Стихи о пути: Стихи про путь

Стихи про путь дорогу

Стихи о дороге

Путь-дорога

Уеду я в просторы дальние.
Морских услышу чаек гам.
Мне снова предстоят скитания
По живописным берегам.

Увижу вновь дорогу Млечную.
Вселенная вся на виду!
С нелёгкою сумой заплечною
Земной дорогою пройду.

Юрий Губарь

***

Песок сыпучий по колени…
Мы едем — поздно — меркнет день,
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
Черней и чаще бор глубокий —
Какие грустные места!
Ночь хмурая, как зверь стоокий,
Глядит из каждого куста!

Ф. Тютчев

Дорога

И лежала, уснув одиноко,
Под сияющим солнцем дорога.
Пробежал по ней ветер игривый,
И её он подмёл своей гривой.

Полетел в поднебесье стрелою,
Там ждала уже тучка с грозою,
Устремились к дремавшей дороге,
Теплым душем омыли ей ноги.

И она пробудилась довольная,
А погода стояла-то знойная,
Благодарно взглянув на друзей,

Жить с друзьями всегда веселей.

Задышала озоном  дорога,
Ей не стало уже одиноко,
Длиной змейкою вдаль уходила,
Снова солнышко в небе светило.

М. Куншт

***

Ненастный день. Дорога прихотливо
Уходит вдаль. Кругом все степь да степь.
Шумит трава дремотно и лениво,
Немых могил сторожевая цепь
Среди хлебов загадочно синеет,
Кричат орлы, пустынный ветер веет
В задумчивых, тоскующих полях,
Да тень от туч кочующих темнеет.
А путь бежит… Не тот ли это шлях,
Где Игоря обозы проходили
На синий Дон? Не в этих ли местах,
В глухую ночь, в яругах волки выли,
А днем орлы на медленных крылах
Его в степи безбрежной провожали
И клектом псов на кости созывали,
Грозя ему великою бедой?
— Гей, отзовись, степной орел седой!
Ответь мне, ветер буйный и тоскливый!
Безмолвна степь. Один ковыль сонливый
Шуршит, склоняясь ровной чередой.

Иван Бунин

***

Я покинул родимый дом,

Голубую оставил Русь.
В три звезды березняк над прудом
Теплит матери старой грусть.

Золотою лягушкой луна
Распласталась на тихой воде.
Словно яблонный цвет, седина
У отца пролилась в бороде.

Я не скоро, не скоро вернусь!
Долго петь и звенеть пурге.
Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге.

И я знаю, есть радость в нем
Тем, кто листьев целует дождь,
Оттого, что тот старый клен
Головой на меня похож.

С. Есенин

***

Сквозь сеть алмазную зазеленел восток.
Вдаль по земле, таинственной и строгой,
Лучатся тысячи тропинок и дорог.
О, если б нам пройти чрез мир одной дорогой!

Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами.
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.

М. Волошин

***

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.

М. Лермонтов

В дороге

Где черный ветер, как налетчик,
Поет на языке блатном,
Проходит путевой обходчик,
Во всей степи один с огнем.

Над полосою отчужденья
Фонарь качается в руке,
Как два крыла из сновиденья
В средине ночи на реке.

И в желтом колыбельном свете
У мирозданья на краю
Я по единственной примете

Родную землю узнаю.

Есть в рельсах железнодорожных
Пророческий и смутный зов
Благословенных, невозможных,
Не спящих ночью городов.

И осторожно, как художник,
Следит приезжий за огнем,
Покуда железнодорожник
Не пропадет в краю степном.

А. Тарковский

 

 

«Путь конквистадора»: как Николай Гумилев писал стихи для сильных, злых и веселых

Гумилев писал стихотворения о путешествиях: о мучающей посреди пустыни жажде, о пальмовых рощах, древних храмах, далеких племенах и корабельных бунтах. Гумилев писал о войне: о пулеметных очередях, об утопших на трудных переправах, о смерти под пулями, фронтовом голоде и победе. Он писал о героях Эллады: Одиссее, Агамемноне и Геракле, писал о корсарах, конквистадорах и первооткрывателях, чтобы его читали путешественники, военные и бродяги, «сильные, злые и веселые» — такие же, как он сам. 

В 1921 году он написал автобиографическое стихотворение «Память», в котором лирический герой перечисляет свои главные ипостаси («колдовской ребенок», поэт, путешественник и военный) и размышляет о конце своего пути.

«Он был удивительно молод душой, а может быть, и умом. Он всегда мне казался ребенком. Было что-то ребяческое в его под машинку стриженой голове, в его выправке, скорее гимназической, чем военной. То же ребячество прорывалось в его увлечении Африкой, войной, наконец — в напускной важности, которая так меня удивила при первой встрече и которая вдруг сползала, куда-то улетучивалась, пока он не спохватывался и не натягивал ее на себя сызнова», — писал о нем Владислав Ходасевич.

Ребенок: жабы, караси, Уайльд и французский сыр

Самый первый: некрасив и тонок,

Полюбивший только сумрак рощ,

Лист опавший, колдовской ребенок,

Словом останавливавший дождь.

Дерево да рыжая собака —

Вот кого он взял себе в друзья,

Память, память, ты не сыщешь знака,

Не уверишь мир, что то был я.

Николай Гумилев, «Память»

Поэт родился 15 апреля 1886 года в Кронштадте. Его отец был корабельным врачом — побывал и в Портсмуте, и в Каире, и в Иерусалиме, видел извержение вулкана на Санторини, боролся с тифом и, конечно, много рассказывал о своих путешествиях. Со слов его первой жены Анны Ахматовой мы знаем, что первое четверостишие Николай Гумилев написал в шесть лет, вероятно, под впечатлением от отцовских рассказов. 

Живала Ниагара

Близ озера Дели,

Любовью к Ниагаре

Вожди все летели.

В детстве Николай был болезненным и замкнутым. Любил фантазировать, представляя себя то индейским вождем, то разбойником, то рыцарем. Убегал из дома в найденную в лесу уединенную пещеру и собирал цветы на прозванном им драконьим болоте. Неуемная фантазия и жажда впечатлений подбивали его к совершению сомнительных, странных «подвигов». Так, однажды Коля откусил голову живому карасю (о чем впоследствии долго жалел и вспоминал с отвращением), а как-то раз устроил для матери «живой уголок», привязав в саду к воткнутым в землю палкам собственноручно пойманных лягушек, ящериц и жаб. Мать сюрприз не оценила.

© Алексей Дурасов/ТАСС

В царскосельской гимназии Николай Гумилев учился из рук вон плохо. Оставался на второй год, а однажды его даже почти отчислили. Спасло только вмешательство поэта Иннокентия Анненского, директора гимназии, оценившего его стихи. Много лет спустя Гумилев написал стихотворение на его смерть, вспоминая разговор в его кабинете.

Собственную нескладность, непропорционально вытянутую голову, шепелявость и впечатление косоглазия, создававшееся из-за косого шрама возле глаза, Николай-гимназист старался компенсировать франтовством — носил модные остроносые ботинки и фуражку с не по форме высокой тульей. Гумилев вспоминал, что в юности часто носил цилиндр (Александр Блок острил, что Гумилев — странный поэт в цилиндре, и стихи у него такие же — в цилиндре), завивал волосы и подкрашивал губы и глаза, а позже прославился на весь Петербург оленьей дохой и шапкой с ушами. 

Я ведь всегда был снобом и эстетом. В четырнадцать лет я прочел «Портрет Дориана Грея» и вообразил себя лордом Генри. Я стал придавать огромное значение внешности и считал себя очень некрасивым. И мучился этим. Я действительно, должно быть, был тогда некрасив — слишком худ и неуклюж. Черты моего лица еще не одухотворились — ведь они с годами приобретают выразительность и гармонию. К тому же, как часто у мальчишек, ужасный цвет кожи и прыщи. И губы очень бледные. Я по вечерам запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Я твердо верил, что могу силой воли переделать свою внешность. Мне казалось, что я с каждым днем становлюсь немного красивее. Я удивлялся, что другие не замечают, не видят, как я хорошею. А они действительно не замечали.

Продолжение

Повзрослевший Гумилев любовался своими руками и маленькими аккуратными ушами и заявлял, что у него «самая подходящая для поэта» внешность. 

Любимая ученица и подруга Гумилева Ирина Одоевцева вспоминает еще один характерный анекдот из его детства: 

На эту тему

«Я в те дни был влюблен в хорошенькую гимназистку Таню. У нее, как у многих девочек тогда, был «заветный альбом с опросными листами». В нем подруги и поклонники отвечали на вопросы: «Какой ваш любимый цветок и дерево? Какое ваше любимое блюдо? Какой ваш любимый писатель?» Гимназистки писали — роза или фиалка. Дерево — береза или липа. Блюдо — мороженое или рябчик. Писатель — Чарская. Гимназисты предпочитали из деревьев дуб или ель, из блюд — индюшку, гуся и борщ, из писателей — Майн Рида, Вальтера Скотта и Жюля Верна. Когда очередь дошла до меня, я написал, не задумываясь: «Цветок — орхидея. Дерево — баобаб. Писатель — Оскар Уайльд. Блюдо — канандер».

Только вернувшись домой и с гордостью пересказав эпизод матери, Коля узнал, что канандера не существует, а французский сыр называется камамбером. Всю ночь, сгорая от стыда, он искал способ уберечь себя от позора: выкрасть альбом, поджечь дом Тани, навсегда сбежать из Петербурга — в Австралию или Америку, а в итоге решил никогда больше не заговаривать ни с ней, ни с кем-либо из ее знакомых. Любовь прошла мгновенно.

Поэт: конквистадор, андрогины и цеховое ремесло

И второй… Любил он ветер с юга,

В каждом шуме слышал звоны лир,

Говорил, что жизнь — его подруга,

Коврик под его ногами — мир.

Он совсем не нравится мне, это

Он хотел стать богом и царем,

Он повесил вывеску поэта

Над дверьми в мой молчаливый дом.

Николай Гумилев «Память»

На эту тему

«Путь конквистадоров» — первый сборник стихов Николая Гумилева — был издан на деньги его семьи в 1905 году, за год до того, как он окончил гимназию. Взрослый Гумилев этого сборника ужасно стыдился, скупал и жег экземпляры в печке, и переживал, что выкупить смог не все. Несмотря на это, сборник удостоился рецензии от самого Валерия Брюсова — кумира Гумилева и одного из самых авторитетных поэтов того времени. Тот назвал его стихи «перепевами и подражаниями», но добавил, что «в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она только «путь» нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди». После этого отзыва у поэтов завязалась активная переписка.

«Кто был Гумилев? Поэт, путешественник, воин, герой — это его официальная биография, и с этим спорить нельзя. Но… но из четырех определений мне хочется сохранить только «поэт». Он был прежде всего и больше всего поэтом. Ни путешественника, ни воина, ни даже героя могло не выйти из него — если бы судьба его сложилась иначе. Но поэтом он не мог не быть». 

© Алексей Дурасов/ТАСС

Своим первым «настоящим» сборником Гумилев называл «Романтические цветы», вышедшие через три года в Париже, где он слушал лекции в Сорбонне. Издавал журнал «Сириус», в котором в 1910 году дебютировала Анна Ахматова, но журнал успеха не имел и быстро закрылся. В том же году Гумилев и Ахматова обвенчались. 

На эту тему

В Париже он познакомился с Дмитрием Мережковским, Зинаидой Гиппиус, Андреем Белым и Дмитрием Философовым, и между ними сразу возникла взаимная неприязнь. Они поиздевались над Гумилевым в драме «Маков цвет», а он над ними — в стихотворении «Андрогин», вошедшем в его третий сборник «Жемчуга». После встречи Гиппиус написала Брюсову, что Гумилев похвалялся, будто он один может изменить мир, а попытки, предпринятые до него Христом и Буддой, — неудачны.

В 1911 году Гумилев вместе с Андреем Городецким основали «Цех поэтов». В объединение вошли также Анна Ахматова, Михаил Кузмин, Осип Мандельштам и многие другие. Название отсылало к средневековым ремесленным цехам и практически напрямую сообщало о том, что участники объединения считают поэзию ремеслом, имеющим свои правила и законы, которому нужно учиться. Через год поэты «Цеха» объявили себя акмеистами (Гумилев в манифесте «Наследие символизма и акмеизм» объяснял, что название литературного течения происходит от греческого слова, обозначающего «высшую точку чего-либо, цвет, цветущую пору»), противопоставив мистическому, туманному символизму конкретику вещественных образов и точность «выверенных и взвешенных слов». 

Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа. И он вправе спросить идущее ему на смену течение, только ли звериными добродетелями оно может похвастать, и какое у него отношение к непознаваемому. Первое, что на такой допрос может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать. Второе — что все попытки в этом направлении — нецеломудренны. Вся красота, все священное значение звезд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе. Бедность воображения обнаружит тот, кто эволюцию личности будет представлять себе всегда в условиях времени и пространства. Как можем мы вспоминать наши прежние существования (если это не явно литературный прием), когда мы были в бездне, где мириады иных возможностей бытия, о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они существуют?

Продолжение

За свою короткую жизнь Гумилев успел выпустить девять сборников стихов. Последний из них — «Огненный столп», в который вошли его самые знаменитые стихи о поэзии — «Слово», «Шестое чувство», «Мои читатели».

Путешественник: этнография, Эфиопия и леопарды 

Я люблю избранника свободы,

Мореплавателя и стрелка,

Ах, ему так звонко пели воды

И завидовали облака.

Высока была его палатка,

Мулы были резвы и сильны,

Как вино, впивал он воздух сладкий

Белому неведомой страны.

Николай Гумилев «Память»

Гумилев неоднократно бывал в Африке — и в качестве путешественника, и как глава экспедиции, согласованной с Академией наук. Он вошел в историю не только как поэт, но и как исследователь, совершивший несколько экспедиций по востоку и северо-востоку континента и привезший в Россию богатейшую коллекцию этнографических предметов, картин, фотографий и документов. 

© Алексей Дурасов/ТАСС

Доподлинно неизвестно, когда состоялась первая поездка. Есть версия, что Гумилев отправился туда в 1907 году, сразу после того, как Ахматова отказалась выйти за него замуж. Молодой поэт якобы скрыл поездку от родителей, заранее подготовив для них несколько писем, которые друзья должны были отправлять вместо него. Доподлинно известно, что в 1908 году Гумилев побывал в Египте, а в 1909-м — на Французском берегу Сомали. В 1910-м отправился в Абиссинию (Эфиопию), и в 1913-м вернулся туда уже в качестве руководителя научной экспедиции. Он писал Брюсову:

«Вчера сделал 12 часов (70 километров) на муле, сегодня мне предстоит ехать еще восемь часов (50 километров), чтобы найти леопардов. <…> сегодня ночью мне предстоит спать на воздухе, если вообще придется спать, потому что леопарды показываются обыкновенно ночью. Здесь есть и львы, и слоны, но они редки, как у нас лоси, и надо надеяться на свое счастье, чтобы найти их».

Он пересекал пустыни, охотился ради пропитания, побывал в самых малоизученных местах, ловил акул, находил общий язык с местными вождями и всегда искал новых приключений. 

Одну из легенд об этом времени пребывания поэта в Абиссинии рассказал Всеволод Рождественский: будто бы Гумилев познакомился с французом Мишелем де Вардо, и они решили организовать поездку в верховья правых головных притоков Голубого Нила. Чтобы получить туземные экспонаты быта, они накупили бижутерии для подарков местным жителям. По дороге общались с местными племенами и что-то выменивали на бусы, кольца и сережки, и тут «любвеобильный» Гумилев, влюбившись в жену вождя племени, решил ее похитить. Но, конечно, верные слуги схватили «вероломного» бледнолицего иностранца и посадили его в яму — ловушку для львов. Казалось, он был обречен на гибель, но прекрасная жена вождя тайком кормила его, потом спрятала у себя. А дальше было чудесное спасение с помощью французского миссионера.

