать, ребенок — это повод терпеть такое отношение… Из-за вынужденности брака женщина больше не наслаждается жизнью, она практически сломлена, она потеряна и превратилась в полуналожницу, полурабу, а попутчик неожиданно напоминает ей о том, чего заслуживает женщина, как нежно и по-доброму к ней могут относиться, что есть поводы для кокетства и темы для интересных разговоров, захватывающих на целые ночи.

Способна ли такая заблудшая душа рискнуть и бросить вызов извергу, оставив его в поезде, а самой уйдя с художником в неизвестные дали?

9 февраля 2020

LiveLib

Поделиться

Ladacznica

Оценил книгу

Затруднительно писать рецензию для маленького рассказа, но ведь хочется порекомендовать к прочтению и не быть голословной! 🙂

Если бы запретили объясняться словами о книге, я бы показала вот эту картину Рене Магритта «Искусство беседы»

Главная героиня рассказа — прекрасная, молодая, нежная и очаровательная Любовь Ивановна. Она едет в поезде со своим мужем, старым боровом (даже имя не обязательно), который обращается с ней и к ней так, словно и она животное. Что ж требовать, если замуж Любовь была выдана теткой. И что же дальше? Будет грустная история о бедной девушке?
К счастью для читателя, напротив них в купе сидел Шахов, молодой (очень милый и тактичный) мужчина, и в процессе поездки Любовь Ивановна и Шахов поняли, что созданы друг для друга, потому что их беседа несла их в самые лучшие воспоминания прошлого, возбуждая мечты о прекрасном будущем вместе. Но как? Ведь Люба замужем! Чем динамичней была беседа между молодыми, тем больше муж-боров негодовал.

Каков итог: взбудораженные и вдохновленные Люба и Шахов сбегают вместе в светлое будущее (очень на это надеюсь)!

3 октября 2019

LiveLib

Поделиться

anna 👽

Оценил книгу

Казалось бы, подумав холодной головой, считаешь — мир состоит из закономерностей.. но порой происходят вещи, которым трудно не удивляться.
Пропустив через себя эту короткую, нежную, но такую глубокую историю, возникает желание выходить в мир, проживать эту невероятную жизнь по полной, попадая в такие неожиданные, но удивительные моменты, которые разжигают любовь к окружающему, себе и жизни в целом.
Жизнь удивительна и случается лишь раз.
Когда, если не сейчас? ❤️

8 декабря 2021

Поделиться

Цитаты из книги «На разъезде»

Свет ночной, ночные тени… тени без конца… ряд волшебных изменений милого лица».

5 апреля 2021

Поделиться

И первый даже и не трудится продолжать и разжевывать дальше – он уже по одной улыбке видит, что его поняли, – а впереди есть еще столько важного и интересного, что, кажется, и времени не хватит все передать.

21 марта 2021

Поделиться

Да, – сказала она, улыбаясь глазами, полными слез, – судьба иногда нарочно смеется. Смотрите: стоят два поезда. Встретились они и разойдутся, а из окон два человека друг на друга смотрят и глазами провожают, пока не скроются из виду. А может быть… эти

14 марта 2021

Поделиться

Автор книги

Александр Куприн

1 052 книги

Другие книги автора

Гранатовый браслет

Александр Куприн

Олеся

Александр Куприн

Яма

Александр Куприн

Чудесный доктор

Александр Куприн

Куст сирени

Александр Куприн

Поединок

Александр Куприн

Другие аудиокниги автора

Гранатовый браслет

Александр Куприн

Олеся

Александр Куприн

Молох

Александр Куприн

Яма

Александр Куприн

Звезда Соломона

Александр Куприн

Олеся

Александр Куприн

Книги, похожие на «На разъезде»

По жанру, теме или стилю автора

Невидимые миру слезы

Антон Чехов

Драма на охоте

Антон Чехов

Святая любовь

Александр Куприн

В трамвае

Александр Куприн

Сила детства

Лев Толстой

Семейное счастье

Лев Толстой

Гранатовый браслет

Александр Куприн

Пари

Антон Чехов

Бедные люди

Лев Толстой

Шуточка

Антон Чехов

О проекте

Что такое MyBook

Правовая информация

Правообладателям

Документация

Помощь

О подписке

Купить подписку

Бесплатные книги

Подарить подписку

Как оплатить

Ввести подарочный код

Библиотека для компаний

Настройки

Другие проекты

Издать свою книгу

MyBook: Истории

Куприн — Начальница тяги: читать рассказ, текст полностью онлайн

Самый правдоподобный святочный рассказ

Этот рассказ, который я сейчас попробую передать, был как-то рассказан в небольшом обществе одним знаменитым адвокатом. Имя его, конечно, известно всей грамотной России. По некоторым причинам я, однако, не могу и не хочу назвать его фамилии, но вот его приблизительный портрет: высокий рост, низкий и очень широкий лоб, как у Рубинштейна; бритое, точно у актера, лицо, но ни за актера, ни за лакея его никто не осмелился бы принять; седеющая грива, львиная голова, настоящий рот оратора, — рупор, самой природой как будто бы созданный для страстных, потрясающих слов.

Среди нашего разговора он вдруг расхохотался. Так искренно расхохотался, как даже старые люди смеются своим юношеским воспоминаниям.

— Ну, конечно, господа, — сказал он, — так пародировать святочные рассказы, как мы сейчас делаем, можно до бесконечности. Не устанешь смеяться… А вот я вам сейчас, если позволите, расскажу, как мы однажды втроем… нет, виноват, вчетвером… нет, даже и не вчетвером, а впятером встречали рождество… Уверяю вас, что это будет гораздо фантастичнее всех святочных рассказов. Видите ли: жизнь в своей простоте гораздо неправдоподобнее самого изощренного вымысла…

Мы трое были приглашены на елку к владельцу меднопрокатного завода Щекину, в окрестностях Сиверской. Наутро нам обещали облаву на лисиц и на волков с обкладчиками-костромичами, а если бы не удалось, то простую охоту с гончими. В этом приглашении было много соблазнительного. Елку предполагали устроить в лесу, — настоящую живую елку, но только с электрическим освещением. Кроме того, там была целая орава очаровательных детишек — милых, свободных, ничем не стесненных, — таких, с которыми себя чувствуешь в сто раз лучше, чем со взрослыми, и сам, незаметно для себя, становишься мальчуганом двенадцати лет. А еще, кроме того, у Щекиных в эти дни собиралось все, что только бывало в Петербурге талантливого и интересного.

А мы трое были: ваш покорный слуга, тогда помощник присяжного поверенного, один начинающий бас — теперь он мировая известность — и третий, ныне покойник, — он умер четыре года тому назад или, вернее, не умер, а его съела служебная карьера.

Ехали мы в самом блаженном, в самом радужном настроении. Накупили конфет, тортов, волшебных фонарей, фейерверков, лыж, микроскопов, коньков и прочей дряни. Были похожи на дачных мужей. Но настроение наше начало портиться уже на вокзале. Огромная толпища стояла у всех дверей, ведущих на платформу, — едва-едва ее сдерживали железнодорожные сторожа. И. уже чувствовалась между этими людьми та беспричинная взаимная ненависть, которую можно наблюдать только в церквах, на пароходах и на железной дороге.

По второму звонку все это стадо ринулось на дебаркадер. Опасаясь за наши покупки, мы вышли последними. Мы прошли весь поезд насквозь, от хвоста до головы. Мест не было. В третьем классе нас встретили сравнительно спокойно какие-то добродушные мужички, даже потеснились, чтобы дать нам место. Но было совсем стыдно злоупотреблять их гостеприимством. Они и так сидели друг у друга на головах. Во втором классе было почти то же самое, но уж с оттенком недружелюбия. Например: один чиновник ехал явно по бесплатному билету; я попробовал намекнуть ему, что железнодорожный устав строго требует, чтобы лица, едущие по бесплатному билету, уступали свои места пассажирам по первому требованию. Но он почему-то назвал меня нахалом и дураком и сказал: «Вы сами не знаете, с кем имеете дело». Я подумал, что это переодетый министр, и мы перешли в первый класс.

