Руми Джалаладдин — Четверостишия | ANTRIO.RU
Руми Джалаладдин — Четверостишия
Перевод Ф. Корша
* * *
Не видя вас нигде, глаза полны слезами.
Воспоминая вас, душа полна тоской.
Вернется ль что-нибудь из прожитого нами?
Увы! Прошедшее придет ли в раз другой?
* * *
Признай высокое любви на нас влиянье.
Что есть плохого в ней, природы в том вина.
Ты похоти своей даешь любви названье…
От похоти дорога-то — длинна.
* * *
Что это, от чего приятно нам явленье?
Что это, без чего явленья смысл сокрыт?
Что средь явленья вдруг проглянет на мгновенье
Иль ярко мир иной в явленьи отразит?
* * *
О, друг, меж нашими сердцами есть дорога.
И сердцу моему всегда она ясна.
Она — что водный ток — без мути, без порога.
А в глади чистых вод виднеется луна.
* * *
Затем мы дню враги, что только лишь он сбудет,
Как паводок в русле, как ветр в дали степей,
Садимся мы, когда тот месяц нас пробудит,
И кубками звеним до солнечных лучей.
* * *
Храни в себе любовь, свой лучший клад и славу,
Умей найти того, кто б вечно был твоим.
Душою не зови души своей отраву —
Беги ее, хотя б разрыв был нестерпим!
* * *
Сказать без языка хочу тебе я слово,
Не подлежащее суду ничьих ушей.
Оно для твоего лишь слуха, не чужого,
Хоть будет сказано при множестве людей.
* * *
Прекраснейшего нет, чем Ты, на свете друга.
Нет дела лучшего, чем лик Твой созерцать.
В обоих мне мирах и друг Ты, и подруга.
На все, что мило нам, Твоя лежит печать.
* * *
Я песнь о ней сложил, но вознегодовала
Она на то, что ей пределом служит стих.
«Как мне тебя воспеть?» — Она мне отвечала:
«Стиху ли быть красот вместилищем моих?»
* * *
Цвети и веселись души весною вечной,
Чтоб радовал твоих поклонников твой вид!
Кто взглянет на тебя без радости сердечной;
Да будет обречен на мрак, печаль и стыд!
* * *
Как солнце твоего коснуться смело лика,
Иль ветер — до твоих дотронуться волос?
Ум, гордых тайн земных и тварей всех владыка,
Мутится, о Тебе поставив лишь вопрос.
* * *
Из сфер вокруг тебя я был бы рад хоть пыли —
В надежде, что она твоих касалась ног.
Обиды от тебя меня бы веселили —
Вниманья знак ко мне в них видеть я бы мог.
* * *
Тому, в ком сердца есть хоть доля небольшая,
Несносно без любви к тебе прожить свой век.
Но цепь твоих кудрей сплетенных разбирая,
Окажется глупцом и умный человек.
* * *
Дервиш, который речь ведет о тайнах неба,
Дарит нам в каждый миг блаженство без конца.
Тот не дервиш, кому просить не стыдно хлеба.
Дервиш есть тот, кто жизнь влагает нам в сердца.
* * *
В любви я верностью хочу быть обеспечен.
Надежда призрачна. Уверенность нужна.
Хотя за преданность тобою я отмечен,
Награда высшая достаться мне должна.
* * *
Зашей себе глаза. Пусть сердце будет глазом.
И этим глазом мир увидишь ты иной.
От самомнения решительным отказом
Ты мненью своему укажешь путь прямой.
* * *
Сначала, как меня красавица пленила,
Соседям спать мешал стенаньем я своим.
Теперь стенанья нет. Любви видна в том сила —
Из ярко-вздутого огня нейдет и дым.
* * *
Заря — и вспыхнул свет на всем земном просторе.
Расходятся ночных любовников четы.
Закрыты сном глаза, уставшие в дозоре.
Вот время тайные срывать любви черты!
* * *
Свежесть. Ветерок повеял благовонный.
Из чьей обители исходит он, сознай.
Проснись! Взгляни, как мир бежит неугомонный.
Пойми, что караван идет. Не отставай!
* * *
Любовь от вечности — была и вечна будет.
Узрим ли завтра мы Того, Кто мертвых судит?
Презрение к любви без кары — не уйдет.
* * *
Любовь приятнее, когда несет нам муки.
Не любит, кто в любви от мук бежит назад.
Муж — тот, кто, все забыв, когда наложит руки
Любовь на жизнь его, всю жизнь отдать ей рад.
* * *
Любовь должна быть тем, что нас бы услаждало.
Любовь нам радости без счета может дать.
Я в матери-любви обрел свое начало.
Благословенна будь навеки эта мать!
* * *
Когда судьба к тебе прислуживаться станет,
Не верь — она вконец пошутит над тобой.
Неведомым тебя налитком одурманит,
И милую твою обнимет уж другой.
* * *
По смерти нам сулят награду вечным раем.
Там чистое вино и гурий нежный взгляд.
Мы здесь уже к вину и милой прибегаем —
Добьемся и в конце ведь тех же мы наград…
* * *
Она — живой рубин, в котором все прелестно.
И блещут радости неведомых миров.
Поклонник я того, кто враг излишних слов.
* * *
Возлюбленная есть лик солнца необъятный.
Влюбленный есть в лучах кружащийся атом.
Когда зефир любви повеет благодатный,
В ветвях еще живых восторг забьет ключом.
* * *
И сам я не пойму… Лишь Бог один то знает.
Но что-то душу мне так странно веселит,
Что розу иногда она напоминает.
Которую зефир любовно шевелит.
* * *
О, сердце! Ободрись! Приходит иецеленье.
Вздохни свободнее — настал желанный час.
Тот друг, своих друзей забота и мученье;
Во образе людском явился между нас
* * *
Вид неба радостен от звездного сиянья.
Объемлет землю мир и душу с ней мою.
На зеркало души ложатся воздыханья,
И ими чудный блеск я зеркалу даю.
* * *
Лишь вспомню о тебе — и сердце затрепещет,
Потоки горьких слез польются из очей.
Отвсюду образ твой пред мыслию заблещет.
О, сердце! Улетишь из груди ты моей.
* * *
Когда твоя душа прозрит хоть на мгновенье,
Весь этот мир вещей вдруг станет ей знаком.
И всем желанное нездешнее виденье
В зерцале мышленья появится твоем.
* * *
Весеннею порой в разлуке я с любезной.
Что праздник мне, когда нет радости ни в чем?
Да порастут сады колючкой бесполезной!
Да прыщут облака лишь каменным дождем.
* * *
Известно не одно у нас повествованье
О жертвах мук любви и силе красоты,
Любовь к Тебе любви есть каждой основанье.
Но должно понимать, что отблеск. Твой — не ты.
* * *
Передо мной моей возлюбленной могила.
Покойной красота здесь в розах расцвела.
И я сказал земле, где милая почила;
«О, дай ей отдохнуть, не зная мук и зла!»
* * *
О, я еще не сыт тобою, друг мой милый.
И много ты еще мне сладости должна.
Былинка над моей возросшая могилой,
И та еще любви окажется вредна.
* * *
Ты, сна не знающий от века и не знавший!
Сказать ли? Но блажен, где нужно, промолчавший!
Ты также ведь молчишь и вечно лишь молчал.
* * *
Явись, красавица — превыше слов и меры!
Молитвы и тоски рассей бесследно мрак!
С тобой молитва — все, что служит знаком веры.
А без тебя сама молитва — только знак.
* * *
Мне часто друг твердит: «Бежать ты должен с толком —
Затеял ли побег, под мой лишь кров иди.
Когда ты одержим боязнью встречи с волком,
Спасайся в городе, а в степь и не гляди».
* * *
Вечор ко мне пришла та милая подруга.
Я плакал и молил, она была строга.
Ночь скрылась, не продлив для речи нам досуга.
Не ночь была кратка, а наша речь — долга.
* * *
О, ветер утренний! Лети к той деве милой.
И если ей досуг, скажи, как я страдал.
Застанешь ли ее сердитой и унылой,
Молчи! Скажи, что ты меня и не видал.
* * *
Возлюбленной моей ничто годов теченье.
Она — и зеркало, и в нем же отраженье.
Такое зеркало заржаветь не должно.
