Шорты сонник: К чему снятся шорты — значение сна шорты по соннику

Роман Адольфа Гитлера, удостоенный премии Хьюго 1954 года, Властелин свастики, представлен Норман Спинрад как «Железная мечта » (Эйвон, 1972). книга. Возможно, он заслуживает 1973 Хьюго, а также.

На задней обложке Майкл Муркок сравнивает книгу с «произведениями Дж.Р.Р. Толкин, К.С. Льюис, Г.К. Честертон и сэр Освальд Мосли… Это квинтэссенция меча и колдовства». Ни один из упомянутых авторов не уместно, кроме Мосли, но ссылка на меч и колдовство точна.

Iron Dream можно рассматривать как потрясающую пародию на поджанр, представленный собственная сага Муркока о Руническом посохе, а также Конан-варвар и Брак «Варвар», и те книги о Горе, и так далее — «героическое фэнтези» на цокольный этаж, написание которого, кажется, мотивировано смесью простодушный эскапизм и денежный цинизм.

Взятая как пародия на S&S, книга достигает всех целей. Здесь Герой, Альфа-самец со стальными мышцами, ясными глазами и явное направление; есть Друзья Героя; есть подлые недочеловеки враги; есть Меч Героя, в данном случае дубинка интересного строительство; есть испытания, квесты, сражения, победы, завершающиеся окончательная божественная сверхпобеда Супермена. Женщин вообще нет, нет грязные слова, никакого секса в любом виде: книга является безупречным примером чистого непристойность. Это пройдёт любой цензор, кроме того, что сидит внутри души.

Однако пародия на S&S обречена на провал. Вы не можете преувеличивать то, что уже бездумно преувеличено; нельзя что-то искажать для комического эффекта это уже искажено из всей реальности. Все, что может сделать Spinrad, это самый грубый вид S&S; никто не мог превзойти его. Но, к счастью, у него больше игра в уме.

Есть другой вид книг, о которых можно сказать, что это пародия или косвенная критика, и это Straight SF Adventure Yarn, как ее называют в мужественно-скромном отказе от каких-либо философское/интеллектуальное сообщение, хотя на самом деле оно обычно содержит сильная доза концентрированной идеологии. Это та история, которую лучше всего иллюстрирует Робертом Хайнлайном, который верит в Альфа-самца, в роли врожденного (генетически) превосходящего человека, в героических добродетелях милитаризма, в желательность и необходимость авторитарного контроля и т. д., и кто очень убедительный аргумент для всех этих вещей. Здесь

Железная мечта может иметь эффект как моральный противовес: ибо, читая его, читая все знакомое вещи о боевой славе, мерзости врагов истины, радостях послушания истинному лидеру, читатель вынужден вспомнить, что — это Гитлер говорит эти вещи — и, таким образом, на вопрос о том, что сказано, поверх и более. Напряжение и дискомфорт, возникающие таким образом, могут оказаться благотворными для людей. которые привыкли глотать все целиком.

И, конечно, книга не просто высмеивает мужественность некоторых второстепенные литературные жанры, но целый авторитарный мешок. Это, как и все Серьезные работы Спинрада, моральное заявление.

Красота вещи заключается в ее идее: роман неизвестного писаки по имени Гитлер. Опасность, риск в том, что эта идея воплощена на 255 страницах. из — неизбежно — третьесортной прозы.

Это может не беспокоить Спинрад. В стиле присутствуют явные пародийные элементы, который чопорный, слегка чопорный и полон таких выражений, как «ничего но»; но на самом деле стиль редко бывает намного хуже, чем собственный стиль Спинрада, до гитлеризации. Поскольку он один из лучших авторов рассказов в научной фантастике, быть может, лучшим, тут я усомнился в собственном чутье и сверился с рассказы в сборнике Последнее ура Золотая Орда (Эйвон 1970). Яркие, творческие и мощные истории оказывают свое влияние через их идеи и вопреки их прозе. В основном пишут об уровне этой фразы из «Еще раз, с чувством»: «Был выжидательное напряжение в ее голосе, которое он не мог понять, но которое рябило плоть его бедер». «смелый…… сильный удар», Спинрад на самом деле очень интеллектуализированный стиль. Никто, кто чувственно и перцептивно реагирует на звук и значение слов мог написать или прочитать это предложение с удовлетворением. Как ты понять напряжение? с отвесом? Как ее напряжение вызывает дрожь на его бедрах? делает он образует небольшие волны, как трава на ветру на коже, или небольшие гребни, как стиральной доске? — Конечно, никто не должен задавать такие вопросы, должны реагировать на ложную конкретность глаголов, за исключением самых обобщенно и нечетко — так же, как с политическими и бюрократическими лозунгами. То, что ищет Спинрад, — это идея, моральная идея; мира эмоций и ощущения, не существует ничего, кроме смутной атмосферы заряженного насилия, через которого читатель сломя голову несется вперед к цели. Читать Спинрад Короткая история состоит в том, чтобы проехать на максимальной скорости по солончакам на гоночном автомобиле. Это мощная машина, и он отличный водитель. Он оставляет путь другим гонщикам позади.

