Травка — рассказ Александра Ивановича Куприна
Ах, это старая история и, надо сказать, довольно скучная история.
Конечно, читателям незаметно. Читатель спокойно, как верблюд, переваривает в желудке пасхальный окорок или рождественского гуся и, для перехода от бодрствования к сладкому сну, читает сверху донизу свою привычную газету до тех пор, пока дрема не заведет ему глаз. Ему легко.
Ничто не тревожит его воображения, ничто не смущает его совести, никто не залезает под благовидным предлогом ему в карман.
В газете порок наказан, добродетель торжествует, сапожный подмастерье нашел благодаря родимому пятнышку своих родителей, мальчик, замерзавший на улице, отогрет попечительными руками, блудная жена вернулась домой (она исхудала и в черном платье) прямо в объятия мужа (пасхальный колокол — бум!..), который проливает слезы.
Но вы, читатели, подумали ли вы хотя раз о тех мучениях, которые испытывает человек, пишущий эти прекрасные добродетельные рассказы!.
.
Ведь, во-первых, все темы уже исчерпаны, пародии на темы надоели, пародии на пародии отсылают в «Момус»… Подумайте: что тут изобретешь?..
У меня есть друг беллетрист, из средних, который не гонится ни за успехом, ни за модой, ни за деньгами…
И вот как-то на страстной неделе, не помню — в среду, четверг или пятницу, вечером, попили мы с ним чайку, поговорили о том, о сем, коснулись содержания сегодняшних газет, но я уже видел, что мой приятель чем-то удручен или взволнован.
Очень осторожно, стараясь не задеть его авторского самолюбия, я довел его до того, что он рассказал мне следующее:
— Понимаете? Можно с ума сойти! Приезжает ко мне редактор. Подумайте, сам редактор! И что всего хуже — мой настоящий, хороший друг…
— Ради бога, пасхальный рассказ!
Я ему оказываю самое широкое гостеприимство, справляюсь о здоровье его детей, предсказываю его газете громадную будущность, — стараюсь занять его внимание пустяками; понятно, цель моя была отвлечь его от настойчивых просьб о пасхальном рассказе.
Но неизбежное — неизбежно: он возвращается к. тому, за чем он приехал.
— Ради бога, рассказ!
Я кротко и убедительно верчу пуговицу его пиджака и самым нежным голосом говорю ему:
— Дорогой мой… милый!.. Ты сам писатель и не хуже меня знаешь, что все пасхальные темы уже использованы.
— Хоть что-нибудь… — тянет он уныло.
— Ей-богу, ничего!..
— Ну, хоть что-нибудь!.. Хоть на старенькую темку строк триста — четыреста!..
Нет, от него не отвязаться. Обмакиваю перо в чернильницу и говорю сквозь ′сжатые зубы:
— Давай тему!
— Тему? Но это для тебя пустяки!..
— Давай хоть заглавие!.. Помоги же, черт тебя побери!..
— Ну, заглавие — это пустяк!.. Например: «Она вернулась».
— К черту!..
— «Яйцо сосватало».
— К черту!..-
— К черту!..
— «Скворцы прилетели»,
— Мимо!..
— «Когда раскрываются почки».
— К черту!.. Милый мой, разве сам не видишь, что все это — опаскуженные темы.
И потом: что это за безвкусие делать заглавие рассказа из существительного и глагола? «О чем пела ласточка»… «Когда мы — К черту!.. Милый мой, разве сам не видишь, что все это — опаскуженные темы. И потом: что это за безвкусие делать заглавие рассказа из существительного и глагола? «О чем пела ласточка»… «Когда мы мертвые проснемся»… А в особенности для ходкой газеты. Дай мне простое и выразительное заглавие из одного существительного!..
— Из существительного?..
— Да, из существительного.
— Например… «Чернильница»?!
— Стара штучка! Использовал Пушкин: «К моей чернильнице».
— Ну, хорошо. «Лампа».
— Друг мой, — говорю я кротко, — только очень близорукие люди выбирают для примеров и сравнений предметы, стоящие возле них!..
Это задевает его за живое, и он сыплет как из мешка:
— «Будка», «Кипарис», «Пале-Рояль», «Ландыш», «Черт в ступе». Не нравится? Ну, наконец, «Травка»?..
— Ага, «Травка»?.. Стоп!.. Это уже нечто весеннее и на пасху хорошо.
Давай-ка подумаем серьезно о травке!..
И мы думаем.
— Конечно, это очень приятно, такая зелененькая, нежная травка… точно гимназистка приготовительного класса! Надо любить все: зверей, птиц, растения, в этом — красота жизни! Но черт побери: какой — Конечно, это очень приятно, такая зелененькая, нежная травка… точно гимназистка приготовительного класса! Надо любить все: зверей, птиц, растения, в этом — красота жизни! Но черт побери: какой сюжет я отсюда выдавлю?! Ведь всякий рассказ должен быть начат, продолжен и закончен, а я просто говорю: травка зеленая! Ведь читатель пошлет опровержение в редакцию!