* * *
Вечор упрашивал я разум величавый —
«Познанью высших тайн меня ты научи…»
Он мне давал ответ, любовный и лукавый —
«Знать можно, но сказать нельзя. Итак, молчи!»
* * *
Лобзать ее уста, которых знал ты сладость,
И грудь ее ласкать привычною рукой
Не перестанет тот, кто жизни мощь и радость
Из этих-милых чар обильной пьет струей.
* * *
В собраньи, от нее присев неподалеку,
Не мог я при других на грудь ее прилечь.
Зато к ее щеке свою приблизил щеку,
Как будто на ухо ведя о чем-то речь.
* * *
Клянусь я душой, где к ней лишь чувство живо.
Клянусь я головой, где власть ее крепка.
Клянусь я мигом тем, как был я всем на диво —
В одной руке бокал, в другой — ее рука.
* * *
От мысли о тебе лишаюсь я сознанья.
Мой взор, ища тебя, уж полон ожиданья,
И ухо, чтоб тебе внимать, напряжено.
* * *
Хоть скучны мы тебе, зайди к нам на мгновенье.
Не избегай своих неистовых друзей.
Иль духа моего усвой себе затменье.
Иль только посмотри на бешенство страстей.
* * *
Мое случайное общение с другою
Не значит, что отдать я сердце ей хочу.
Тот, солнце чье с небес уйдет, спеша к покою,
Поставит пред собой взамен его свечу.
* * *
Меня бранят, зачем я смех и шутки не покину.
За то, что речь моя забавна и резка.
Тки, враг мой, как паук, из желчи паутину.
Орел же — весело взлетит под облака.
* * *
Тот, кто тебя узрит, прелестное созданье,
Забудет все кругом — и место, и людей.
Что месяца нам лик, что звезд нам трепетанье,
Когда заблещет мир от солнечных лучей!
* * *
Когда б изведало хоть призрак этой страсти
Светило дня, оно забыло бы о дне.
Вот вам десятая, а девять — мне!
* * *
В составе хитростном Адамовой природы —
С землею чистое смешалось естество.
Но истекли судьбой назначенные годы —
Дух к духу, к веществу вернулось вещество.
* * *
Живали мы среди людского населенья.
Но там о верности не грезят и во сне.
Нет, лучше меж людей нам жить без проявленья,
Как спит в железе блеск, как искра спит в огне.
* * *
Ты хочешь золота и сердца, друг лукавый.
Ни то, ни это мне к услугам — не дано.
Откуда золоту в мошне найтись дырявой?
Откуда сердце взять влюбленному давно?
* * *
Часть прежде целого волнуется любовью.
Срок раньше гроздию, вину черед — поздней.
Тому же и весна покорствует условью —
Поет сначала кот, а после — соловей.
* * *
О страсти у меня сужденья есть и речи,
Каких не изъяснить ни письмам, ни послам.
Но жду я времени и случая для встречи,
* * *
О Ты, Владыка мой, Всевышний, Всемогущий!
О Ты, пред кем я раб ничтожный и худой!
Не дай остыть любви, к Тебе меня влекущей.
Позволь хоть изредка мне видеть образ Твой!
* * *
Возвышен славою с Тобой самим общенья,
Я сотням равен стал, Тебя лишь возлюбя.
Со мной неслитно Ты мне центром был вращенья.
Теперь я, став Тобой, вращаюсь вкруг тебя.
* * *
Внушает Он одно мне страстное желанье —
Свободу от себя стяжать и — от забот.
Доселе труд мой был — духовных благ исканье.
Но Он внушает мне и этот сбросить гнет.
* * *
Сегодня я иду на пьяную прогулку.
Вином и голову я в кубок превращу.
Вниманье каждому дарю я закоулку.
В безумцы годного я умника ищу.
* * *
Тому, кто сна лишил меня без сожаленья,
Дай, Господи; чтоб сон бежал его одра!
Пусть он изведает бессонницы томленья
И вспомнит заповедь: «Будь добр и жди — добра».
* * *
Когда печален я, тогда лишь дух мой ясен.
Когда я угнетен, молчит во мне тоска.
Когда я, как земля, недвижим и безгласен.
Мой стон, звуча, как гром, летит за облака.
* * *
Припав к твоим кудрям, тебя я не обидел.
Клянусь, что не было коварства в том ничуть.
Но сердце я твое в кудрях твоих увидел.
И с нежной шуткою хотел к нему прильнуть.
* * *
Когда становится преграда между нами,
В слезах и стонах жизнь я провожу свою.
Как свечка таяньем, горжусь тогда слезами.
Как арфа, стонами душе я звук даю.
* * *
В погоне бешеной за милою моею
До тех я дожил лет, когда пора ко сну.
Быть может, я в конце подругой овладею.
Но как себе я жизнь ушедшую верну?
* * *
Твое дыхание в жасмине уловляю,
Твоей красы в цветах ищу я полевых.
А в их отсутствие устами повторяю
Хоть имя я твое, и слушаю из них.
* * *
Не верь, что по тебе я больше не тоскую
И что отсутствием твоим не огорчен.
Вина твоей любви я вылил кадь такую,
Что ею вечно был и буду упоен.
* * *
Когда огонь любви сверх сил меня затронет,
Тебя, хотя б на миг, забыть бы я желал.
Тогда беру бокал, где ум бесследно тонет,
Но пью в вине тебя — ты входишь и в бокал.
* * *
Наука о Тебе любви к Тебе не шире —
И с той поры, и с этою Ты темен нам равно.
Но мы спасаемся и в том, и в этом мире
Любовью, а не тем, что знаньем нам дано.
* * *
За сердце душу мне любовь дает в награду.
И жертву всякую сторицей возвратит.
А если моему Ты сам предстанешь взгляду,
Так будет выигрыш всемирный мной добыт.
* * *
Зашед поспешно в сад, я розу рвал с опаской,
Чтоб не привлечь к себе садовника — хоть взгляд.
Но вдруг садовник сам сказал мне с кроткой лаской —
«Что — роза, если весь пожертвовал я сад!»
* * *
Ты десять обещал червонцев мне напрасно.
Потом из них ты три взял письменно назад.
И дашь ли те мне семь, досель еще неясно.
Три вычел из нуля. К чему? Мне невдогад.
* * *
Ушла ты, и в тоске я слезы лью рекою.
Чем боль острей, тем слез я меньше берегу.
Но и глаза мои ушли вслед за тобою.
Так как же и без глаз я слезы лить могу?
* * *
Вещает ночь: «Все те, что пьянствуют, мне рады.
Сгоревшему душой я душу вновь даю.
А если от любви не видит кто награды,
Как ангел смерти я в дверях его стою».
* * *
Любовь — вино. В ней мощь моей души и тела.
Любовь — весна. Я с ней свой чувствую расцвет.
Клянусь любовию, врагом смертельным дела,
Что у меня, когда есть дело, дела — нет.
* * *
Друг друга целый век в лицо мы не видали.
Вот мы сошлись, но нас надзора мучил страх.
И мы, тая свои стремленья и печали,
Бровями речь вели, а слух нам был — в очах.
* * *
Послал на Бог с утра попойку и веселье.
И праздник удалось нам справить и постом.
О, кравчий! Дай вина, чтоб разум нам похмелье
Затмило — и навек ни капли уж потом!
* * *
То от возлюбленных ношу я в сердце рану,
То дружба тьму дает тревог мне и досад.
Откуда ж, наконец, веселье я достану?
Какой я радости еще могу быть рад?
* * *
Я пользы ожидал от временной разлуки,
Я думал, милая раскается моя.
Довольно я терпел, довольно принял муки —
Не смог. Тебе ль солгу я, правду утая?
* * *
Не в красоте рабынь, не в хмеле буйном — слава,
А в личной доблести на поле боевом.
Пусть тот, кому ничто кровавая расправа,
Один сидит, когда народ стоит кругом!
* * *
Лет несколько ходил ребенком я в ученье.
Потом друзьями был украшен мой удел.
Узнай же повести моей печальной заключенье
Я облаком пришел и ветром — улетел.
* * *
О Ты, из бренности земной мое создавший тело!
О Ты, свет разума Кто в душу влил мою!
Да будет пред Тобой мое местечко цело —
Как Твой же баловень, к Тебе я вопию!
* * *
Жизнь без тебя есть грех, подруга дорогая.