Продолжение

Гумилев писал об Африке и прозу, и пьесы, и научные тексты, и, конечно, стихотворения: «Вступление», «В пустыне», «У камина»… Интересно, что своего знаменитого «Жирафа» Гумилев написал, возможно, до того как побывал в Африке, увидев животное в зверинце Парижского ботанического сада. 

Военный: белый билет, кавалерия и жажда мести

Память, ты слабее год от году,

Тот ли это или кто другой

Променял веселую свободу

На священный долгожданный бой.

Знал он муки голода и жажды,

Сон тревожный, бесконечный путь,

Но святой Георгий тронул дважды

Пулею не тронутую грудь.

Николай Гумилев «Память»

«В картах, на войне и в любви всегда везет», — вспоминает Одоевцева фразу Гумилева. В 1914 году, когда в России объявили всеобщую мобилизацию, Гумилев сразу решил, что пойдет на войну добровольцем. Хлопотать пришлось долго — избавиться от белого билета, полученного по состоянию здоровья, было непросто. Ахматова вспоминала, что ее муж получил «уникальное во всех отношениях» медицинское свидетельство о том, что «оказался не имеющим физических недостатков, препятствующих ему поступить на действительную военную службу, за исключением близорукости правого глаза и некоторого косоглазия, причем, по словам г. Гумилева, он прекрасный стрелок».

© Алексей Дурасов/ТАСС

На фронте Гумилев проявлял бесстрашие. Говорили, что в окопах под пулями он стоит в полный рост. Дважды его награждали Георгиевским крестом, на что Ахматова отозвалась горьким и ироничным стихотворением-колыбельной, посвященной их сыну Льву Гумилеву — в будущем знаменитому писателю и историку. 

Пальба уже стихла, когда я присоединился к разъезду. Корнет был доволен. Он открыл неприятеля, не потеряв при этом ни одного человека. Через десять минут наша артиллерия примется за дело. А мне было только мучительно обидно, что какие-то люди стреляли по мне, бросили мне этим вызов, а я не принял его и повернул. Даже радость избавления от опасности нисколько не смягчала этой внезапно закипевшей жажды боя и мести. Теперь я понял, почему кавалеристы так мечтают об атаках. Налететь на людей, которые, запрятавшись в кустах и окопах, безопасно расстреливают издали видных всадников, заставить их бледнеть от все учащающегося топота копыт, от сверкания обнаженных шашек и грозного вида наклоненных пик, своей стремительностью легко опрокинуть, точно сдунуть, втрое сильнейшего противника, это — единственное оправдание всей жизни кавалериста

Продолжение

Поэт участвовал в опасных ночных разведках, на руках вынес застрявший в грязи пулемет, чтобы он не достался противнику, и упорно вел фронтовой дневник, который позже подготовил к печати под названием «Записки кавалериста». Шрапнельный огонь, тяжелое ожидание боя, разведка, радость наступления, биваки, мерзлая земля, вражеские разъезды и ослепительная радость победы… В окопах Польши и Литвы Гумилев оставался до 1917-го, но и после не захотел вернуться домой, к жене, отношения с которой уже давно разладились, и, попросив перевода на Салоникский фронт, отправился в Грецию. 

Патриотические стихи в то время писали практически все известные поэты, но Гумилев был одним из немногих, кто, говоря о фронте (например, в стихотворениях «Война», «Наступление», «Смерть»), мог опереться на личный боевой опыт.

Конец пути: наследие расстрелянного поэта

Революция застала поэта в Англии. Никто не думал, что он вернется, даже мать уже не надеялась его увидеть. «Я дрался с немцами три года, львов тоже стрелял. А вот большевиков я никогда не видел. Не поехать ли мне в Россию? Вряд ли это опаснее джунглей», — вспоминал слова Гумилева Георгий Иванов в своих «Литературных портретах». Вернувшись в Россию, Гумилев дал развод Анне Ахматовой (до Октябрьской революции развестись с правом на повторный брак было невозможно) и через три дня женился на Анне Энгельгардт. Стал главой Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов. Писал, давал лекции, учил.

Гумилев никогда не скрывал своих взглядов и не пытался быть осторожным. На вечере поэзии у балтфлотовцев вызывающе-напористо декламировал: «Я бельгийский ему подарил пистолет// И портрет моего государя» — и, по воспоминаниям Одоевцевой, не крестился даже, а «осенял себя широким крестным знамением», проходя мимо церкви.

Прохожие смотрели на него с удивлением. Кое-кто шарахался в сторону. Кое-кто смеялся. Зрелище действительно было удивительное. Гумилев, длинный, узкоплечий, в широкой дохе с белым рисунком по подолу, развевающемуся как юбка вокруг его тонких ног, без шапки на морозе, перед церковью, мог казаться не только странным, но и смешным. Но чтобы в те дни решиться так резко подчеркивать свою приверженность к гонимому «культу», надо было обладать гражданским мужеством. Гражданского мужества у Гумилева было больше, чем требуется. Не меньше, чем легкомыслия.

Продолжение

Поэт говорил пытавшемуся его предостеречь переводчику Лозинскому: «Никто тронуть меня не посмеет. Я слишком известен». Но слава его не спасла. 

2 августа 1921 года к Гумилеву в гости пришел Ходасевич. Они просидели долго, Гумилев все никак не хотел отпускать приятеля, рассказывал истории о Царском Селе и шутил, что проживет очень долго, «по крайней мере, до 90 лет», а его погодка Ходасевич уже через пять лет развалится. 

На следующий день Ходасевич снова зашел к Гумилеву, но не застал его. Ночью поэта арестовали за участие в Таганцевском заговоре, которого, возможно, не существовало вовсе. Достоверно известно только, что в ночь на 26 августа в месте, которое никто не может найти до сих пор, Гумилева и еще 56 осужденных расстреляли. 

Всякая человеческая жизнь, даже самая удачная, самая счастливая, — трагична. Ведь она неизбежно кончается смертью. Ведь как ни ловчись, как ни хитри, а умереть придется. Все мы приговорены от рождения к смертной казни. Смертники. Ждем — вот постучат на заре в дверь и поведут вешать. Вешать, гильотинировать или сажать на электрический стул. Как кого. Я, конечно, самонадеянно мечтаю, что Умру я не на постели При нотариусе и враче… Или что меня убьют на войне. Но ведь это, в сущности, все та же смертная казнь. Ее не избежать. Единственное равенство людей — равенство перед смертью. Очень банальная мысль, а меня все-таки беспокоит. И не только то, что я когда-нибудь, через много-много лет, умру, а и то, что будет потом, после смерти. И будет ли вообще что-нибудь? Или все кончается здесь на земле: «Верю, Господи, верю, помоги моему неверию…»

Продолжение

«Гумилев — поэт еще не прочитанный. Визионер и пророк. Он предсказал свою смерть с подробностями вплоть до осенней травы. Это он сказал: «На тяжелых и гулких машинах…» — и еще страшнее («Орел»), «Для старцев все запретные труды…» и, наконец, главное: «Земля, к чему шутить со мною…» — писала Анна Ахматова. 

Профессор кафедры литературной критики и публицистики факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Анна Сергеева-Клятис считает, что «непрочитанным» Гумилева можно назвать в первую очередь из-за долгого советского периода, когда его произведения не появлялись в печати, а имя — в исследовательских работах. Негласный запрет был снят только в конце 80-х — начале 90-х. Кроме того, Гумилев был и остается поэтом недооцененным. 

«На фоне крупнейших поэтов этого времени, хотя бы Мандельштама, Ахматовой, Пастернака и Цветаевой, его имя несколько поблекло. Это не совсем справедливо, Гумилев — очень крупный поэт, и чем дальше развивалось его творчество, тем интереснее оно становилось. Бывают, как говорила Цветаева, «поэты без истории» и «поэты с историей». Гумилев — поэт с историей, он совершенствовался постепенно. <…> К моменту своей гибели этот путь еще совсем не был завершен, но это был уже очень высокий уровень поэзии. Его последние стихи совершенно потрясающие, «Заблудившийся трамвай» — это гениальное стихотворение, находящееся на уровне самых великих стихов XX века», — говорит профессор Сергеева-Клятис. «Наверное, никто так, как Гумилев, не воспринимал себя в равной степени со своим поэтическим призванием еще кем-то. Для него было важно и то, что он воин, и то, что он путешественник. Он так себя представлял не только в поэзии, но и в жизни. Но я все-таки думаю, что поэтическая сторона была для него важнее всего».​​​​

Предо мной предстанет, мне неведом,

Путник, скрыв лицо; но все пойму,

Видя льва, стремящегося следом,

И орла, летящего к нему.

Крикну я… но разве кто поможет,

Чтоб моя душа не умерла?

Только змеи сбрасывают кожи,

Мы меняем души, не тела.

Николай Гумилев «Память»

 

Алена Фокеева

Текст песни

Я знаю, как ты начинал:
Тебя судьбе покорность не удовлетворяла,
Страдания переносить устал.
А все вокруг тебе твердили: «Жизнь трудностей  и зла не отменяла!
Будь-же как все!»,  но «меее-еее-еее…»
С послушною толпою ты потихоньку блеять перестал.

Ты начал в одиночку,
Не веря в обещания пастухов и сторожей.
Потом ты понял, что не всяк, кто пьёт с тобой за дружбу,
Готов вписаться за тебя до крови и ножей.

Ты обратился к книгам, но те лишь подтвердили
Слова трусливых и глупцов, что всё условно в этом мире
И нет числа условиям таким, одно сложней другого,
Но коль не выполнишь, не взглянут небеса с любовью на тебя такого.

 И тысячи купцов явилися с тобой поторговаться
За душу за нетленную твою.
Одни венчание за деньги обещали,
Другие — все грехи простить за золота суму.
И говорили сладко, что научат,
Как правильно дышать и как смотреть,
И строили тем самым новые загоны,
Чтобы овцу загнать обратно в клеть!

От мистиков тогда ты отвернулся
И ринулся в религии искать.
И с той, которая в стране твоей ортодоксальна,
Решил ты аккуратно, да не спеша, начать.
Найдя ж там вскоре тьму противоречий,
И лицемерие узрев за фарсом и красивой мишурой,
Ты ринулся в другую, потом в третью,
И осознал, что в качестве успокоительной таблетки
Конфессия по сути может быть любой.

А изгородь из веток, что стадо охраняла,
Казаться тебе стала решёткой золотой.
Потом колючей проволокой она же обернулась,
И под конец на Избранность твою
Тебя купить решила с головой.
Ты ж, наступив на горло самолюбованию,
С последним подлецом себя пред Богом уровняв,
Увидел наконец, что изгородь фантомна,
И побежал со смехом, направление поняв.

И вот тогда, отбросив все Писания,
Ты сам в себе нашёл ту дверь, которую искал.
Ты вспомнил  — Кто Ты Есть, и изгородь разрушил,
Узнав, что все Учения, подсказок ради верных,
Ты сам себе собой же когда-то написал.

Аккорды

Стихи о смысле жизни

Наш свет — театр; жизнь — драма; содержатель

Пётр Вяземский

Наш свет — театр; жизнь — драма; содержатель —
Судьба; у ней в руке всех лиц запас:
Министр, богач, монах, завоеватель
В условный срок выходит напоказ.
Простая чернь, отброшенная знатью,
В последний ряд отталкивают нас.
Но платим мы издержки их проказ,
И уж зато подчас, без дальних справок,
Когда у них в игре оплошность есть,
Даем себе потеху с задних лавок
За свой алтын освистывать их честь.


Двойная бездна

Дмитрий Мережковский

Не плачь о неземной отчизне,
И помни,- более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.

И жизнь, как смерть необычайна…
Есть в мире здешнем — мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна —
И в свете дня, как в тьме ночной.

И смерть и жизнь — родные бездны;
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.

Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.

И зло, и благо,- тайна гроба.
И тайна жизни — два пути —
Ведут к единой цели оба.
И все равно, куда идти.

Будь мудр,- иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении — восторг.

Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний.
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.


Память

Николай Гумилёв

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.

Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.

Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.

Дерево да рыжая собака —
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.

И второй… Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь — его подруга,
Коврик под его ногами — мир.

Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.

Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.

Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.

Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.

Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.

Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,


Вечер

Павел Коган

Весь город вечер высинил,
И фонари разлучились,
Чуть-чуть глаза зажмуришь —
И стукнутся в зрачки.
Я шел. И мне казалось,
Что фонари те — лучшие
И лучше всех смеются
В прохожие очки.
Я шел, и мне казалось,
Что это очень здорово,
Что это замечательно,
Что на дворе весна.
Я шел, и бессознательно
Я ставил гордо голову,
Я шел, и был уверен,
И очень твердо знал,
Что жизнь — это солнце!
Что жить на свете — стоит!
Что в кровь ко мне залезла
Весенняя гроза,
Что сердце не желает
Сидеть себе спокойно,
Что у моей любимой хорошие глаза,
Что я живу в стране, где
Весна зимою даже,
Где люди, что умеют смеяться и любить.
И я иду. А небо,
Измазанное сажей,
Со мной хохочет вдребезги
И пробует запеть.


Да, наша жизнь текла мятежно

Николай Некрасов

Да, наша жизнь текла мятежно,
Полна тревог, полна утрат,
Расстаться было неизбежно —
И за тебя теперь я рад!
Но с той поры как все кругом меня пустынно!
Отдаться не могу с любовью ничему,
И жизнь скучна, и время длинно,
И холоден я к делу своему.
Не знал бы я, зачем встаю с постели,
Когда б не мысль: авось и прилетели
Сегодня наконец заветные листы,
В которых мне расскажешь ты:
Здорова ли? что думаешь? легко ли
Под дальним небом дышится тебе?
Грустишь ли ты, жалея прежней доли,
Охотно ль повинуешься судьбе?
Желал бы я, чтоб сонное забвенье
На долгий срок мне на душу сошло,
Когда б мое воображенье
Блуждать в прошедшем не могло…
Прошедшее! его волшебной власти
Покорствуя, переживаю вновь
И первое движенье страсти,
Так бурно взволновавшей кровь,
И долгую борьбу с самим собою,
И не убитую борьбою,
Но с каждым днем сильней кипевшую любовь.
Как долго ты была сурова,
Как ты хотела верить мне,
И как и верила, и колебалась снова,
И как поверила вполне!
(Счастливый день! Его я отличаю
В семье обыкновенных дней;
С него я жизнь мою считаю,
Я праздную его в душе моей!)
Я вспомнил все… одним воспоминаньем,
Одним прошедшим я живу —
И то, что в нем казалось нам страданьем,
И то теперь я счастием зову…

А ты?.. ты так же ли печали предана?..
И так же ли в одни воспоминанья
Средь добровольного изгнанья
Твоя душа погружена?
Иль новая роскошная природа,


И это снилось мне, и это снится мне

Арсений Тарковский

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится,
И повторится все, и все довоплотится,
И вам приснится все, что видел я во сне.

Там, в стороне от нас, от мира в стороне
Волна идет вослед волне о берег биться,
А на волне звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть — волна вослед волне.

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
Жизнь — чудо из чудес, и на колени чуду
Один, как сирота, я сам себя кладу,
Один, среди зеркал — в ограде отражений
Морей и городов, лучащихся в чаду.
И мать в слезах берет ребенка на колени.