У приятеля лицо вытягивается. Я говорю ему самым нежным голосом:
— Подожди… не отчаивайся! Травок много, возьмем «Кресс-салат»…
— «Кресс-салат»? — повторяет он уныло, как деревянный попугай.
— Да, «Кресс-салат»! — кричу я, уже охваченный творчеством, тем вдохновением, о котором так много говорят провинциальные читатели. — Представь себе безногого бедняка, который вдруг снял потный валенок, — Да, «Кресс-салат»! — кричу я, уже охваченный творчеством, тем вдохновением, о котором так много говорят провинциальные читатели.
— Представь себе безногого бедняка, который вдруг снял потный валенок, унавозил его, посыпал землицей и бросил зерна… И вот к пасхе у него всходит прекрасная зеленая травка, которую он может срезать и, приготовив под соусом, скушать после пасхальной заутрени! Разве это не трогательно?
— Ты смеешься надо мною! Это подло! Как я явлюсь к издателю без твоего рассказа?
— Ну, хорошо… давай дальше! Собаки лечатся травками…
— Извини, пожалуйста, это уже относится к области ветеринарии!
— Представь себе вкусную душистую травку, которую едят на Кавказе в духанах. Отсюда легко перейти к Зелим-хану! Понимаешь? Ест он барашка с травкой… вспоминает свой мирный аул, слезы текут по его щекам, изборожденным старыми боевыми ранами… И вдруг он говорит пленному полицейскому офицеру, отпуская его на волю: «Иды… кушай травкам… будет тебе пасхам!» Чего ты еще хочешь, черт тебя*побрал бы?! Ну, вот: «Олень копытом разбивает лед, пока не найдет прошлогодней травы… бедные олешки!» Ну, как я выпутаюсь, черт побери, из этого Нарымского края! Нужно будет ввести политического ссыльного, но ведь цензура…
— Цензура!.
Но вдруг он остановился и обернулся ко мне.
— Заважничал… модернист!.. — бурчал он, открывая дверь. — По-моему, это с твоей стороны свинство! Ты несомненно издеваешься над искусством. Травка… травка… травка… травка!.. А по-моему, надо подходить к вопросу проще…
Я догнал его уже в передней, когда он, рассерженный, всовывал свои ноги в калоши и надевал шляпу.
— Надо писать серьезно… — говорил он. — Конечно, я не обладаю даром, как ты, и наитием… Но если бы я писал, я написал бы просто. Помнишь, как мы с тобой, — тебе было одиннадцать лет, а мне десять, — как мы ели с тобой просвирки и какие-то маленькие пупырушки на огороде детской больницы?
— Конечно, помню! Дикое растение!
— А помнишь молочай?
— Ах, ну, конечно, помню! Такой сочный стебель с белым молоком.
— А свербигус? Или свербига, как мы ее называли?
— Дикая редька?
— Да, дикая редька!.
. Но как она была вкусна с солью и хлебом!
— А помнишь: желтые цветы акации, которыми мы набивали полные с верхом фуражки и ели, как лошади .озес из торбы?
— А конский щавель?
Мы оба замолчали.
И вдруг пред нами ярко и живо пронеслись наша опозоренная казенным учебным заведением нежность… пансион… фребелевская система… придирки классных наставников… взаимное шпионство… поруганное И вдруг пред нами ярко и живо пронеслись наша опозоренная казенным учебным заведением нежность… пансион… фребелевская система… придирки классных наставников… взаимное шпионство… поруганное детство…
— А помнишь, — сказал он и вдруг заплакал, — а помнишь зеленый, рыхлый забор? Если по нему провести ногтями, следы остаются… Возле него растут лопухи и глухая крапива… Там всегда тень и сырость. II по лопухам ползают какие-то необыкновенно золотые, или, вернее сказать, бронзовые жуки. И красные с черными пятнами коровки, которые сплелись целыми гирляндами.
— А помнишь еще: вдруг скользнет луч, заиграет роса на листьях?.
. Как густо пахнет зеленью! Не отойдешь от этого московского забора! Точно брильянты, горят капли росы… Длинный, тонкий, белый червяк, — А помнишь еще: вдруг скользнет луч, заиграет роса на листьях?.. Как густо пахнет зеленью! Не отойдешь от этого московского забора! Точно брильянты, горят капли росы… Длинный, тонкий, белый червяк, выворачивая землю, выползает наружу… Конечно, он прекрасен, потому что мы насаживали его на согнутую булавку и бросали в уличную лужу, веря, что поймаем рыбу! Ну, скажи: разве можно это написать? Тогда мы глядели ясными, простыми глазами, и мир доверчиво открывался для нас: звери, птицы, цветы… И если мы что-нибудь любим и чувствуем, то это только жалкое отражение детских впечатлений.— Так, стало быть, рассказа не будет? — спросил редактор.
— Нет, я постараюсь что-нибудь слепить. А впрочем… Ну разве все то, о чем мы говорили, — не рассказ? Такой в конце концов наивный, простой и ласковый?..
Редактор обнял меня и поцеловал.