Но роман — это не гоночная машина. Это больше похоже на караван верблюдов, океан, лайнер или Graf Zeppelin. Он по своей сути большой, длинный, медленный, запутанной, запутанной и способной достичь того, к чему она идет, следуя Великому Круг. Разнообразие темпов, разнообразие тонов и настроений и, прежде всего, сложность темы, абсолютно необходимы для романа. Я не думаю, что Spinrad сталкивался что еще. Три его длинных книги представляют собой чрезмерно длинные короткие рассказы. И у них есть были относительными неудачами, потому что вы не создадите роман, просто растянув история.

Но в данном случае это имеет значение? Каким может быть роман Адольфа Гитлера? хорошо написано, сложно, интересно? Конечно, не может. Это испортило бы горькая шутка.

С другой стороны, зачем читать неинтересную книгу?

Рассказ, да. Даже книгу в сто или сто двадцать страниц. При такой длине идея увлекла бы человека; существенный интерес дистанцирующий эффект, сила иронии выдержали бы. И все такое сказано на 255 страницах, можно было бы сказать. Никто бы не попросил Спинрад пожертвовать такие сцены, как завоевание Большой Дубины героем Фериком и последующий поцелуй Великой Дубины Черными Мстителями или потрясающий финальная сцена. Это великолепно. Они ужасно смешные. они полностью успешный сила . Но долгие наращивания к ним не нужны, т.к. они были бы в романе; скорее они ослабляют весь эффект. Только высокий очки имеют значение; только они поддерживают ироническое напряжение.

Как бы то ни было, напряжение отстает; и я боюсь, что те, кто читал книгу могут сделать это, потому что их нечувствительность позволяет им игнорировать дистанцирование, которое является силой и оправданием книги. Они будут читать это так же, как они читают Конана, или Звездный десант или Голдфингер —как хорошее, чистое развлечение. Что в этом плохого? это все просто выдумано, это все просто фантазия, не так ли? — И поэтому они согласятся с «Гомером Уипплем» из NYU, который в Послесловии дает последний поворот ножа Спинрада. После все это не может, говорит доктор Уиппл, произойти здесь.

Это — неуместная приостановка неверия — это риск, на который пошел Спинрад, и наверняка знал, что он бежит. Если он проигрывает, он проигрывает всю игру. И это будет быть катастрофой, потому что он (в отличие от большинства осторожных практиков, пишущих сейчас SF) играет по-крупному. Его нравственная серьезность интенсивна и разумна, но он не морализирует и не проповедует у нас. Он играет; он пытается заинтересовать нас. В Другими словами, он работает художником.

Он сделал, в Железная мечта, что-то столь же возмутительное, как то, что Борхес рассказывает о делах в «Пьере Менаре» (переписывание Дон Кихот, слово в слово француза двадцатого века): он попытался ошеломляюще смелый акт вынужденного, крайнего дистанцирования. И дистанцирование, тяга назад от «реальности», чтобы лучше ее увидеть, существенный жест SF. Именно дистанцируясь, НФ достигает эстетической радости, трагическое напряжение и моральная убедительность. Именно к последнему стремится Спинрад, и достигает. Мы вынуждены, насколько мы можем продолжать читать книгу серьезно, если подумать, не об Адольфе Гитлере и его исторических преступлениях — Гитлер просто дистанцирующаяся среда, — но подумать о себе: о нашей моральной предположения, наши представления о героизме, наши желания вести, вести или быть ведомыми, наши праведные войны. Спинрад пытается сказать нам, что это происходит здесь.

Портленд, штат Орегон

Краткий обзор книги Эдвардса «Неуловимая мечта» — Нил Шенви — Апологетика большинство «раса работает над воспроизводством белой гегемонии» (стр. 17). Книга включает некоторый количественный анализ, взятый из N = 701 церквей, включенных в NCS.