Идеал

Семён Надсон

Не говори, что жизнь — игрушка
В руках бессмысленной судьбы,
Беспечной глупости пирушка
И яд сомнений и борьбы.
Нет, жизнь — разумное стремленье
Туда, где вечный свет горит,
Где человек, венец творенья,
Над миром высоко царит.

Внизу, воздвигнуты толпою,
Тельцы минутные стоят
И золотою мишурою
Людей обманчиво манят;
За этот призрак идеалов
Немало сгибнуло борцов,
И льется кровь у пьедесталов
Борьбы не стоящих тельцов.

Проходит время,- люди сами
Их свергнуть с высоты спешат
И, тешась новыми мечтами,
Других тельцов боготворят;
Но лишь один стоит от века,
Вне власти суетной толпы, —
Кумир великий человека
В лучах духовной красоты.

И тот, кто мыслию летучей
Сумел подняться над толпой,
Любви оценит свет могучий
И сердца идеал святой;
Он бросит все кумиры века,
С их мимолетной мишурой,
И к идеалу человека
Пойдет уверенной стопой!


Жизнь

Иван Никитин

Прекрасны молодые годы,
Когда, не ведая утрат,
Картины жизни и природы
Мы начинаем изучать!
Когда надежды беззакатной
Звезда приветливо горит
И нам так много говорит
Желаний голос непонятный;
Когда в восторг приводит нас
Борьба и подвиг знаменитый,
И безыскусственный рассказ
О старине давно забытой,
И ночи мрак, и солнца блеск,
И утренней зари сиянье,
И музыкальный моря плеск,
И ветра тихое дыханье,
Степей безлюдье и простор,
Напевы бури заунывной,
И вечный снег пустынных гор,
И леса тень, и шум призывный…
И жить в ту пору мы спешим,
Вперед глядим нетерпеливо
И новой жизни перспективу
Узнать заранее хотим.
А между тем, как метеор,
Воображенье потухает,
И в книге жизни юный взор
Картины грустные встречает;
В душе является борьба
Глубокой веры и сомненья,
И вот беспечные года
Берут другое направленье.

Акт жизни прожит — и теперь
Иная сцена пред очами:

Для сердца период потерь
Приходит с пылкими страстями;
Взамен забытых нами грез
Под пестротою маскарадной
Находим мы источник слез
В существенности безотрадной,
И, не умея примирять
Нужду с достоинством свободы,
Мы начинаем замечать
Противоречия в природе,
Не признавая в ней чудес.
И сколько грустных размышлений
В нас пробуждает интерес
Разнообразных впечатлений:
Терпимый в обществе разврат
И злоба сплетней утонченных,
Их горький смысл и результат,
И цель вопросов современных!..


В какой-то миг неуловимый

Римма Казакова

В какой-то миг неуловимый,
неумолимый на года,
я поняла, что нелюбимой
уже не буду никогда.

Что были плети, были сети
не красных дат календаря,
но доброта не зря на свете
и сострадание не зря.

И жизнь — не выставка, не сцена,
не бесполезность щедрых трат,
и если что и впрямь бесценно —
сердца, которые болят.


В дорогу — живо! Или — в гроб ложись!..

Владимир Высоцкий

В дорогу — живо! Или — в гроб ложись.
Да! Выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь —
Мы к ней для верности прикованы цепями.

А кое-кто поверил второпях —
Поверил без оглядки, бестолково.
Но разве это жизнь — когда в цепях?
Но разве это выбор — если скован?

Коварна нам оказанная милость —
Как зелье полоумных ворожих:
Смерть от своих — за камнем притаилась,
И сзади — тоже смерть, но от чужих.

Душа застыла, тело затекло,
И мы молчим, как подставные пешки,
А в лобовое грязное стекло
Глядит и скалится позор кривой усмешке.

И если бы оковы разломать —
Тогда бы мы и горло перегрызли
Тому, кто догадался приковать
Нас узами цепей к хваленой жизни.

Неужто мы надеемся на что-то?
А может быть, нам цель не по зубам?
Зачем стучимся в райские ворота
Костяшками по кованным скобам?

Нам предложили выход из войны,
Но вот какую заложили цену:
Мы к долгой жизни приговорены
Через вину, через позор, через измену!

Но стоит ли и жизнь такой цены?!
Дорога не окончена! Спокойно! —
И в стороне от той, большой, войны
Еще возможно умереть достойно.

И рано нас равнять с болотной слизью —
Мы гнезд себе на гнили не совьем!
Мы не умрем мучительною жизнью —
Мы лучше верной смертью оживем!

Пути Господни (Сергей Степанюк)

 

«Несправедливо всё на свете,
Ну где же Бог? Зачем молчит?
Зачем же терпит Он всё это?
Ведь на несчастьях мир стоит…»

Такими мыслями терзаясь,
По лесу юноша шагал,
Вопрос такой понять стараясь,
Домой тропинку потерял.

Но вдруг навстречу путник с сумкой
Идёт дорогою лесной,
И на вопрос: «Укажешь путь мне?»,
Ответил: «Да, пойдём со мной».

Змеёй в лесу тропинка вилась
(Скорей бы долгожданный дом),
Вдруг перед ними появилась
Избушка под большим кустом.

Хозяин, их радушно встретив,
И накормил, и напоил,
А юноша, добро отметив,
О чаше золотой спросил.

«О, мне подарок — эта чаша,
От бывшего уже врага,
И это символ дружбы нашей,
Она мне очень дорога».

Хозяин вышел на минутку,
А путник вещи все собрал,
Потом припрятал чашу в сумку,
И вместе с юношей удрал.

Спросив за тот поступок подлый,
Услышал юноша в ответ:
«Молчи, мой друг, пути Господни
Не человеческие, нет».

К другой избушке их дорога
Немного позже привела,
Но из неё вдруг голос строгий,
Как будто острая стрела:

«Эй, убирайтесь-ка отсюда,
Для вас здесь нет ничего,
И если жить хотите, люди,
Идите с места вы ceго!»

Хозяин дома их отправил,
Но перед тем, как уходить,
Вдруг путник чашу там оставил,
Решил подарок подарить.

«Но ведь несправедливо это, —
С досадой юноша сказал, —
Ведь он скорей достоин смерти,
А ты ему подарок дал…»

Но путник наш, вздохнув свободно
Сказал ему опять в ответ:
«Молчи, мой друг, пути Господни
Не человеческие, нет».

Уйдя от злого человека,
Ночной дорогой в лес пошли.
В избушке старой дровосека
Они ночлег себе нашли.

Тот дровосек был беден очень,
Да шестерых имел детей.
Хоть кушать нечего, но впрочем
Он принял радостно гостей.

Единственным богатством были
Любовь да дружба в доме том,
Но чем уж очень дорожили,
Так это был их старый дом.

С утра детишки побежали
Грибы к обеду собирать,
Хозяйка всё белье собрала,
Пошла на речку полоскать.

В лесу дрова рубил хозяин,
Он зарабатывал, как мог,
А путник, будто злобный Каин,
Взял спички и их дом поджёг.

Тут наш герой не смог сдержаться:
«Да как так можно поступать?!
Ведь этот дом — все их богатство,
Зачем им нужно так страдать?!»

Но снова путник тот негодный
Уже знакомый дал ответ:
«Молчи, мой друг, пути Господни
Не человеческие, нет».

Вот у окраины дороги
Стоит избушка над рекой,
Хозяин там, хоть был и строгий,
Но пригласил гостей домой.

Хозяин — пожилой мужчина,
Жену недавно потерял.
Одну имел он радость — сына,
А людям всем не доверял.

Как бы то ни было, принявши,
Гостей хозяин накормил,
А сына попросил, чтоб дальше
За речку он их проводил.

Вот мост дошли до половины
И путник мальчика позвал,
С ним поравнявшись, что есть силы
Столкнул его, и тот упал.

Тут юноша не мог сдержаться:
«Да как же так? Кто ты такой?
Да сколько ж может продолжаться
Несправедливость эта? Стой!»

Тут путник, словно луч весенний,
Вдруг ярким светом засиял,
И через несколько мгновений
Прекрасным ангелом он стал.

Потом, взмахнув рукой свободно.
Он отвечал, рассеяв свет:
«Молчи, мой друг, пути Господни
Не человеческие, нет.

Ты помнишь первый дом и чашу,
Хозяин, что имел ее…
Так вот, туда был яд подмешан,
Ему я жизнь дал за нее.

А помнишь злого человека,
Который нас тогда прогнал?
Ему оставил чашу эту…
Я дал лишь то, что он избрал.

В сгоревшем доме, разгребая
Золу и пепел, дровосек
Тот золото нашел, рыдая,
Богатым стал тот человек.

А мальчик, что в последнем доме,
Как вырос бы — убийцей стал.
А так в пришествии Христово
В число спасенных он попал!

Когда отца утешат люди,
Добрей намного станет он,
И в будущем он тоже будет,
Когда Иисус придет, спасен.

Что видишь, то незнанью сродни.
Не отвергай прозренья свет,
И помни, что пути Господни
Не человеческие, нет…»

Как часто в жизни скоротечной
Мы видим горе и беду,
И в этой горести сердечной
Живем, как будто бы в аду.

Но ты, мой друг, доверься Богу,
Ведь знает Он, как повернуть
Твою невзрачную дорогу
На новый, светлый, чистый путь.

Так что ты помни, друг, сегодня
И через много-много лет:
Воистину пути Господни
Не человеческие, нет!

Сергей Степанюк

 

< Предыдущая   Следующая >

Пожелания в дорогу — стихи, проза, смс

Небесная богиня проходит по салону
И нас угощает конфетой кисло-сладкой,
С улыбкой ослепительной желает пассажирам
Хорошего полета и мягкой посадки.

Прекрасной стюардессе так хочется поверить,
Мы все здесь, как заложники собственной судьбы,
Задраены все люки, закрыты плотно двери,
И вместе с самолетом сердце чуть дрожит.

Я вам пожелаю полетом наслаждаться,
Между облаков землю отыскать,
Желаю, чтоб полет был для вас приятным,
Осталось только мягкой нам посадки ждать.


Счастливого пути
Я тебе желаю,
В дороге пусть удача
Тебя сопровождает.

Попутчиков надежных
Ты возьми с собой,
С верным другом легче
Станет путь любой.

За мечтой желаю
Я идти вперед,
И пусть тебя дорога
К счастью приведет.


Счастливого пути, удачи,
Пусть лучшее тебя лишь ждет,
Пусть сквозь красивые пейзажи
Дорога светлая ведет.

Вояж пусть будет тебе в радость,
Пускай красивым будет путь,
Ты насладиться приключением
В дороге славной не забудь.


Счастливого пути тебе желаю,
Доедешь — обязательно звони,
И пусть дорога, в небо убегая,
Несет тебя к удаче и любви!


Желаю я счастливого пути,
Без приключений и доехать, и дойти!
Дороги легкой и свободной,
Погоды не жаркой и не холодной!

Желаю радости и счастья,
Планы пусть не спутает ненастье,
Солнца, неба голубого,
Счастья земного, простого!


Друзья, счастливого пути!
Должно вам в жизни повезти.
Пускай не будет бед, проблем,
Исчезнут горести совсем.
Во всем ищите позитив,
Пусть не грозит вам нервный срыв.


Тебя полет сегодня ожидает,
Пускай пройдет он хорошо!
Посадки мягкой я тебе желаю,
Пусть в небе будет ясно и светло.

В душе покой пусть процветает,
На землю я желаю поскорей ступить.
Пусть радость даже в небе окружает,
Чтоб не пришлось тебе грустить.


Провожаем тебя в дальний путь!
Пусть дорога покажется мигом.
Возвращайся скорей, ведь мы все тебя ждём.
Не забудь нам звонить чаще, милый.

Мы конечно же будем скучать,
Ведь ты нам очень дорог и важен.
И приезд твой однажды для нас
Будет встречей желанной и радостной!


Собраны вещи, билеты готовы,
Всё для тебя сейчас ярко и ново!
В путь отправляясь, помни о том,
Что всегда ждёт тебя твой милый дом!

Скоро колёса легко застучат,
И о тебе кто-то будет скучать,
От приключений тебе не уйти,
Скажем тебе мы — счастливого пути!


Когда отправитесь летать,
Мы будем вас упорно ждать.
Пусть станет вас сопровождать
Удачи ясный свет.

И путь ваш будет украшать
Побед воздушных след.
Чтоб вы могли лететь легко
Путь устремляя далеко.

Мягко приземлиться,
С улыбкой возвратиться.
Вперед смотреть всегда смелей,
Средь ясных чтоб лететь огней.


Поздравлений: 98 в стихах, 5 в прозе.

Очень красивые стихи друзьям — Крылатые фразы

Когда бывает чёрной полоса
И в сердце боль, отчаяние будит, —
Благодарю тихонько небеса
За то, что рядом солнечные люди…

За то, что рядом верные друзья,
Которые поддержат, успокоят,
Не изведут упрёками меня…
На позитив решительно настроят…

Благодарю тихонько небеса
За тех, кто душу греет в дни ненастья.
Теплом вмиг наполняются глаза —
Я людям солнечным желаю счастья!

 

*****

 

Я подарю своим друзьям,
Из сердца солнышка кусочек.
Пусть радуются тёплым дням,
А то погода ведь — не очень.
Пусть всех друзей тепло согреет,
Пусть в душу принесёт покой.
Теперь друзья не заболеют,
Осенней-мёрзлою порой.
Возьму тепло в свои ладошки,
И всем друзьям своим раздам,
Всем хватит солнышка немножко.
Люблю! Целую!Верю вам!

 

*****

 

Легко дружить с людьми простыми,
Чью жизнь не губит суета.
Душа их, как родник в пустыне,
И бескорыстна и чиста.
Легко дружить с людьми простыми,
Кто всё познал — и взлет, и боль.
И кто свое родное имя,
Как стяг не носит пред собой.
И дружба наша бескорыстна.
Всё ясно в ней, как дважды два.
Удачлив ты или освистан,
Для них всё это трын-трава
Есть только мы и наша дружба.
Надежность — как в дверях засов..
И между делом, если нужно,
Плечо и пара крепких слов!

 

*****

 

Нам объяснять с тобой не нужно,
Ведь знаем мы уже давно,
Что значит истинная дружба
И как дружить нам суждено!
Мы друг за друга, если надо
В огонь и в воду не боясь!
И будет истинной наградой
Гулять друг с другом веселясь!
И все преграды нам не в тягость,
И жизнь вдвоем легко пройти!
Мы на двоих разделим радость
И все ненастья на пути!

 

*****

 

Мне очень на людей везет!
Что это — совпаденье? Случай?
День изо дня… из года в год
Я страшно на людей везуча!
Спеша по жизни…, в суете
Порой кого-то пропускаю…
Порой встречаются… не те…
Вернее — их я мало знаю…
Я просто их не поняла…
Я что-то в них недосмотрела..
А может очень быстро шла
И разобраться не успела…
Сама завидую себе —
Везучей родилась я, видно…
Такие люди по судьбе!!!
Не встретить — было бы обидно….
Мне очень на друзей везет….
Наверно это кто-то свыше
Мне только настоящих шлет…
Сидит с биноклем там, на крыше
И смотрит — как переплести
Дорожки судеб на планете,
Чтоб в нужный миг свести пути
Везучих всех на этом свете…
Как благодарна я ему!!!…
И всем, с кем жизнь меня связала…
Никак вот, только, не пойму —
Как я такой везучей стала?