— Какой ты… — сказал он, но не докончил, глаза его увлажнились, и он, быстро повернувшись, ушел, сопровождаемый веселым лаем Сарашки и Бернара, моих милых друзей — сенбернарских песиков, — которым теперь обоим по пяти месяцев…
———————————————————-
Александр Куприн.
Рассказы и сказки
для детей.Читаем бесплатно онлайн
Негодование — Вяземский. Полный текст стихотворения — Негодование
К чему мне вымыслы? К чему мечтанья мне
И нектар сладких упоений?
Я раннее прости сказал младой весне,
Весне надежд и заблуждений!
Не осушив его, фиал волшебств разбил;
При первых встречах жизнь в обманах обличил
И призраки принес в дань истине угрюмой;
Очарованья цвет в руках моих поблек,
И я сорвал с чела, наморщенного думой,
Бездушных радостей венок.
Но, льстивых лжебогов разоблачив кумиры,
Я правде посвятил свой пламенный восторг;
Не раз из непреклонной лиры
Он голос мужества исторг.
Мой Аполлон — негодованье!
При пламени его с свободных уст моих
Падет бесчестное молчанье
И загорится смелый стих.
Негодование! Огонь животворящий!
Зародыш лучшего, что я в себе храню,
Встревоженный тобой, от сна встаю
И, благородною отвагою кипящий,
В волненье бодром познаю
Могущество души и цену бытию.
Всех помыслов моих виновник и свидетель,
Ты от немой меня бесчувственности спас;
В молчанье всех страстей меня твой будит глас:
Ты мне и жизнь и добродетель!
Поклонник истины в лета,
Когда мечты еще приятны, —
Взвывали к ней мольбой и сердце и уста,
Но ветер разносил мой глас, толпе невнятный.
Под знаменем ее владычествует ложь;
Насильством прихоти потоптаны уставы;
С ругательным челом бесчеловечной славы
Бесстыдство председит в собрании вельмож.
Отцов народов зрел, господствующих страхом,
Советницей владык — губительную лесть;
Почетную главу посыпав скорбным прахом,
Я зрел: изгнанницей поруганную честь,
Доступным торжищем — святыню правосудья,
Служенье истины — коварства торжеством,
Законы, правоты священные орудья, —
Щитом могущему и слабому ярмом.
Зрел промышляющих спасительным глаголом,
Ханжей, торгующих учением святым,
В забвенье бога душ — одним земным престолам
Кадящих трепетно, одним богам земным.
Хранители казны народной,
На правый суд сберитесь вы;
Ответствуйте: где дань отчаянной вдовы?
Где подать сироты голодной?
Корыстною рукой заграбил их разврат.
Презрев укор людей, забыв небес угрозы,
Испили жадно вы средь пиршеских прохлад
Кровавый пот труда и нищенские слезы;
На хищный ваш алтарь в усердии слепом
Народ имущество и жизнь свою приносит;
Став ваших прихотей угодливым рабом,
Отечество от чад вам в жертву жертвы просит.
Но что вам? Голосом алкающих страстей
Месть вопиющую вы дерзко заглушили;
От стрел раскаянья златым щитом честей
Ожесточенную вы совесть оградили.
Дни ваши без докук и ночи без тревог.
Твердыней, правде неприступной,
Надменно к облакам вознесся ваш чертог,
И непорочность, зря дней ваших блеск преступный,
Смущаясь, говорит: «Где ж он? Где ж казни бог?
Где ж судия необольстимый?
Что ж медлит он земле суд истины изречь?
Когда ж в руке его заблещет ярый меч
И поразит порок удар неотвратимый?»
Здесь у подножья алтаря,
Там у престола в вышнем сане
Я вижу подданных царя,
Но где ж отечества граждане?
Для вас отечество — дворец,
Слепые властолюбья слуги!
Уступки совести — заслуги!
Взор власти — всех заслуг венец!
Нет! нет! Не при твоем, отечество! зерцале
На жизнь и смерть они произнесли обет:
Нет слез в них для твоих печалей,
Нет песней для твоих побед!
Им слава предков без преданий,
Им нем заветный гроб отцов!
И колыбель твоих сынов
Им не святыня упований!
Ищу я искренних жрецов
Свободы, сильных душ кумира —
Обширная темница мира
Являет мне одних рабов.
О ты, которая из детства
Зажгла во мне священный жар,
При коей сносны жизни бедства,
Без коей счастье — тщетный дар, —
Свобода! пылким вдохновеньем,
Я первый русским песнопеньем
Тебя приветствовать дерзал
И звучным строем песней новых
Будил молчанье скал суровых
И слух ничтожных устрашал.
В век лучший вознесясь от мрачной сей юдоли,
Свидетель нерожденных лет —
Свободу пел одну на языке неволи,
В оковах был я, твой поэт!
Познают песнь мою потомки!
Ты свят мне был, язык богов!
И лиры гордые обломки
Переживут венцы льстецов!
Но где же чистое горит твое светило?
Здесь плавает оно в кровавых облаках,
Там бедственным его туманом обложило,
И светится едва в мерцающих лучах.
Там нож преступный изуверства
Алтарь твой девственный багрит;
Порок с улыбкой дикой зверства
Тебя злодействами честит.