Тут нам сразу повезло. Конечно, все купе были закрыты, как это и всегда бывает, но случайно одна дверка отворилась, и один из нас, именно третий товарищ, успел просунуть руку в створку, помешав двери захлопнуться. Оказывается, в купе сидела дама, так лет тридцати — тридцати двух, прехорошенькая, но в ту секунду очень озлобленная и похожая на пороховую бочку, под которую только что подложили фитиль.

— Куда вы лезете, разве вы не видите, что это купе занято?

Ах, боже мой, все мы хорошо знаем, как нелепо, нетактично и жестоко ведут себя дамы, а особенно чиновные, в первых двух классах поездов и пароходов. Они занимают вдвоем полвагона с надписью: «Дамское отделение», в то время когда в следующей половине мужчины стиснуты, как сардины в нераскупоренной коробке. Но попробуйте попросить у них гостеприимства для больного старика или утомленного дорогой шестилетнего мальчика, — сейчас же крики, скандал, «полное право» и так далее. Однако такая же дама способна влезть со своими баулами, картонками, зонтиками и всякой дрянью в соседнее «мужское отделение», стеснить всех своим присутствием, заявить: «Я, знаете, не переношу дамского общества», и завести на целую ночь утомительную трескотню, с визгами, игривым хохотом, ахами, ломаньем и кокетством, от которых наутро- чувствуешь себя разбитым гораздо больше, чем тряской и бессонницей. В сопровождении бонны, кормилицы и четырех орущих чад она входит в купе, где вы сидите тихонько, с послушным, скромным ребенком, останавливается на пороге и с отвращением фыркает: «Фу! И здесь каких-то детей напихали!» Словом, все это .и многое другое мы прекрасно изучили и были уверены, что никакие меры кротости, увещевания и логика не помогут, но, как и всегда, в пятисотый раз пробовали тронуть сердитую даму.

Федор Иванович приложил руку к сердцу и на самой обольстительной ноте своего изумительного голоса сказал:

— Прелестная синьора… нам только три станции… если прикажете, мы будем сидеть у ваших ног.

Это оперное вступление нас и погубило. Почем знать, если бы он был один?.. Может, она и смилостивилась бы. Но нас было трое. И, вероятно, поэтому фитиль достиг своей цели, и бочка разорвалась. Откровенно говоря, я никогда не слышал ни раньше, ни позже такой ругани. В продолжение двух минут она успела нас назвать: железнодорожными ворами, безбилетными зайцами, убийцами, которые в своих гнусных целях прибегают к хлороформу, и даже… простите, барыня… поставщиками живого товара в Константинополь.

Потом, в своем гневе, она закричала:

— Кондуктор!

Но разве мог прийти ей на помощь кондуктор? Вероятно эту минуту он с трудом прокладывал себе дорогу в самом заднем вагоне по человеческим головам.

Тогда, ошеломленный ее бурным натиском, я позволил себе робко спросить:

— Сударыня, вы едете одни… Может быть, вы знаете случайно, кому принадлежат вот эти вещи: четыре картонки, два чемодана, плетеная корзина, деревянная лошадь почти в натуральную величину, вот эти горшки с гиацинтами, игрушечные ружья, барабаны и сабли, этот порт-плед, наконец, этот торт и банки с вареньем?

— Не знаю, — сухо ответила она и отвернулась к окну.

— Сударыня, — продолжал я тоном рабской мольбы, — вы сами видите, что мы нагружены, как верблюды. Мы падаем с ног от усталости… Мы не обеспокоим вас долго своим присутствием. Всего лишь три станции… Не позволите ли вы положить эти чужие вещи наверх, в сетки? Ну, хотя бы из христианского милосердия.

— Не позволю… — ответила дама. .

— Но ведь все равно вещи не ваши. Не так ли? Если бы мы сами попробовали их переместить.

Опять на нас повернулось красное, пылающее лицо.

— Ого! Попробуйте. Попробуйте только! Да вы знаете, с кем имеете дело? Нахалы! Вы сами не знаете, к кому пристаете. Я — начальница тяги! Я вас в двадцать четыре часа…

Мы не дослушали. Мы вышли в коридор для небольшого совещания. К нам присоединился какой-то милый, чистенький, маленький, серебряный старичок в золотых очках. Он все время был свидетелем наших перекоров. Он-то нам и дал один очень простой, но ехидный совет.

Когда поезд стал замедлять ход перед второй станцией и дама начала суетиться, мы торжественно вошли в купе. Старичок злорадно шел за нами.

— Итак, сударыня, вы все-таки подтверждаете, что эти вещи вам не принадлежат? — спросил третий, умерший.

— Дурак! Я вам сказала, что эти вещи не мои.

— Позвольте узнать, — а чьи? — спросил старичок голосом малиновки.

— Не твое дело.

В это время поезд остановился. Вбежали носильщики. Дама велела одному из них, — она даже назвала его Семеном, — взять вещи.

Ну, уж тут мы горячо вступились за чужую собственность! Мы все четверо были свидетелями того, что вещи принадлежат вовсе не даме, а какой-то забывчивой пассажирке. Конечно, это дело нас не касается, но принципиально и так далее. Вчетвером мы проследовали в жандармскую контору. Дама извивалась, как уж, но мы ее взяли в настоящие тиски. Она говорила «Да! Вещи мои!» Тогда мы отвечали: «Не угодно ли вам заплатить за все места, которые вы занимали? Железной дороге убыток, а мы, как честные люди, этого не можем допустить». Тогда она кричала: «Нет, эти вещи не мои! А вы — хулиганы!» Тогда мы говорили: «Сударыня, вы на наших глазах хотели присвоить эти вещи». — «Повторяю же вам, болваны, что это мои собственные вещи… а вы обращались с беззащитной женщиной, как свиньи!» Но тут уже выступал ядовитый старичок, пел соловьем и в качестве беспристрастного свидетеля удостоверял наше истинно джентльменское поведение, а также и то, что мы два часа с лишком стояли на ногах (воображаю, как ему в его долгой жизни насолили дамы первых двух классов!).

Кончилось тем, что она растерялась и заплакала. Ну, тут уж и мы размякли. Дали ей воды, бас проводил ее до извозчика, и дурацкий протокол был очень легко и быстро уничтожен. Один только старичок покачал укоризненно на каждого из нас головою и безмолвно испарился в темноте.

Но когда мы опять сошлись втроем на платформе и поглядели на часы, то убедились в том, что если и поспеем к Щекиным, то только к девяти часам утра. Это уже выходило за пределы нашей шутки. Стали расспрашивать у сторожа, какая здесь лучшая гостиница, то есть где меньше клопов.

И вдруг слышим знакомый, но уже теперь славный, теплый голос:

— Господа, куда вы собираетесь?

Оглядываемся. Смотрим — наша дама. И совсем новое лицо: милое русское лицо.

— Если вы не побрезгуете, поедемте ко мне на елку… Вы на меня не сердитесь… я все-таки женщина… А с этими железными дорогами просто голову растеряешь.

Скажу по правде, никогда мне не было так весело, как в этот вечер. Даже фейерверки, против обыкновения, горели чудесно. И ребята там попались чудесные. А с Анной Федоровной мы и до сих пор закадычные друзья.

Он нагнулся, чтобы его глазам не мешала тень, и спросил:

— Правда, Анна Федоровна?

Густой смеющийся голос из темноты ответил:

— Бесстыдник. Язык у вас, у адвокатов, так уж подвешен, что не можете не переврать!..

«Олеся» за 7 минут. Краткое содержание повести Куприна

Микропересказ: Молодой барин попал в глухую деревню, где влюбился в девушку, которая слыла ведьмой. Он хотел забрать её с собой, но местные жители изгнали девушку, и герой расстался с ней навсегда.