 

*****

 

Мои друзья, они со мною,
Всегда — и радости, беде.
И в горе страшном за спиною,
И будут помогать везде.

Друг — это тот кто не оставит,
Протянет руку в час лихой.
Когда тоска на сердце давит,
Он будет и тогда с тобой.

Друг — это тот, который будет
Вести тебя за руку сам.
И даже, если бросят люди,
Друг будет рядом, здесь, и там.

С друзьями мы не одиноки,
Ведь друг дороже серебра.
И даже, если жизнь жестока,
Друзья — источники добра.

 

*****

 

Спасибо Вам друзья за все!
За то, что рядом Вы со мною,
Что окружаете любовью,
Что дарите свое тепло!
Спасибо Вам мои друзья!
За Ваши нежные улыбки,
За невесомость звуков скрипки,
За то, что есть Вы у меня!
Нас разделяют города,
Но Вы, как будто, где-то рядом,
И Ваши «письма», как награда,
Спасибо Вам за все друзья!

 

*****

 

Я дарю, Вам, Любовь! Вы не бойтесь! Берите!
И букет моих слов, Всем вокруг раздарите!
Подарите Любовь! И она к Вам вернётся!
Вы увидите: сердце в любовь окунётся!

Я дарю, Вам, Любовь! И надежду в придачу!
Пусть они Вас хранят и приносят удачу!
Пусть они Вам подарят улыбки на лицах!
Я люблю Вас, Друзья! В Вас нельзя не влюбиться!

 

*****

 

Мой друг, спасибо, что ты есть!
Спасибо, что всегда заглядываешь в сеть,
За то, что, говоря с тобой по пустякам,
Моя душа порой взлетает к облакам.
Спасибо за тревогу, участие ко мне:
Я очень благодарна за это все тебе!
Ты, как ни кто другой, способен ощутить,
В моей душе подчас оборванную нить.
А уловив ее пытаешься связать:
Да виртуозно так,что узел не видать!
Спасибо, милый друг, я это все ценю:
За все, за все, за все тебя Благодарю.

 

*****

 

Как иногда необходимо знать,
Что где-то люди есть на этом свете,
Что не откажут в дружеском совете,
И нас всегда готовы поддержать.

Как иногда необходимо знать,
И как порой нам очень нужно верить,
Что людям этим можно все доверить,
А можно просто вместе помолчать.

Они поймут, они нас не осудят,
Поставят чай на кухне не спеша…
И вдруг теплом наполнится душа:
Как хорошо, что есть такие люди.

Как иногда необходимо знать,
Бессонными, тревожными ночами:
Есть где-то люди, ставшие друзьями,
Которых невозможно потерять.

У тех людей всегда свои пути,
Но каждому дается, как награда,
Возможность быть всегда друг с другом рядом
И вместе что-то светлое нести.

 

*****

 

От друзей не закрываю двери.
А стемнеет — лампа на окне:
Чтобы видели и знали, что я — дома.
Заходите, милые, ко мне!

Свежий чай с душицею заварим,
Или кофе сварим, не спеша,
Диск любимый с песнями поставим…
И раскроется, заговорит душа.

Если есть проблемы, порешаем,
Если радость — выпьем по сто грамм…
Ну, а двери закрывать не станем —
Может, кто ещё «подскочит» к нам!

Приходите — жду вас, как обычно!
Вы дорогу знаете ко мне…
Испеку пирог я земляничный
И оставлю лампу на окне…

 

The Poetry Path в Battery Park City

Мы очень благодарны всем, кто сделал Poetry Path возможным: Arthur F. и Alice E. Adams Foundation , которые поддержали нашу работу по планированию пути; по номеру Goldman Sachs , нашему партнеру по работе с клиентами; Фонду Марсии Брэди Такер за их поддержку в предоставлении образовательных программ на основе пути; и Battery Park City Authority , которые сотрудничали с нами в проектировании, изготовлении и установке Poetry Path, особенно Abby Ehrlich , BJ Jones , Nick Sbordone , а также замечательной команде мастеров, с которыми они работают .

Особая благодарность Майклу Мэджио , Келси Митчел и Роберту Болесте из Ralph Appelbaum Associates, которые воплотили в жизнь вывески с их творческим дизайном; на F rederick Courtright от компании Permissions, чья работа сделала возможным использование этих стихотворений; и Катерина Экономо , технико-экономическое обоснование которой помогло запустить проект.

Наша глубокая благодарность Sandra Alcosser , Joseph Bruchac , Katharine Coles , Alison Deming , Mark Doty и Patti Ann Rogers , которые работали с нами в качестве Poets in Residence над проектами поэтического пути. страна, и чей выбор для этих проектов помог информировать этот новейший путь.Сердечное спасибо поэтессе Эвелин Рейли за ее неоценимую роль в проекте. И всем многочисленным людям, которые давали советы или консультировали нас, среди них Корнелиус Иди , Патрисия Спирс Джонс, и Сесилия Викунья — спасибо!

Наконец, спасибо персоналу Poets House , особенно Valentine Conaty , Amanda Glassman и интернам Klara Pokrzywa , Katie Hwang , Emory McCool , Lydia Finkel , Lydia Finkel , которые так много работали, чтобы довести этот проект до конца.


The Poetry Path в Battery Park City

Poetry Path стала возможной благодаря партнерству с Battery Park City Authority , партнерами по разработке и изготовлению Poetry Path, при дополнительной поддержке со стороны нашего информационного партнера, Goldman Sachs . Особая благодарность Фонду Артура Ф. и Алисы Э. Адамс за финансирование процесса планирования Poetry Path, а также Marcia Brady Tucker Foundation за поддержку образовательных инициатив Poetry Path для молодежи и детей.


Мы так благодарны всем, кто сделал возможным Путь Поэзии: Фонду Артура Ф. и Алисы Э. Адамс , которые поддержали нашу работу по планированию Пути; по номеру Goldman Sachs , нашему партнеру по работе с клиентами; Фонду Марсии Брэди Такер за их поддержку в предоставлении образовательных программ на основе пути; и Battery Park City Authority , которые сотрудничали с нами в проектировании, изготовлении и установке Poetry Path, особенно Abby Ehrlich , BJ Jones , Nick Sbordone , а также замечательной команде мастеров, с которыми они работают .

Особая благодарность Майклу Мэджио , Келси Митчел и Роберту Болесте из Ralph Appelbaum Associates, которые воплотили в жизнь вывески с их творческим дизайном; на F rederick Courtright от компании Permissions, чья работа сделала возможным использование этих стихотворений; и Катерина Экономо , технико-экономическое обоснование которой помогло запустить проект.

Наша глубокая благодарность Sandra Alcosser , Joseph Bruchac , Katharine Coles , Alison Deming , Mark Doty и Patti Ann Rogers , которые работали с нами в качестве Poets in Residence над проектами поэзии. страна, и чей выбор для этих проектов помог информировать этот новейший путь.Сердечное спасибо поэтессе Эвелин Рейли за ее неоценимую роль в проекте. И всем многочисленным людям, которые давали советы или консультировали нас, среди них Корнелиус Иди , Патрисия Спирс Джонс, и Сесилия Викунья — спасибо!

Наконец, спасибо персоналу Poets House , особенно Valentine Conaty , Amanda Glassman и интернам Klara Pokrzywa , Katie Hwang , Emory McCool , Lydia Finkel , Lydia Finkel , которые так много работали, чтобы довести этот проект до конца.


5 стихов, вдохновленных дорогами, ко Дню национальной поэзии

Четверг, 6 -е число октября отмечает Национальный день поэзии в Великобритании. Этот день, отмечающий все поэтическое, был основан в 1994 году Уильямом Сигхартом, британским предпринимателем, издателем и основателем Forward Prizes for Poetry. Спустя 12 лет в рамках Национального дня поэзии миллионы людей по всей Великобритании читают, пишут и слушают стихи. различных мероприятий в прямом эфире, проходят по всей стране, а также различных онлайн-мероприятий .Каждый год у этого дня появляется новая тема, чтобы выделить конкретных поэтов и стили поэзии. Тема 2016 года — « сообщения », и Forward Arts Foundation просит людей писать #sayitwithapoem в социальных сетях. Одним из самых больших праздников в этом году является Национальный день поэзии в прямом эфире, бесплатное мероприятие, которое проходит в лондонском Саутбэнк-центре с участием артиста и поэта Меркьюри Пи Джей Харви среди других исполнителей.

Чтобы отпраздновать Национальный день поэзии здесь, в Ferrovial, мы собрали некоторые из наших любимых стихотворений, которые навеяны дорогами .Интересно посмотреть, как каждый из поэтов интерпретирует метафору дороги , используя ее по-разному, чтобы вызвать разные эмоции. В некоторых стихотворениях символ дороги используется для обозначения сомнения или неуверенности, отражая различных жизненных путей, — развилку дорог. В других стихах изображение дороги используется для того, чтобы поделиться романтизированным видением мира, передать волнение и свободу открытой дороги .

Прочтите стихотворения, некоторые из них вы, возможно, уже знаете, некоторые — нет, но в любом случае мы надеемся, что они вам понравятся, и это побудит вас открыть для себя больше стихов в этот Национальный день поэзии!

Стихи, вдохновленные дорогами

Дорога не пройдена — Роберт Фрост

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать оба
И быть одним путником, долго я стоял
И смотрел на одну, насколько мог
Туда, где она вилась в зарослях;

Затем взял другой, столь же справедливый,
И, возможно, претендующий лучше,
Потому что он был травянистым и требовал износа;
Хотя насчет того проходившего там
Носили они действительно примерно такие же,

И оба в то утро одинаково лежали
В листьях ни одна ступенька не ступала черной.
О, я оставил первую еще на день!
Но зная, как путь ведет к пути,
Я сомневался, вернусь ли я когда-нибудь.

Я расскажу это со вздохом.
Где-то стареет и стареет отсюда:
Две дороги расходились в лесу, и я…
Я выбрал ту, по которой меньше ездили,
И это имело все значение.

Посмотрите видеоинтерпретацию мощного и рефлексивного стихотворения Фроста:

Песня открытой дороги — Уолт Уитмен

Бодрый и веселый я выхожу на открытую дорогу
!
Здоровый, свободный, мир передо мной!
Передо мной длинный коричневый путь, ведущий туда, куда я выберу
!

Впредь я не прошу удачи, я хорош-
удачи,
Отныне я больше не хнычу, больше не откладываю,
ни в чем не нуждаюсь,
Сильный и довольный, я иду по открытой дороге.

Земля — ​​этого достаточно,
Я не хочу, чтобы созвездия приближались,
Я знаю, что они очень хорошо там, где они есть,
Я знаю, что их достаточно для тех, кто принадлежит к ним.

Все еще здесь я ношу свою старую восхитительную ношу,
Я ношу их, мужчин и женщин — я ношу их
, куда бы я ни пошел,
Клянусь, мне невозможно избавиться от них,
Я полон ими, и я заполню их в возврате
.

Полную версию стихотворения можно прочитать здесь

Дороги идут вечно — J.Р. Р. Толкин

Вечно идут дороги,
По скалам и под деревьями,
По пещерам, где никогда не светило солнце,
По ручьям, которые никогда не находят моря;
По снегу засеянной зимой,
И сквозь веселые июньские цветы,
По траве и по камню,
И под горами при луне.

Дороги вечны,
Под облаками и под звездами.
Но ступни блуждающие уже ушли.
Глаза, которые видели огонь и меч,
И ужас в чертогах каменных
Взгляни, наконец, на зеленые луга,
И деревья и холмы, которые они давно знали.

Дорога продолжается и продолжается
Вниз от двери, где она началась.
Теперь далеко впереди прошла Дорога,
И я должен следовать, если могу,
Преследуя ее нетерпеливыми ногами,
Пока она не соединится с каким-то большим путем,
Там, где встречаются многие пути и дела.

Дорога продолжается и продолжается
Вниз от двери, где она началась.
Теперь далеко впереди прошла Дорога,
И я должен следовать, если могу,
Преследуя ее усталыми ногами,
Пока она не соединится с каким-то большим путем,
Там, где сходятся многие пути и дела.
И куда же тогда? Я не могу сказать.

Дорога продолжается и продолжается.
От двери, где она началась.
Теперь далеко вперед ушла Дорога.
Пусть другие следуют, если могут!
Пусть начнется новое путешествие.
Но я, наконец, усталыми ногами
Повернусь к освещенной гостинице,
Мой вечерний отдых и сон навстречу.

Еще за углом может подождать
Новая дорога или секретные ворота;
И хотя я часто проходил мимо них,
Наконец-то настанет день, когда я
Пойду по скрытым тропам, ведущим
к западу от Луны, к востоку от Солнца.

Дорога через лес — Редьярд Киплинг

Они перекрыли дорогу через лес
Семьдесят лет назад.
Погода и дождь снова разрушили его,
И теперь вы никогда не узнаете
Когда-то была дорога через лес
До того, как они сажали деревья.
Это под рощей и пустошью,
И тонкие анемоны.
Только смотритель видит
То, где гнездятся кольчатые голуби,
И барсуки непринужденно катятся,
Когда-то была дорога через лес.

Но если вы войдете в лес
Поздним летним вечером,
Когда ночной воздух остынет в окруженных форелью лужах
Где выдра свистит свою подругу,
(Они не боятся людей в лесу,
Потому что они видят так мало)
Но нет дороги через лес.

Послушайте, как Редьярд Киплинг читает стихотворение «Путь через лес».

В дороге — Бернард Спенсер

Нашей крышей был виноград, а широкие руки — виноградная лоза
, когда мы вдвоем пили в зеленоватой тени
урожая Франции;
и куда бы нас ни вела белая дорога,
она привела нас туда.
и потекли, и остались.

Мы двое. И во всем мире ничего не хватало.
Это позже понимаешь. Я забыл
, точный год или то, что мы говорили. Но место
на всю жизнь светится с полуднем. Стол в деревенском стиле
и скамейки; за рекой
леса мягкие, как упавшие тучи, и в
году наше вино и глаза я помню другие полудни.
Сказать много, ничего не хватало;
река, солнце и листья, и я составляю
слова, чтобы сказать «виноград» и «ее кожа».

Знаете ли вы еще какие-нибудь стихи о дорогах?

Оставьте нам комментарий ниже или отправьте нам твит на @Ferrovial

Хотите узнать, какие писатели также были архитекторами или инженерами? Прочтите этот пост от Маркоса Мартинеса

Первый путь — Поэтическое общество

Когда ты нашел меня, во мне не было ничего красивого.
Я даже не был человеком
просто дворняга
, выброшенный в снег в Чистый четверг
, когда весь мир был в печали,
когда у старых девочек были голые руки, когда они раскалывали
лед на их ванночках для птиц,
когда священник плакал в Святом Иуде Апостоле
, когда он преклонил колени, чтобы омыть ноги прислужнику.

Я был грязен,
убегал от бог знает чего,
мои бедра болели от синяков,
мой позвоночник скрючился на клочьях пальто.

Бегу по городу
прочь от лошадей
, которые склонили головы перед укусом осла,
от мальчика в автобусной остановке
, который отвернулся от меня
, чтобы получить снежинку
, подобную облатке себе на язык.
Господи, помоги мне
Я делал то, чего когда-то
стыдился бы.

Теперь никто не подходил ко мне,
они боялись
голода, который грыз и ныл в моих костях,
боли, которую я принесу в их дома.

Только ты осмелился следовать за
по следу
моих окровавленных отпечатков лап на льду,
где деревья держали в руках снег
, как извивающиеся листы.

Ты пришел за мной туда
близко, низко,
назвал имя, которое не было моим.
Звонок девка , моя девка
как язык церковных колоколов зазвонил беззвучно.