Здесь власть в дремоте закоснелой,
Даров небесных лютый бич,
Грозит цепьми и мысли смелой,
Тебя дерзающей постичь.
Здесь стадо робкое ничтожных
Витии поу
чений ложных
Пугают именем твоим;
И твой сообщник — просвещенье
С тобой, в их наглом ослепленье,
Одной секирою разим.
Там хищного господства страсти
Последнею уловкой власти
Союз твой гласно признают,
Но под щитом твоим священным
Во тьме народам обольщенным
Неволи хитрой цепь куют.
Свобода! О младая дева!
Посланница благих богов!
Ты победишь упорство гнева
Твоих неистовых врагов.
Ты разорвешь рукой могущей
Насильства бедственный устав
И на досках судьбы грядущей
Снесешь нам книгу вечных прав,
Союз между гражд_а_н и троном,
Вдохнешь в царей ко благу страсть,
Невинность примиришь с законом,
С любовью подданного — власть.
Ты снимешь роковую клятву
С чела, поникшего земле,
И пахарю осветишь жатву,
Темнеющую в рабской мгле.
Твой глас, будитель изобилья,
Нагие степи утучнит,
Промышленность распустит крылья
И жизнь в пустыне водворит;
Невежество, всех бед виновник,
Исчезнет от твоих лучей,
Как ночи сумрачный любовник
При блеске утренних огней.
Он загорится, день, день торжества и казни,
День радостных надежд, день горестной боязни!
Раздастся песнь побед вам, истины жрецы,
Вам, други чести и свободы!
Вам плач надгробный! вам, отступники природы!
Вам, притеснители! вам, низкие льстецы!
Но мне ли медлить? Их и робкую их братью
Карающим стихом я ныне поражу;
На их главу клеймо презренья положу
И обреку проклятью.
Пусть правды мстительный Перун
На терпеливом небе дремлет,
Но мужественный строй моих свободных струн
Их совесть ужасом объемлет.
Пот хладный страха и стыда
Пробьет на их челе угрюмом,
И честь их распадется с шумом
При гласе правого суда.
Страж пепла их, моя недремлющая злоба
Их поглотивший мрак забвенья разорвет
И, гневною рукой из недр исхитив гроба,
Ко славе бедственной их память прикует.
Возмущение — это не добродетель — Пятнистые вещи
Каждый день в двадцать первом веке мы включаем телевизор или открываем новостные ленты в Интернете, и нас засыпает возмущение.
Эта группа попирала права той группы. Этот политик снова сказал и/или сделал что-то действительно подлое. Многие невинные люди были убиты не такими уж невинными людьми, и в этом виноваты правительства многих стран, которые заявляют, что они защищают права человека. Мир — уродливое, нехорошее, запутанное, возмутительное место, и часто кажется, что единственный логичный способ отреагировать на него — это быть, ну, возмущен.
Культура возмущения стала настолько распространенной, что пытается пристыдить всех тех, кто стремится быть спокойным, и заставить их подчиниться. Как вы можете смотреть на эти зверства и не разделять нашего гнева? Как вы можете надеяться что-то изменить, если вы даже не заботитесь о том, чтобы разозлиться? И это правда, что гнев может подпитывать действия, особенно в политической сфере. Огромное количество протестов, проведенных на американской земле с момента инаугурации президента Трампа, является конкретным доказательством этого.
Но действительно ли ярость приводит к положительным изменениям? Наука предполагает, что подобное невозможно как психологически, так и физиологически.
Чрезмерный гнев или страх могут необратимо нарушить многие структуры и функции как вашего тела, так и вашего мозга. Эти деструктивные эмоции мешают памяти и когнитивной точности, что, в свою очередь, нарушает нашу способность правильно оценивать социальные ситуации и реагировать на них. Гнев делает людей без разбора карающими, обвиняющими, пессимистичными и односторонне небрежными в своих логических способностях и навыках рассуждения. – Эндрю Ньюберг, доктор медицинских наук, нейробиолог из Пенсильванского университета
Каким бы ужасным ни был мир вокруг нас, если мы полагаемся на гнев или страх, чтобы подпитывать нашу реакцию на него, результатом всегда будет неизбежное разрушение нашего собственного суждения. Если не верите мне, загляните в свою ленту на Facebook. Доказательства безграничны.
Когда вы в последний раз останавливались, чтобы подумать, как гнев и страх повлияли на вашу собственную гражданскую позицию? Вспомните несколько месяцев назад, в ноябрь прошлого года.
За какой бы рычаг вы ни дергали на президентских выборах, делали ли вы это, потому что боялись того, что может постичь нацию, если победит другой человек? Если да, то вы точно не одиноки. «Если вы проголосуете за него/нее, вас постигнет зло! Голосуйте за меня! Я спасу тебя!» Такое разжигание страха бомбардирует нас до тех пор, пока мы не можем не слушать. Но эффект на психику человека от длительного воздействия страха имеет свое название. Мы называем это посттравматическим стрессовым расстройством. Один из симптомов посттравматического стрессового расстройства — убеждение, что мир полностью опасен и никому (с другой стороны) нельзя доверять.