И как же без тебя я век свой проживу?
Жизнь без тебя — скажу, речь клятвой подтверждая,
Есть жизнь по имени, но смерть по существу.
* * *
О Ты, чей лик есть храм души и укрепленье!
О, жизни пламенник! Сгорел я от тоски.
Дозволь влюбленному свое мне лицезренье,
Чтоб жизни рубище я сам разнес в клочки.
* * *
Я сердцу говорил: «Любви не нужно новой —
Не причиняй опять Мне горя и забот!»
Ответ его был строг: «Вот малый бестолковый!
Подружка хоть куда. Ломаться — не расчет…»
* * *
Так много я глупил и пакостил на свете,
Что не провел никто в ладах со мной ни дня]
Я жалуюсь, а сам пред всеми я в ответе —
Обидчиками всех зову, а те — меня.
* * *
Однажды мы с тобой на дальней луговине
Восторгам предались, в любви забыв весь свет.
То было уж давно, но грежу я поныне
О том, чтоб помнила ты дня того завет.
* * *
В животных души есть, но нет души единой.
Не хлеб, все хлебы есть, кому нужна еда.
Всему, что может здесь быть радости причиной,
Замену ты найдешь, но милой — никогда.
* * *
Таится Он в саду и скрыт в деревьях сада.
Бесчислен в образах, Един в Себе Самом.
Всемирный океан, живая вод громада,
А жизнь отдельных душ есть волн ее подъем.
* * *
Ушла ты. Но нейдут, о избранная мною,
Из сердца страсть к тебе, твой образ из очей.
Что если впереди я вдруг тебя открою,
О, светоч на стезе извилистой моей?.
* * *
О друг! Презренье к нам мы тем тебе внушаем,
Что не пил ты вина из тяжкой той стольц
Мне от веселия стал мир казаться раем,
Печаль — мой раб и шут, хоть царь она толпы.
* * *
Ум дан, чтоб выбирать в ладу с Твоим заветом.
Религия — чтоб жить по воле лишь Твоей.
Наука — не считать Тебя своим предметом.
А благочестие — не рвать Твоих цепей.
* * *
Я говорил: «Беги друзей; с душой тоскливой,
С весельчаками лишь приятными водись.
Когда зайдешь ты в сад, оставь бурьян с крапивой
И меж жасминами и розами садись!»
* * *
В последний час, когда с души спадает тело,
Как платье старое, сорвет она его.
И, сродной с ним земле вернув его всецело,
Наденет новое из света своего.
* * *
Меняй хоть каждый миг жилище и соседа!
Будь как текущая без устали вода!
Вчера прошло, и с ним — вчерашняя беседа.
Сегодня новой уж беседы череда.
* * *
С непосвященными о тайнах не беседуй.
Корыстным не тверди о чистом душ огне.
С чужими, на словах, чужим речам лишь следуй.
С верблюдом-степняком суди о бурьяне.
* * *
Душа моя с твоей всегда была едина.
Одни в них явные и тайные черты.
В словах «мое», «твое» ошибок лишь причина.
Исчезли меж тобой и мною «я» и «ты».
* * *
Все двери заперты. Твоя лишь дверь — открыта.
Чтоб чужеземца путь к Тебе лишь мог привесть.
О Ты, чьи свет и мощь, и милость, и защита
Затмили звезд, луны и солнца блеск и честь!
* * *
Зачем томишь ты ум в кругу исканий строгом
И плачешь о тщете излюбленной мечта?
Ведь ты от головы до ног проникнут Богом.
Неведомый себе, чего же ищешь ты?
* * *
В любви забудь свой ум, хоть мудростью ты славен.
Дорожным прахом стань, хоть в небе будь твой дом.
Будь старцам, юношам — и злым, и добрым — равен.
Будь ферзью, пешкою, потом уж — королем.
* * *
«Что делать?» — я сказал. А он мне: «Речь пустая!
Что делать? — я убью всех разом, без затей.
В бесплодной суете «что делать?» повторяя,
Туда же ты придешь, где был в начале дней».
* * *
Пошли, Господь, безжалостного друга —
Мучителя сердец по прихоти своей!
Чтоб показать ей зло любовного недуга,
Пошли любовь, пошли любовь ей посильней!
* * *
Сегодня вечером с сочувственным мне другом
Сошлись мы, для бесед лугов избрав простор.
Вот свечи, разговор, певец к моим услугам.
О, лишь бы Ты был здесь! А прочее все — вздор
* * *
Когда, безумием и страстью ослепленный,
Придешь ты в общество, где счастие царит,
Не будешь пущен ты туда, как зачумленный,
Хотя бы в этот день умен и даровит.
Омар Хайям в созвездии поэтов. Антология восточной лирики. СПб.: ООО «Издательский Дом «Кристалл»», 2001.
Стихи о прошедшей любви
Стихи о любви на расстоянии
Стихи о предательстве, измене
Стихи о безответной любви
Стихи о любви к девушке, женщине
Стихи о любви к мужчине
Стихи о первой любви
Стихи о ревности — 1
Стихи о ревности — 2
Стихи о страсти
Стихи про поцелуй
Стихи о весне — 1
Стихи о весне — 2
Стихи про лето
Стихи про осень
Стихи о зиме
Стихи с добрым утром
Стихи спокойной ночи
Стихи про Новый год и Рождество
Стихи про дождь
Стихи о море
Стихи про ночь
Стихи о путешествиях
Стихи о дружбе — I
Стихи о дружбе — II
Стихи о женщине — I
Стихи о женщине — II
Стихи о женщине — III
Стихи к 1 мая — I
Стихи к 1 мая — II
Стихи про День Победы, 9 мая
Стихи о войне — I
Стихи о войне — II
Стихи о блокаде Ленинграда
Стихи о смерти
Стихи о Кубани
Стихи о Москве
Стихи о Родине, России
Стихи о маме — I
Стихи о маме — II
Стихи про папу
Стихи про бабушку
Стихи про дедушку
Стихи о сестре
Стихи о брате
Стихи о счастье
Стихи о сердце
Стихи о нежности
Стихи об одиночестве
Стихи про учителей
Стихи о студентах
Стихи о первоклассниках
Стихи о подруге
Стихи о собаках
Стихи про улыбку
Стихи о небе
Стихи о луне
Блок Александр Александрович — страшный мир
Бальмонт Константин Дмитриевич — Любовь и ненависть
Владимир Высоцкий — стихи о войне
Владимир Высоцкий- стихи о жизни
Владимир Высоцкий — стихи о дружбе
Владимир Высоцкий — смешные стихи
Фет Афанасий Афанасьевич — элегия и думы
Фет Афанасий Афанасьевич — подражание восточному
Фет Афанасий Афанасьевич — к Офелии
Фет Афанасий Афанасьевич — стихи о весне
Фет Афанасий Афанасьевич — стихи о лете
Фет Афанасий Афанасьевич — стихи об осени
Фет Афанасий Афанасьевич — стихи о снеге
Фет Афанасий Афанасьевич — стихи о море
Фет Афанасий Афанасьевич — мелодии
Фет Афанасий Афанасьевич — гадания
Фет Афанасий Афанасьевич — баллады
Фет Афанасий Афанасьевич — вечера и ночи
Фет Афанасий Афанасьевич — антологические стихи
Джалаладдин Руми — Стихи читать онлайн
Руми Джалаладдин
Стихи
Джалаладдин Руми
Стихи
СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ
Однажды на корабль грамматик сел ученый, И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:
«Читал ты синтаксис?» — «Нет»,- кормчий отвечал. «Полжизни жил ты зря!»-ученый муж сказал.
Обижен тяжело был кормчий тот достойный, Но только промолчал и вид хранил спокойный.
Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл, И кормчий бледного грамматика спросил:
«Учился плавать ты?» Тот в трепете великом Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом».
«Увы, ученый муж!- промолвил мореход.Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет».
НАПУГАННЫЙ ГОРОЖАНИН
Однажды некто в дом чужой вбежал; От перепугу бледный, он дрожал.
Спросил хозяин: «Кто ты? Что с тобой? Ты отчего трясешься, как больной?»
А тот хозяину: «Наш грозный шах Испытывает надобность в ослах.
Сейчас, во исполиенье шахских слов, На улицах хватают всех ослов».