По твоему запаху в эфире,
Я выстрелил
через лес — серый крик —
такой сырой, что только сумерки могли коснуться меня

, но вы были терпеливы,
подождал
в густых приглушенных часах
, пока не опустилась темнота, и я провалился в мусор
за заводом
, и дымовые трубы бросили на меня венок из пепла.

Ты тогда прикоснулся ко мне,
когда я был сплошной грязью,
снял твою перчатку и положил ладонь мне на шею,
соскользнул с веревки,
поднял меня
на руки и понес домой
по первому дорожка.

В банках лаяли лисы alleluia alleluia .

Метель обрушилась на нас, как конфетти
и я, маленькая сучка, синяк синий,
увидела себя в твоих глазах:
невеста.

Три стихотворения с пути. Тем более мы продолжаем наши личные… | Хрудей Ангирас

Кисмет, колесница моей жизни
мои колеса застряли в болоте
Она кувыркается вперед с большим энтузиазмом
Издеваясь над своим противником — усталой волей

Я смотрю, как она тянет меня за поводья
Колесница становится charioteer
Кидает меня на полную катушку
Из заблуждений, которые я люблю больше всего

Я не сопротивляюсь, потому что я так люблю ее
И все же она идет все дальше и дальше
Настаивает на том, чтобы взять меня на прогулку
На бурных пиках и безмятежности луга

При каждом вздохе
Она предлагает мне шанс
Слезть с ее неровной груди
И погрузиться в этот безмятежный транс

Свисток судного дня раздастся
И снова и снова я пойду
Боюсь, если бы я вышел из этого ездить en чувство голода в конце
Вы видите
Я хочу, чтобы он стал веганом.
Он смотрит на меня
И я не могу сказать, видит ли он меня
С сердитыми или голодными глазами

Карма древняя
Он знал динозавров ненадолго
Он был в этом вечно
И будет тихо,
Если я не остановлюсь кормить его, то есть

Иногда Карма любит играть
В таких случаях я подыгрываю
Он отрывает одну или две конечности.
Это весело.
Бросается в воде
Прячется там, где я меньше всего этого ожидаю-
Вот моя маленькая Карма!

Ой! Как я его люблю. исчез довольно тихо
Это не было торжественным делом
Это тоже не было таким зрелищным
Я ожидал гораздо большей помпы

I скончался
В своем происхождении
Первое заблуждение
Подведем к заключению
Просто иду в пределах

I сейчас
Ни призрака, ни мечты
Ни не было, ни не будет
Ни ты, ни я
Теперь я непредвиден

Страницы того, что I было
Не достойны хвала
Мы будем помнить, кто I вместо
Для наших историй без базы
Пока I отдыхают на кровати бесконечности

I на одного
умерли.
I как вы
остались на
I не знаю и больше не знаю
все же I знаю
‘That I Am’ — so’ham

The Paris Рецензия — Самая неправильно прочитанная поэма в Америке

«Дорога не пройдена» Роберта Фроста знает каждый — и почти все ошибаются.

Мороз 1913 г.

из Не пройденный путь: в поисках Америки в стихотворении «Все любят и почти все ошибаются», новая книга Дэвида Орра.

Молодой человек, идущий через лес, внезапно сталкивается с развилкой на тропинке. Он делает паузу, засунув руки в карманы, и оглядывается между вариантами. Пока он колеблется, мелькают образы возможного будущего: молодой человек, уходящий в океан, путешествующий автостопом, едущий на автобусе, целующий красивую женщину, работа, смех, еда, бег, плач. В сериале наконец-то появляется другой молодой человек, выставивший большой палец на обочину дороги. Когда машина медленно подбирает его, мы понимаем, что водитель — настоящий мужчина с перекрестка, только теперь его сопровождают прекрасная женщина и ребенок.Мужчина слегка улыбается, как будто он уверен в избранной жизни и счастлив дать эту уверенность попутчику. Когда машина отъезжает, и экран освещается золотом — это рекламный ролик, который мы смотрели, — ненадолго появляется эмблема Ford Motor Company.

Рекламное объявление, которое я только что описал, было размещено в Новой Зеландии в 2008 году. И во многих отношениях это нормальный элемент грамотно собранной и тихой манипуляции по продвижению продукта. Но в этой рекламе есть один очень необычный аспект.Вот что читает закадровый голос с характерными гласными Новой Зеландии, пока молодой человек обдумывает свой выбор:

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать оба
И быть одним путником, долго я стоял
И смотрел на одну, насколько мог
Туда, где она загибалась в зарослях;

Затем взял другой, столь же справедливый,
И, возможно, претендующий лучше,
Потому что он был травянистым и требовал износа;
Хотя насчет того проходившего там
Носили они действительно примерно такие же,

И оба в то утро одинаково лежали
В листьях ни одна ступенька не ступала черной.
О, я оставил первую еще на день!
Но зная, как путь ведет к пути,
Я сомневался, вернусь ли я когда-нибудь.

Я расскажу это со вздохом
Где-то стареет и стареет отсюда:
Две дороги расходились в лесу, и я…
Я выбрал ту, по которой ездили меньше,
И это имело все значение.

Это, конечно же, «Не пройденный путь» Роберта Фроста. В рекламе этот факт никогда не анонсируется; Ожидается, что аудитория узнает стихотворение без посторонней помощи.Для любой массовой аудитории узнавать любое стихотворение (мягко говоря) непривычно. Для аудитории покупателей автомобилей в Новой Зеландии узнать стихотворение столетней давности из страны, находящейся в восьми тысячах миль отсюда, — совсем другое дело.


Ищете что-нибудь еще почитать? Как насчет…

— Интервью Роберта Фроста «Сценаристы за работой»
— Колонка Люси Скоулз о забытых книгах
— Рассказ Энтони Висны Со


Но это не просто стихотворение.Это «Дорога не пройдена», и она играет уникальную роль не только в американской литературе, но и в американской культуре, а также в мировой культуре. Его фирменные фразы стали настолько повсеместными, они стали неотъемлемой частью всего, от кофейных кружек до магнитов на холодильник и выпускных речей, что почти можно забыть, что стихотворение на самом деле является стихотворением. Помимо рекламы Ford, «Дорога не пройдена» использовалась в рекламе Mentos, Nicorette, многомиллиардной страховой компании AIG и сайта поиска работы Monster.com, который с большим успехом развернул стихотворение во время Суперкубка XXXIV. Его реплики были заимствованы музыкальными исполнителями, включая (среди многих других) Брюса Хорнсби, Мелиссу Этеридж, Джорджа Стрейта и Талиба Квели, а также названия эпизодов для более чем дюжины телесериалов, в том числе Taxi , The T w i l i g h t Зона и B a t t le 902 r Galactica , а также дает свое название по крайней мере одной видеоигре, Spry Fox’s Road Not Taken («игра-головоломка о переживании сюрпризов жизни»).Как и следовало ожидать, влияние «Дороги не пройдено» на журналистов и авторов еще больше. Только за последние тридцать пять лет язык стихотворения Фроста появился почти в двух тысячах новостей по всему миру, то есть чаще, чем раз в неделю. Кроме того, «Дорога не пройдена» появляется как заголовок, подзаголовок или заголовок в более чем четырехстах книгах других авторов, помимо Роберта Фроста, по различным темам, от политической теории до надвигающегося зомби-апокалипсиса.По крайней мере, один из них стал крупным международным бестселлером: книга самопомощи М. Скотта Пека The Road Less Traveled: A New Psychology of Love, Traditional Values ​​and Spiritual Growth , которая была первоначально опубликована в 1978 году и продана более семи миллионов копий в США и Канаде.

Учитывая распространенность строк Фроста, неудивительно, что популярность «Дороги не пройдена», кажется, превышает популярность всех других крупных американских стихотворений двадцатого века, включая те, которые часто считаются более важными для современного (и модернистского). ) эпоха.Правда, о популярности стихов судить сложно. Стихи, привлекательные для педагогов, могут не быть популярными среди читателей, поэтому появление того или иного стихотворения в антологиях и в учебных программах не обязательно многое раскрывает. А продажи книг больше говорят о популярности конкретного поэта, чем любого отдельного стихотворения. Но есть как минимум две причины думать, что «Дорога не пройдена» — это наиболее читаемое и вспоминаемое американское стихотворение прошлого века (и, возможно, прилагательное «американский» можно было бы отбросить).Первый — проект «Любимое стихотворение», разработанный бывшим поэтом-лауреатом Робертом Пински. Пинский использовал свою публичную роль, чтобы попросить американцев представить их любимые стихотворения в различных формах; явным фаворитом среди более чем восемнадцати тысяч работ была «Дорога не пройдена».

Вторая, более убедительная причина исходит от Google. Пока он не был прекращен в конце 2012 года, инструмент под названием Google Insights for Search позволял любому видеть, как часто пользователи во всем мире ищут определенные выражения, и сравнивать выражения друг с другом.Google нормализовал данные, чтобы учесть региональные различия в населении, преобразовал их в шкалу от одного до ста и отобразил результаты так, чтобы относительные различия в объеме поиска были очевидны. Вот результат, который предоставил Google, когда «Дорога не пройдена» и «Фрост» сравнивались с несколькими наиболее известными современными стихами и их авторами, которые часто преподаются вместе с работами Фроста на курсах по американской поэзии в колледже. первая половина двадцатого века:

УСЛОВИЯ ПОИСКА | МАСШТАБИРОВАННЫЙ ОБЪЕМ ПОИСКА ПО ВСЕМУ МИРУ

«Дорога не взята» + «Мороз» 48
«Пустоши» + «Элиот» 12
«Пруфрок» + «Элиот» 12
«Это просто сказать» + «Карлос Уильямс» 4
«Станция метро» + «Фунт» 2

По данным Google, по состоянию на середину 2012 года «Дорога не пройдена» как минимум в четыре раза чаще искали, чем центральный текст модернистской эпохи — The Waste Land — и как минимум в двадцать раз. в четыре раза чаще, чем самая антологизированная поэма Эзры Паунда.Для сравнения, это даже больше, чем разница между термином «студенческий футбол» и «стрельба из лука» и «водное поло». Учитывая типичные колючие отношения Фроста почти со всеми своими сверстниками (он однажды описал Эзру Паунда как пытающегося стать оригинальным, «подражая кому-то, кому в последнее время не подражали»), можно только представить, какое удовольствие доставила бы ему эта новость.

Но, как всем известно, стихи сами по себе не особо читаются, поэтому, возможно, быть самым популярным стихотворением — все равно, что стать самым востребованным салатом в стейк-хаусе.Как «The Road Not Taken» выдержала более жесткую конкуренцию? Лучше, чем вы думаете:

УСЛОВИЯ ПОИСКА | МАСШТАБИРОВАННЫЙ ОБЪЕМ ПОИСКА ПО ВСЕМУ МИРУ

«Дорога не взята» + «Мороз» 47
«Как катящийся камень» + «Дилан» 19
«Великий Гэтсби» + «Фицджеральд» 17
«Смерть продавца» + «Миллер» 14
«Психо» + «Хичкок» 14

Результаты здесь еще более впечатляющие, если учесть, что «Дорога не пройдена» обычно ошибочно идентифицируется как «Меньше пройденная дорога», что сокращает объем поиска по фактическому названию стихотворения.(Например, поиск по запросу «Стихотворение Фроста по пути малоизвестным» дает более двухсот тысяч результатов, ни один из которых не мог бы быть учтен выше.) Фрост однажды заявил, что его цель как поэта заключалась в том, чтобы «разместить несколько стихотворений там, где они есть». от него будет трудно избавиться »; в «The Road Not Taken» он, кажется, поместил свои строки в граните. Если говорить дословно, это может быть самое популярное произведение, когда-либо написанное американцем.

*

И почти все ошибаются.Это самая замечательная вещь в «Дороги не пройдена» — не ее огромная популярность (что достаточно примечательно), а тот факт, что она популярна по, казалось бы, неправильным причинам. Здесь стоит сделать паузу, чтобы подчеркнуть истину, настолько очевидную, что ее часто принимают как должное: наиболее широко известные художественные проекты известны тем, чем они претендуют. Когда мы играем «Белое Рождество» в декабре, мы правильно предполагаем, что это песня о памяти и тоске, сосредоточенная вокруг образа снега, падающего на Рождество.Когда мы читаем «Улисс » Джойса, мы правильно предполагаем, что это сложная история о путешествии по Дублину, отфильтрованная множеством голосов и стилей. Культурное предложение может быть простым или сложным, приготовленным или сырым, но его аудитория почти всегда знает, какое блюдо подается.

Поэма Фроста переворачивает это ожидание с ног на голову. Большинство читателей считают «Не пройденный путь» гимном торжествующему самоутверждению («Я взял менее пройденный»), но буквальное значение собственных строк стихотворения кажется полностью противоречащим этой интерпретации.Спикер стихотворения говорит нам, что он «расскажет» в какой-то момент в будущем о том, как он выбрал путь, по которому меньше ходили, но он уже признал, что эти два пути «одинаково лежат / В листьях» и «проходя там». / Носил их действительно примерно так же ». Таким образом, дорога, которую он позже назовет менее посещаемой, на самом деле является дорогой , равной . Две дороги взаимозаменяемы.

Таким образом, согласно этому прочтению, говорящий будет утверждать, что «возраст и возраст», что его решение имело «все значение» только потому, что это утверждение, которое мы делаем, когда хотим утешить или обвинить себя, предполагая, что наши Текущее положение является продуктом нашего собственного выбора (в отличие от того, что было выбрано для нас или предоставлено нам случайно).Стихотворение — не приветствие несгибаемого индивидуализма; это комментарий к самообману, который мы практикуем при построении истории своей собственной жизни. «Дорога не пройдена», возможно, как незабываемо выразился критик Фрэнк Лентриккиа, «лучший пример во всей американской поэзии волка в овечьей шкуре». Но мы могли бы пойти дальше: возможно, это лучший пример во всей американской культуре волка в овечьей шкуре.

В этом он сильно напоминает своего создателя. Фрост — единственная крупная литературная фигура в американской истории с двумя разными аудиториями, одна из которых регулярно предполагает, что другая была обманута.Первая аудитория относительно небольшая и состоит из поклонников поэзии, большинство из которых принадлежат к академической субкультуре этого вида искусства. Для этих читателей Фрост является опорой учебных программ и семинаров, а также регулярным предметом научных статей (хотя он далеко не вызывает интереса, которым пользуются Эзра Паунд и Уоллес Стивенс). Его считают мрачным, мрачным, сложным и склонным к манипуляциям; настоящий поэт поэта, а не исторический артефакт, как Лонгфелло, или народный балладист, как Карл Сэндберг. Хотя Фрост не является самым уважаемым из поэтов начала двадцатого века, очень немногие преданные читатели поэзии говорят о нем, как если бы он писал стихи для поздравительных открыток.

Тогда есть другая аудитория. Это огромная масса читателей любого возраста, которые могут вспомнить несколько строк из «Дорога не пройдена» и «Остановка у леса снежным вечером» и, возможно, «Починить стену» или «Березки», и которые думают о Фрост — типично американец в том смысле, в каком «янтарные волны зерна» — типично американец. Для этих читателей (по крайней мере, так часто думает первая аудитория) он не мрачный или язвительный, а скорее символ янки-стоицизма и древней мудрости.Это большая аудитория. Действительно, поисковые модели пользователей Google показывают, что с точки зрения популярности настоящими сверстниками Фроста являются не Паунд, Стивенс или Элиот, а такие фигуры, как Пабло Пикассо и Уинстон Черчилль. Мороз — это не просто редкая птица, популярный поэт; он один из самых известных персонажей последнего столетия на любой культурной арене. Во всей американской истории единственные писатели, которые могут сравниться с ним или превзойти его, — это Марк Твен и Эдгар Аллан По, а единственный поэт в истории англоязычных стихов, привлекающий больше внимания, — Уильям Шекспир.