Знакомо? Это послание, которое мы так часто и так долго слышали от обеих основных американских политических партий, что начали действовать в соответствии с ним в кабинах для голосования, даже если мы сознательно не верим, что это правда.
Так что же нам делать перед лицом ярости, если ярость и страх только разожгут еще больше ярости и страха? Что должно мотивировать нас, когда мы противостоим злу мира? Потому что, безусловно, наши разгневанные друзья правы в том, что бездействие и безразличие не помогут.
Что-то должно вытолкнуть нас из нашего эгоизма, чтобы заняться проблемами мира и искать решения, но что?
Это начало выступления преподобного доктора Мартина Лютера Кинга-младшего «У меня есть мечта». Обратите внимание, какие эмоции он стремится вызвать у своих слушателей.
Я счастлив присоединиться к вам сегодня в том, что войдет в историю как величайшая демонстрация свободы в истории нашей страны. Пятьдесят лет назад великий американец, в символической тени которого мы находимся сегодня, подписал Прокламацию об освобождении. Этот судьбоносный декрет стал великим маяком надежды для миллионов негритянских рабов, сожженных в пламени испепеляющей несправедливости. Наступил радостный рассвет, завершивший долгую ночь их заточения.
Счастливый. Свет. Надеяться. Радостный. Такие слова напоминают о плодах Святого Духа – плодах любви. Доктор Кинг начал с обращения к самому лучшему из людей, а затем в следующем абзаце перечислил несправедливости, которые привлекли его к трибуне в тот день.
Но он быстро вернулся к добру, к видению свободы, которое стремился воплотить в жизнь:
В каком-то смысле мы приехали в столицу нашей страны, чтобы обналичить чек. Когда архитекторы нашей республики написали великолепные слова Конституции и Декларации независимости, они подписали вексель, наследником которого должен был стать каждый американец. Эта записка была обещанием, что всем людям, как черным, так и белым, будут гарантированы неотъемлемые права на жизнь, свободу и стремление к счастью.
Великолепно. Обещать. Жизнь. Счастье. И, конечно же, вскоре после этого следует эпизод «У меня есть мечта», блестящее повторение не несправедливости угнетения, а красоты того, каким могло бы быть общество. Люди, которые действительно приносят позитивные изменения в этот мир, те, кто эффективен в борьбе с несправедливостью, — это те, кто всегда держит перед собой не злодеяния врага, а свою любовь к своим ближним мужчинам и женщинам. Те, кто вдохновляет нас, те, кто заставляет нас хотеть схватиться за фалды и отправиться в путь, не разглагольствуют о совершенных проступках или, по крайней мере, не очень долго.
Вместо этого они соблазняют нас мечтой. Они показывают нам возможности любви.
Призывов к возобновлению политического диалога множество. Призывов отступить от гнева и страха множество. Но чего многим из них не хватает, так это акцента на том, что вместо этого должно нас мотивировать. В нашей современной политической культуре отсутствует не только разум или вежливость. Это не просто компромисс или опора на систему сдержек и противовесов. Единственная мотивация, которая может победить страх и гнев, которая также способна преодолеть системы несправедливости, — это любовь. Когда мы отвернемся от идеологий и вместо этого посмотрим на людей, мы увидим совсем другой мир. Мы можем по-прежнему маршировать, мы по-прежнему можем произносить речи, но мы будем делать это с целью созидания, а не разрушения. Мы не согласимся на меньшее из двух зол; мы будем требовать того, что действительно хорошо. Мы не станем жертвами «карательного, обвинительного, пессимистического» миража, который хотят видеть наши политики; мы обличим лжецов и будем говорить правду.
Когда мы примем культурное и политическое видение, действительно основанное на любви, мы больше не будем цепляться за такие слова, как безопасность и преследование; мы будем говорить о свете, надежде, братстве и свободе. Когда мы принимаем видение любви, мы можем даже найти в себе мужество стать мучениками, как доктор Кинг.
Пусть бесчинства мира заставят нас страдать. Скорбим о наших братьях и сестрах, раздавленных невежеством и угнетением. Но когда мы поднимемся, чтобы освободить их, давайте сделаем это не из-за нашего возмущения, а как акт самоотверженной любви.
Сложная взаимосвязь между возмущением, демонстрацией добродетели и реальными социальными изменениями
Заговор глубинного государства! Концлагеря иммигрантов! Преступления на почве ненависти вверх! Африканские христиане убиты! Си пренебрежительно относится к Папе! Крики толпы Заприте ее! Детоубийство в Нью-Йорке! Бездомные в клетках!
Людям, которые пишут заголовки и создают мемы, платят за то, чтобы они вызывали эмоции: удивление, удивление, восторг или — чаще в наши дни — возмущение.