«Хватают ведь ослов, а не людей! Что за печаль тебе от их затей?
Ты не осел благодаря судьбе; Так успокойся и ступай себе».
А тот: «Так горячо пошли хватать! Что и меня, пожалуй, могут взять.
А как возьмут, не разберут спроста С хвостом ты ходишь или без хвоста.
Готов тиран безумный, полный зла, И человека взять взамен осла».
О ТОМ, КАК ХАЛИФ УВИДЕЛ ЛЕЙЛИ
«Ужель из-за тебя,- халиф сказал,Меджнун-бедняга разум потерял?
Чем лучше ты других? Смугла, черна… Таких, как ты, страна у нас полна».
Лейли в ответ: «Ты не Меджнун! Молчи!» Познанья свет не всем блеснет в ночи.
Не каждый бодрствующий сознает, Что беспробудный сон его гнетет.
Лишь тот, как цепи, сбросит этот сон, Кто к истине душою устремлен.
Но если смерти страх тебя томит, А в сердце жажда прибыли горит,
То нет в душе твоей ни чистоты, Ни пониманья вечной красоты!
Спит мертвым сном плененный суетой И видимостью ложной и пустой.
СПОР О СЛОНЕ
Из Индии недавно приведен, В сарае тесном был поставлен слон,
Но тот, кто деньги сторожу платил, В загон к слону в потемках заходил.
А в темноте, не видя ничего, Руками люди шарили его.
Слонов здесь не бывало до сих пор. И вот пошел средь любопытных спор.
Один, коснувшись хобота рукой: «Слон сходен с водосточною трубой!»
Другой, пощупав ухо, молвил: «Врешь, На опахало этот зверь похож!»
Потрогал третий ногу у слона, Сказал: «Он вроде толстого бревна».
Четвертый, спину гладя: «Спор пустой Бревно, труба… он просто схож с тахтой».
Все представляли это существо По-разному, не видевши его.
Их мненья — несуразны, неверны Неведением были рождены.
А были б с ними свечи-при свечах И разногласья не было б в речах.
РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ ОСЛЕ
Внемлите наставлениям моим И предостережениям моим!
Дабы стыда и скорби избежать, Не надо неразумно подражать.
В суфийскую обитель на ночлег Заехал некий божий человек.
В хлеву осла поставил своего, И сена дал, и напоил его.
Но прахом станет плод любых забот, Когда неотвратимое грядет.
Суфии нищие сидели в том Прибежище, томимые постом,
Не от усердья к Богу — от нужды, Не ведая, как выйти из беды.
Поймешь ли ты, который сыт всегда, Что иногда с людьми творит нужда?
Орава тех голодных в хлев пошла, Решив немедленно продать осла.
«Ведь сам пророк — посланник вечных сил В беде вкушать и падаль разрешил!»
И продали осла, и принесли Еды, вина, светильники зажгли.
«Сегодня добрый ужин будет нам!» Кричали, подымая шум и гам.
«До коих пор терпеть нам,- говорят,Поститься по четыре дня подряд?
Доколе подвиг наш? До коих пор Корзинки этой нищенской позор?
Что мы, не люди, что ли? Пусть у нас Веселье погостит на этот раз!»
Позвали — надо к чести их сказать И обворованного пировать.
Явили гостю множество забот, Спросили, как зовут и где живет.
Старик, что до смерти в пути устал, От них любовь и ласку увидал.
Один бедняге ноги растирал, А этот пыль из платья выбивал.
А третий даже руки целовал. И гость, обвороженный, им сказал:
«Коль я сегодня не повеселюсь, Когда ж еще, друзья? Сегодня пусть!»
Поужинали. После же вина Сердцам потребны пляска и струна.
Обнявшись, все они пустились в пляс. Густая пыль в трапезной поднялась.
То в лад они, притопывая, шли, То бородами пыль со стен мели.
Так вот они, суфии! Вот они, Святые. Ты на их позор взгляни!
Средь тысяч их найдешь ли одного, В чьем сердце обитает божество?
x x x
Придется ль мне до той поры дожить, Когда без притч смогу я говорить?
Сорву ль непонимания печать, Чтоб истину открыто возглашать?
Волною моря пена рождена, И пеной прикрывается волна.
Так истина, как моря глубина, Под пеной притч порою не видна.
Вот вижу я, что занимает вас Теперь одно — чем кончится рассказ,
Что вас он привлекает, как детей Торгаш с лотком орехов и сластей.
Итак, мой друг, продолжим-и добро, Коль отличишь от скорлупы ядро!
x x x
Один из них, на возвышенье сев, Завел печальный, сладостный напев.
Как будто кровью сердца истекал, Он пел: «Осел пропал! Осел пропал!»
И круг суфиев в лад рукоплескал, И хором пели все: «Осел пропал!»
И их восторг приезжим овладел. «Осел пропал!»-всех громче он запел.
Так веселились люди до утра, А утром разошлись, сказав: «Пора!»
Приезжий задержался, ибо он С дороги был всех больше утомлен.
Потом собрался в путь, во двор сошел, Но ослика в конюшне не нашел
Раскинув мыслями, решил: «Ага! Его на водопой увел слуга».
Слуга пришел, скотину не привел. Старик его спросил: «А где осел?»
«Как где? — слуга в ответ.- Сам знаешь где! Не у тебя ль, почтенный, в бороде?!»
А гость ему: «Ты толком отвечай, К пустым уверткам, друг, не прибегай!
Осла тебе я поручил? Тебе! Верни мне то, что я вручил тебе!
Да и слова Писания гласят: «Врученное тебе отдай назад!»
А если ты упорствуешь, так вот Неподалеку и судья живет!»
Слуга ему в ответ: «При чем судья? Осла твои же продали друзья!
Что с их оравой мог поделать я? В опасности была и жизнь моя!
Когда оставишь кошкам потроха На сохраненье, долго ль-до греха!
Ведь ослик ваш для них, скажу я вам, Был что котенок ста голодным псам!»
Суфий слуге: «Допустим, что осла Насильно эта шайка увела.
Так почему же ты не прибежал И мне о том злодействе не сказал?
Сто средств тогда бы я сумел найти, Чтоб ослика от гибели спасти!»
Слуга ему: «Три раза прибегал, А ты всех громче пел: «Осел пропал!»
И уходил я прочь, и думал: «Он Об этом деле сам осведомлен
И радуется участи такой. Ну что ж, на то ведь он аскет, святой!»
Суфий вздохнул: «Я сам себя сгубил, Себя я подражанием убил
Тем, кто в душе убили стыд и честь, увы, за то, чтоб выпить и поесть!»
Читать Стихи — Руми Джалаладдин — Страница 1
Джалаладдин Руми
Стихи
СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ
Однажды на корабль грамматик сел ученый, И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:
«Читал ты синтаксис?» — «Нет»,- кормчий отвечал. «Полжизни жил ты зря!»-ученый муж сказал.
Обижен тяжело был кормчий тот достойный, Но только промолчал и вид хранил спокойный.
Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл, И кормчий бледного грамматика спросил:
«Учился плавать ты?» Тот в трепете великом Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом».
«Увы, ученый муж!- промолвил мореход.Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет».
НАПУГАННЫЙ ГОРОЖАНИН
Однажды некто в дом чужой вбежал; От перепугу бледный, он дрожал.
Спросил хозяин: «Кто ты? Что с тобой? Ты отчего трясешься, как больной?»
А тот хозяину: «Наш грозный шах Испытывает надобность в ослах.
Сейчас, во исполиенье шахских слов, На улицах хватают всех ослов».
«Хватают ведь ослов, а не людей! Что за печаль тебе от их затей?
Ты не осел благодаря судьбе; Так успокойся и ступай себе».
А тот: «Так горячо пошли хватать! Что и меня, пожалуй, могут взять.
А как возьмут, не разберут спроста С хвостом ты ходишь или без хвоста.
Готов тиран безумный, полный зла, И человека взять взамен осла».
О ТОМ, КАК ХАЛИФ УВИДЕЛ ЛЕЙЛИ
«Ужель из-за тебя,- халиф сказал,Меджнун-бедняга разум потерял?
Чем лучше ты других? Смугла, черна… Таких, как ты, страна у нас полна».
Лейли в ответ: «Ты не Меджнун! Молчи!» Познанья свет не всем блеснет в ночи.