Молодой мужчина-повествователь, которого «судьба забросила на шесть месяцев в глухую деревушку Переброд Волынской губернии, на окраину Полесья», нестерпимо скучает. Единственные его развлечения — охота со слугой Ярмолой и попытки обучить последнего грамоте. Однажды, во время жуткой метели, герой узнаёт от обычно неслово­охотливого Ярмолы о том, что верстах в десяти от его дома живёт самая настоящая ведьма Мануйлиха, которая невесть откуда появилась в селе, а затем была выселена за его пределы за свои колдовские деяния.

Реклама:

Возможность познакомиться с ней появляется быстро: как только потеплело, герой отправляется на охоту и, заблудившись в лесу, натыкается на хату. Предположив, что здесь живёт местный лесник, он заходит внутрь и обнаруживает там старуху «со всеми чертами бабы-яги, как её изображает народный эпос». Мануйлиха встречает героя неприветливо, но заметно оживляется, когда тот достаёт серебряный четвертак и просит старуху погадать. В самый разгар гадания в дом заходит внучка ведьмы, Олеся, темноволосая красавица «лет двадцати — двадцати пяти». Она относится к рассказчику приветливо и показывает ему дорогу домой.

Все первые весенние дни образ Олеси не покидает мысли рассказчика.

Я и сам не подозревал, какими тонкими, крепкими, незримыми нитями было привязано моё сердце к этой очарова­тельной, непонятной для меня девушке.

Когда лесные дороги просыхают, рассказчик отправляется в избушку колдуньи. Как и в первый раз, внучка встречает гостя куда приветливей, чем Мануйлиха. А когда гость просит Олесю погадать ему, та признаётся, что уже однажды раскинула на него карты и нагадала, что в этом году выпадает ему «большая любовь со стороны трефовой дамы с тёмными волосами». А тем, «кто будет вас любить, вы много горя принесёте». Ещё карты рассказали Олесе, что трефовой этой даме герой принесёт позор, который хуже смерти…

Реклама:

Провожая рассказчика, Олеся попытается доказать ему, что ей и её бабке принадлежит настоящий дар колдовства, и проводит над ним несколько опытов — Заживляет ему глубокий порез и заставляет его спотыкаться вслед за ней. Потом герой пытается разузнать, откуда все-таки пришла Мануйлиха в Полесье, на что Олеся отвечает уклончиво, что бабушка не любит говорить об этом. Тогда же рассказчик впервые представляется — его зовут Иван Тимофеевич.

С этого дня герой становится частым гостем в избушке. Олеся всегда рада его видеть, хоть и встречает сдержанно. А вот старуха не особенно довольна, но Ивану удаётся задобрить её подарками, помогает и заступничество Олеси.

Ивана очаровывает не только красота Олеси. Его привлекает и её самобытный ум. Между ними разгорается множество споров, когда Иван пытается научно обосновать Олесино «чёрное искусство». Несмотря на разногласия, между ними возникает глубокая привязанность. Тем временем у Ивана портятся отношения с Ярмолой, который не одобряет его знакомства с колдуньей. Не нравится слуге и то, что обе ведьмы боятся церкви.

Реклама:

Однажды, когда Иван в очередной раз приходит в избу, он застаёт колдунью и её внучку расстроенными: местный урядник приказал им убираться из хаты в двадцать четыре часа и пригрозил пустить их по этапам в случае непослушания. Герой вызывается помочь, и старуха не отказывается от предложения, несмотря на Олесино недовольство. Иван упрашивает урядника не выгонять женщин из дома, на что тот возражает и называет старуху с внучкой «язвой здешних мест». Задобрив урядника угощениями и дорогими подарками, Иван всё же добивается своего. Урядник обещает оставить в покое Мануйлиху и Олесю.

С этого времени Олеся начинает избегать Ивана и любых объяснений с ним.

Разлука для любви то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает ещё сильней.

Тут Иван неожиданно и серьёзно заболевает — шесть дней его «била ужасная полесская лихорадка». И лишь после выздоровления ему удаётся объясниться с Олесей. Девушка избегала встреч с Иваном лишь потому, что хотела уйти от судьбы. Поняв, что это невозможно, она признаётся ему в любви. Иван отвечает ей взаимностью, но Олеся всё не может забыть про своё гадание. Однако, несмотря на дурные предчувствия Ивана и злобу Мануйлихи, их любовь расцветает.

Реклама:

Тем временем служебные обязанности Ивана в Переброде заканчиваются, и всё чаще приходит к нему мысль жениться на Олесе и забрать её с собой.

Убедив себя в правильности этого решения, он делает предложение любимой. Но Олеся отказывается — она не хочет портить жизнь молодому, образованному барину. Девушка даже предлагает Ивану просто поехать за ним, безо всякой женитьбы.

У Ивана возникает подозрение, что её отказ связан с боязнью церкви, на что Олеся говорит, что ради любви к нему она готова перебороть это суеверие. Она назначает ему встречу в церкви на следующий день, в праздник Святой Троицы, а Ивана охватывает ужасное предчувствие.

Смутное влечение сердца никогда не ошибается в своих быстрых тайных предчувствиях.

На следующий день Иван задерживается по служебным делам и не успевает вовремя попасть в церковь. Вернувшись домой, он застаёт у себя местного конторщика, который рассказывает ему о сегодняшней «потехе» — деревенские девки поймали на площади ведьму, которой задали встряску, хотели вымазать дёгтем, но той удалось сбежать. Действительно, Олеся пришла в церковь, отстояла обедню, после чего на неё накинулись деревенские бабы.

Чудом вырвавшись, Олеся пригрозила им, что они ещё вспомнят её и наплачутся досыта.

Реклама:

Все эти подробности Иван узнаёт позже. А пока же он мчится в лес, и застаёт в хате избитую Олесю без памяти, охваченную лихорадкой, и проклинающую его Мануйлиху. Олеся приходит в себя и объясняет Ивану, что им с бабкой нельзя больше здесь оставаться, поэтому ей и Ивану придётся расстаться. На прощание Олеся признаётся, что хотела бы иметь ребёнка от Ивана и жалеет, что его нет.

Этой же ночью на Переброд обрушивается сильный град. Утром Ярмола будит Ивана и советует ему убираться из деревни — град, который побил жито у половины села, по мнению деревенских, был наслан колдуньями из мести, и озлобленный народ уже начинает «кричать недоброе» про Ивана. Желая предупредить Олесю о грозящей ей беде, герой мчится в избу, где находит лишь следы спешного бегства и яркие красные бусы, которые остались единственной памятью об Олесе и её нежной, великодушной любви…

Пересказала Рыбка Фугу. Нашли ошибку? Пожалуйста, отредактируйте этот пересказ в Народном Брифли.

Соблазнительное провидение

Александра Ивановича Куприна

---

Соблазнительное провидение фигурирует в сборнике Куприна Славянская душа и другие рассказы (1916).

---

Ты всегда говоришь «случайность, случайность…» В том-то и дело. Я хочу сказать, что на каждую малейшую случайность можно смотреть глубже.

Позвольте заметить, что мне уже шестьдесят лет. И это как раз тот возраст, когда после всех шумных страстей юности человек должен выбрать один из трех путей жизни: стяжательство, честолюбие или философию. Со своей стороны, я думаю, что есть только два пути. Честолюбие должно рано или поздно принять форму получения чего-то для себя — денег или власти — в приобретении и расширении либо земных, либо небесных возможностей.

Я не осмеливаюсь называть себя философом, это слишком высокопарно для меня. .. это не сочетается с моим характером. Я такой человек, которого в любой момент могут попросить предъявить свои полномочия. Но все же моя жизнь была чрезвычайно широка и очень разнообразна. Я видел богатство и бедность и болезни, войну и потерю друзей, тюрьму, любовь, разорение, веру, неверие. И я даже — верьте или нет, как хотите — я даже видел людей. Возможно, вы думаете, что это глупое замечание? Но это не так. Чтобы один человек увидел другого и понял его, он должен прежде всего забыть о своей личности, забыть о том, какое впечатление он сам производит на своих ближних и какое прекрасное место он занимает в свете. Уверяю вас, очень немногие могут видеть других людей.