Вызов сильных эмоций — самый простой способ получить клики и репост. Возмущение работает особенно хорошо в этом отношении, поэтому ваша лента в социальных сетях может показаться непрерывным потоком оскорблений, которые заставляют вас брызгать слюной. Конечно, многие вещи, происходящие в нашем мире, возмутительны, но из-за искаженной информации может показаться, что эти ужасы повсюду. Медиа-продюсеры стремятся к максимальному количеству кликов, даже если это означает рассказывать односторонние или упрощенные истории с участием мультяшных злодеев, а не реальных решений. Авторы заголовков берут эти чрезмерно упрощенные истории и еще больше упрощают, вытягивая самая провокационная идея или цитата, не обязательно та, которая лучше всего отражает суть самой истории. А затем создатели мемов оттачивают провокацию до одного изображения или язвительной фразы.
Очень эффективная формула для привлечения внимания. А редакторы зависимых от рекламы СМИ в мире жесткой конкуренции могут чувствовать, что у них мало выбора.
Но то, что хорошо для привлечения кликов, не обязательно хорошо для вас как личности или даже для социальных целей, которые вас мотивируют.
Что такое возмущение?
Слово возмущение происходит от французского слова, означающего за пределами ярости, но возмущение на самом деле представляет собой смесь гнева и отвращения. Смесь этих двух компонентов дает один мощный напиток. Рассмотрим ингредиенты.
- Гнев — активирующая эмоция. Он посылает волны адреналина через наши тела. Это заряжает нас энергией, заставляя нас чувствовать себя на и даже временно становиться на сильнее. Он подготавливает наши тела к борьбе части ответа «борьба-бегство». В долгосрочной перспективе это также повышает кровяное давление и может повлиять на здоровье сердца.
- Гнев растормаживает. Это снижает порог поведения, которое в противном случае могло бы сдерживаться страхом или благоразумием — или другими конкурирующими эмоциями и ценностями.
- Гнев праведный. Это вызывает сильное желание наказать и ощущение, что любая агрессия с нашей стороны оправдана.
- Гнев пугает. Это показывает другим, что цена допроса или вызова нам будет высока.
- Отвращение буквально внутренне. Он действует через нейроны в кишечнике и часть мозга, связанную с тошнотой, островок. Поскольку он эволюционировал, чтобы защитить нас от инфекций и ядов, реакции отвращения инстинктивны и быстры.
- Как только отвращение присоединяется к определенному опыту — например, определенная пища ассоциируется с рвотой или политик — с униженным поведением — ассоциация может сохраняться, несмотря на причины и доказательства обратного.
- И гнев, и отвращение действуют как моральные эмоции, вместе с сочувствием, стыдом и виной. Моральное возмущение является обычной реакцией, когда нарушается чувство справедливости или приличия человека.
Сложите все это вместе, и вы получите мощную физическую и психологическую реакцию, имеющую не менее мощные последствия — как хорошие, так и плохие.
Как действует Моральное возмущение?
Возмущение может быть вызвано чем-то, что мы находим лично угрожающим, но оно также может быть вызвано, когда мы думаем, что другому человеку, сообществу, социальному учреждению или заветной идеологии угрожает опасность. В социальных и политических движениях границы между своекорыстным возмущением и более альтруистическим возмущением могут стать довольно размытыми.
Когда мы видим, что один человек причиняет вред другому, моральное возмущение может побудить нас вмешаться, даже за свой счет. Ученые, изучающие эволюционное происхождение альтруизма, когда-то считали, что дорогостоящее наказание сторонних правонарушителей является воплощением нравственного поведения, поскольку маловероятно, что оно мотивировано личным интересом. Например, если я вижу, как кто-то бьет собаку, и начинаю орать на этого человека, привлекая его внимание, чтобы вместо этого он ударил меня, это выглядит как чистый альтруизм. То же самое верно, если я выражаю возмущение в Интернете по поводу чего-то, что меня не касается.
Но тщательные контролируемые исследования показывают, что все гораздо сложнее.
Моральное возмущение и вызываемое им самоотверженное поведение имеют три функции. 1. Возмущение, как и другие моральные эмоции, побуждает нас бороться с плохим поведением и, таким образом, позволяет нам лучше жить в сообществе друг с другом. 2. Выражение возмущения или наказание предполагаемых злодеев сигнализирует другим о том, что лица, осуждающие или наказывающие, заслуживают доверия. 3. Выражение возмущения или действия в соответствии с ним может усилить наше ощущение себя хорошим человеком. Все они действуют в некоторой степени на инстинктивном уровне, ниже уровня сознательного принятия решений.
Так что, когда правые кричат о возмущении левых как о добродетели, сигнализирующей , они отчасти правы, а отчасти не правы. Да, выражение морального возмущения может быть (сознательным или бессознательным) способом сигнализировать об общих моральных ценностях в племени единомышленников, одновременно повышая общественный статус и личное чувство справедливости.
И да, сами эти динамики иногда становятся довольно запредельными. Но при этом игнорируются вполне реальные моральные обязательства, тот факт, что одни безобразия имеют более важные последствия, чем другие, и сила возмущения побуждать людей служить полезным социальным изменениям.