Плюсы:
— Один из основных количественных выводов заключался в том, что межрасовые церкви находятся где-то между белыми церквями и черными церквями по таким показателям, как «спонтанное поклонение», «поднятие руки» и «продолжительность служения». «Однако, если принять во внимание другие важные характеристики конгрегации, такие как возрастной состав, религиозные традиции… и харизматические [верования], этот баланс исчезает» (стр. 22). Другими словами, при контроле других факторов межрасовые церкви во многом напоминают «белые церкви», по крайней мере, с точки зрения этих показателей. Эдвардс утверждает, что это сходство показывает, как меньшинства ассимилируются с культурными нормами белых даже в предположительно многонациональных церквях. Оставшаяся часть книги представляла собой расширенное исследование одной из таких церквей.

– Эдвардс подчеркнул, что Кросстаун был теплым, гостеприимным сообществом, которое во многих отношениях является образцом межрасовых церквей. Кросстаун был церковью с преобладанием белых, в которой был нанят пастор-афроамериканец. Восемь лет спустя в церкви было 65% афроамериканцев, 30% белых и 5% латиноамериканцев и азиатов, что почти идеально отражает демографию близлежащих городов Мейплтон и Андерсон. Включая главного пастора, чернокожие составляли 61% церковного руководства.

– Один из основных конфликтов вращался вокруг поклонения. В целом чернокожим не хватало более демонстративных и выразительных форм богослужения, которые они испытали в черных церквях, а белых устраивал более степенный стиль.

– Эдвардс сосредоточился на одном конкретном случае: одна чернокожая женщина время от времени кричала и радостно махала руками во время богослужения и продолжала делать это во время причастия. Прихожане разделились в своей реакции на такое поведение во время церковного собрания. Большинство (но не все) чернокожих считали, что эти нечастые эпизоды не вызывают проблем, в то время как белые обычно считали их разрушительными. В конце концов, церковное руководство решило, что «эмоционально-выразительное поклонение» было бы «наиболее подходящим» во время хвалы и пения во время богослужения (стр. 34). Краткое изложение встречи и ее последствий стало хорошей иллюстрацией того, как подлинное напряжение может возникнуть, когда культурные ожидания сталкиваются.

– Интервью, особенно с белыми, иногда выявляли бесчувственное отношение к культурным конфликтам. Часть проблемы заключается в том, что «расовая идентичность белых периферийна по отношению к их самоощущению» (стр. 84). То есть белые воспринимают свои предпочтения не как «белые», а как «нормальные» или «по умолчанию». Такое нерефлексивное отношение сбивает их с толку или возмущает, когда представители других культур пытаются внедрить в церковь «необычные» или «этнические» обычаи. .

– Возможно, самая большая ошибка произошла, когда только один белый лидер посетил только одну сессию из девяти сессий семинара по расовому разнообразию, организованного главным пастором и на котором присутствовало более двадцати других прихожан (стр. 47). Белое руководство явно не смогло поддержать пастора там, где это было бы чрезвычайно полезно. Тем не менее, хотя Эдвардс считал их отсутствие крайне проблематичным, ни один из прихожан или пастор не упомянул об этом как о источнике конфликта.

Минусы:
– Мне казалось чрезвычайно важным отличать факты от интерпретаций Эдвардса, которые часто казались сомнительными. Например, резюмируя эпизод с «криками», Эдвардс говорит, что «центральное положение церковного руководства в конечном счете поддерживало… «аферистскую» группу… основное положение белых в церкви» (стр. 36). Но в ее собственно изложении происшествия на с. 34 года она сказала, что руководство официально «разрешило» «кричать», просто предположив, что это будет «наиболее уместно» во время богослужений. Точно так же Эдвардс критикует церковь за участие в общественных мероприятиях в богатом белом районе Мейплтона, но не в более бедном черном районе Андерсона, несмотря на большую потребность (стр. 43). Позже она упоминает только то, что церковь физически находится в Мейплтоне. Более того, мероприятия в Мейплтоне были спланированы другими группами и Кросстаун был приглашен для участия. Кроме того, она отмечает, что община оказывала финансовую поддержку организациям в Андерсоне, но ничего не говорит о поддержке Мейплтона. Поэтому предположение о том, что в этом различии обнаруживается «расовый подтекст», сомнительно (с. 43).