Не каждый бодрствующий сознает, Что беспробудный сон его гнетет.
Лишь тот, как цепи, сбросит этот сон, Кто к истине душою устремлен.
Но если смерти страх тебя томит, А в сердце жажда прибыли горит,
То нет в душе твоей ни чистоты, Ни пониманья вечной красоты!
Спит мертвым сном плененный суетой И видимостью ложной и пустой.
СПОР О СЛОНЕ
Из Индии недавно приведен, В сарае тесном был поставлен слон,
Но тот, кто деньги сторожу платил, В загон к слону в потемках заходил.
А в темноте, не видя ничего, Руками люди шарили его.
Слонов здесь не бывало до сих пор. И вот пошел средь любопытных спор.
Один, коснувшись хобота рукой: «Слон сходен с водосточною трубой!»
Другой, пощупав ухо, молвил: «Врешь, На опахало этот зверь похож!»
Потрогал третий ногу у слона, Сказал: «Он вроде толстого бревна».
Четвертый, спину гладя: «Спор пустой Бревно, труба… он просто схож с тахтой».
Все представляли это существо По-разному, не видевши его.
Их мненья — несуразны, неверны Неведением были рождены.
А были б с ними свечи-при свечах И разногласья не было б в речах.
РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ ОСЛЕ
Внемлите наставлениям моим И предостережениям моим!
Дабы стыда и скорби избежать, Не надо неразумно подражать.
В суфийскую обитель на ночлег Заехал некий божий человек.
В хлеву осла поставил своего, И сена дал, и напоил его.
Но прахом станет плод любых забот, Когда неотвратимое грядет.
Суфии нищие сидели в том Прибежище, томимые постом,
Не от усердья к Богу — от нужды, Не ведая, как выйти из беды.
Поймешь ли ты, который сыт всегда, Что иногда с людьми творит нужда?
Орава тех голодных в хлев пошла, Решив немедленно продать осла.
«Ведь сам пророк — посланник вечных сил В беде вкушать и падаль разрешил!»
И продали осла, и принесли Еды, вина, светильники зажгли.
«Сегодня добрый ужин будет нам!» Кричали, подымая шум и гам.
«До коих пор терпеть нам,- говорят,Поститься по четыре дня подряд?
Доколе подвиг наш? До коих пор Корзинки этой нищенской позор?
Что мы, не люди, что ли? Пусть у нас Веселье погостит на этот раз!»
Позвали — надо к чести их сказать И обворованного пировать.
Явили гостю множество забот, Спросили, как зовут и где живет.
Старик, что до смерти в пути устал, От них любовь и ласку увидал.
Один бедняге ноги растирал, А этот пыль из платья выбивал.
А третий даже руки целовал. И гость, обвороженный, им сказал:
«Коль я сегодня не повеселюсь, Когда ж еще, друзья? Сегодня пусть!»
Поужинали. После же вина Сердцам потребны пляска и струна.
Обнявшись, все они пустились в пляс. Густая пыль в трапезной поднялась.
То в лад они, притопывая, шли, То бородами пыль со стен мели.
Так вот они, суфии! Вот они, Святые. Ты на их позор взгляни!
Средь тысяч их найдешь ли одного, В чьем сердце обитает божество?
x x x
Придется ль мне до той поры дожить, Когда без притч смогу я говорить?
Сорву ль непонимания печать, Чтоб истину открыто возглашать?
Волною моря пена рождена, И пеной прикрывается волна.
Так истина, как моря глубина, Под пеной притч порою не видна.
Вот вижу я, что занимает вас Теперь одно — чем кончится рассказ,
Что вас он привлекает, как детей Торгаш с лотком орехов и сластей.
Итак, мой друг, продолжим-и добро, Коль отличишь от скорлупы ядро!
x x x
Один из них, на возвышенье сев, Завел печальный, сладостный напев.
Как будто кровью сердца истекал, Он пел: «Осел пропал! Осел пропал!»
И круг суфиев в лад рукоплескал, И хором пели все: «Осел пропал!»
И их восторг приезжим овладел. «Осел пропал!»-всех громче он запел.
Так веселились люди до утра, А утром разошлись, сказав: «Пора!»
Приезжий задержался, ибо он С дороги был всех больше утомлен.
Потом собрался в путь, во двор сошел, Но ослика в конюшне не нашел
Раскинув мыслями, решил: «Ага! Его на водопой увел слуга».
Слуга пришел, скотину не привел. Старик его спросил: «А где осел?»
«Как где? — слуга в ответ.- Сам знаешь где! Не у тебя ль, почтенный, в бороде?!»
А гость ему: «Ты толком отвечай, К пустым уверткам, друг, не прибегай!
Осла тебе я поручил? Тебе! Верни мне то, что я вручил тебе!
Да и слова Писания гласят: «Врученное тебе отдай назад!»
А если ты упорствуешь, так вот Неподалеку и судья живет!»
Слуга ему в ответ: «При чем судья? Осла твои же продали друзья!
Что с их оравой мог поделать я? В опасности была и жизнь моя!
Когда оставишь кошкам потроха На сохраненье, долго ль-до греха!
Читать онлайн «Стихи» автора Руми Джалаладдин — RuLit
Руми Джалаладдин
Стихи
Джалаладдин Руми
Стихи
СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ
Однажды на корабль грамматик сел ученый, И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:
«Читал ты синтаксис?» — «Нет»,- кормчий отвечал. «Полжизни жил ты зря!»-ученый муж сказал.
Обижен тяжело был кормчий тот достойный, Но только промолчал и вид хранил спокойный.
Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл, И кормчий бледного грамматика спросил:
«Учился плавать ты?» Тот в трепете великом Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом».
«Увы, ученый муж!- промолвил мореход.Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет».
НАПУГАННЫЙ ГОРОЖАНИН
Однажды некто в дом чужой вбежал; От перепугу бледный, он дрожал.
Спросил хозяин: «Кто ты? Что с тобой? Ты отчего трясешься, как больной?»
А тот хозяину: «Наш грозный шах Испытывает надобность в ослах.
Сейчас, во исполиенье шахских слов, На улицах хватают всех ослов».
«Хватают ведь ослов, а не людей! Что за печаль тебе от их затей?
Ты не осел благодаря судьбе; Так успокойся и ступай себе».
А тот: «Так горячо пошли хватать! Что и меня, пожалуй, могут взять.
А как возьмут, не разберут спроста С хвостом ты ходишь или без хвоста.
Готов тиран безумный, полный зла, И человека взять взамен осла».
О ТОМ, КАК ХАЛИФ УВИДЕЛ ЛЕЙЛИ
«Ужель из-за тебя,- халиф сказал,Меджнун-бедняга разум потерял?
Чем лучше ты других? Смугла, черна… Таких, как ты, страна у нас полна».
Лейли в ответ: «Ты не Меджнун! Молчи!» Познанья свет не всем блеснет в ночи.
Не каждый бодрствующий сознает, Что беспробудный сон его гнетет.
Лишь тот, как цепи, сбросит этот сон, Кто к истине душою устремлен.
Но если смерти страх тебя томит, А в сердце жажда прибыли горит,
То нет в душе твоей ни чистоты, Ни пониманья вечной красоты!
Спит мертвым сном плененный суетой И видимостью ложной и пустой.
СПОР О СЛОНЕ
Из Индии недавно приведен, В сарае тесном был поставлен слон,
Но тот, кто деньги сторожу платил, В загон к слону в потемках заходил.
А в темноте, не видя ничего, Руками люди шарили его.
Слонов здесь не бывало до сих пор. И вот пошел средь любопытных спор.
Один, коснувшись хобота рукой: «Слон сходен с водосточною трубой!»
Другой, пощупав ухо, молвил: «Врешь, На опахало этот зверь похож!»
Потрогал третий ногу у слона, Сказал: «Он вроде толстого бревна».
Четвертый, спину гладя: «Спор пустой Бревно, труба… он просто схож с тахтой».
Все представляли это существо По-разному, не видевши его.
Их мненья — несуразны, неверны Неведением были рождены.
А были б с ними свечи-при свечах И разногласья не было б в речах.
РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ ОСЛЕ
Внемлите наставлениям моим И предостережениям моим!
Дабы стыда и скорби избежать, Не надо неразумно подражать.