Такой уровень распознавания вызывает дискомфорт у читателей стихов. Мы полагаем, что поэты непопулярны — по крайней мере, после 1910 года или около того. Если кто-то становится популярным, то либо он должен быть второстепенным талантом, обслуживающим массовый вкус (как часто думают Сэндберг), либо должно происходить какое-то замешательство или обман. Последнее объяснение обычно применяется к знаменитости Фроста. Как однажды сказал Роберт Лоуэлл: «Роберт Фрост в полночь, публика рассеялась / испарилась, грандиозный номер лежал на полке в нафталиновых шариках.«Великий номер» рассчитан на «аудиторию» обычных читателей, но его истинным поклонникам виднее. Мы говорим, что он действительно волк, и обманывают только овцу. Это объяснение, которое иногда поощрял сам Фрост, так же как он хвастался хитростью «Дороги не пройден» в частной переписке. («Готов поспорить, полдюжины человек не могут сказать, кто был ранен и где он был сбит моим« Дорога не пройдена »», — писал он своему другу Луи Унтермейеру.) В этом смысле стихотворение символично.Подобно тому, как миллионы людей знают его язык о «менее продвинутом» пути, не понимая, что на самом деле говорит этот язык, миллионы людей узнают его автора, не понимая, что он на самом деле делал.

Но насколько точна эта точка зрения на «Дорога не пройдена» и ее создателя? Стихи, в конце концов, не аргументы — их нужно интерпретировать, а не доказывать, и этот процесс интерпретации допускает ряд возможностей, некоторые из которых поддерживаются дикцией, некоторые — тоном, некоторые — причудами формы и структуры.Конечно, неправильно говорить, что «Дорога не пройдена» — это прямое и сентиментальное воспевание индивидуализма: этой интерпретации противоречат собственные строки стихотворения. Но также не совсем правильно говорить, что стихотворение — всего лишь знающая литературная шутка, замаскированная под магазинные куплеты из журнала, которым каким-то образом удавалось обмануть миллионы читателей на протяжении ста лет. Слишком искусно принятая роль перестает быть ролью и вместо этого становится разновидностью идентичности — наблюдение, в равной степени верное и самому Роберту Фросту.Один из величайших защитников Фроста, ученый Ричард Пуарье, писал относительно признания Фроста среди обычных читателей, что «нет смысла пытаться объяснить популярность, как если бы это было заблуждение, вызванное позой». Точно так же нет смысла пытаться объяснить общие неправильные толкования «Дороги не пройдены», как если бы они были ошибкой, спровоцированной мошенничеством. Стихотворение одновременно и есть, и не об индивидуализме, и одновременно и не о рационализме, и не о нем.Это не столько волк в овечьей шкуре, сколько волк, который тоже является овцой, или овца, которая тоже является волком. Это стихотворение о необходимости выбора, которое почему-то, как и его автор, никогда не делает выбор сам, а вместо этого постоянно возвращает нас на тот же загадочный перекресток, затененный листьями.

из Не пройденный путь: в поисках Америки в стихотворении «Все любят и почти все ошибаются» Дэвида Орра. Перепечатано по договоренности с The Penguin Press, издательством Penguin Publishing Group, подразделения Penguin Random House LLC.Авторские права © 2015 Дэвид Орр.

Дэвид Орр — обозреватель стихов в газете New York Times Book Review . Он является лауреатом премии Ноны Балакян от Национального кружка книжных критиков. Его произведения появились в журналах The New Yorker , Poetry , Slate и The Yale Review .

Вы, вероятно, неправильно прочитали самое известное стихотворение Роберта Фроста ‹Literary Hub

Мои стихи — я полагаю, стихи каждого — все
направлены на то, чтобы направить читателя головой в безграничное пространство.
С младенчества у меня была привычка оставлять свои
блоки, стулья с тележками и тому подобное, где люди
наверняка упадут на них в темноте.
Вперед, понимаете,
и в темноте.

FROST TO LEONIDAS W. PAYNE JR., 1 ноября 1927 г.

* * * *

«Дорога не пройдена» буквально с самого начала сбивала с толку публику. Весной 1915 года Фрост послал Эдварду Томасу конверт, в котором был только один предмет: черновик «Дорога не пройдена» под заголовком «Две дороги.По словам Лоуренса Томпсона, Фрост был вдохновлен на написание стихотворения привычкой Томаса сожалеть о том, какой путь выбрала пара во время долгих прогулок по сельской местности — импульс, который Фрост приравнивал к романтической предрасположенности «плакать из-за того, что могло быть». ” Фрост, пишет Томпсон, считал, что его друг «воспримет это стихотворение как нежную шутку и возразит:« Перестань дразнить меня »».

Произошло не то. Вместо этого Томас отправил Фросту восхищенную записку, в которой было очевидно, что он предположил, что спикер стихотворения был версией Фроста, и что последняя строка должна была быть прочитана, как предполагали поколения старшеклассников.Последовательность их переписки в стихотворении — это миниатюрная версия замешательства, которое «Дорога не пройдена» вызовет у миллионов последующих читателей:

1. Фрост отправляет стихотворение Томасу без уточняющего текста в марте или апреле 1915 года.

2. Вскоре после этого Томас отвечает в письме, которое теперь явно утеряно, но упоминается в более поздней переписке, называя стихотворение «ошеломляющим», но не учитывающим намерения Фроста.

3. Фрост отвечает в письме (дата неясна), чтобы попросить Томаса прокомментировать стихотворение, надеясь услышать, что Томас понимает, что оно хотя бы частично касается его собственного поведения.

4. Томас отвечает в письме от 13 июня 1915 года, объясняя, что «простые слова и бессмысленные ритмы были не такими, как я привык ожидать от них великих вещей, вещей, которые мне нравятся. Меня поразила мысль, что, возможно, я всегда скучал по тому, что делало поэзию поэзией ». По-прежнему ясно, что Томас не совсем понимает позицию стихотворения или «шутку» Фроста над его счетом.

5. Фрост пишет 26 июня 1915 года: «Мне кажется, ты слишком сильно бьешься в таком мелком деле.Стук уладил бы мое стихотворение. Интересно, не потому ли, что вы слишком много старались из уважения ко мне, вы не смогли понять, что вздох [в строке 16] был фальшивым вздохом, лицемерным для забавы. Я не думаю, что когда-либо сожалел о все, что я когда-либо делал, кроме как на основании предположений, чтобы посмотреть, как это будет ощущаться ».

6. Томас отвечает 11 июля 1915 года: «Вы снова повели меня по Пути, по которому не пошли, и без ошибки. . . Я сомневаюсь, что вы сможете заставить кого-нибудь увидеть удовольствие от этой вещи, не показывая им и не советуя им, какой смех им следует включить.”

Эдвард Томас был одним из самых ярких литературных мыслителей своего времени, и поэма должна была отразить аспекты его личности и прошлого. Тем не менее, даже Томас нуждался в подробных инструкциях — а точнее, в шести полных буквах — чтобы оценить серию двойных игр, сыгранных в «Дорога не пройдена». Это заблуждение раздражало Фроста. Как пишет Томпсон, Фрост «никогда не смог бы вынести правду о том, что этот текст не смог исполнить так, как он задумал. Вместо этого он часто рассказывал идеализированную версию истории », в которой, например, Томас сказал:« Что вы пытаетесь со мной делать? » или «Что ты делаешь с моим персонажем?» Несчастье Фроста можно понять, если учесть, что стихотворение было неправильно истолковано одним из его ранних биографов, Элизабет Шепли Сержант («Томас всю свою жизнь прожил глубоко изолированным, одиноким и субъективным, менее путешествующим путем», который выбрал Фрост. в молодости »), а также выдающимся поэтом-критиком Робертом Грейвсом, который пришел к несколько сбивающему с толку выводу, что стихотворение имело отношение к« мучительному решению »Фроста не вступать в британскую армию.(Нет никаких свидетельств того, что Фрост когда-либо задумывался о том, чтобы сделать это, в агонии или иным образом.) Особенно ясные и доступные тексты иногда описываются как «защищенные от критики»; «Дорога не пройдена» — по крайней мере, в первые несколько десятилетий — была близка к тому, чтобы быть читательской.

* * * *

Сложность с «Не пройденной дорогой» начинается, что вполне уместно, с ее названия. Вспомните заключение стихотворения: «Две дороги расходились в лесу, и я… / Я выбрал ту, по которой ездили меньше, / И в этом вся разница.Это не только самые известные строки стихотворения, но и те, которые отражают то, что большинство читателей считает его центральным образом: одинокий путь, по которому мы идем с большим риском, возможно, за большую награду. Этот образ настолько ярок, что многие читатели просто предполагают, что стихотворение называется «Малоизвестная дорога». Данные поисковой системы показывают, что поисковые запросы «Мороз» и «Меньше путешествованная дорога» (или «Путешествующая») чрезвычайно распространены, и даже опытные критики обычно ссылаются на стихотворение по его самой известной строке.Например, в остром проницательном эссе о способности Фроста говорить сразу две вещи Кэтрин Шульц, рецензент журнала New York , ошибочно называет стихотворение «Меньше путешествованная дорога», а затем, с иронией, Фрост мог бы сказать: смаковал, описывает его как «не очень-морозно».

Потому что стихотворение — это не «Дорога малоизвестная». Это «Дорога не пройдена». И, конечно же, не пройденный путь — это тот путь, по которому он не пошел, а это означает, что заголовок проходит над «малоизвестной» дорогой, по которой, по утверждению оратора, шел путь, чтобы вывести на передний план путь, который он никогда не пробовал.Название не о том, что он сделал; дело в том, чего он не делал. Либо это? Чем больше об этом думаешь, тем труднее понять, кто что делает и почему. Как выразился ученый Марк Ричардсон:

Какая же дорога, в конце концов, «не взята»? Это тот, который берет оратор, который, согласно его последнему описанию, «менее путешествовал», то есть не был взят другими ? Или название относится к предположительно более популярной дороге, по которой сам оратор не может идти? Точно , кто — это , а не , который берет?

Мы знаем, что Фрост первоначально назвал стихотворение «Две дороги», поэтому переименование его в «Дорога не пройдена» было делом обдуманных действий, а не прихоти.Фрост хотел, чтобы читатели задавали вопросы, которые задает Ричардсон.

Более того, он хотел сопоставить два видения — можно сказать, два возможных стихотворения — в самом начале своей лирики. Первое — это стихотворение, которое читатели думают как «Меньше пройденный путь», в котором говорящий спокойно поздравляет себя с тем, что выбрал необычный путь (то есть путь, по которому не пошли другие). Вторая — это пародийное стихотворение, которое, как утверждал сам Фрост, изначально имел в виду, в котором доминирующим тоном является самодраматизирующее сожаление (по пути, не выбранному говорящим).Эти два потенциальных стихотворения вращаются вокруг друг друга, разделяясь и накладываясь друг на друга, как облака, так что ни одно из них не остается полностью видимым. Если это именно то, что хотел сделать Фрост, то разумно задаться вопросом, не перехитрил ли он себя, как предположил Томас, в дополнение к случайным читателям.

Но это зависит от того, что, по вашему мнению, пытается сказать «Дорога не пройдена». Если вы считаете, что стихотворение предназначено для того, чтобы занять позицию относительно воли, свободы воли, характера выбора и т. Д. — как предполагало большинство читателей, — тогда оно может показаться неудовлетворительным (в лучшем случае «своего рода шуткой», как Шульц кладет это). Но если вы думаете о стихотворении не как о изложении различных точек зрения, а как о воплощении их, противопоставляя их друг другу, тогда возникает совсем другое прочтение. Здесь полезно, как это часто бывает, обратиться к логику XIX века. В книге The Elements of Logic Ричард Уэйтли так описывает ошибку подстановки:

Два различных объекта могут, ловко представляясь снова и снова в быстрой последовательности в уме поверхностного читателя, быть настолько связаны вместе в его мыслях , что могут быть сочтены способными.. . из фактически вместе взятых. Вызванное таким образом ошибочное убеждение поразительно похоже на оптическую иллюзию, создаваемую этой изобретательной и философской игрушкой, называемой Тауматропом; в котором два объекта, нарисованные на противоположных сторонах карты, — например, человек и лошадь, — птица и клетка, — быстрыми вращательными движениями производятся так, чтобы впечатлять глаз вместе, чтобы образуют одну картину: человека на спине лошади, птицы в клетке и т. д.

То, что ошибочно в споре, может завораживать в стихотворении.«Дорога не пройдена» действует как своего рода тауматроп, вращая два противоположных видения так, что временами кажется, что они сливаются. И это слияние происходит не в результате тщательного слияния двух — союза, — а в результате «быстрого и частого перехода», как выражается Уэйтли. Само название представляет собой небольшой, но мощный двигатель, который сначала ведет нас к одной непроходимой дороге, а затем сразу же обратно к другой, создавая видение, в котором мы каким-то образом оказываемся на обеих дорогах или ни на одной из них.

* * * *

Это чувство движения имеет решающее значение для того, как разворачивается стихотворение.Мы постоянно «перезагружаемся» по мере продвижения по строфам, при этом стихотворение переключается от одного прочтения к другому так быстро, что переходы легко пропустить. Это верно даже для его первой строчки. Вот как начинается стихотворение:

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать обе
И быть одним путешественником, долго я стоял
И смотрел на одну, насколько мог
Туда, где она загибалась в зарослях. . .

Самое важное слово в строфе — и, возможно, самое недооцененное, но важное слово в стихотворении — это «дороги».В конце концов, Фрост мог бы сказать две «тропинки», «тропы» или «следы» и передать почти одну и ту же концепцию. Тем не менее, как отмечает ученый Джордж Монтейро:

Фрост, похоже, сознательно выбрал слово «дороги». . . . Фактически, однажды, когда его попросили процитировать его знаменитое стихотворение «Два пути расходились в желтом лесу», Фрост отреагировал с таким чувством — «Две дороги , !» — что транскрипция его ответа сделала необходимым и то и другое. выделить слово «дороги» курсивом и поставить после него восклицательный знак.Фрост хорошо прочитал стихотворение, но, как вспоминал его друг, «он не позволил мне уйти« двумя путями! »»

Что дают «дороги»? В первую очередь две вещи. Во-первых, дорога, в отличие от тропы, обязательно искусственная. Возможно, Данте обнаружил, что его жизнь так же изменилась «в темном лесу», но Фрост делает еще один шаг, помещая свой динамик в обстановку, сочетающую мир природы с цивилизацией — да, путешественник один в лесу, но в любом случае он идет, он следует курсу, построенному другими людьми, по которому, в свою очередь, будут следовать еще другие люди спустя долгое время после его прохождения.Акт выбора может быть единичным, но не контекст, в котором он происходит. Во-вторых, как выразился Венделл Берри, путь отличается от дороги тем, что он «подчиняется естественным обманам; такие препятствия, как он встречает, он объезжает ». Дорога — это утверждение воли, а не приспособление. Таким образом, решение говорящего, когда оно придет, каким бы оно ни было, будет волевым актом, который может произойти только в рамках другого такого акта — взглядом на мир, который одновременно подрывает и укрепляет идею индивидуального выбора.