Ну вот я, грешный человек, и на склоне лет люблю поразмышлять о жизни. Я стар и к тому же одинок, и вы не представляете, как длинны ночи для нас, стариков. Мое сердце и моя память сохранили для меня тысячи живых воспоминаний — о себе и о других. Но одно дело — жевать жвачку воспоминаний, как корова крапиву, и совсем другое — рассматривать вещи с мудростью и рассудительностью. И это то, что я называю философией.

Мы говорили о случайности и судьбе. Я совершенно согласен с вами, что события жизни кажутся бессмысленными, капризными, слепыми, бесцельными, просто глупыми. Но над всеми ними, то есть над миллионами переплетенных между собой событий, царит — я в этом совершенно уверен — неумолимый закон. Все проходит и снова возвращается, вновь рождается из мелочи, из ничего, горит и мучается, радуется, достигает высоты и падает, а потом снова и снова возвращается, как бы обвиваясь спиральной кривой полета. времени. И эта спираль, совершившись, в свою очередь снова вьется на много лет назад, возвращаясь и проходя над своим прежним местом, а затем образуя новую кривую — спираль из спиралей… И так без конца.

Вы, конечно, скажете, что если бы этот закон действительно существовал, люди давно бы его открыли и смогли бы определить его ход и составить своего рода карту. Нет, я так не думаю. Мы подобны ткачам, сидящим вплотную к бесконечно длинной и бесконечно широкой паутине. Перед нашими глазами есть определенные цвета, цветы, голубые, пурпурные, зеленые, все движущиеся, движущиеся и проходящие… но поскольку мы так близко к ним, мы не можем разобрать узор. Только те, кто способен стоять над жизнью, выше нас, кроткие ученые, пророки, мечтатели, святые и поэты, могут изредка проглядывать сквозь суматоху жизни, и их острый вдохновенный взор может видеть зачатки стройного замысла. , и может предугадать его конец.

Вы думаете, что я выражаюсь экстравагантно? Не так ли? Но подождите немного; возможно, я смогу выразиться яснее. Впрочем, не дайте мне вас утомить… А что же делать в железнодорожном путешествии, как не болтать?

Я согласен с тем, что существуют законы Природы, одинаково управляющие в своей мудрости движением звезд и пищеварением жуков. Я верю в такие законы и уважаю их. Но есть Нечто или Кто-то сильнее Судьбы, больше мира. Если это Нечто, я бы назвал это законом логического абсурда или абсурдной логичности, как вам угодно… Я не очень хорошо выражаюсь. Если это Кто-то, то это должен быть кто-то, по сравнению с которым наш библейский дьявол и наш романтический сатана всего лишь тщедушные шуты и безобидные плутовки.

Представь себе почти богоподобную Власть над этим миром, имеющую отчаянную детскую любовь к проделкам, не знающую ни добра, ни зла, но всегда беспощадно жесткую, прозорливую и, черт возьми, как-то странно справедливую. Вы, наверное, не понимаете? Тогда позвольте мне проиллюстрировать мою мысль примерами.

Возьмите Наполеона: чудесная жизнь, почти невозможно великая личность, неисчерпаемая сила, и посмотрите на его конец — на маленьком островке, страдающем от болезни мочевого пузыря, жалующемся на врачей, на свою пищу, старческом ворчании в одиночестве. …Конечно, этот жалкий конец был просто издевательским смехом, насмешливой улыбкой на лице моего таинственного Некто. Но вдумайтесь вдумчиво в эту трагическую биографию, отложив в сторону все объяснения ученых людей, — они объяснили бы все просто по закону, — и я не знаю, как вам это покажется, но здесь я вижу ясно существующую вместе эту смесь абсурдность и логичность, и я никак не могу себе это объяснить.

Потом генерал Скобелев. Прекрасная, великолепная фигура. Отчаянное мужество и какая-то преувеличенная вера в свою судьбу. Он всегда издевался над смертью, с бравадой шел в убийственный огонь врага и лелеял бесконечные риски в какой-то неутолимой жажде опасности. И вот — он умер на общей кровати, в съемной комнате, в обществе проституток. Еще раз говорю: нелепо, жестоко, но как-то логично. Как будто каждая из этих жалких смертей своим контрастом с жизнью, скруглилась, слилась, завершилась, два прекрасных существа.

Древние знали и боялись этого таинственного Некто — вы помните кольцо Поликрата — но приняли его шутку за зависть Судьбы.

Уверяю вас, т. е. не уверяю, а сам в этом глубоко уверен, что когда-нибудь, может быть, через тридцать тысяч лет жизнь на этой земле станет дивно прекрасной. Будут дворцы, сады, фонтаны… Прекратится бремя, которое теперь несет человечество, — рабство, частная собственность, ложь и угнетение. Больше не будет болезней, беспорядка, смерти; нет больше зависти, нет порока, нет ни близкого, ни дальнего, все станут братьями, И тогда Он — заметьте, что даже в разговоре я произношу имя с большой буквы — Он, проходя однажды через вселенную, взглянет на нас , злобно нахмуриться, улыбнуться, а потом дохнуть на мир — и старой доброй Земли не станет. Печальный конец для этой прекрасной планеты, а? Но подумайте, к какому ужасному, кровавому оргиастическому концу могла бы привести всеобщая добродетель, если бы однажды людям удалось пресытиться ею до конца!

Впрочем, что толку брать такие великие примеры, как наша земля, Наполеон и древние греки? Я сам время от времени видел проблеск этого странного и непостижимого закона в самых обычных случаях. Если хотите, я расскажу вам простой случай, когда я сам ясно ощутил насмешливое дыхание этого бога.

Я ехал поездом из Томска в Петербург в обычном купе первого класса. Одним из моих спутников в пути был молодой инженер-строитель, очень низенький, полный, добродушный молодой человек: простое русское лицо, круглое, холеное, белые брови и ресницы, редкие волосы, зачесанные со лба, показывая красную кожу под… добрый, хороший «йоркширец». Его глаза были похожи на тусклые голубые глаза поросенка.

Он оказался очень приятным компаньоном. Я редко видел кого-то с такими обаятельными манерами. Он тут же уступил мне свое нижнее спальное место, помог поставить чемодан на полку и вообще был так любезен, что мне даже стало как-то неловко. Когда мы остановились на вокзале, он купил вина и еды и, очевидно, с большим удовольствием уговорил компанию поделиться ими с ним.

Я тотчас увидел, что он переполняется каким-то большим внутренним счастьем и что ему хочется видеть всех вокруг себя такими же счастливыми, как он сам.

Так оно и оказалось. Через десять минут он уже начал открывать мне свое сердце. Я, конечно, заметил, что, как только он говорил о себе, другие люди в экипаже как будто ерзали на своих местах и ​​с преувеличенным интересом наблюдали за проплывающим пейзажем. Позже я понял, что каждый из них слышал эту историю не менее дюжины раз. И вот подошла моя очередь.

Инженер приехал с Дальнего Востока, где прожил пять лет и, следовательно, пять лет не видел свою семью в Петербурге. Он думал бросить свое дело самое большее через год, но сначала его удерживали служебные обязанности, потом подвернулись некоторые прибыльные предприятия, а после уже казалось невозможным оставить дело, ставшее таким уж большим и доходным. Теперь все было заведено, и он возвращался домой. Кто мог обвинить его в болтливости; прожить пять лет вдали от любимого дома и вернуться молодым, здоровым, успешным, с сердцем, полным нерастраченной любви! Какой человек мог заставить себя замолчать или преодолеть этот страшный зуд нетерпения, усиливающийся с каждым часом, с каждой пройденной сотней верст?