В суфийскую обитель на ночлег Заехал некий божий человек.
В хлеву осла поставил своего, И сена дал, и напоил его.
Но прахом станет плод любых забот, Когда неотвратимое грядет.
Суфии нищие сидели в том Прибежище, томимые постом,
Не от усердья к Богу — от нужды, Не ведая, как выйти из беды.
Поймешь ли ты, который сыт всегда, Что иногда с людьми творит нужда?
Орава тех голодных в хлев пошла, Решив немедленно продать осла.
«Ведь сам пророк — посланник вечных сил В беде вкушать и падаль разрешил!»
И продали осла, и принесли Еды, вина, светильники зажгли.
«Сегодня добрый ужин будет нам!» Кричали, подымая шум и гам.
«До коих пор терпеть нам,- говорят,Поститься по четыре дня подряд?
Доколе подвиг наш? До коих пор Корзинки этой нищенской позор?
Что мы, не люди, что ли? Пусть у нас Веселье погостит на этот раз!»
Позвали — надо к чести их сказать И обворованного пировать.
Явили гостю множество забот, Спросили, как зовут и где живет.
Старик, что до смерти в пути устал, От них любовь и ласку увидал.
Один бедняге ноги растирал, А этот пыль из платья выбивал.
А третий даже руки целовал. И гость, обвороженный, им сказал:
«Коль я сегодня не повеселюсь, Когда ж еще, друзья? Сегодня пусть!»
Поужинали. После же вина Сердцам потребны пляска и струна.
Обнявшись, все они пустились в пляс. Густая пыль в трапезной поднялась.
То в лад они, притопывая, шли, То бородами пыль со стен мели.
Так вот они, суфии! Вот они, Святые. Ты на их позор взгляни!
Средь тысяч их найдешь ли одного, В чьем сердце обитает божество?
x x x
Придется ль мне до той поры дожить, Когда без притч смогу я говорить?
Сорву ль непонимания печать, Чтоб истину открыто возглашать?
Волною моря пена рождена, И пеной прикрывается волна.
Так истина, как моря глубина, Под пеной притч порою не видна.
Вот вижу я, что занимает вас Теперь одно — чем кончится рассказ,
Что вас он привлекает, как детей Торгаш с лотком орехов и сластей.
Итак, мой друг, продолжим-и добро, Коль отличишь от скорлупы ядро!
x x x
Один из них, на возвышенье сев, Завел печальный, сладостный напев.
Как будто кровью сердца истекал, Он пел: «Осел пропал! Осел пропал!»
И круг суфиев в лад рукоплескал, И хором пели все: «Осел пропал!»
И их восторг приезжим овладел. «Осел пропал!»-всех громче он запел.
Так веселились люди до утра, А утром разошлись, сказав: «Пора!»
Приезжий задержался, ибо он С дороги был всех больше утомлен.
Потом собрался в путь, во двор сошел, Но ослика в конюшне не нашел
Раскинув мыслями, решил: «Ага! Его на водопой увел слуга».
Слуга пришел, скотину не привел. Старик его спросил: «А где осел?»
«Как где? — слуга в ответ.- Сам знаешь где! Не у тебя ль, почтенный, в бороде?!»
А гость ему: «Ты толком отвечай, К пустым уверткам, друг, не прибегай!
Осла тебе я поручил? Тебе! Верни мне то, что я вручил тебе!
стихи Руми
Не могла удержаться — очень нравятся стихи Руми:
Руми, «МОИСЕЙ и ПАСТУХ»
Пришлось однажды слышать Моисею,
Как пастушок, сидящий на порожке,
Молился: «Боженька, приди скорее!
Небось, устал? Свои оттопал ножки?
Я постригу, приглажу гребешочком,
Плащ простирну, повыбираю вошек.
Сандальки дам, чтоб не разбил пешочком
Ступней. Занозы выну из ладошек.
Сырка дам, выпьешь молочка парного,
Раздену, дам пуховую постельку,
На сон спою гимн ангела святого,
Лоб умащу, дам пряник с карамелькой.
Я буду днём мести Твою светёлку,
И каждый день менять бельё в кроватке.
И весь мой скот, все козы, овцы, тёлки —
Твои! Ни в чём не будет недостатка!
Всё, что способен вымолвить Тебе я,
Лишь ‘Ва-й-й-й!’, да ‘Ва-х-х-х!’ «И смолк, благоговея …
* * *
Услышав это и ушам не веря,
Не скрыл свой гнев Пророк благословенный:
– «С кем трёп ведёшь? С собою сам? Со зверем?»
Пастух: «Нет, с Другом – Созидателем Вселенной!»
Такой ответ лишь разозлил Пророка:
— «Кощунство – к Богу лезть с подобным бредом!
Не думай, будто смертный может Бога
Разуть, раздеть и угостить обедом!
Спать уложить?! И что ещё за ‘ножки’?!
Трёп выглядит так, будто ты блудницу
Манишь в вертеп! Ей новые сапожки
За блуд суля до утренней зарницы!
Кощуннник! Ты позволил фамильярность
Такую с Ним, что с дядькою племянник
Посмеет не любой! Где благодарность?!
Сулил КОМУ ты молочко да пряник?!
Ведь молоко растущему лишь нужно!
Сандалии — имеющему ноги!
Но, даже если призывал натужно
Ты верных слуг Его к своей берлоге,
Тех, про кого сказал Он: «Был Я болен,
А ты не навестил!»*, то тон подобный
Был нагл! Язык молитв не произволен!
Алмаз молитвы — камень чистопробный!
Слова в ней лишь пристойные! Фатима** –
Достойное для женщины прозванье,
Но коль Фатимой назовёшь мужчину,
То он в законное придёт негодованье!
Словами, что болтаем мы про тело,
И трепемся о смерти и рожденье,
На берегу реки времён, незрело,
Как дети, пребывая в заблужденье,
Реки времён не описать Истока!
Нет слов таких! Поверь словам Пророка!»
Пастух раскаялся, порвал одежды,
Рыдая, голову посыпал пеплом,
Встал и побрёл, кляня себя «невеждой»,
Куда глаза глядят — в пустыни пекло.
* * *
Но вдруг видение явилось Моисею
И грозно прогремел над ним глас Божий:
— «Меня ты разлучил с роднёй Моею!
Почто? Пророк ты, или мытарь меднорожий?
Для единенья, не для разделенья
Тебя послал Я в мир! Ты знать обязан,
Что дал Я каждому свой путь моленья,
Любви, познанья, и ничем не связан
Мой сын в свободе самовыраженья.
Что кажется неверным грамотею,
У пастухов не вызовет сомненья.
Яд этим – мёд другим. Оставь затею
Вводить уставы для богослуженья.
Ни чистота, ни грязь, ни труд, ни леность
Тут не важны! Мне чуждо говоренье.
Ценю покорность Я и откровенность.
Моления оценивать не надо.
Одни из них не выше, чем другие.
Не так радеют персы, как номады,
А пастухи — не так, как городские.
Молитва для молящегося — благо.
Ведь славят не Меня, себя в моленье.
Я слов не слушаю, ни перья, ни бумага
Мне не нужны – Я жажду лишь горенья!
Язык неважен, плюнь на краснобайство.
Горенья жажду! Жажду всесожженья!
Люби огонь! Жги глупое всезнайство
И ложь о формах Правды выраженья.
Знай, Моисей, тот сорт людей, что занят
Лишь соблюдением пустых приличий
И болтовней, Меня к себе не манит.
Мне лишь горящие небезразличны!
Ты помешал влюблённого моленью.
Ты обложил налогом пепелище!
Пастух влюблённый Мне принёс горенье,
И сам сгорел! Как ты жесток был с нищим!
Ты уравнял огонь молитв влюблённых
С золой витиеватых краснобаев!
Все «ляпы» у любовью поражённых
У них во ртах пылающих сгорают!
Когда ты молишься внутри Каабы,
Куда бы ни склонился — безразлично.
Детей рожают там, где схватит, бабы,
При этом забывая про приличья.
В религию любви не суй доктрину!
В ней — только Я, и ей не нужен кодекс.
Зачем гравёр горящему рубину?
Нет правил там, где есть любовь и совесть!»
* * *
Тут Бог открыл такое Моисею,
Что не возьмусь описывать словами.