Негодование против проницательности
Высмеивание возмущения как простого признака добродетели или, с другой стороны, захлестывание вирусной яростью делает людей менее способными взвешивать сложные реальности. В обоих случаях мы становимся менее способными правильно определить, что на самом деле мотивирует людей с другой стороны или действующие причинные факторы. Вместо этого мы говорим себе: Они позеры! Они глупые! Они ненавистники! Они злые!
Эти ответы эмоционально удовлетворяют, потому что они дают нам чувство превосходства, и размышление об этих мыслях действует как символическая форма мести. Но погружают ли они нас в голову другого человека? Едва ли. На самом деле издевательство над людьми или эссенциализация их поведения делает понимание их внутреннего мира практически невозможным.
Он превращает их в виртуальных штурмовиков и орков.
Подумай об этом. Как зритель, вы когда-нибудь спрашивали себя, что происходит в голове у штурмовика или орка? О чем они могли бы беспокоиться, кем они могли бы дорожить, о чем они заботятся настолько, чтобы умереть?
Даже вопросы звучат странно.
В художественной литературе плохие парни делают плохие вещи только потому, что они плохие. Им нравится разрушать вещи и причинять людям боль, и им нравится быть злыми, потому что они просто делают это. Но так редко бывает в реальной жизни. Итак, когда мы говорим себе, что какой-то человек или группа просто плохи до мозга костей, это проблема, потому что, если мы не знаем, что мотивирует уродливое поведение, исправить это становится намного сложнее.
Когда люди хотят изменить свое дисфункциональное мышление и поведение, они часто ищут безопасное место, например, кабинет терапевта, потому что, когда мы чувствуем себя в безопасности, у нас больше возможностей исследовать то, что происходит под поверхностью: Почему это продолжается ? От куда это? Чего я действительно добиваюсь? Есть ли лучший способ добраться туда? Но купание в возмущении и, наоборот, издевательство над возмущенными людьми затрудняет, если не делает невозможным, изучение этих вопросов.
Рассмотрим эти два утверждения: Нью-йоркские врачи могут законно убивать полностью развитых младенцев. ICE сажает детей в клетки. В зависимости от того, на чьей стороне политического раскола вы находитесь, вы, вероятно, думаете, что одно из них верно, а другое нет. Но оба эти утверждения лишают сложные ситуации деталей, нюансов, контекста и моральных компромиссов.
Если вы слева, вы, вероятно, можете описать некоторые важные, сложные и моральные причины, по которым врач может сделать аборт в третьем триместре. Если вы правы, вы, вероятно, можете описать некоторые важные, сложные и моральные причины, по которым агент пограничной службы может поместить ребенка-иммигранта в закрытое учреждение. Но на чьей бы стороне вы ни были, реакция возмущения делает маловероятным, что вы сможете сформулировать аргументацию другой стороны, признать ее моральные мотивы или придумать лучший способ решения ее задач. Вы просто хотите остановить их.
Углубление различий
Большинство людей не слышали занудного термина асимметрия атрибуции мотивации, , но эта концепция является ключом к пониманию того, почему напряженность между левыми и правыми политическими разногласиями так высока.
Этот термин был придуман международными исследователями психологии, изучающими неразрешимый конфликт. Они хотят выяснить, почему люди так часто не используют известные стратегии разрешения конфликтов и не могут прийти к соглашениям, которые постороннему кажутся разумными. Группы, которые они изучали, включали палестинцев и израильтян, а также американских республиканцев и демократов. Они обнаружили, что люди в каждой из этих групп склонны полагать, что их собственная сторона мотивирована любовью к своей группе (своей семье, стране, соотечественникам), а их противники мотивированы ненавистью. Люди, придерживающиеся этого убеждения — нами движет любовь, а ими — ненависть, — менее склонны вести переговоры или голосовать за компромиссные решения. Они также склонны говорить о другой стороне в эссенциалистских терминах, описывая свои недостатки как фундаментальную, неизменную часть того, кем они являются.
Люди левого политического спектра, такие как я, считают, что ими движет в основном сострадание, особенно к наиболее уязвимым.
(Мы утверждаем, что заботимся и о среднем классе, но всегда есть кто-то, кому больнее.) Мы за справедливость и заботу. Но если внимательно прислушаться к словам, которые используются для описания избирателей Трампа, полицейских, богатых, бизнес-лидеров или даже белых людей в целом, нетрудно найти язык ненависти. Постоянная внутривенная капля возмущения в средствах массовой информации и социальных сетях поддерживает наше негодование, и когда оно выходит за пределы, мы изрыгаем. Благодаря асимметрии атрибуции мотивации правые люди слышат и запоминают наш ненавистный язык с большей готовностью, чем язык сострадания, лежащий в основе нашего представления о себе. Это соответствует тому, что они уже думают о нас, и это прилипает. Точно такая же динамика проявляется и на другой стороне политического спектра.
Возмущение, другими словами, играет роль в активизации активности, но оно также подпитывает динамику, которая делает конфликт между левыми и правыми более трудноразрешимым. А неразрешимый конфликт — когда мы теряем способность идти на компромисс или верить в беспроигрышные решения или даже думать о наших противниках как о чём-то другом, кроме зла, — может сделать социальные изменения (или даже социальную стабильность) практически невозможными.