Вскоре я узнал от него все о его семье. Жену его звали Сусанна или Санночка, а дочь носила диковинное имя Юрочка. Он оставил ей маленькую трехлетнюю девочку, и «Вы только представьте!» воскликнул он, «теперь она, должно быть, совсем взрослая, почти готова выйти замуж.»

Он рассказал мне девичью фамилию своей жены и бедность, которую они пережили вместе в первые дни их супружеской жизни, когда он был студентом на последнем курсе и у него не было даже вторых брюк, и что за великолепный компаньон, кормилица, мать и сестра в одном, его жена была ему тогда.

Он ударил себя в грудь сжатым кулаком, лицо его покраснело от гордости, а глаза сверкнули, и он воскликнул:

«Если бы вы знали ее! Красавица! Если вы в Петербурге, я должен представить вас Ты непременно должен прийти к нам туда, ты должен, действительно, без всяких церемоний и оправданий, Кирочная, 156. Я тебя с ней познакомлю, и ты сам увидишь мою старуху. Королева! всегда красавица на наших инженерных балах. Вы должны прийти к нам, клянусь, или я обижусь.

И он дал нам по одной из своих визитных карточек, на которых карандашом написал свой маньчжурский адрес, а написал в петербургском, сообщая при этом, что его роскошную квартиру всего год тому назад сняла жена… он настоял на этом, когда его бизнес достиг своего апогея.

Да, его речь была похожа на водопад. Четыре раза в день, когда мы останавливались на важных станциях, он посылал домой ответную платную телеграмму, которая должна была быть доставлена ​​ему на ближайшей большой остановке или просто в поезде, адресованная такому-то номеру, первого класса. пассажир. Такой-то… И вы бы видели его, когда прошел кондуктор, крича нараспев: «Телеграмма для пассажира первого класса такого-то». Уверяю вас, вокруг его головы был сияющий ореол, как у святых святых. Кондукторам он давал по-царски чаевые, да и не только кондукторам. У него было ненасытное желание давать всем, делать людей счастливыми, ласкать их. Он подарил нам всем сувениры, безделушки из сибирских и уральских камней, безделушки, заклепки, булавки, китайские кольца, нефритовые фигурки и прочие мелочи. Среди них было много очень ценных вещей, одни по дороговизне, другие по редкой и художественной работе, но, знаете ли, отказаться от них было невозможно, хотя и было стыдно и неловко принимать такие ценные дары — он умолял нас принять их с такой серьезностью и настойчивостью, как нельзя продолжать отказывать ребенку, который продолжает просить взять сладкое.

У него был с собой в коробках и в ручной клади целый запас вещей, все подарки для Санночки и Юрочки. Чудесные это были вещи — бесценные китайские платья, слоновая кость, золото, миниатюры из сардоникса, меха, расписные веера, лакированные шкатулки, альбомы, — и вы бы видели и слышали, с какой нежностью и восторгом он говорил о своих новых, когда он показал нам эти дары. Его любовь была, может быть, несколько слепа, слишком шумна и эгоистична, может быть, даже немного истерична, но клянусь, что сквозь эти формальные и тривиальные покровы я видел большую и настоящую любовь — любовь при остром и мучительном напряжении.

Помню еще, как на одной из станций, когда к поезду прицепляли другой вагон, стрелочнику отрезали ногу. Волнение было великое, все пассажиры пошли смотреть на раненого, а люди, едущие поездом, самые пустоголовые, самые дикие, самые жестокие на свете. Машинист не стал задерживаться в толпе, он тихонько подошел к начальнику станции, поговорил с ним несколько минут, а потом вручил ему записку на сумму денег, — думаю, не маленькую сумму для чиновника. кепка была поднята в знак признательности с величайшим уважением. Он сделал это очень быстро; никто, кроме меня, не видел его действия, но у меня есть глаза, которые замечают такие вещи. И я также видел, что он воспользовался более длительной остановкой поезда и успел послать телеграмму.

Я вижу его сейчас, когда он шел по платформе — его белая инженерная фуражка была сдвинута на затылок; его длинная блузка из тонкой чессуры с застежкой на воротничок сбоку; через одно плечо ремешок своего бинокля, а перекинув через другое плечо ремешок своего почтового ящика, — выйдя из телеграфа и выглядя таким свежим, пухлым и сильным, с таким ясным лицом, и вид сытого, простого, деревенского парня.

И почти на каждой большой станции он получил телеграмму. Он совсем избаловал кондукторов, забегая в контору, чтобы узнать, нет ли для него сообщения. Бедный мальчик! Он не мог сдержать свою радость в себе, а читал нам вслух свои телеграммы, как будто нам не о чем было думать, кроме его семейного счастья: «Надеюсь, вы здоровы. Шлем вам поцелуи и ждем с нетерпением. .» Или: «С часами в руках следим по расписанию за ходом вашего поезда от станции к станции. Наш дух и мысли с вами». Все телеграммы были такого рода. Был даже такой: «Переведите часы на петербургское время и ровно в одиннадцать часов посмотрите на звезду Альфа в Большой Медведице. Я сделаю то же самое».

В поезде был один пассажир, владелец или счетовод, или управляющий золотым прииском, сибиряк, с лицом, как у Моисея-мавра,[1] сухим и продолговатым, густыми, черными, строгими бровями и длинная, густая, седоватая борода — человек, выглядевший так, как будто он исключительно опытен во всех испытаниях жизни. Он сделал предупредительную заметку инженеру:

[1] Один из отшельников Египетской пустыни, святой по русскому календарю.

«Знаете, молодой человек, не стоит так злоупотреблять услугами телеграфа.»

«Что ты имеешь в виду? Как это бесполезно?»

«Нельзя же женщине держать себя все время в таком возвышенном и взвинченном настроении. Вы должны пощадить чужие нервы.»

Но инженер только рассмеялся и хлопнул умника по коленке.

«Ах, батюшка, я вас знаю, ветхозаветные люди. Вы всегда крадетесь домой неожиданно и потихоньку. «Всё ли в порядке на домашнем очаге?» А?»

Но человек с изображением лица только поднял брови и улыбнулся.

«Ну и что? Иногда в этом нет ничего страшного.»

В Нижнем у нас появились новые попутчики, а в Москве опять новые. Волнение моего инженера все возрастало. Что можно было с ним сделать? Он со всеми познакомился; беседовал с женатыми о святости дома, упрекал холостяков в неряшливости и неустроенности холостяцкой жизни, говорил с барышнями о единой и вечной любви, беседовал с матерями об их детях и всегда вел разговор к разговору о своей Саночке и Юрочка. Я и сейчас помню, что его дочь сюсюкала: «У меня есть желтый тлипперт» и тому подобное. И однажды, когда она дергала кошку за хвост, а кошка мяукала, мать сказала: «Не делай этого, Юрочка, ты делаешь кошке больно», а ребенок отвечал: «Нет, мама, ей это нравится». .»

Все это было очень нежно, очень трогательно, но, должен признаться, немного утомительно.

На следующее утро мы подъезжали к Петербургу. Это был унылый, сырой, неприятный день. Был не то чтобы туман, но какая-то грязная облачность окутывала ржавые, тонкие на вид сосны, и мокрые холмы казались волосатыми бородавками, растянувшимися по обеим сторонам линии. Я встал рано и пошел в уборную умыться; по дороге я столкнулся с инженером, он стоял у окна и смотрел то на часы, то в окно.

«Доброе утро,» сказал я. «Что вы делаете?»

«О, доброе утро,» сказал он. — Я только скорость поезда меряю, около шестидесяти верст в час идет.

«Ты проверяешь по часам?»

«Да очень просто. Видите ли, между столбами двадцать пять сажен — двадцатая часть версты. Значит, если мы пройдем эти двадцать пять саженей за четыре секунды, значит, мы идем сорок- пять верст в час, если за три секунды, то пройдем шестьдесят верст в час, если за две секунды, то девяносто. возможно, но совершенно отчетливо: раз, два, три, четыре, пять, шесть — раз, два, три, четыре, пять, шесть — это специальность австрийского генерального штаба».