Чтобы впитать всю мудрость, со своею
Он жизнью расставался временами.
Покинув тело, уходил в пространство.
Назад вернулся, но покинул время,
И вечности коснувшись постоянства,
Вернулся к нам — нести Пророка бремя.
Но мне самонадеянно и глупо
Даже пытаться вам писать об этом.
Ведь стоит мне попробовать лишь скупо
Намёки сделать, как зловещим бредом
Весь изойдёт простой людской рассудок
И вырвет с корнем здравое мышленье.
Но я не разделяю предрассудок,
Что можно описать Богоявленье.
* * *
Очнувшись после жёсткого урока,
За пастухом Пророк пошёл в пустыню.
Запутанной была его дорога,
Блуждал пастух, предавшийся унынью.
Следы вели то шахматной ладьёю,
То шахматным слоном метались косо,
То вверх вздымалися морской волною,
То вниз скользили круто по откосу.
Казалось, на песке шаги гадали,
Рвались с цепи, как бедная дворняга,
Но вдруг они замедлились в печали,
И Моисей настиг того бродягу.
* * *
— «Прости! Я был неправ!», — Пророк промолвил.
— «Узнал я — правил нет богослуженью!
Бог мне открыл, явившись в блеске молний.
Молись свободно, слышит Он моленье!
Эмоций не скрывай! Твоя влюблённость
Нашла блестящий способ изъясненья!
Кощунством сладким выиграв благосклонность,
Всем людям ты снискал благоволенье!
В душе твоей горит огонь любовный,
И от тебя исходит свет духовный!»
* * *
— «Пророк! Благодаря тебе, пределы
Влюблённости наивной я нарушил.
Ты подхлестнул кнутом, и конь несмелый
Любви моей скакнул, похитив душу!
Карающую длань благословляю!
Но не пойму — что вдруг с душой случилось?
Она — как вол, попавший в птичью стаю,
В ней человеческое с Божьим слилось.
Но это для меня — неизречённо.»
Сказал пастух и замер обречённо.
* * *
Флейтист дарит своё дыханье флейте,
Как зеркалам дарим мы отраженья.
Поёт свирель, но не благоговейте
Пред трубкою за трепетное пенье.
Зеркал не замечая состоянья,
Любуемся самим оригиналом.
Мы аплодируем дарителю дыханья —
Флейтисту, а не палке иль металлу.
И всякий раз, когда мы хвалим Бога,
Благодарим Его за избавленье,
Как дети мы становимся немного,
Как милый пастушок, пусть на мгновенье.
Коль повезёт тебе увидеть всё же,
Реальность через ширмы и завесы,
Ты скажешь: «Это вовсе не похоже
На всё, что измышляли мракобесы!»
________________________
* Из Хадиса — в День Страшного Суда Всемогущий Аллах скажет:
— «О, сын Адама! Я был болен и ты не навестил Меня.»
Он ответит: «Как же я мог навестить Тебя, когда Ты — Повелитель Вселенной?»
Аллах скажет: «Разве не понял ты, что болел Мой слуга, а ты не навестил его?
Если бы ты сделал это, рядом с ним ты нашел бы Меня». – Прим. перев. на русск. яз.
** Фатима (араб.) – дитя, недавно оторванное от груди, сосунок. – Прим. перев. на русск. яз.
Меснави (2, 1720 — 1796)
Я ЕСТЬ ТЫ?
Скользя в луче пылинкой золотой,
Я сам себя одёргивал: «Постой!»
Но солнечным лучом летя вперёд,
Себе орал я: «Продолжай полёт!»
Я – утренний туман, вечерний бриз,
И голубь, тихо севший на карниз.
Я – ветер в облаках, летящий снег,
Прибой у берега и скальный брег.
Рыбак я, мачта, парус, руль и киль,
И риф, который всех их утопил.
Я — клетка, говорящий попугай,
Молчанье, мысль, слово, крик и лай.
Во флейте проносящийся воздУх,
И пение её творящий дух.
Свеча и ей сожжённый мотылёк,
Сойдя с ума, влетевший в огонёк.
Я — роза и влюблённый соловей,
Поющий в глубине её ветвей.
Кремнёвая искра и блеск руды,
Роса, с утра упавшая в сады.
Я – пригоршня брильянтов в волосах,
И пригоршня брильянтов в небесах.
Я – всех небесных тел бесшумный лёт,
Все существа земли наперечёт.
Я — эволюционирующий ум,
Взлёт и паденье, мистик, вольнодум,
Всё то, что есть сейчас, и чего нет.
Я – копия Твоя и Твой портрет!
* * *
Ты, знающий суть слов Джелал эд-Дин*!
Ты, Кто есть всё, что в мире! Ты – Один!
Скажи же — кто я? Утоли мои мечты!
Скажи мне, это правда — я есть Ты?
___________________
* Джелал эд-Дин (араб.) – букв. «Верослав», имя Руми. – Прим. перев. на русск. яз.
Диван Шамса Тебризи, # Фарузанфара не установлен.
Возможно, апокриф; из книги Рудольфа Отто, «Мистицизм: Восток и Запад», Нью Йорк, Меридиан, 1957, стр. 93
Вступление: Песнь свирели
Вы слышите свирели скорбный звук?
Она, как мы, страдает от разлук.
О чем грустит, о чем поет она?
«Я со стволом своим разлучена.
(с той поры, как меня, срезав, разлучили с зарослями камыша)
Не потому ль вы плачете от боли,
Заслышав песню о моей недоле.
Я — сопечальница всех (тех), кто вдали
От корня своего, своей земли.
Я принимаю в судьбах тех участье,
Кто счастье знал, и тех, кто знал несчастье.
Я потому, наверно, и близка
Тем, в чьей душе и горе, и тоска.
Хоть не постичь вам моего страданья:
Душа чужая — тайна для познанья.
Плоть наша от души отделена,
Меж ними пелена, она темна.
Мой звук не ветр, но огнь, и всякий раз
Не холодит он — обжигает нас.
И если друг далек, а я близка,
То я — ваш друг: свирель из тростника.
Мне устранять дано посредством пенья
Меж господом и вами средостенье.
Коль духом слабые в меня дудят,
Я не противоядие, но яд.
Лишь тем, кто следует стезей неложной,
Могу я быть опорою надежной.
Я плачу, чтобы вы постичь могли,
Сколь истинно любил Маджнун Лейли.
Не разуму доступно откровенье:
Людское сердце — вот ценитель пенья».
Будь безответною моя тоска,
Кто оценил бы сладость тростника?
А ныне стали скорби и тревоги
Попутчиками и в моей дороге.
Ушла пора моих счастливых лет,
Но благодарно я гляжу им вслед.
В воде рыбешки пропитанья ищут,
А нам на суше долог день без пищи.
Но жизни для того на свете нет,
Кто ищет пищу в суете сует.
Кто лишь для плоти ищет пропитанья,
Пренебрегая пищею познанья.
Не очень сходны меж собою тот,
Кто суть познал и тот, кто познает.
Порвите ж цепь, свободу обретая,
Хоть, может, эта цепь и золотая.
И ты умерь свою, искатель, прыть:
Ведь всей реки в кувшин не перелить.
И жадных глаз невежи и скупца
Ничем нельзя наполнить до конца.
Лишь раб любви, что рвет одежды в клочья,
Чужд и корысти, и пороков прочих.
Любовь честна, и потому она
Для исцеления души дана.
Вернее Эфлатуна и Лукмана
Она врачует дух и лечит раны.
Ее дыхание земную плоть
Возносит в небо, где царит господь.
Любовью движим, и Муса из дали
Принес и людям даровал скрижали.
Любовь способна даровать нам речь,
Заставить петь и немоте обречь.
Со слухом друга ты свои уста
Соедини, чтоб песнь была чиста.
Кого на веки покидает друг,
Тот, как ни голосист, смолкает вдруг.
Хотя напевов знает он немало,
Нем соловей в саду, где роз не стало.
Влюбленный — прах, но излучает свет
Невидимый любви его предмет.
И всякий, светом тем не озаренный,
Как бедный сокол, крыл своих лишенный.
Темно вокруг и холодно в груди,-
Как знать, что позади, что впереди?
Для истины иного нет зерцала —
Лишь сердце, что любовью воспылало.