— Различие между интерпретацией Эдвардса и данными становится особенно важным в последней главе, озаглавленной «Воспроизведение белой гегемонии». Эдвардс опирается на модель «гегемонии» Грамши, утверждая, что «белые доминируют в обществе с согласия расовых меньшинств» (стр. 122). Из-за этой модели она считает, что белые (сознательно или бессознательно) оказывают давление на черных, чтобы они поддерживали белые нормы, белые идеалы и предпочтения белых. К сожалению, эта модель сталкивается с серьезными проблемами, когда мы читаем заявления чернокожих прихожан. Даже Эдвардс признал, что большинство чернокожих сознательно выбирают Кросстаун, потому что им *нравились* аспекты церкви, которые, по их мнению, отсутствовали в «черной церкви». Одной из часто упоминаемых причин была экспозиционная проповедь, а также более короткое время службы. Их привлекала церковь из-за «религиозных практик, которые они предпочитали» (стр. 132), а не из-за желания интегрировать или угодить белым. Следующая по величине группа действительно придавала значение присутствию белых, но «не была склонна жертвовать [] убеждениями и практиками, которые они предпочитали… для поддержания расовой интеграции» (стр. 133). Только самый маленький контингент чернокожих, который, по оценке Эдвардса, составляет около 7% прихожан, «готов уступить желаниям белых посетителей» (стр. 133). В таком случае следует задаться вопросом, как Эдвардс может поддерживать свою модель «гегемонии». Если только крошечная часть чернокожих заинтересована в умиротворении белых, почему мы должны верить, что «афроамериканские посетители [причастны] к увековечению белизны? (стр. 131)? Возможно, у чернокожих прихожан есть собственная свобода действий и свои предпочтения, и они действительно наслаждаются теми аспектами церкви, которые Эдвардс считает «белыми».

. Безусловно, самой большой проблемой книги было то, что в ней не было богословия. По законным причинам социологи склонны говорить о «черных практиках» или «белых верованиях» как сокращенном способе говорить о практиках и верованиях, в которых участвуют черные или белые. Однако это социологическая условность. С теологической точки зрения мы должны говорить не о «белых верованиях» или «черных верованиях», а об «истинных верованиях» и «ложных верованиях». Задача христианина состоит не в том, чтобы решить, какую веру он предпочитает или какая вера соответствует его расе, а в том, какая вера на самом деле верна.

. Упущение Эдвардс этого жизненно важного пункта приводит к большой дыре в ее анализе. Например, она отмечает, что многие чернокожие прихожане хвалили пастора за его экспозиционный и логичный стиль проповеди, который контрастировал с актуальным стилем, который они видели в черных церквях. Эдвардс также отмечает, что главный пастор не имеет полного контроля над своей общиной, как он мог бы в черной церкви, но действует в рамках множества старейшин и системы голосования прихожан. Модель Эдвардса вынуждает ее рассматривать эту практику как пагубные примеры «белой гегемонии». Следовательно, она никогда не задает более важный вопрос: хороша эта практика или плоха? Правы они или нет? Являются ли они библейскими или небиблейскими?

– Конечно, некоторые вопросы безразличны, и здесь христианам нужно проявлять гораздо больше милосердия. Следуя наставлениям Павла в 1 Кор., мы никогда не должны допускать, чтобы наша свобода стала причиной преткновения другого христианина. Если мы призваны отдать свою жизнь за наших братьев и сестер, мы, конечно же, можем отказаться от своих предпочтений и утешения! Но когда дело доходит до центральных богословских истин, мы не можем использовать релятивистский подход и беспечно утверждать «разнообразие». Разнообразие ответов на математическую задачу — это всего лишь разнообразие ошибок. Все культуры, будь то большинство или меньшинство, призваны измениться в соответствии с открытой Богом истиной.

Резюме:
В книге Эдвардса приводятся важные примеры конфликтов, которые могут возникать в многонациональных общинах. Из-за таких конфликтов обе группы должны с любовью нести бремена друг друга, постоянно участвуя в честном диалоге и прислушиваясь к проблемам друг друга. Где книга дает сбои, так это в использовании динамики власти для объяснения церковной культуры. Как ни странно, такой подход сильно подрывает свободу действий и достоинство меньшинств. Что может быть пренебрежительнее, чем настаивать на том, что черные стали вольно или невольно инструментами превосходства белых? Возможно, нам следует поверить им на слово: несмотря на их неудовлетворенные предпочтения и периодические трения, жители Кросстауна решили объединиться в одно целое не потому, что они «приспособились к нормам белизны», а потому, что они объединены проповедью Слово Божье в сообществе собратьев-христиан.