Этот двойной эффект продолжается во второй и третьей строках стихотворения, которые резюмируют дилемму, вокруг которой строится «Дорога не пройдена»: «И жаль, что я не смог путешествовать одновременно / И быть одним путешественником. . . » Фрост часто любит использовать повторение и его родственника, избыточность, чтобы предложить сложные контуры, казалось бы, простых концепций. В этом случае у нас есть то, что кажется самым простым предположением, которое только можно вообразить: если дорога разветвляется, один человек не может «пройти обе» ветви.Но концепция странным образом расширена и включает наблюдение о том, что нельзя «путешествовать одновременно» и «быть одним путешественником», что кажется излишним. В конце концов, Фрост мог бы легче и, очевидно, написать строфу так (выделено мной):

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать обе
К тому месту, где они заканчивались, долго Я стоял
И смотрел на одну, насколько мог
Туда, где она загибалась в подлесок.. .

В чем же тогда разница между утверждением, что нельзя «путешествовать по обеим» дорогам, и тем, что нельзя «путешествовать по обоим / и быть одним путешественником»? И почему Фрост считает, что эту разницу стоит сохранять? Один из способов ответить на эти вопросы — подумать о том, о чем говорящий на самом деле предлагает ему «извиниться». Например, он не сожалеет о том, что не видит, что находится в конце каждой дороги. (Если бы это было так, было бы разумнее использовать приведенную выше модифицированную версию.) Скорее он сожалеет, что ему не хватает способности видеть, что находится в конце каждой дороги — он возражает не против результата принципа, что вы можете Не сразу в двух местах, а в самом принципе.Он сопротивляется идее вселенной, в которой его личность ограничена, отчасти из-за того, что он подвержен выбору. (Сравните это со случаем человека, который сожалеет о том, что не может путешествовать во времени, не потому, что он хотел бы, например, присутствовать на премьере «Гамлета », , а просто потому, что он хочет испытать путешествие во времени.)

Это, конечно, предполагает, что говорящий сожалеет о том, что он не может проехать обеими дорогами одновременно. Но что, если он вместо этого имеет в виду, что было бы невозможно «путешествовать обоими / И быть одним путешественником», даже если он вернется позже, чтобы пойти второй дорогой? По словам Роберта Фаггена, здесь предполагается, что «опыт меняет путешественника»: акт выбора изменяет человека, делающего выбор.Этот момент будет тихо усилен двумя строфами позже, когда говорящий скажет, что «зная, как путь ведет к пути, / я сомневался, вернусь ли я когда-нибудь» — сомнение не только в том, что он может снова вернуться к тому же физическому состоянию. пятно, но что он может вернуться на перекресток тем же человеком, тем же «я», которое его покинуло. Такое прочтение стихотворения тонко отличается от идеи о том, что существование просто зависит от необходимости принимать решения, и даже более смело. Если мы не можем оставаться неизменными посредством какого-либо одного выбора, тогда каждый выбор становится вопросом экзистенциальной значимости — в конце концов, мы не просто решаем идти налево или направо; мы трансформируем самих себя.В то же время, однако, если каждый выбор изменяет «я», то в какой-то момент рассматриваемое «я» становится не чем иным, как серией накопленных действий, многие из которых крайне незначительны. Своеобразное добавление Фроста — «И будь одним путешественником» — как следствие, возвышает и уменьшает представление о выбирающем, одновременно повышая и уменьшая выбор. Тауматроп крутится, дороги размываются и сливаются.

* * * *

Это только первая строфа «Дороги не пройдена», и уже ее строки кажутся окутанными потенциальными интерпретациями, некоторые из которых более правдоподобны, чем другие, но ни одна из которых не может быть отброшена.Можно понять, почему Томас сказал, что нашел стихотворение «ошеломляющим». Но затем Фрост делает еще один шаг вперед. Обрисовав спикера и его потенциальный выбор во всей их запутанной двусмысленности, он подрывает идею о том, что выбор действительно существует:

Затем взял другой, столь же справедливый,
И, пожалуй, лучшую претензию,
Потому что он был травянистым и требовал износа;
Хотя насчет того проходившего там
Носили они действительно примерно такие же,

И оба в то утро одинаково лежали
В листьях ни одна ступенька не ступала черной.

Говорящий хочет видеть пути как разные (у одного «возможно, лучшее заявление»), но признает, что различия, если они вообще существуют, незначительны («проходящие там / носили их действительно примерно одинаково»). Сходство дорог позже будет пересмотрено в рассказе, который, по словам оратора, он будет рассказывать «через века и века спустя» — как он, как известно, он заметил, он заявит, что взял «ту, по которой меньше путешествовали».

В этих строфах стоит остановиться на двух моментах.Во-первых, почему в первую очередь упоминается внешний вид дорог? Обычно мы больше беспокоимся о том, куда идут дороги, чем о том, как они выглядят. (Здесь снова стоит противопоставить «дорогу» «тропе» или «тропе», ни один из которых не подразумевает пункт назначения так сильно, как «дорога».) Так что, если бы Фрост хотел пародировать своего рода романтическую тоску по упущенным возможностям, не Не было бы эффективнее предполагать, что дороги достигли одного и того же места? Как в:

Затем взял другой, столь же справедливый,
И, возможно, лучший аргумент,
Потому что он, казалось, вел в другом месте,

Хотя в конце дня каждый путешественник там
Финишировал в том же месте.

Во-вторых, если вы полны решимости сделать внешний вид дорог главной проблемой, зачем делать это появление исключительно функцией того, сколько проехали по каждой дороге? Почему бы не поговорить о том, что одна дорога была солнечнее, шире, каменистее или круче? «Я выбрал менее пройденный», как часто предполагается, означает «я выбрал более трудный путь», но это не обязательно верно ни в буквальном, ни в метафорическом смысле. В конце концов, в живописных местах наименее проходимые тропы обычно наименее интересны и трудны (представьте себе дорогу для автомобилей скорой помощи в государственном парке), и если мы представим себе «дороги» как относящиеся к «жизненному выбору», то массив решений, которые «меньше путешествуют», но одновременно являются легкими и потенциально вредными, почти не заканчиваются (злоупотребление наркотиками, уклонение от уплаты налогов и т. д.).Итак, если идея заключалась в том, чтобы предположить, что говорящий хочет воспринимать выбранный им путь не просто как одинокий, а как требовательный, почему бы не сделать более прямое заявление, которое привело бы к более прямому выводу, например:

Две дороги расходились в лесу, и я…
Я выбрал ту, которую осмелился попробовать.

По общему признанию, эти строки плохи, но на первый взгляд не намного хуже, чем фактические заключительные строки стихотворения, которые включают добавление явно лишнего предлога — «по», который почти всегда опускается, когда упоминается завершающее утверждение стихотворения.(Не зря бестселлер Скотта Пека называется The Road Less Traveled , а не The Road Less Traveled By .)

Так что здесь происходит? Опять же, полезно представить «Не пройденный путь» как состоящий из альтернативных проблесков двух ненаписанных стихотворений, одно из которых представляет собой распространенное заблуждение, а другое — пародию, которую, как иногда утверждал Фрост, имел в виду. Каждый раз, когда стихотворение угрожает прояснить одно или другое, оно сопротивляется, вместо этого перемещаясь в неопределенное промежуточное пространство, в котором оба слабо заметны, как перекрывающиеся призраки.Это относительно легко увидеть в отношении «наивного» прочтения «Неизбежной дороги» как гимна стоическому индивидуализму. Если бы Фрост хотел написать это стихотворение, оно действительно называлось бы «Меньше путешествованная дорога» и могло бы выглядеть примерно так:

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать обе
До , где они заканчивались, долго я стоял
И смотрел вниз, насколько мог
Туда, где она вилась в зарослях;

Затем взял другой, столь же справедливый,
И представил, возможно, большее испытание,
Потому что он был узким и требовал износа,
Поднимаясь так круто в разреженный воздух
Что человеку было бы трудно просто отдохнуть,

В то время как другой предлагал комнату поиграть
Или спокойно стоять вдоль трассы.
В тот день я выбрал более одинокую дорогу,
И зная, как путь ведет к пути,
Я сомневался, вернусь ли я когда-нибудь.

Я расскажу это со вздохом
Где-то веками отсюда:
Две дороги расходились в лесу, и я …
Я взял ту, которая посмела меня попробовать,
И это сделало вся разница.

Я не претендую на элегантность этой версии, но в ней есть все элементы, обычно приписываемые настоящей «Road Not Taken»: акцент на одиночном вызове, тон усталой, но тихо-уверенной покорности (то, что скептик назвал бы самопоздравление), и простой выбор между явно разными вариантами.Это стихотворение было бы легко написать Фросту.

Но это не то, что он сделал. Но он также не написал пародию на то, что «Дорога не пройдена», как многие считают, среди более искушенных читателей (или, по крайней мере, более внимательных читателей). У Фроста был колючий и ловкий ум, и он без труда резал бы более явное романтическое колебание, если бы это было все, что он имел в виду. Такое стихотворение могло бы называться «Две дороги» и звучало бы так:

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать обе
До , где они заканчивались, долго я стоял
И смотрел вниз, насколько мог
Туда, где она вилась в зарослях;

Затем взял другой, столь же справедливый,
И, возможно, лучший аргумент,
Потому что он, казалось, ведет в другом месте,
Хотя в конце дня каждый путешественник там
Финишировал в том же самом месте,

У обоих, как я узнал, были руки, которые лежали
вокруг леса и сходились в одну колею.
И какой бы я ни выбрал в тот день,
Повел бы себя другим путем
И послал бы меня вперед, чтобы забрать меня обратно.

Тем не менее, я буду требовать со вздохом
Где-то веками отсюда:
Две дороги расходились в лесу, и я … все изменило.

Одним из важных элементов пародии является то, что она признается как таковая: слишком непонятная пародия не достигла своей основной цели.В «Неизбежной дороге» Фрост упускает несколько возможностей сделать свою «шутку» более явной, в первую очередь из-за того, что не дает дорогам общий пункт назначения, а не просто сходное состояние износа. (И даже это сходство квалифицируется, потому что оно зависит от восприятия говорящего, а не от его реальных знаний — в конце концов, не выбрав первый путь, он не может быть уверен, насколько он пройден или нет, за пределами его непосредственного Прямая видимость.) Обычная интерпретация «Дороги не пройдена» почти наверняка неверна, но идея, что стихотворение является пародией, также не кажется совершенно правильной.

* * * *

И это подводит нас к последней строфе — точнее, к одному из наиболее тщательно помещенных слов в этой тонко сбалансированной аранжировке. Это слово «вздох»:

Я буду говорить это со вздохом
Где-то стареет и стареет отсюда. . .

Фрост несколько раз упоминает вздох в своих замечаниях о «Не пройденном пути», и хотя эти комментарии часто носят косвенный характер, очевидно, что он считал слово «вздох» важным для понимания стихотворения.Это «притворный вздох, лицемерный для забавы», — сказал он Эдварду Томасу в 1915 году. Это «абсолютно спасительно», — сказал он полвека спустя аудитории на конференции «Хлебный хлеб». По словам Лоуренса Томпсона, он иногда заявлял во время публичных чтений, что молодая девушка спросила его о вздохе, и что он считал это очень хорошим вопросом — анекдот, который (по мнению Томпсона) должен был побудить аудиторию оценить замысловатость стихотворения.

Но с чего бы это? В конце концов, вздох соответствует обоим обычным прочтениям стихотворения и, следовательно, вряд ли сделает одно из них более интересным.Если мы дадим стихотворение его популярное, наивное толкование, то вздох будет вздохом усталого, но самоуверенного принятия, граничащего с удовлетворением: говорящий встал на трудный путь, столкнулся с препятствиями, потерял на этом пути, сожалеет, у него было немного … И все же он оказался в лучшем, более сильном месте. Это вздох с трудом завоеванной зрелости или утомительное фальшивое смирение, в зависимости от того, как на это смотреть. Напротив, если мы думаем о стихотворении как о ироническом комментарии к романтическому эгоцентризму, то вздох свидетельствует о прямом сожалении: говорящий искренне обеспокоен последствиями каждого небольшого выбора, который он делает, и его озабоченность собственными решениями заставляет его немного смешно.

Но ни одно из этих объяснений вздоха не кажется особенно неясным, не говоря уже о «абсолютно спасительном». Возможно, это потому, что они оба скользят мимо ключевого момента: вздох еще не произошел. Вспомните последнюю строфу:

Я расскажу это со вздохом
Где-то стареет и стареет:
Две дороги расходились в лесу, и я …
Я выбрал ту, по которой меньше ездили,
разница.

Говорящий сейчас не «со вздохом говорит об этом»; он говорит, что будет вздыхать «через века». Он знает себя достаточно хорошо — или думает, что знает, — чтобы предсказать, как он будет относиться к последствиям своего выбора в будущем. Но если он на самом деле так хорошо знает себя, то есть причина спросить, действительно ли он будет вести себя так, как предлагает. То есть говорящий не обязательно из тех людей, которые вздыхают, объясняя, что много лет назад он выбрал менее продвинутый путь; скорее, он из тех людей, которые думают, что он вздохнет, рассказывая нам эту историю.Он предполагает, что сделает что-то, что покажется окружающим самодовольным или парализующим беспокойством.

Это небольшая разница, но, как и множество мелких отличий в «Дорога не пройдена», она имеет большое значение. Потому что это позволяет нам испытывать нежное сострадание к говорящему, которого теперь можно рассматривать не столько как хвастуна или невротика, сколько как человека, который, возможно, чрезмерно критичен по отношению к своим собственным недостаткам. Эта особенность стихотворения, как ни странно, остается незамеченной в большинстве комментариев, и даже когда она отмечается, она имеет тенденцию складываться в одну из двух стандартных интерпретаций.В статье The New Yorker , например, критик Дэн Чиассон заявляет, что вздох представляет «более позднюю версию себя, которую эта текущая версия, хотя и неуклонно движется в своем направлении, но находит жалкой», и он объявляет стихотворение «хитрый самородок нигилизма». Но образ себя редко бывает точным в данный момент, не говоря уже о том, что он является предиктором будущего поведения, а само стихотворение не дает оснований делать вывод о том, что говорящий «неуклонно движется» к чему-либо. Мы обязаны принимать его мнение о себе за чистую монету не больше, чем верить Эмме Бовари или Вилли Ломан.

Важно помнить, что, хотя «Дорога не пройдена» не связана исключительно с Эдвардом Томасом, по крайней мере, Фрост сильно ассоциировал ее с Томасом. И, как справедливо отмечает ученый Кэтрин Кернс, Фрост «по общему мнению, искренне любил Томаса». Действительно, «многогранная способность Фроста принимать драматические маски больше нигде не включала такого друга, как Томас, которого он любил и восхищался, что характерно, больше, чем« кто-либо в Англии или где-либо еще в мире »». Если вы восхищаетесь кем-то больше, чем кем-либо ». где-нибудь еще в мире », вы, вероятно, не собираетесь связывать этого человека со стихотворением, оратор которого покажется либо неприятным, либо ослабленным.Но вы вполне можете связать его с чрезвычайно чувствительным и самосознательным оратором, который считает себя — возможно, ошибочно — в основе своей слабым и, вероятно, поведет себя так, что другие потеряют терпение. «Но вы уже знаете, как я колеблюсь, — писал Томас Фросту в начале 1914 года, — и от каких колебаний я зависел». Это фигура, которая возникает между двумя наиболее распространенными интерпретациями «Дороги не пройденной», и его сомневающаяся, но горячая чувствительность является тайной теплотой стихотворения.Это то, что является или может быть «абсолютно экономичным».