А нет там отраженья — поспеши,
Очисти зеркало своей души.
И то постигни, что свирель пропела,
Чтоб твой отринул дух оковы тела.
Тайна Луны — эхо Руми
Внезапно с неба на рассвете
Спустилась полная луна,
В меня направив взгляд, она…
Схватила, как добычу в сети,
Как ястреб птаху понесла…
Мы оказались выше мира
В объятьях звёздного эфира,
Куда луна меня взяла…
Сам на себя взглянул я вновь,
Но не увидел… ничего,
Плоть обратилась в существо
Души, неся в себе любовь…
О, чьей же милостью благой
Отплыл я в странствия душой,
Утратив прошлый облик свой,
И став… сияющей луной!
Я в новом странствовал миру
И теофаниею вечной
Был увлечен и бесконечной
Загадкой, тайной на пиру…
В моей луне все девять сфер
Прекрасным танцем потонули,
Все чувства вмиг мои… уснули,
Я растворился в Море мер…
Безмерной каплей бытия…
И, пританцовывая, ум
Мой отступил от цепких дум,
И Разум взял меня, шутя…
И сам запел!
И Море… пеной
Покрылось радостно играя,
И пузырьков мильон рождая,
Уж наслаждалось переменой.
Из каждой капельки морской
Возникло нечто в пузырьках
Мне неизвестных – мир в мирах –
Салют из света… золотой.
А пузырьки, покрыты телом
Тончайшей пены, получали
Причастье Моря!
Излучали
Свеченье мысли… за пределом…
Ума и чувств моих, увы…
В безмолвном танце синевы…
О, чьей же милостью благой
Отплыл я в странствия душой,
Утратив прошлый облик свой,
И став… сияющей луной!
Но каждый светоч тут же таял,
За караваном волн спеша
И умирая, чуть дыша,
Он искупления не чаял…
Не ждал спасения Его –
Шамсы Табризского, увы…
Безмолвный танец синевы
Не в силах видеть Существо…
Никто не в силах созерцать
Мою луну и сердца свет…
Постичь луны моей секрет
И бесконечным Морем стать…
Любовь — вот истинное Море,
А небеса — лишь пузырьки
На пене сладостной тоски,
Спешат растаять в лунном хоре…
О, чьей же милостью благой
Отплыл я в странствия душой,
Утратив прошлый облик свой,
И став… сияющей луной!
Я знаю, именно Любовь
Переворачивает круг
Времен земли, пойми же, друг,
Она — Единственная…
Вновь
Рождает тысячи миров,
И вне Ее дыханья нет!
Она и Рай, и Ад, и Свет,
И тайна — караван даров.
Из недр земных растет росток,
И снова жертвует собой,
Дабы насытить мир земной,
Рождая дух, даря исток!
Дух отдает себя дыханью,
Чей несравненный Аромат
Творит рождение стократ,
Плоды даруя Мирозданью!
Частичка каждая пьяна
Его волшебным Совершенством,
Свершает бег, ища блаженства,
Блаженством вечности полна…
Она поет: — Хвала Творцу!
И бесконечно повторяет,
Растет и снова умирает,
Даря себя, свой свет Творцу…
О, чьей же милостью благой
Отплыл я в странствия душой,
Утратив прошлый облик свой,
И став… сияющей луной!
((()))
Ты — драгоценный клад, но знаешь ли ты это…
Дороже Неба и Земли, бесценный клад!
Так не сбывай же за бесценок тайну света,
Ведь не навеки пред тобою… маскарад…
((()))
Ты перед Господом стань зеркалом Ему,
Тогда услышишь: — Только это Я приму.
Эхо Руми
Стихи Руми (Из «Дивана Шамса Табризского»). «Дорога превращений. Суфийские притчи»
Тростинка, отрезанная от корня и ставшая тростниковой флейтой-наем (излюбленным музыкальным инструментом на суфийских «радениях»), – символ человеческой души, разлученной с Аллахом («я с корнем своим разлучен!») и тоскующей по своему Возлюбленному – Источнику жизни, вдали от Которого душу ожидают страдания и смерть. Чем яснее осознает душа свою удаленность от Аллаха, тем более страстно она взывает к Нему и стремится к воссоединению с Ним. Таким образом, согласно Руми, все культурное творчество человечества (религия, музыка, словесное искусство, науки и т. д.) представляет собой, в конечном счете, страстный порыв к Богу – «далекому Другу», осуществляемый в «мире земном, опустелом и темном». Но особенно отчетли во слышится «плач тростникового ная» в тех творениях человеческого духа, которые исходят непосредственно из сердца и исполнены любви: «пусть сердце поет, как влюбленная птица…».
Д. Щ.
***
Современное образование нацелено в первую очередь на развитие интеллекта. Цель – получение информации для адаптации к определенным видам деятельности в обществе. Человек как целое упускается из виду и получает прикладное, а не самодовлеющее значение. Суфийское же образование ставит целью самопознание ученика и его духовное восхождение, т. е. путь очищения сердца. При этом рассудку (плотскому разуму) отводится низшая ступень. Плотский разум – эгоистическое оперирование обыденной информацией с целью извлечения выгоды. Через «пение» (постижение прекрасного), воспринимаемое сердцем, человек возвышается до «воскресения» своего сердца («о сердце, воскресни»), которое становится «вещим» и способным интуитивно постигать высшую реальность («Твой разум оценит ли песню мою? // О нет, я для вещего сердца пою!..»). Путь умножения информации (технократическая цивилизация) без воспитания сердца приводит ко все большему одичанию общества, вплоть до массового уничтожения людей. Именно через очищение сердец начинает действовать в человеческом сообществе (суфийском братстве) важное средство воспитания – любовь между всеми проходящими процесс обучения. Постепенно формируется малый социум любящих учителя и друг друга учеников. Это «малая модель» идеального общества, которую впоследствии остается «проецировать» на большое общество – государственную жизнь. Отсюда стремление суфиев сделать своих учеников государственными деятелями. Под исцеляемой душой («Любовь без врачебного лечит канона… С души отрясая безверия прах, // Любовь ее к небу несет на крылах») подразумевается душа как отдельного человека, так и всего народа. Можно быть человеком широко информированным, но внутренне больным – отсутствие любви, заботы об окружающих ведет к психическим заболеваниям как индивидуальным, так и массовым. Результат – нарастание криминализации общества. Исцеление – в любви.
М. Х.
Из «Песни ная»
Прислушайся к звукам – и сердцем внимай, Как жалобно плачет и сетует най, Как, слезно рыдая и горько стеная, Разносится плач тростникового ная. «Скажи нам, о чем ты рыдаешь, о чем?» «О горе! Я с корнем своим разлучен! Любому, кто терпит любовные муки, Понятно и близко страданье разлуки. Нам сердца чужого познать не дано, Но в плаче с тобой мы сольемся в одно: Как души сраженных смертельным недугом, Мы станем рыдать, разлученные с Другом. Почувствуй же сердцем: мой песенный дар — Не ветер весенний, но огненный жар! И в мире холодном, во мраке подлунном Стань сам пламенеющим страстью Меджнуном. Твой разум оценит ли песню мою? О нет, я для вещего сердца пою!..» ………………………………………………. …Все чаще я внемлю рыданиям ная, И музыка в сердце смолкает иная. О сердце, воскресни, ведь смерть – не вдали: Влюбись – и любовью себя исцели! Любовь без врачебного лечит канона, Она и Лукмана мудрей, и Платона: С души отрясая безверия прах, Любовь ее к небу несет на крылах! Пусть сердце поет, как влюбленная птица, Иначе твой Друг от тебя отвратится, — Молись, чтоб, отвергнутый розой своей, В весеннем саду не замолк соловей… Ты – глина земная, ты – персть, но при этом Друг сердце твое озарил Своим светом! А если б Он свет Свой навеки сокрыл, — Ты бился б о землю, как сокол без крыл, И в мире земном, опустелом и темном, Ты б странствовал в страхе бродягой бездомным… Но светоч немеркнущий в доме зажжен, И в зеркале сердца твой Друг отражен. А если твой мир помрачило хоть что-то — Не медли и сердце омой от налета Гордыни и злобы: омоешь – и вмиг В нем вновь отразится возлюбленный Лик. Прозреешь – и жизнь просияет иная, И сердцем услышишь рыдания ная!..