Он продолжал говорить, вертляво двигаясь и беспокойно глядя, и я, конечно, прекрасно понимал, что все эти разговоры о подсчете австрийского генерального штаба были не по делу, а просто для того, чтобы обмануть его нетерпение. .

Страшно стало смотреть на него после того, как мы проехали станцию ​​Любань. Он показался мне бледнее и худее, и, в некотором роде, старше. Он даже перестал говорить. Он делал вид, что читает газету, но видно было, что это занятие утомительное и неприятное для него; иногда он даже держал бумагу вверх ногами. Он сидел неподвижно минут пять, потом подходил к окну, садился на некоторое время и как бы пытался толкнуть поезд вперед, потом снова подходил к окну и проверял скорость поезда, снова поворачивая голову. головой, сначала вправо, а затем влево. Я знаю — кто не знает? — что дни и недели ожидания — ничто по сравнению с этими последними получасами, с последней четвертью часа.

Но, наконец, сигнальная будка, бесконечная сеть перекрещивающихся рельсов, а затем длинная деревянная платформа, обрамленная рядом носильщиков в белых фартуках… Инженер надел шинель, взял сумку в руку, и пошел по коридору к двери поезда. Я выглядывал из окна, чтобы окликнуть носильщика, как только поезд остановился. Я хорошо видел инженера, он вышел за дверь на ступеньку. Он заметил меня, кивнул и улыбнулся, но меня поразило даже на таком расстоянии, какой он бледный.

Мимо нашего вагона прошла высокая дама в чем-то вроде серебристого корсажа, большой бархатной шляпе и синей вуали. С ней была маленькая девочка в коротком платьице, с длинными ногами в белых гетрах. Они оба искали кого-то и тревожно осматривали каждое окно. Но они прошли мимо него. Я услышал, как машинист выкрикнул странным, сдавленным, дрожащим голосом:

«Санночка!»

Думаю, они оба обернулись. И вдруг резкий и страшный вой… Никогда не забуду. Крик растерянности, ужаса, боли, стенания, не похожий ни на что другое, что я когда-либо слышал.

В следующую секунду я увидел голову машиниста без шапки где-то между нижней частью поезда и платформой. Я не могла видеть его лица, только светлые торчащие волосы и розоватую плоть под ними, но только на мгновение оно промелькнуло мимо меня и исчезло….

Потом меня допросили как свидетеля. Помню, как я пытался успокоить жену, но что можно было сказать в таком случае? Я тоже его видел — искривленный красный кусок плоти. Он был мертв, когда его вытащили из-под поезда. Я слышал потом, что ему сначала оторвало ногу, и когда он инстинктивно пытался спастись, он упал под поезд, и все его тело было раздавлено колесами.

А теперь я подхожу к самому ужасному моменту моей истории. В те страшные, незабываемые минуты у меня было странное сознание, которое не покидало меня. «Это глупая смерть, — подумал я, — нелепая, жестокая, несправедливая», но почему же, с первой же минуты, как я услышал его крик, почему мне показалось ясным, что это должно было случиться и что это как-то естественно и логично? Почему это было? Можешь объяснить? Не чувствовал ли я здесь беспечно-равнодушную улыбку моего дьявола?

Его вдова — я был у нее потом, и она задавала мне много вопросов о нем — сказала, что они оба искушали судьбу своей нетерпеливой любовью, своей уверенностью в встрече, своей уверенностью в завтрашнем дне. Может быть и так… Не могу сказать… На Востоке, испытавшем на себе древнюю мудрость, человек никогда не говорит, что намерен сделать что-либо сегодня или завтра, не прибавив «Инш-Аллах». », что означает «Во имя Бога» или «Если будет угодно Богу».

И все же я не думаю, что здесь был соблазн Судьбы, мне это казалось просто абсурдной логикой таинственного бога. Большей радости, чем их взаимное ожидание, когда, несмотря на расстояние, их души встретились, — большей радости, пожалуй, никогда не испытали бы эти двое! Бог знает, что могло ожидать их потом! Развод? Усталость? Скука? Может быть, ненависть?

---

Создайте библиотеку и добавьте свои любимые истории. Начните работу, нажав кнопку «Добавить».

Добавьте Tempting Providence в свою личную библиотеку.

Добавьте Tempting Providence в свою личную библиотеку.

Вернуться на главную страницу Александра Куприна, или . . . Прочитайте следующий рассказ; Слон

Последнее слово

Александра Ивановича Куприна

---

Последнее слово фигурирует в сборнике Куприна Славянская душа и другие рассказы (1916).

---

Да, господа, я его убил!

Напрасно вы пытаетесь получить для меня медицинскую справку о временной аберрации. Я не буду этим пользоваться.

Я убил его трезво, на совесть, хладнокровно, без малейшего сожаления, страха и колебаний. Если бы в твоей власти было воскресить его, я бы повторил свое преступление.

Он следовал за мной всегда и везде. Он принял тысячу человеческих обликов и не побоялся, бесстыдное существо, при случае переодеться в женское платье. Он принял вид моего родственника, моего дорогого друга, коллеги, хорошего знакомого. Он мог одеваться в любой возраст, кроме детского (в детстве он только терпел неудачу и выглядел нелепо). Он наполнил собой мою жизнь и отравил ее.

Самое страшное было то, что я всегда заранее предвидела все его слова, жесты и поступки.

Когда я встречался с ним, он растягивал слова, сжимая мою руку в своей:

«Ага! Кого — я — вижу? Боже мой! Вы, должно быть, уже в годах. Как ваше здоровье?»

Тогда он отвечал как бы за себя, хотя я его ни о чем не спрашивала:

«Спасибо. Так себе. Похвастаться нечем. Вы читали в сегодняшней газете…?»

Если бы он вдруг заметил, что у меня раскраснелась щека, раскраснелась от досады встречи с ним, он бы непременно прохрипел:

«Эх, ​​сосед, как ты краснеешь».

Он подходил ко мне как раз в те моменты, когда я был по уши в работе, садился и говорил:

«Ах! Боюсь, я вас перебил».

В течение двух часов он надоедал мне до смерти, болтая о себе и своих детях. Он увидит, что я рву на себе волосы и кусаю губы до крови, и просто насладится моими муками.

Отравив мне рабочий настрой на целый месяц вперед, он стоял, зевал, а потом бормотал:

«Бог знает, почему я остаюсь здесь и разговариваю. У меня много дел.»

Когда я встречал его в вагоне, он всегда начинал:

«Позвольте спросить, вы далеко едете?» А потом:

«По делам или…?»

«Где ты работаешь?»

«Женаты?»

О, хорошо я знаю все его пути. Закрыв глаза, я вижу его. Он бьет меня по плечу, по спине, по коленям.

Он жестикулирует так близко к моим глазам и носу, что я вздрагиваю, как если бы меня ударили. Ухватившись за пол моего пальто, он подтягивается ко мне и дышит мне в лицо. Когда он навещает меня, он позволяет своей ноге дрожать на полу Под столом, так что абажур лампы звенит. На «дома» он барабанит пальцами по спинке моего стула, а в паузах разговора растягивает «д-д-з-д-д». В карты он кричит, стучит по столу и крякает, когда проигрывает: «Что это? Что? Что?»

Начни с ним спор, и он всегда начинает с:

«Э, сосед, ты говоришь вздор.»

«Почему вздор?» — робко спрашиваешь ты.

«Потому что это ерунда.»

Какое зло я сделал этому человеку? Я не знаю. Он задался целью испортить мое существование, и он его испортил. Благодаря ему я теперь испытываю огромное отвращение к морю, луне, воздуху, поэзии, живописи, музыке.

«Толстой, — кричал он устно и печатно, — отдал свое имение жене, а сам… По сравнению с Тургеневым, он… Сам себе ботфорты сшил…

великий писатель русской земли…. Ура!…

«Пушкин? Он создал язык, не так ли? Помнишь «Спокойна была украинская ночь, ясно было небо»? Помнишь, что сделали с женщиной в третьем акте. Тсс! Нет дам подарок, помнишь?

«‘В нашей лодочке мы идем, Под лодочкой вода.’ «Достоевский… читали ли вы, как он пошел однажды ночью к Тургеневу исповедоваться… Гоголь, вы знаете, какая у него была болезнь?»

Если я пойду в картинную галерею и встану перед каким-нибудь тихим вечерним пейзажем, он обязательно побежит за мной по пятам, подтолкнет меня вперед и скажет девушке на его руке:

«Очень мило нарисовано…даль…атмосфера……луна в жизнь…. Помнишь Нину — цветное дополнение Невы1-[1] было что-то подобное. …»

[1] Популярный российский журнал.

Сижу в опере, слушаю «Кармен». Он есть, как и везде. Он позади меня и стоит на нижней перекладине моего fauteuil. Он напевает мелодию дуэта в последнем акте и через ноги сообщает моим нервам каждое движение своего тела. Затем в антракте я слышу, как он говорит достаточно высоким голосом, чтобы я мог расслышать:0014

«Замечательные граммофонные пластинки у Задодадовых. Шалапин абсолютно. Не отличишь.»

Да, именно он или кто-то вроде него изобрел шарманку, граммофон, биоскоп, фотофон, биографию, фонограф, патефон, музыкальную шкатулку, пианино, автомобиль, бумажные ошейники, олеографии и газеты.

От него никуда не деться. Я убегаю ночью к дикому морскому берегу и ложусь в одиночестве на утесе, но он крадется за мной в тени, и вдруг глушители нарушаются самодовольным голосом, который говорит:

«Какая прелестная ночь, Катенька, не правда ли? Облака, эх, посмотри на них! Прямо как на картине. А если бы художник нарисовал их такими же, кто бы сказал, что это правда природы?»

Он убил лучшие минуты моей жизни — минуты любви, дорогие сладкие ночи юности. Как часто, когда я бродил рука об руку с самым прекрасным творением природы, по аллее, где на земле серебристый лунный свет сливался в узор с тенями деревьев, и он вдруг и неожиданно заговорил со мной женским голосом, положил голову мне на плечо и крикнул театральным тоном:

«Скажите, вы любите мечтать при лунном свете?»

Или:

«Скажи мне, ты любишь Природу? Что касается меня, то я безумно обожаю Природу. »

У него было много форм и много лиц, мой преследователь, но внутри он всегда оставался одним и тем же. При случае он принимал облик профессора, доктора, инженера, леди-врача, адвоката, студентки, писателя, жены акцизного инспектора, чиновника, пассажира, покупателя, гостя, незнакомца, зрителя, читателя, соседа по даче. В ранней юности я имел глупость думать, что это все отдельные люди. Но все они были одним и тем же. Горький опыт наконец открыл мне его имя. Это — русский интеллигент.

Если он когда-либо скучал по мне лично, то он везде оставил свои следы, свои визитные карточки. На высотах Бархау и Мачуки я нашел его апельсиновые корки, банки из-под сардин и обертки от шоколада. На скалах Алупки, на вершине колокольни св. Иоанна, на гранитах Иматра, на стенах Бахчисари, в гроте Лермонтова мною обнаружены следующие подписи и пометки: —

«Пуся и Кузики 1908 года 27 февраля.»

«Иваноф».

«А. М. Плохохостов из Саратова».

«Иваноф».

«Печорская девица».

«Иваноф».

«М.Д…. П.А.П…. Талочка и Ахмет».

«Иваноф».

«Трофим Синепупов. г. Самара».

«Иваноф».

«Адель Соловейчик из Минска».

«Иваноф».

«С этой высоты я наслаждался видом на море. — Ц. НИКОДИМ ИВАНОВИЧ БЕЗУПРЕКТНЫЙ».

«Иваноф».

Стихи и примечания его я читал во всех гостевых книгах, и в доме Пушкина, и на Лермонтовской скале, и в старинных монастырях читал: «Троаковы приехали сюда из Пензы, пили квас и ели осетрину. Вас», или «Был в родовой пепельнице великого русского поэта Чичкина, учителя чистописания Воронежской гимназии для мальчиков», или —

 "Хвала тебе, Ай Петри, гора белая,
В платье империал из пихты.
Я взобрался вчера на твою высоту,
Штабс-капитан в отставке Николий Профер". . Автор не читал Карла Маркса». Я переворачиваю страницы и нахожу его пометки на всех полях. Потом, конечно, никто, как он, не загибает уголки и не делает загнутые уши, не вырывает страницы, не капает жиром. на них от сальных свечей.
 Господа судьи, мне трудно продолжать. Этот человек оскорбил, замутил, опошлил все, что было мне дорого, тонкое и трогательное. Я долго боролся с собой. Прошли годы. Мои нервы стали более раздражительными, я увидел, что в мире нет места для нас обоих. Один из нас должен был уйти.
 Я давно предчувствовал, что это будет просто какой-нибудь пустяк, который сподвигнет меня на преступление. Значит это было.
 Подробности вам известны. В купе была давка; пассажиры сидели друг у друга на головах. Он с женой, сыном, школьником из подготовительного класса и кучей багажа занимал четыре места. На этот раз он был одет в униформу Департамента народного образования. Я подошел к нему и спросил:
 "Здесь нет свободного места?"
 Он ответил, как бульдог костью, не глядя на меня:
 "Нет. Это место занято другим джентльменом. Это его вещи. Он вернется через минуту".
 Поезд тронулся.
 Я ждал, стоя там, где я был. Мы прошли около десяти миль. Господин не пришел. Я молчал и смотрел в лицо педагогу, думая, что, может быть, в нем есть еще какой-то проблеск совести.
 Но нет. Мы прошли еще пятнадцать миль. Он достал корзину с провизией и начал есть. Он вышел с чайником для горячей воды и заварил себе чай. Из-за сахара к чаю возник небольшой бытовой скандал.
 "Питер, ты втихаря съел кусок сахара!"
 "Честное слово, ей-богу, я не заглядывал в карманы, ей-богу!"
 "Не ругайтесь и не лгите. Я их нарочно посчитал перед отъездом... Восемнадцать было, а теперь семнадцать."
 "Ей-богу!!"
 "Не клянись. Стыдно врать. Я тебе все прощу, только правду скажи. Но ложь я никогда не смогу простить. Лгут только трусы. кражи, предательства своего короля и своей страны..."
 Так что он бежал и бежал. Такие высказывания я слышал от него в самом раннем детстве, когда он был моей гувернанткой, потом, когда он был моим классным руководителем, и еще, когда он писал в газете.
 Я прервал.
 "Вы укоряете сына за ложь, а сами в его присутствии наговорили наглую ложь. Вы сказали, что это место занято джентльменом. Где этот джентльмен? Покажите его мне".
 Педагог побагровел, глаза расширились.
 "Умоляю вас, не мешайте людям, которые вам не мешают. Занимайтесь своими делами. Какой скандал! Кондуктор, предупредите этого пассажира, что он не имеет права мешать другим людям в вагоне Примите, пожалуйста, меры, а то я сообщу в жандарм и напишу в книгу жалоб».
 Кондуктор по-отечески прищурил глаза и вышел. Но педагог безутешно продолжал:
 -- Никто с вами не разговаривает. Никто вам не мешал. Мужик теперь или рабочий... но нет, интеллигент!»
 Интеллигент! Палач назвал меня палачом! Это было кончено... Он вынес свой собственный приговор.
 Я достал из кармана шинели револьвер, осмотрел заряд, навел его на педагога между глаз и спокойно сказал:
 "Помолись".
 Он побледнел и завопил:
 "Охрана-д-д!..."
 Это было его последнее слово. Я нажал на курок.
 Я закончил, господа. Повторяю: я не каюсь. В моей душе нет печали о нем. Однако остается одно унылое сомнение, и оно будет преследовать меня до конца моих дней, закончу ли я их в тюрьме или в сумасшедшем доме.
 У него остался сын! Что, если он примет природу своего отца?
 Создайте библиотеку и добавьте свои любимые истории. Начните работу, нажав кнопку «Добавить».
 Добавьте   The Last Word   в свою личную библиотеку.
 Добавьте   The Last Word   в свою личную библиотеку.
 Вернуться на главную страницу Александра Куприна, или . . . Прочитайте следующий рассказ; Возмущение - Правдивая история
 Брюсов и Куприн :: Российская и восточноевропейская фантастика :: Swarthmore College
 Валерий Брюсов (1873-1924) и Александр Куприн (1870-1938)
 Информация и вопросы для чтения: Брюсов и Куприн
 Антология  Миры врозь  содержит несколько вступительных разделов Александра Левицкого, которые очень плотно наполнены информацией, в том числе писателями которые никогда не писали научную фантастику или фэнтези (или чьи работы могут быть связаны с этими жанрами лишь поверхностно), не всегда предоставляя много подробностей о писателях, чьи работы включены в антологию. Хорошей идеей будет проверить информацию в Интернете или обратиться к одному из стандартных справочников:
 Нил Корнуэлл, изд.,  Справочник по русской литературе  (PG2940.R44 1998, в Справочном разделе Маккейба — хотя мне сказали, что сейчас он отсутствует)
 Виктор Террас, изд.,  Справочник русского языка Литература   (PG2940 .h39 1985 в справочном разделе McCabe)
 Я включил телефонные номера отчасти потому, что помимо них на соседних полках есть и другие полезные справочные источники.
 (Обратите внимание, что оба этих автора были переведены Леландом Фетцером, который прекрасно передает стиль конца века. Некоторые теории перевода утверждают, что перевод должен читаться так, как автор «написал бы», если бы он или она была носителем целевого языка, чего Фетцеру действительно удалось добиться9.0014
 Валерий Брюсов:
 Валерий Брюсов (или Брюсов), 1873-1924, родился в Москве в разнородной семье (один дед выкупил себе свободу от крепостной зависимости). Будучи умным и амбициозным студентом колледжа, он записал в своем дневнике, что хочет возглавить литературное движение. С русским символизмом, школой, которая ставила поэзию (и музыку) выше других жанров и копировала французских символистов, Брюсов почти достиг этого желания. Он писал во всех жанрах (поэзия, критика, «публицистика» - возможно, лучше всего перевести как «страстно увлеченный социальный комментарий», длинная и короткая проза и перевод), используя множество псевдонимов и создавая важные работы в каждом жанре. Он писал для ряда журналов или редактировал их и был основателем ведущего издательства русских символистов, Скорпион («скорпион» или «Скорпион» — русский fin de siècle очень интересовался оккультными науками, включая астрологию).
 Другие произведения Брюсова включают роман   Огненный ангел   ('Огненный ангел', 1908 г.), действие которого происходит в средние века и посвящено колдовству и инквизиции, но основано на длительном прелюбодейном деле Брюсова, которое также было соревнованием с еще один поэт-символист (забыл, кто кому нравился в любовном треугольнике). У меня есть копия этого в переводе, и МАЛЬЧИК на обложке аляповатый.
 После революции Брюсов (который поддерживал временное правительство, пришедшее к власти после 19 февраля17 революции и отречения царя) снискал расположение к новому большевистскому режиму и быстро стал цензором, литературным бюрократом и видной фигурой в новых учебных заведениях, посвященных литературе. (Для развития подлинно социалистического искусства новое правительство начало обучать рабочих письму.) Он умер в 1924 году от пневмонии.
 Если вы хотите прочитать больше от В.Б., пара стихотворений и удивительно декадентский, но совсем не научно-фантастический рассказ "Сестры" (перевод Р.Л. Паттерсона) находятся на http://www.albany .edu/факультет/rlp96/briusov.html.
 Вопросы для прочтения:
 Что вы знаете о Южном Кресте (созвездие, невидимое из северного полушария) и какое значение имеет это название (и созвездие) и возможные религиозные объединения для Республики воображаемый в рассказе?
 Какой-то особый смысл в том, что это республика (которая Россия была , а не  в 1905 году)? Какую политическую систему подразумевает «республика»?
 Как вы относитесь к архитектурному, промышленному, экономическому, научному и политическому устройству территории Республики?
 Звездный городок с его искусственным освещением и теплом, с идеальными улицами со спицами даже в большей степени является «сотворенным городом», чем Санкт-Петербург. (Петербург был основан по приказу Петра Великого в 1703 году на болотистой земле, где строительство, как известно, унесло жизни многих крепостных рабочих, поэтому часть петербургского мифа состоит в том, что он был построен на костях русского народа. Из-за местоположения Петербурга , он также страдал от частых наводнений, и бедняки страдали больше всего, погода была холодная, сырая и скверная большую часть года.) О чем говорят приведенные здесь описания? (Неужели в Антарктиде летом есть трава? - Но мог ли Брюсов знать, что в 1905?)
 А как насчет этого гнусного Треста, который так регулирует жизнь жителей?
 Чем описанный экономический уклад соотносится со старым добрым марсианским социализмом а-ля Богданов?
 Русский символизм впервые был назван декадансом (его врагами), и вы видите, что Брюсов — вполне декадентский. Как «подпольные» неряшливые элементы Звездного городка до эпидемии соотносятся с жестокими и отвратительными частями краха общества позже в истории (странное увлечение сексуальным насилием в отношении женщин и детей, а также каннибализмом)?
 Что вы думаете о «героическом» Горацие Де Виле (чья фамилия означает «городской»)?
 Какие подсказки нам даны, чтобы датировать события, описанные в рассказе? (стр. 310, «Итак, через триста лет смертная казнь вернулась на землю», например.)
 Что вы думаете о  Mania contradicens  ? Как это сочетается с признанными в настоящее время психологическими расстройствами? Как по сравнению с теми расстройствами, которые были признаны в начале ХХ века?
 Что говорит  Mania contradicens  о трудностях жизни, описанной в этой истории?
 Какой свет могут пролить на это повествование рассказы об полярных исследованиях, особенно те, которые были доступны к 1905 году? (Брюсов мог читать по-английски, хотя, вероятно, не по-норвежски.)
 В конце истории, почему они убираются и собираются начать сначала?
 Есть ли в этой истории мораль?
 В то время как Брюсова всегда упоминают и часто читают на уроках, где обсуждаются русские модернистские литературные течения, Александр Куприн (1870-181938) менее известен на Западе. Наряду с Максимом Горьким, Иваном Буниным (лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 г. ) и Леонидом Андреевым Куприн входил в группу прозаиков-реалистов в эпоху, когда для многих читателей ЖАНРОМ была поэзия, и он писал короткую прозу. в эпоху, когда на Западе переводились и открывались великие русские романы девятнадцатого века.
 Куприн родился в Пензенской губернии, но вырос в Москве. Будучи молодым писателем, ему приходилось работать на разных работах, чтобы сводить концы с концами, но его опыт, полученный от них, часто помогал ему писать. Эмигрировал из России в 1919 лет и много лет жил в Париже, но вернулся в СССР в 1937 г., уже в плохом состоянии здоровья (по крайней мере, когда он умер в 1938 г., в своей новой постели).
 Вопросы для прочтения:
 Вы заметили, что действие «Тоста» происходит в 2906 году — ровно через 1000 лет в будущем, исходя из даты рассказа?
 Насколько мне известно, Куприн был левым, но не особым поклонником анархистов (в отличие от дедушки их всех, Михаила Бакунина, с его густой бородой и способным появиться на плакате с дымящейся бомбой).