Единственное решение, оставшееся нерешенным, — это решение, которое требует огромных затрат и может посеять семена недовольства, которые сохраняются на протяжении поколений: одна сторона доминирует над другой силой.
Играют плохие актеры и союзники с благими намерениями
В то время как некоторые редакторы заголовков, создатели мемов и тролли используют генерирование возмущения как стратегию привлечения внимания или прибыли, другие хотят, чтобы мы конфликтовали друг с другом, потому что это служит их концы. Недавний пример — участие России в социальных сетях во время выборов в США в 2016 году. Путин, возможно, отдавал предпочтение Трампу на посту президента, но главная цель Кремля, похоже, состояла в том, чтобы способствовать глубокому расколу в американском обществе независимо от того, кто победил на выборах.
Журналисты из USA Today проанализировали более 3500 объявлений Facebook, приобретенных российским Агентством интернет-исследований.
Они обнаружили, что реклама в основном стремилась разжечь расовую напряженность, иногда напрямую говоря о расе, а иногда сосредотачиваясь на связанных вопросах, таких как иммиграция или ислам. Более половины конкретно упомянули расу. Четверть была посвящена преступности и охране правопорядка, при этом реклама обеих сторон вопроса размещалась одновременно. Исследователь из Университета Висконсина Янг Ми Ким назвал это стратегией «попытки дестабилизировать западную демократию путем нацеливания на группы крайнего самосознания». Я мог бы описать это скорее как попытку перевести людей в более экстремальные группы идентичности.
Как только людьми манипулируют, чтобы они не любили друг друга или не доверяли друг другу, конфликт может обрести собственную жизнь, потому что слишком часто мы реагируем на вызывающие разногласия манипуляции, делая и говоря неприятные вещи, которые усугубляют конфликт. Реклама может быть поддельной, но последующая реактивная поляризация реальна. Восприятие неразрешимого конфликта становится самореализующимся.
Такая же динамика может возникнуть, когда активисты просто пытаются бороться за дело, в которое они верят. Рассмотрим, например, политические праймериз, на которых конкурирующие кандидаты часто разделяют многие ценности и политические приоритеты. По мере того, как соперники стремятся выделиться, а их последователи стараются представить как можно более сильные доводы в пользу человека, которого они предпочитают, они часто обращаются к моральному языку, интерпретируя позицию своего противника.0003 худших момента самым худшим образом и нарастает до тех пор, пока этот человек не станет интеллектуальным или моральным развалиной. После того, как предварительные выборы закончились, этот образ нелегко изменить, и озлобленные сторонники доходят до того, что они скорее останутся дома, чем проголосуют за человека, которого они стали презирать.
Невольные хозяева?
Об ИГИЛ говорят, что они никогда не смогли бы причинить нашей экономике столько вреда, сколько мы нанесли себе, слишком остро отреагировав.
Терроризм — это стратегия ничтожных, поэтому террористы полагаются на жертв, причиняющих себе вред, в то время как мы изо всех сил пытаемся справиться с болью и страхом, которые они причиняют. Точно так же те, кто сеет возмущение, оправданное или нет, рассчитывают на запуск каскада эмоций и поведения, которые продвигают их дело.
Когда мы импульсивно делимся статьями и мемами, которые нас провоцируют; когда мы думаем, Ха! Это говорит само за себя!, , когда мы пересказываем историю, которая заставляет нас чувствовать себя настолько скептически, что мы даже не можем понять мысли вовлеченных актеров; может быть, нам следует быть немного более, ну, недоверчивыми — по крайней мере, если мы хотим выяснить причины и решения, которые соответствуют нашему сложному миру. Это чувство недоверия должно быть признаком того, что ваш детектор чуши работает. Не то, чтобы это всегда будет правильно, заметьте.
Иногда вещи просто невыразимы. Иногда люди совершенно плохие, и их нужно остановить любой ценой — просто их не так много, как мы думаем.
По словам Тима Минчина, «большинство споров в обществе поддерживаются неспособностью признать нюансы. Мы склонны генерировать ложные дихотомии, а затем пытаться аргументировать одну точку зрения, используя два совершенно разных набора предположений, как два теннисиста, пытающиеся выиграть матч, нанося красивые удары с разных концов разных теннисных кортов».
Возмущение — сильная и дорогая эмоция, и оно лучше всего помогает нам, когда оно пропорционально причиняемому вреду и игнорированию решений. Когда мы просто отдаем свой голос или страницу в Facebook возмущенной толпе, мы рискуем стать частью проблемы.
Валери Тарико — психолог и писатель из Сиэтла, штат Вашингтон. Она является автором книги «Доверчивое сомнение: взгляды бывших евангелистов на старые верования в новом свете» и «Деас и другие представления», а также основательница сайта www.WisdomCommons.org. Ее статьи о религии, репродуктивном здоровье и роли женщин в обществе публиковались на таких сайтах, как The Huffington Post, Salon, The Independent, Free Inquiry, The Humanist, AlterNet, Raw Story, Grist, Jezebel и Институт этики.