* * * *

Поэзия всегда колебалась между осторожностью и пылкостью. Излияния Дилана Томаса уступают место иронии Филипа Ларкина; сдержанность Элизабет Бишоп уступает безумию Сильвии Плат; закрытое становится открытым; горячее становится холодным. В этой системе двоичных объектов Фрост обычно рассматривается не просто как охраняемый, а практически окруженный зубчатыми стенами. Отчасти это связано с темпераментом: его отказ занимать какие-то должности может показаться принципиальным, в некотором смысле окольным, но также и уклончивым, в отличие от Cantos Паунда, несмотря на всю их сложность.Есть ощущение, что, как и Томас Харди, Фрост иногда видел себя более связанным с безличными силами, часто изображаемыми в его стихах, чем с человеческими персонажами, которые эти силы так часто подавляют. Он не теплый. Он не говорит нам, о чем думает. Его стихи не афишируют своих амбиций. «Он представляет», — говорится во вступительной записке к Фросту во втором издании Антологии современной поэзии Нортона , — «пример сдержанности или сдержанности в жанре, дикции, теме и даже философии, что впечатляет, но также как это было видно после его смерти поколением, склонным к экстравагантности, осторожным.”

«Осторожно»: ни слова, которое не понравилось бы Фросту. В своей личной жизни он был кем угодно, но, как показывают его почти мономаниакальные ухаживания за женой, не говоря уже о его решении переехать в Англию в возрасте 38 лет на основании подбрасывания монеты. (В этом отношении он был намного смелее, чем почти все его сверстники-модернисты.) И это слово кажется одинаково неприменимым к его самому сильному сочинению, которое дерзко в своей готовности привлечь множество аудиторий (и быть оцененными ими), а также в его решимость продемонстрировать свое техническое волшебство таким образом, который наверняка будет изначально недооценен.Требуется огромная нервозность, чтобы быть готовым выглядеть так, будто вы не знаете, что делаете, хотя на самом деле вы являетесь мастером рассматриваемой деятельности. Даже в 1915 году, например, для амбициозного поэта было далеко не «осторожно» открывать свою первую книгу, умышленно рифмуя «деревья» и «ветерок» — сочетание, столь легендарно банальное, что Александр, как известно, высмеял его. Папа 200 лет назад. Верно, что Фрост добился огромного успеха благодаря тому, что писал так, как он это делал, но успех в сложном предприятии не делает само предприятие менее рискованным.

И все же, если слово «осторожный» неверно, оно, что интересно, неверно. «Дорога не пройдена», кажется, связана с трудностью принятия решений, но сама по себе странным образом не решается. Это держит нас в лесу, на перекрестке, в неуверенности в том, действительно ли говорящий делает выбор, а затем заканчивается не самим решением, а утверждением о будущем, которое кажется ненадежным. В этом смысле нет дороги, по которой «Дорога не пройдена». Это желание прикрыть все возможности «осторожное»? Здесь будет полезно обратиться к другому стихотворению из ранней карьеры Фроста: «Нежелание.Это стихотворение заканчивается:

Ах, когда в сердце человека
Было ли это когда-либо меньше, чем измена
Идти по течению вещей,
К уступить с благодатью разуму,
И поклониться и принять конец
Любви или сезона?

Заключение стихотворения — протест против выводов, можно сказать, аргумент в пользу промедления. Но это не аргумент в пользу осторожности, хотя осторожность и промедление взаимосвязаны.В конце концов, затягивает и упрямая чувствительность. Задерживается игривая чуткость. Высокомерная чувствительность откладывает, потому что с ней нельзя торопиться. И хотя Фрост может претендовать на величайшую эпитафию, сочиненную самим собой в истории англоязычной поэзии — У меня была перепалка любовников со всем миром, — для его камня было бы не менее точно было бы читать «УСТОЙЧИВОЙ, ИГРУШНЫЙ И САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ». Или даже ОН НИКОГДА НЕ ПЕРЕДАЛИ. «Дорога не пройдена» — это явно не стихотворение, излучающее такую ​​уверенность. Но его колебания и уклонения частично совпадают с тем, насколько Фрост, как поэт, просто не любит уходить со страницы.Вот Фрост из интервью The Paris Review в 1960 году, рассказывающий об акте письма:

Все дело в производительности, доблести и объединении. Почему критики не говорят об этих вещах — какое это было подвигом — повернуть все таким образом и каким подвигом было помнить об этом, напоминать об этом этим? Почему они не говорят об этом? Подсчет очков. У вас должно быть баллов .

Поэзию часто (бесконечно, утомительно) сравнивают с музыкой, но лишь изредка ее сравнивают с хоккеем с шайбой.А вот Фрост: «Вы должны набрать баллов, набрать » — именно это и делает. Это часть его знаменитой шутки о том, что написание свободных стихов — это «как играть в теннис без сетки», бонмот, который, вероятно, более интересен своей основной метафорой (поэты, эти сидячие существа, подобны спортсменам), чем своей реальной требовать. В сочинениях Фроста есть мускулистый, подтянутый атлетизм, и, как и все великие спортсмены, он не хочет покидать поле, которое, в конце концов, является тем местом, где он полностью себя чувствует.Рассмотрим конец его великого любовного стихотворения «На Землю»:

Когда жесткая, болезненная и покрытая шрамами
Я убираю руку
Если сильно на нее опираться
По траве и песку,

Недостаточно боли:
Я жажду веса и силы
Чтобы почувствовать землю грубой
На всю длину.

Да, эти строфы о жажде сенсаций. Но они также о задержке: Фрост хочет ощутить трение любви не только по «длине» своего тела, но и по «длине» его дней, и по «длине» стихотворения.Не просто больше прикосновений, а больше раз .

И здесь Роберт Фрост и Эдвард Томас (или представление Фроста о Томасе), возможно, не так уж сильно отличаются. «Дорога не пройдена» дает нам несколько вариантов стандартных дилемм, связанных с романтической чувствительностью: как можно превзойти самого себя («путешествовать и то и другое»), оставаясь при этом самим собой («И быть одним путешественником»)? Как можно куда-нибудь попасть, если постоянно стремиться к чему-то более чистому («менее посещаемому»)? В чем разница между историями, которые мы рассказываем о себе, и действительностью нашей внутренней жизни? В момент выбора — момент промедления — все ответы на эти вопросы остаются одинаково возможными.Но когда выбор сделан, другие возможности закрываются, что приводит к тому, что Фрост описывает как «оплакивание того, что могло бы быть». Так что романтические объятия откладывают («Я долго стоял / И смотрел вниз, сколько мог»), потому что откладывает неизбежную потерю. Он колеблется, как колеблется пламя свечи: горячий, но хрупкий, уже окутанный дымом, который будет сигнализировать о его угасании.

Таким образом, и Фроста, и спикера «Дороги не пройден» привлекает идея продления момента принятия решения (достижение «кратковременного удержания от путаницы», как Фрост выразился бы в другом контексте).Разница между ними — отношение и степень. Оратор — и, в более широком смысле, концепция Томаса Фростом — боится того, что он потеряет, когда процесс выбора завершится, поэтому он останавливается почти на любом выборе. Фрост боится потерять сам процесс, поэтому он делает паузу, чтобы принять решение, которое может привести к подлинному разрешению — например, результатом может стать поэма, которая является убедительной и неподвижной. Он хочет, чтобы мяч прошел через кольцо только для того, чтобы вернуться в его руки, потому что для Фроста процесс — продолжение, бесконечное создание бесконечных дорог — это все.«Никто, — пишет он, — действительно не может утверждать, что экстаз должен быть статичным и стоять на одном месте». Вам не нужно просто забивать; вы должны продолжать набирать очков.

* * * *

Но никакая игра не может продолжаться вечно. Очарование Фроста задержкой позволяет ему понять его романтическую чувствительность, посочувствовать его страху закрытия, даже если его заботы не его собственные. И это понимание позволяет ему создавать собственную версию романтического стремления. Конечно, это Фрост, и в этой тоске очень мало «вздоха» из «Дороги не пройдена» или открытого сожаления, которое ее оживляет.Но у него есть дорога и последствия этой дороги. Вот начало «Директивы» 1946 года, которую обычно считают последним великим стихотворением Фроста:

Назад из всего этого сейчас слишком много для нас,
Назад во времена, упрощенные утратой
Деталей, сожженных, растворенных и обломанных
Как кладбищенская мраморная скульптура в погоде,
Есть дом это больше не дом
На ферме, которая больше не является фермой
И в городе, который больше не является городом.
Дорога туда, если вы позволите проводнику направить вас
Кто только знает, что вы заблудились,
Может показаться, что это должен был быть карьер. . .

Поэма проходит через серию возможных самообманов, которые напоминают о потенциальных самообманах из «Дороги не пройденной»:

Сочините воодушевляющую песню о том, как
Кто-то когда-то шел домой с работы,
Кто может быть впереди вас пешком.. .

Это, в свою очередь, сменяется сценой возвращения на родину, которая колеблется где-то между пародией и пафосом:

Тогда будьте как дома. Единственное поле
Теперь осталось не больше, чем желчь сбруи.
Сначала детский домик выдумки,
Разбитая посуда под сосной,
игрушки в домике для детей.
Плачьте о том, какие мелочи могут их радовать.
Тогда для дома, который больше не является домом,
Но только дыра в погребе с перегородкой,
Теперь медленно закрывается, как вмятина в тесте.
Это был не театр, а дом по-настоящему.

Стихотворение завершается помесью крещения и поисков Грааля:

Я спрятал в арке подъема
Из старого кедра на берегу
Сломанный кубок для питья, как Грааль
Под заклинанием, чтобы не те, кто его нашел,
Так что не могу спасены, как говорит Святой Марк, они не должны.
(Я украл кубок из детского домика.)
Вот ваши воды и ваш водопой.
Выпей и снова стань целым без замешательства.

Как отмечали многие критики, «Директива» содержит элементы из десятков ранних стихов Фроста и критических высказываний. Но это редко связано с «Дорога не пройдена»; действительно, эти два аспекта скорее противопоставлены, чем связаны. В статье Slate, , например, Роберт Пински утверждает, что «такие произведения, как« Дорога не пройдена », не нарушают и не пересматривают никаких представлений о форме или идее 19-го века», тогда как «величайшие стихотворения Фроста, такие как« Директива »и «Большая часть этого» радикально бросает вызов и переосмысливает старые концепции памяти, культуры и способов созерцания природы.”

Легко понять, почему некоторые читатели так думают. «Директива» выглядит и ощущается одновременно современной и значимой. Он переходит от одной сцены к другой с небольшим предупреждением, в нем используется пестрая палитра тонов, а не один доминирующий, надежный голос, он одновременно риторический и каламбурный («не игровой дом, а настоящий дом»), и он дает множество намеков на то, что это должно быть отнесено к категории «Основное произведение». Когда Дэвид Леман, редактор серии Best American Poetry , попросил своих приглашенных редакторов — всех выдающихся современных поэтов — назвать величайшие американские стихотворения века, «Директива» была одним из трех стихотворений Фроста, получивших множество голосов.«Дорога не пройдена» не попала в список, хотя тысячи читателей, участвовавших в проекте «Любимые стихотворения» Пинского, назвали ее любимым стихотворением Америки. Этого следовало ожидать. «Директива» стала стихотворением, которое больше всего восхищает преданных читателей — тех же читателей, которые считают «Не пройденный путь» второстепенной и мрачной шуткой. «Это стихотворение, — сказал Фрост одному из первых биографов, — обратило другую группу [последователей Т. С. Элиота]. На этом я остановился. В таком случае логично, что «Директива» продолжает производить впечатление на наследников Элиота.Читая его, вы чувствуете, что если бы Джон Эшбери написал стихотворение Роберта Фроста, оно бы звучало именно так.

И все же есть веская причина связать широко известную «Директиву» с часто высмеиваемой «Дорога не пройдена». «Директива» — это стихотворение, в котором Фрост возвращается к перекрестку, но как приближение самого себя, а не как версия Эдварда Томаса. Это стихотворение о последствиях выбора: это версия вздоха Фроста. Исследуя семейные трагедии, которые часто считаются источниками центральных образов поэмы, Марк Ричардсон утверждает: «Не будет уйти слишком далеко, чтобы сказать, что в« Директиве »Фрост, так сказать, возвращается на место преступления, и что он пришел сюда, чтобы просить, в свете явно «литургических» качеств стихотворения, быть сморщенным.Затем Ричардсон цитирует Рубена Брауэра, одного из старых учеников Фроста, который утверждает, что «Директива» — это возвращение «к началу его жизни и его поэзии, но это возвращение после того, как он выбрал одну дорогу, а не другую» — отголосок из «Дорога не пройдена», которая показательна, пусть даже и непреднамеренно.

Оба стихотворения основаны на образе ненадежной дороги, несовершенно понятой путешественнику. «Директива» содержит путеводитель, правда, но этот путеводитель «имеет в сердце только то, что ты заблудился», и его можно понимать не только как поэта, ведущего читателя, но и как прошлую версию того же путешественника, ведущего текущую версию.(Прочтите так, в строке «Отказаться от всего этого сейчас слишком много для нас», «мы» становится вариантом королевского «мы».) Но наиболее важное совпадение между двумя стихотворениями происходит в гипнотическом заключении. строки «Директивы». Гид говорит нам, что он спрятал «разбитый кубок для питья, подобный Граалю», чтобы «неправильные не могли его найти / Поэтому не могут спастись, как говорит Святой Марк, они не должны». Фрост имеет в виду Марка 4: 11–12, в которой Иисус объясняет, почему он говорит притчами:

И он сказал им: вам дано познать тайну Царства Божьего; а для внешних все это делается в притчах: чтобы видя видели, а не постигали; и слыша они могут слышать, а не понимать; чтобы они никогда не обратились и не получили прощение грехов.

Для Фроста эти строки в равной степени применимы к поэзии, которую некоторые люди просто никогда не поймут, и к которой даже хорошим читателям нужно подходить правильно. Таким образом, стихотворение становится способом разделения аудитории на фракции.

Та же идея двояко проявляется в «Дорога не пройдена». Во-первых, как обсуждалось ранее, докладчик сосредотачивается исключительно на количестве пройденного пути (а не на относительной крутизне или узости дорог и т. Д.), Что означает, что его выбор между ними включает в себя отделение себя от других людей.Дорога — это не просто выбор; это выбор, основанный на исключении. Во-вторых, этот выбор отражен в более крупных уловках самого стихотворения, поскольку оно поощряет толкования только для того, чтобы подрезать их, разделяя читателей на тех, кто думал, что они поняли, на других, которые думали, что эти читатели не понимали, и т. в почти бесконечном цикле. Как Фрост писал Луи Унтермейеру: «Готов поспорить, полдюжины человек не могут сказать, кого и где сбил мой« Дорога не пройдена ».”

* * * *

Но, как мы видели, «кого и куда ударили» практически невозможно определить. Это потому, что «Дорога не пройдена» — это не шутка, а стихотворение. У шутки (или уловки) есть правильный ответ, но в стихотворении есть только ответы, которые лучше или хуже — вопрос, который имеет отношение к наиболее важной связи между «Директивой» и «Путь не пройден». Вспомните начало последнего стихотворения:

Две дороги расходились в желтом лесу,
И жаль, что я не смог проехать обе
И быть одним путником.. .

И напомним заключение «Директивы»:

Вот ваши воды и ваш водопой.
Выпей и снова стань целым без замешательства.

Последняя строка стихотворения является явной ссылкой на хорошо известное описание Фростом успешного завершения стихотворения как «кратковременного прекращения путаницы».

Leave a Reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *