Свобода «ОТ» … и свобода «ДЛЯ». / Блог sambodhi-raf / Мир Адвайты
Поговорим про два принципа свободы. Свобода “ОТ” назовем ее “негативная свобода”, свобода “ДЛЯ” – “позитивная свобода”. Сам принцип был сформирован ещё Кантом, но нашёл своё завершение Эрихом Фромом в 1941 в работе: “Бегство от свободы”, которая стала известной благодаря Айзеку Берлино и его эссе: “Два принципа свободы”.Понимание разницы между негативной и позитивной свободы.
Негативная свобода / Свобода ОТ
Негативная свобода это свобода от внешних ограничений, которые мешают нам делать то что нам хочется, когда нам хочется, и как нам этого хочется. А внешние ограничения накладывают на тебя другие люди неважно кто — будь это твои родители, учителя или твой начальник на работе. Чем больше негативной свободы у тебя есть, тем меньше препятствий лежит между тобой и тем, что желаешь.
Чарлз Тейлор называет негативную свободу “принцип возможности” потому что она дает тебе доступ к ряду желанных возможностей, независимо от того воспользуешься ли ты этими возможностями или нет.
Подытожить этот принцип можно словами: “Я не раб”.
Позитивная свобода / Свобода ДЛЯ
Позитивная свобода это свобода контролировать и направлять свою собственную жизнь. Позитивная свобода позволяет мужчине осознано делать выбор, выбирать собственные цели, и соответственно самому формировать собственную жизнь. Он поступает так, потому что он сам решил так поступить, а не, потому что ему так сказали, или что подтолкнуло его к этому.
Тейлор называет позитивную свободу “концепцией упражнения”, потому что ты делаешь осознанный выбор между всеми доступными возможностями в сторону той, которая наиболее отвечает твоим жизненным приоритетам и ценностям.
Подытожить можно словами “Я сам себе начальник”.
И если тебе все еще не до конца понятна разница то приведу пример из Стэндфордской Энциклопедии которая классно объясняет эти два типа свобод этой историей:
“Представь мужчину, который сидит за рулем автомобиля. Он подъезжает к перекрестку. Там нет, не светофоров, не полиции, не дорожных знаков, а также никаких других машин, у водителя есть возможность повернуть в любую сторону, и он поворачивает налево.- Это негативная свобода.
Непонятно, конечно, но читай дальше. Водитель свободен от всякого рода ограничений, которые заставляют его ехать в каком либо направлении (то есть у него как мы говорили выше море негативной свободы). Но предположим, что если водитель повернул налево, потому что у ему нужно было заехать за пачкой сигарет в магазин, и этот поворот одновременно означал что он пропустит важную встречу? И теперь вопрос к тебе, сам ли он управлял машиной? Ну это понятно что он конечно сидел за рулем, но что им двигало в тот момент? Сам ли он выбрал тот путь куда поехал, или за него уже был сделан выбор его же зависимостью? Это как раз и иллюстрирует недостаток позитивной свободы у водителя, чтобы осуществить то, что он хотел по-настоящему – успеть на встречу.
Как Стэндфордская энциклопедия объясняет дальше:
Эта история дает тебе два пути как думать о свободе. С одной стороны можно думать о свободе как об отсутствии внешних ограничений. Ты полностью волен делать все, что ты хочешь, никто тебя не останавливает, ты дикий волк, ты ренегат. И с первого взгляда, может показаться, что ты полностью свободен, что ты на самом деле крутой перец, и лучше всех остальных, и вот та свобода которую нужно искать. С другой стороны ты можешь думать о свободе как о присутствии контроля, но сейчас я не говорю о контроле установленного другими людьми, а о том контроле — тех правил который ты сам для себя установил. Ты установил для себя эти правила чтоб достигнуть именно того что ты так хочешь.
Другими словами негативная свобода, это количество открытых для тебя дверей, а позитивная свобода это возможность войти в нужную именно для тебя дверь.
Применение этих принципов в жизни.
Cтупень I. Детство. Низкая негативная свобода. Низкая позитивная свобода.
Когда ты был ребенком, скорее всего ты одинаково был ограничен как от негативного влияния так и от сильно позитивного. Твои родители сами устанавливали для тебя правила и распорядок дня по которым ты должен был жить. Твои возможности были ограничены, а твои взгляды и цели зачастую формировались твоими родителями. Также ты особенно себя и не контролировал, ты был импульсивным, а может и зачастую перепуганным ребенком.
Ступень II. Юность. Высокая негативная свобода, низкая позитивная.
Поздравляю тебе исполнилось 18 лет, и ты оставляешь родной дом и идешь учиться в пту, универ, бурсу. Теперь парень ты можешь вздохнуть полной грудью, никто за тобой не смотрит, и никто тебя не контролирует. Внешний авторитет ушел из твоей жизни, и ты в принципе можешь делать все что хочешь. Веселиться каждую ночь, спать до обеда, пропускать пары, приводить к себе кого хочешь.
У тебя обилие негативной свободы – то есть перед тобой открыто множество дверей. Это довольно таки опьяняющее чувство свободы, которым ты начинаешь упиваться, пробуя перейти границы неизведанного, проверяешь себя из раза в раз как далеко ты можешь зайти. Сила воли, дисциплина, что это такое?..
Тут конечно необходимо добавить, что свобода не значит свободу от последствий выбора, ты все еще можешь обанкротиться, или кинуть университет. Ты можешь выбрать свои действия, но ты не можешь выбрать последствия своих деяний.
Ступень III. Зрелый возраст. Высокая негативная свобода. Увеличенная позитивная свобода.
И тут раз ты начинаешь понимать что не все доступные двери одинаковы по важности. Начинаеться плавный переход от мысли Я МОГУ ДЕЛАТЬ ВСЕ, ЧТО ХОЧУ!!! к мысли, ЧТО Я ХОЧУ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОТ СВОЕЙ ЖИЗНИ???.. Ты начинаешь искать смысл и находишь его(или нет, но об этом в другой раз, и в другой статье). И внутри себя ты обнаруживаешь что-то новое…
А тем временем как твое мышление меняется, ты начинаешь, наконец, различать между вариантами которые у тебя есть, начинаешь делать выбор между теми вещами, которые приведут тебя к тому чего ты действительно так хочешь. В это время ты проверяешь разные двери, ты замечаешь, что те из них которые легко открываются удовлетворяют всего лишь твои низшие потребности и соответственно ведут в одну комнату, а те двери, которые с первого раза не поддаются ведут тебя к более высоким целям приводят тебя в комнату еще с большим количеством дверей и возможностей. И вот еще одно открытие которое ты сделаешь для себе некоторые из дверей, которые идут к высоким целям для тебя закрыты. Эти замки символизируют внешние обстоятельства, которые питаются ограничить тебя от действительно тех вещей, которые ты хочешь достичь в своей жизни.
Ступень IV. Мужественность. Высокая негативная свобода. Высокая позитивная.
Тут уже люди не говорят тебе что ты должен или не должен делать как в детстве, ты сам решаешь, что тебе необходимо сделать чтоб стать тем мужчиной, которым ты хочешь стать. Ты сам для себя устанавливаешь те правила и границы, которые наоборот делают тебя сильнее, а не ограничивают. Ты охотно работаешь над самодисциплиной и силой воли. И работая в этом направлении ты учишься контролировать свою низменную природу, или животную сущность, ради высшей цели.
Например, как в нашей первоначальной истории: “водитель бросает курить, чтоб эта привычка не могла контролировать направление его езды.”
Учась контролировать и сдерживать свои желания, ты становишься по-настоящему более независимым. Ты не только свободен от внешних ограничений, но ты также и не раб своим страстям. У тебя есть не только свобода стоять в коридоре с безграничным количеством дверей, но также есть свобода зайти в любую из них. Самообладание это ключ ко всем дверям.
Стремление к позитивной свободе как путь к мужеству.
К сожалению, большинство парней заостряют на II ступени. Мы все растем в культуре, которая поддерживает негативную свободу. Вся реклама, все фильмы, музыка говорит только об одном — бери от жизни все что хочешь, и соответственно счастье ассоциируется с тем что ты можешь делать все что хочешь. И потому они никогда так и не переходят в своем мышление от свободы “ОТ” к свободе “ДЛЯ”. Но как раз этот переход и сопутствует перерождению мальчика в мужчину.
Мужчины, которые меняют свое мышление от негативной свободы к позитивной обнаруживают что те ограничения, которые они сами придумали не ставят им никаких преград, а их самодисциплина наоборот открывает им новые возможности, она открывает им те двери которые по-другому для них были б закрытии.
— Почти любой мужчина может устроиться на работу, но только мужчина с позитивной свободой может найти работу своей мечты.
— Почти любой мужчина может стать мужем и отцом, но только мужчина с позитивной свободой может стать хорошим мужем и отцом.
С другой стороны мужчины, которые остаются детьми во взрослом теле видят в своей жизни только одни ограничения, которые на них наложил мир. Если они видят то что они хотели б иметь им сразу не поддаётся то бишь находиться за закрытой дверью, то вместо того чтоб приложить усилия и поработать над этим они просто пожимают плечами и говорят что им это и не нужно было. По этой причине мужчины, которые застряли в своем развитии на II ступени, никогда не достигают своего высшего потенциала, они недовольны своей жизнью.
Чувство контроля и понимание того что только ты в ответе за свою судьбу добавляет радости и чувства удовлетворения. Мужчина со свободой “ДЛЯ”, знает смысл своей жизни, и он готов жертвовать всем, чтоб достичь свою цель. Он понимает, чтоб достичь чего-то большего надо пожертвовать малым.
Культивируя позитивную свободу, и ограничивая себя сами ми получаем тот стержень, который никто не в силах вырвать у нас.
Подытоживая все вышесказанное хочу закончить статью цитатами из книги Виктора Франкла (психолога, бывшего узника нацистского концентрационного лагеря) – “Человек в поисках смысла”, где он пишет про людей которых возможно лишили всего что можно представить:
“Чувствительные люди, с детства, привыкшие к активному духовному существованию, переживали тяжелую внешнюю ситуацию лагерной жизни хоть и болезненно, но, несмотря на их относительно мягкий душевный нрав, она не оказывала такого разрушительного действия на их духовное бытие. Ведь для них как раз был открыт путь ухода из ужасающей действительности в царство духовной свободы и внутреннего богатства. Только так можно понять тот парадокс, что иногда люди хрупкой телесной организации лучше переносили лагерную жизнь, чем физически сильные натуры…”
“…Напротив, видение «конца» и нацеленность, на какой- то момент в будущем образуют ту духовную опору, которая так нужна заключенным, поскольку только эта духовная опора в состоянии защитить человека от разрушительного действия сил социального окружения, изменяющих характер, удержать его от падения. Тот, кто не может привязаться к какому-либо конечному пункту, к какому-либо моменту времени в будущем, к какой-либо остановке, подвержен опасности внутреннего падения.”
.
Свобода «ОТ», и свобода «ДЛЯ», что выбираем?: dmitrievskiy — LiveJournal
Свобода. О какой свободе принято говорить, и какой свободы принято добиваться? Свободы поговорить — покричать о чем-то «важном», сделать что-то неположенное или запрещенное, что-то недозволительное придумать и организовать?Сейчас человека освободили якобы для того, чтобы сделать его, наконец, хозяином собственной судьбы. Но этот освобожденный человек никакой «судьбы» не знает вообще, ни своей, ни чужой, и в результате оказывается ещё большим рабом всевозможных эгоизмов: личного, религиозного, национального.
Вспомните историю семьи Чаушеску (*), или более свежий пример руководителя Ливии полковника Каддафи. «Освобожденные» народные массы сначала разорвали своего тирана, а затем того, кто их освободил, — посла США. Из рабства нет выхода на свободу (раб не несет в себе концепцию свободы), из рабства есть выход только в месть. Рабы бунтуют, а свободу обретают изначально свободные люди.
Освобождение от внешних ограничений, культурных и религиозных традиций, социальных норм и общественных правил, это не свобода, — это бунт. Бунт и освобождение – это разные, по своей сути, жизненные парадигмы, ну и как следствие, разные модели поведения, которые создают разные, по своим последствиям, ситуации.
Свобода «от», — снятие внешних ограничений, раскрепощение в достижении локальной цели, — происходит через сужение намерения, взаимодействие с ограниченной частью реальности, в итоге, — обусловленность и относительность результата, неудовлетворенность, замкнутость.
Свобода «для», — снятие внутренних (эволюционных) ограничений, — раскрытие, расширение спектра намерений, стремление за горизонт, — включение всей реальности в процесс движения к Источнику.
Природа истинной свободы, заложена в самоограничении. Если мы ограничиваем себя в проявлениях своего животного начала, то выходим на освобождение своего начала человеческого, то есть, через ограничение «животного» в себе, мы обретаем свободу, как человек. Истинная свобода изнутри, ложная свобода в социализированной дозволенности.
За псевдоосвобождением всегда стоит внешний протест против того, что сковывает и формально ограничивает, а за желанием освободиться — внутренняя борьба с собственной «природой»: алчностью, трусостью, похотью, завистью, ложью, — чем больше я ограничиваю в себе эволюционную «мартышку», тем больше во мне проявляется Человек.
Религия, в виде традиции, и идеология, в виде законов не освобождают, но порабощают, — освобождает только вера, как отношение и принадлежность к чему-то целому (см. пост Вера). Любая другая принадлежность: религиозная, социальная, политическая будет являться принадлежностью только к части, и к части незначительной, а значит, в определенном смысле, относительно Целого, будет порабощать.
А отношением к целому, это всегда отношение к Всеобщности, к Источник всего сущего, и каждый вправе называть этот источник в соответствии со своими историческими, культурными и общественными традициями. Мне по-прежнему «нравится» слово Бог, и в отношениях «человек – Бог» я призываю к отношению «сын – Отец» (см. пост Отцовство – сыновство часть 1 и часть 2).
Принятие своего сыновства по отношению к Богу, признание ответственности за столь высокий вселенский статус, смирение себя, через осознание вторичности по отношению к Источнику всего –- составляют основу свободы, в которой мы призваны «стоять».
Скромные попытки раскрыть в себе это сыновство, через служение таким же сынам Бога, как мы (братьям), вырабатывают иные, менее социализированные, мотивы нравственного поведения, реализует более возвышенный тип морали (см. пост Служение).
Мы проживаем истину Сыновства по отношению к Богу, и это проживание делает нас свободными — другие пути к свободе, это пути не к свободе, а к тому самому бунту.
Сейчас эпоху высокого «послушания» свободных людей, сменила эпоха бунтующих рабов. Насаждаемое практически всеми социальными системами «освобождение без веры», есть суть «кабацкое» освобождение, и сплошная душевная изжога. Без нравственного этажа свобода сама себя разлагает, и в пределе выливается в желание ограничить свободу соседа. Абсолютная свобода одного, означает абсолютное рабство другого, а стоящее на другом конце от порабощения чувство вины и морализм не освобождают «от мира» и его соблазнов, но ещё больше обуславливают рабство.
Истинная свобода проявляется в возможности быть полностью реализованными на текущем уровне существования. Свобода дается для самореализации, то есть для проявления исходного совершенства на уровнях формирующейся реальности.
Истинная свобода, — свобода не «от мира» но «в мире», — реализуется на фоне пронзительной радости от осознания Отцовской заботы и любви, когда мы, исполняя долг Сына, отвечаем за дела в земной части Его небесной семьи, опираясь на истинное смирение, как признание своей вторичности по отношению к изначальности; повторюсь, именно вторичности, но не ущербности, и тем более не греховности (см. пост Смирение – Прощение).
О бунтарях знают все, о свободных людях — только Бог.
Прогресс во вселенной характеризуется расширением свободы личности, ибо он связан с постепенным достижением всё более высоких уровней самопознания и появляющимся добровольным самоограничением.
(*) 25.12.85 года была осуществлена расправа над свергнутым Румынским лидером, вместе с женой в течение трех часов был осужден и расстрелян.
Перейти на мой сайт.
Перейти в мой ЖЖ.
Добавить в друзья в ЖЖ
Свобода от и свобода для.
Русским нужна полная метафизическая свобода духа, а не узкая экономическая свобода либералов — но к великому освобождению нужно быть готовым, нужно быть сильным.
Либерализм — это отвратительное, человеконенавистническое, подлое учение. Он омерзителен в теории и на практике. Если бы мы знали, что стоит за красивым иностранным словом «либерализм», мы бы отшатнулись, ужаснулись, бросились бежать от него как можно быстрее и как можно дальше. Пора называть вещи своими именами, нас слишком долго запутывали.
На первый взгляд, слово «либерализм» отсылает нас к идее «свободы» — латинское libertas. Получается, что «либералы» суть «поборники свободы». «Свобода» для русского слуха звучит притягательно и заманчиво, зазывно, потаенно. Русский дух любит свободу, и земли наши — возможно, поэтому — не имеют конца, они бескрайни, как наше сознание, как наш рассеянный, немного неуверенный взгляд внутрь самих себя. Однако, это обман, подмена, нас хотят смутить, обобрать, дезориентировать. Не выйдет.
«Свобода от» — это свобода индивидуума от общества, от социальных связей, зависимостей, оценок. Либерализм настаивает: мерой всех вещей является «торгующий индивид», он — смысл бытия и полюс жизни.
«Свобода» в либерализме понимается совершенно не по-русски, это негативная свобода. Лучше всего сослаться на общепризнанного теоретика либерализма — ведь он знает, что говорит — английского философа Джона Стюарта Милля. Что говорит нам о свободе этот столп либерализма, почтенный английский джентльмен, чье имя украшает философские словари и научные энциклопедии? Почтенный Милль не может ошибаться, не может, ему виднее.
Оказывается, по Миллю, есть две свободы, обозначаемые к тому же разными английскими словами. «Свобода» как liberty, и «свобода» как freedom. Это совсем разные вещи, уверяет нас Джон Стюарт Милль. Liberty — это то понятие, из которого возник термин «либерализм». Но тут-то и начинаются сюрпризы: «liberty», по Миллю, это «свобода негативная», «свобода от». Ее Милль считает самой главной, важной и единственной.
Милль конкретизирует: задачей либералов является освобождение от социально-политических, религиозных, сословных традиций и взаимообязательств. «Свобода от» — это свобода индивидуума от общества, от социальных связей, зависимостей, оценок. Либерализм настаивает: мерой всех вещей является «торгующий индивид», он — смысл бытия и полюс жизни. Не мешайте ему делать, что он хочет, т. е. торговать, и мы попадем «в счастливейший из миров». Торгующий индивид, движимый эгоизмом и алчностью — а «эгоизм» и «алчность» считаются добродетелями либеральной философии, — должен быть взят в качестве универсального эталона. Все правовые, административные, нравственные, религиозные и социальные ограничения должны быть с него сняты; произвол его капризов, его интересов, его расчетов и выгод ложится в основу новой системы ценностей.
Это было поистине новаторством для своего времени: нет больше религиозных и нравственных норм, нет сословных обязательств, нет контроля государства и общества над хозяйственной деятельностью, в перспективе нет вообще ни государства, ни общества — лишь хаотическая игра торгующих индивидуумов, без родины, веры, этики, культуры, не управляемых и не ограниченных ничем: каждый стремится к удовлетворению своих влечений, и лишь одна иррациональная инстанция — «невидимая рука рынка» — направляет этот процесс к заветной цели: чтобы жирели жирные, богатели богатые, преуспевали удачливые и радовались преуспевающие.
Это и есть «свобода от», отрицание в ней вполне конкретно, то, от чего предлагается освободиться, — вещи осязаемые и реальные. Да, человека в обществе ограничивают многие вещи, и процесс избавления от этих преград, нравственных норм и социальных обязательств вполне прозрачен — меньше налогов, меньше запретов, меньше отчетов.
Но тут возникает каверзный вопрос: а для чего нужна такая свобода? «От чего» понятно, но «для чего»?
Тут Милль подбирает новое слово — freedom, понимая под ним «свободу для». Ясность, пафос и последовательность либеральной философии Милля останавливается перед этим пределом, как курица, завороженная чертой на песке. «Свобода для» кажется ему пустым и бессодержательным понятием. Оно пугает Милля и либералов тем, что отсылает к глубинам метафизики, к основам человеческого духа, к безднам, с которыми не так легко справиться.
Либерализм — политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное. Русскому человеку такая гадость чужда. Мы гордый славянский народ, сильный и смелый.
«Свобода для», freedom, требует более высокой цели и более фундаментального понимания человека. Она ставит трудные вопросы: в чем позитивный смысл жизни? Для чего человек трудиться, живет, дышит, любит, творит? Куда и зачем направить тот сгусток энергии, с которым человеческий детеныш рождается в мире людей, возрастает в нем, делает первые шаги, говорит первые слова, сажает деревья, строит дома, заводит семью? «Свобода для» — это удар по струне человеческого сердца, это новый животворящий мрак, куда нас бросает философское вопрошание. Это риск, это безумие, это вызов, это далекий зов наших последних, глубоко запрятанных бездн.
Джон Стюарт Милль бледнеет перед этим вопросом, он подавлен ужасающим бытийным объемом открывающейся позитивной свободы, он не знает, что с этим делать, он пасует, он прячется, он уходит от ответа.
Тут на горизонте европейской философии появляется худой немецкий профессор славянского происхождения. Тонкие желтые пальцы ловко и немного брезгливо хватают англичанина за мочку пуританского уха.
Фридрих Ницше, блистательный, беспощадный, фатальный, как ветер пустынь сирокко:
«Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не о том, что ты сбросил ярмо с себя.
Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя?
Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от своего рабства.
Свободный от чего?
Какое дело до этого Заратустре!
Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?»
«Так говорил Заратустра (О пути созидающего)»
Одним этим коротким пассажем либералы окончательно и бесповоротно уничтожены. На них поставлен крест — немногие способны преодолеть проклятие Заратустры. «Свобода от» — это чаяние извечного законченного раба, свободный дух выбирает только «свободу для» — с нее он начинает и ею заканчивает. Ты хочешь торговать, мужчина? Иди и торгуй, не хочешь, не иди и не торгуй! Вставай, улыбайся, твори, рискуй, ошибайся — ты заплатишь за все и по полной шкале, и никто тебя не спасет от жестоких и беспощадных стихий полнокровного живого человеческого бытия. Гарантировать «свободу для» невозможно. Свободу берут сильной мужской рукой и больше не хнычут и ни от кого не ждут пощады.
Либерализм — политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное. Русскому человеку такая гадость чужда. Мы гордый славянский народ, сильный и смелый.
Почему же мы веками стоим на коленях? — спросит язвительный англосакс, поигрывая бумажкой с биржевыми котировками. Потому, что мы не можем нащупать этого тайного, трудного, кристально чистого и не терпящего ни малейшего обмана «для». Мы слишком любим истинную свободу, чтобы разменивать ее на пошлое, рабское, уродское либеральное «от». Мы лучше постоим еще так, как стоим, соберемся с духом. А потом скажем наконец, скажем свое великое русское слово, последнее слово мировой истории. Это будет слово ультимативной свободы, позитивной и солнечной.
Свободы для…
Александр ДУГИН
Свобода — Психологос
Фильм «Сергей Калугин»
От свободы неистовой плачь, беспредельной и страшной свободы…
скачать видео
Свобода — возможность принимать самостоятельные решения и реализовывать собственные планы.
Свобода — обязательный атрибут личности. Нет свободы — нет личности. Свобода — неотъемлемый признак человеческого образа жизни. Человек только тот, кто свободен. Настолько Человек, насколько — свободен. Трава не может быть не травой, животное есть только то, что задано ему генетически и вставлено от воспитания. Во мне тоже есть куча предопределенного, и если я иду по пути наименьшего сопротивления, живу естественно, природосообразно — я трава. А если я становлюсь выше, начинаю быть хозяином своей души и жизни, приобретаю свободу — я уже Человек.
Однако не все различают свободу ОТ и свободу ДЛЯ. «Свобода от» (свобода как вседозволенность) — это возможность действовать без ограничений. В частности, без ответственности, игнорируя любые внешние рамки и ограничения, стесняющие человека. Такая свобода чаще называется — безответственностью и произволом. К «свободе от» тяготеют люди с внутренней неудовлетворенностью и протестом против естественных ограничений жизни.
«Свобода для» (свобода как обязанность) — это существенно другое понимание свободы. Такое понимание свободы апеллирует к сознательной социально-нравственной активности, направленной на реализацию жизненных целей и принципов, за осуществление которых личность чувствует себя персонально ответственной и которые не разобщают, а соединяют ее с другими.
Свободное воспитание
Свобода – одна из важнейших жизненных ценностей человеческой жизни, и тема свободного воспитания давно волнует как лучшие умы человечества, так и просто родителей, для которых дети не просто развлечение, а радостная возможность создать достойную человеческую жизнь хотя бы в одном экземпляре. С чего начать? С того, чтобы дать маленькому ребенку максимальную свободу? Оказывается — нет, это путь скорее тупиковый. Дело в том, что человек рождается не свободным, а существом зависимым, зависимым хотя бы от своей внутренней природы. Воспитание обязано начинаться с принуждения, но заканчиваться — свободой. Путь к свободе лежит через принуждение.
Цена свободы
Свобода — великая задача жизни, но эта жизненная ценность имеет свою цену, и иногда — очень большую. Об этом свидетельствует страх свободы, в частности — страх одиночества, так часто связанного с выбором свободы.
Сентябрь сколачивает стаи
И первый лист звенит у ног…
Извечна истина простая:
Свободен — значит, одинок.
Мечтая о свободе годы
Не замечаем мы того
Что нашей собственной свободы
Боимся более всего.
И на растерянные лица:
Куда нам жизни деть свои? —
Крылом спасительным ложится
Власть государства и семьи.
В углу за снятою иконой
Вся в паутине пустота
Свободен — значит, вне закона.
Как эта истина проста!
Входная дверь гремит как выстрел
В моем пустеющем дому
Так жить нам вместе словно листьям
А падать вниз по одному.
Так жить нам вместе словно листьям
А падать вниз по одному…
(А. Городницкий, Элегия)
Что такое свобода? / Православие.Ru
Как можно быть свободным всегда
Чаще всего о «свободе» говорят как о свободе в политическом смысле, свободе от тирании и угнетения со стороны других людей. Библия начинает рассказ о свободе на этом, наиболее простом, уровне. Бог Библии — это освободитель, причем освободитель в прямом и буквальном смысле. Десять Заповедей начинаются с торжественного провозглашения: Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства (Исх 20:2). Бог выводит Свой народ из рабства — вполне буквального рабства, в котором евреи пребывали в Египте, — сломив упорство угнетателей грозными чудесами и знамениями.
Невозможно переоценить влияние, которое история Исхода оказала на формирование сознания христианского мира. Некоторые вещи, которые сейчас кажутся нам само собой разумеющимися, выглядели довольно странно в добиблейском мире. Бог, который становится на сторону рабов, на сторону угнетенных, на сторону бессильных, против сильных мира сего, — это было для современников странной, непонятной и даже возмутительной новостью. Боги язычников символизировали силу, могущество, победу, они были ближе к господствующим, царствующим слоям человеческого общества — и дальше всего от угнетенных и рабов.
Но Бог Закона и Пророков раз за разом оборачивается против сильных и славных и выступает на стороне бессильных и безвестных. Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо (Ис 58:6).
Не случайно восприятие свободы как универсальной ценности сложилось именно в христианском мире; и даже те, кто восставал и против Церкви, и против веры в Бога вообще, думая, что обретут этим бóльшую свободу, сознательно или нет апеллировали к библейским образам.
Свобода без Бога
Библейские пророки обрушивались на неправедных властителей — в том числе религиозных — от имени Бога; и многие движения, выступавшие против угнетения, носили отчетливо религиозный характер, будь то аболиционисты, выступающие за отмену рабства чернокожих, или движение за гражданские права в США в 1960-е годы, которое возглавлялось баптистским служителем Мартином Лютером Кингом.
Но в европейской истории сложилось и другое понимание свободы — свободы, не только оторванной от своих библейских оснований, но и прямо восстающей против веры в Бога. Впервые это движение заявило о себе во Франции конца XVIII века, где ряд известных мыслителей стали воспринимать Церковь как опору королевской власти и источник угнетения — угнетения, от которого надо было избавиться ради того, чтобы построить новую жизнь на началах разума, свободы и братства. Большая часть этих мыслителей придерживалась некой размытой и адогматичной религиозности, веры в Бога, которую надлежало «очистить» от церковных «суеверий»; но в том же движении появились и «чистые» атеисты, такие, как барон Поль Гольбах, яростно восстававшие против любой веры, библейской — особенно.
«Заря свободы», воссиявшая над Францией в годы Великой французской революции, сначала вызвала взрыв восторга у мыслящей европейской публики, но потом известия, приходящие из Парижа, начали становиться все более и более мрачными: царство разума и свободы обернулось царством крови и террора. Начиная с «сентябрьской резни», когда толпа расправилась с тысячами людей в Париже и других городах, сочтя их «контрреволюционерами», и продолжая «адскими колоннами» генерала Тюрро, осуществившими то, что потом было названо «франко-французским геноцидом» в Вандее, революция повернулась своей другой стороной.
Как писал в своих «Размышлениях о революции во Франции» британский мыслитель Эдмунд Берк, «Что такое свобода без мудрости и добродетели? Это величайшее из всех возможных зол; это безрассудство, порок и безумие, не поддающиеся обузданию».
С тех пор мир пережил еще ряд кровавых революций, и одна из самых страшных произошла у нас в стране. Провозглашались лозунги свободы, равенства, братства, обещалась свобода от угнетения, люди воодушевлялись мечтами о дивном новом мире, но почему-то все это кончалось резней и установлением такой тирании, что по сравнению с ней низвергнутый революцией режим оказывался образцом свободы.
От «сентябрьской резни» в конце XVIII века до камбоджийских «полей смерти» в конце века ХХ обещание свободы оборачивалось большой кровью. Почему? Приведем еще одно высказывание Эдмунда Берка: «Значение свободы для каждого отдельного человека состоит в том, что он может поступать так, как ему нравится: мы должны понять, что ему нравится, прежде чем пришлем поздравления, которые в скором времени могут обернуться соболезнованиями».
Свобода от внешних стеснений, если ее обретает человек, лишенный внутренних принципов, оборачивается бедой. «Должен ли я поздравлять убийцу или разбойника с большой дороги, разбившего оковы тюрьмы, — писал Берк, — с обретением им своих естественных прав? Это походило бы на эпизод освобождения преступников, осужденных на галеры, героическим философом — Рыцарем Печального Образа».
Поэтому свобода, о которой говорит Библия, это нечто гораздо большее, чем просто свобода от угнетения со стороны других людей.
Выбор есть всегда
В древнем мире разбойники, нападавшие на всех, кто путешествовал по дорогам, были постоянной проблемой. Власти не могли наладить патрулирование или справиться с задачей как-то иначе; поэтому они пытались компенсировать свое бессилие повышенной суровостью — захваченных разбойников предавали особенно мучительной смерти, что, как предполагалось, должно было отрезвляюще подействовать на остальных. Мы можем представить себе разбойника, который, как бы мы сказали, гуляет на свободе — он должен опасаться властей, но, с другой стороны, никто ему не господин, он не вынужден тяжело вкалывать на какого-нибудь хозяина, он может направляться куда хочет. И вот этого человека поймали, связали и бросили в темницу. Сохраняет ли он свободу? Очевидно, нет. Толстые каменные стены, железные решетки и суровая стража стоят между ним и вольным воздухом. Наконец, его приговорили и, по обычаю того времени, распяли — так, что он не может даже рукой пошевелить и вынужден терпеть невыносимую муку. Свободен ли этот человек? Сам вопрос может показаться издевательским. Но это вполне осмысленный вопрос, и на него существует точный ответ. Человек, который не может пошевелиться, тем не менее свободен принять самое важное решение в своей жизни. Мы читаем об этом человеке в Евангелии от Луки: Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы [осуждены] справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк23:39-43).
Существует свобода, которую ничто не может у нас отнять — в любых обстоятельствах у нас есть выбор. Узник может озлобиться или покаяться; человек, прикованный к инвалидному креслу, может исполниться горечи, обиды и ненависти ко всему миру, а может обратиться к Богу и стать источником поддержки и утешения для окружающих его здоровых людей. Обстоятельства ставят нас перед выбором, но не они определяют, что мы выберем. Это всегда определяем мы сами. Кажется, свобода выбора — это самоочевидный, непосредственно переживаемый нами опыт; тем не менее все мы склонны ее отрицать.
Это не я!
Третья глава Книги Бытия содержит удивительно глубокий и точный рассказ о грехе — первом грехе, но вместе с тем грехе вообще. Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? — спрашивает Бог у Адама. Кажется, можно дать только два ответа «да, я ел» или «нет, я не ел». Но Адам сказал:Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт 3:11,12). В том, что Адам нарушил заповедь, виновата жена — и, косвенно, Бог, который ему эту жену подсунул.
Адам совершил сознательный выбор — съел запретный плод. Но он говорит, что это выбор не его, что он определен кем-то или чем-то другим — женой, змеем, Богом, только не им, бедным Адамом.
С тех пор, как был записан этот рассказ, прошло очень много времени, но отношение людей к своей жизни остается тем же: мы склонны утверждать, что наши поступки определяются кем-то другим. Мы приходим в ярость потому, что другие люди нас злят; грешим потому, что другие люди вводят нас в соблазн; ненавидим ближнего своего потому, что он такой мерзавец, что мы не можем его не ненавидеть.
Наши поступки вынуждены окружающими нас обстоятельствами — погодой, страной, в которой мы живем, генами, чем угодно еще — исключая наше личное произволение. Мы не виноваты — виноват кто-то другой, или, возможно, — это всех устраивает — мать-природа.
Почему мы так жаждем сложить с себя ответственность? Ведь это чудовищно глупо и разрушительно с чисто земной, практической точки зрения. Отказываясь признавать свои поступки полностью своими, мы утрачиваем контроль над своей жизнью.
Кто оказывается автором книги нашей жизни, если не мы сами? Другие люди, обстоятельства, наши собственные внутренние импульсы, которые мы даже не пытаемся контролировать. На капитанском мостике нашей жизни оказывается всякий прохожий, наш руль поворачивает всякий случайный порыв ветра, всякая чайка, присевшая на него передохнуть.
Что будет с нашей жизнью? Ничего хорошего. В лучшем случае она будет просто пустой и жалкой — мы ничего не достигнем и ничего не обретем. В худшем — мы просто разобьемся о рифы алкоголизма, наркомании или закончим наши дни в тюрьме. В самом деле, что объединяет людей, потерпевших жизненное крушение? Их вера в то, что их жизнь и их поступки определяются кем-то другим. Они запили, потому что окружающие относятся к ним по-свински; бросили семью, потому что домашние «никогда их не понимали»; совершили преступление, потому, что их довели или вынудили. Даже для того, чтобы на чисто мирском, посюстороннем уровне привести свою жизнь в порядок, надо признать, что мы свободны в том смысле, что сами принимаем решения и сами несем за них ответственность.
Иногда люди прибегают к более изощренному способу отрицать реальность выбора и ответственности: они придерживаются философии, которая вообще объявляет свободную волю иллюзией. Атеистическая философия материализма предполагает, что в мире нет ничего, кроме материи, движущейся по неизменным законам, а то, что мы воспринимаем как акты мышления или свободного выбора, — результат невероятно сложных, но чисто материальных процессов. Ваш выбор читать эту статью обусловлен электрохимическими процессами в коре вашего головного мозга, эти процессы — предыдущим состоянием системы, входными сигналами и неизменными законами природы. У вас не больше свободы выбора, чем у любого другого природного процесса. Вам кажется, что вы совершаете свободный выбор, но, с точки зрения материалистов, это иллюзия.
Но в чем причина такого нелепого поведения? От чего такого страшного люди пытаются спастись, прибегая к столь пагубной лжи?
Советская пропаганда, используя результаты опытов проф. И. Павлова на собаках по изучению условных рефлексов, «доказывала», что душа животного (и человека) — всего лишь сложная нервная деятельность О том, что мы не можем не знать
Люди могут отрицать и реальность объективного закона, и реальность нашего свободного выбора; но это — такое шило, которого в мешке не утаишь. В действительности мы все глубоко верим в то и другое, и это видно из нашей склонности осуждать других людей. Как пишет святой апостол Павел,итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий [другого], ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя [другого], делаешь то же (Рим 2:1).
Ведь для того, чтобы человеческие поступки составляли предмет вины или заслуги, необходимы два условия: во-первых, люди должны совершать их свободно; во-вторых, мы должны оценивать их с точки зрения какого-то закона, какого-то критерия добра и зла. Природный процесс — например, пищеварение — не является предметом нравственной оценки. Мы не ругаем человека за больной желудок и не хвалим за здоровый. Виновным человека могут делать только его свободные решения. Порицая кого-то, мы тем самым уже признаем, что он совершил свободный выбор, и этот выбор неправилен. В его воле было нарушать нравственный закон или соблюсти его, и он его нарушил; именно это делает его виновным и достойным осуждения.
Но чтобы закон делал его виновным, это должен быть объективный закон, который мы все обязаны соблюдать, независимо от того, признаем мы его или нет. Упрекая кого-то в аморальности, мы тем самым утверждаем реальность такой вещи, как мораль, которой другой человек обязан был придерживаться. Но, говорит Апостол, раз такой закон существует (и мы сами признаем это в отношении других людей), то он существует и в отношении нас самих. Нас самих могут потребовать — и потребуют — к ответу за его нарушение.
За законом стоит Законодатель и Судия, которому нам надлежит дать отчет. Перспектива возможного осуждения пугает нас — как Адама. И — как Адам — мы пытаемся смягчить наш страх, перекладывая вину на других или придумывая себе сложные системы самооправданий.
Подпись арестованного священника Павла Троицкого при аресте 29 октября 1937 года и в ту же ночь после допроса Признание того, что мы сами — авторы своих поступков, ставит нас перед неприятным фактом: мы совершили в своей жизни много дурного, и нам нечего сказать в свою защиту.
Если Сын освободит вас…
Человек изначально сотворен свободным — и злоупотребил своей свободной волей, чтобы сделаться весьма испорченным. Христос приходит, чтобы спасти нас от этой порчи. Но почему для этого понадобилась Голгофа? Почему Бог не может просто взять и отменить последствия наших грехов? Потому, что Бог наделяет нас реальной свободой выбора — с реальными последствиями. Наш выбор нельзя просто взять и отменить — это означало бы, что Его дар свободы с самого начала был недействительным. Бог поступает по другому — Он нисходит к нам и становится Человеком в лице Иисуса Христа, чтобы умереть за наши грехи. Как Он сам сказал на Тайной Вечере — и как с тех пор повторяет Церковь за каждой Литургией — сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф 26:28). Это прощение грехов обретает каждый, кто прибегает к Нему с покаянием и верой; но свобода, которую приносит Христос, это не только свобода от вины за грехи.
Представьте себе наркомана, который совершил преступление, пытаясь добыть денег на очередную дозу — если только освободить его от осуждения, не излечив его порока, через короткое время он преступит закон опять. Так и грешный человек нуждается не только в прощении, но и глубокой внутренней перемене, которая освободит его от тяги ко греху. Поэтому Апостолы говорят о свободе в более глубоком смысле — свободе от греха, свободе для праведности, свободе соответствовать подлинному благу и предназначению человека.
В отсутствие внешних стеснений человек может делать то, что он хочет — но чего он хочет? Алкоголик остро хочет напиться; в то же время в глубине души он хочет избавиться от своего порока и жить трезвой и здоровой жизнью. Блудник хочет легкой, ни к чему не обязывающей связи — но в то же время в сердце своем он тоскует по настоящей, преданной любви. Мы одновременно хотим разных вещей, и часто наши собственные желания сковывают нас гораздо сильнее, чем тюрьмы и цепи.
Неспособность жить так, как мы должны — и так, как мы в минуты просветления хотим — составляет то горькое рабство, о котором Господь говорит: всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин 8:34). Гневливый человек не свободен сохранять спокойствие; блудник не свободен сохранять верность; алчный человек не распоряжается деньгами, но терпит, что деньги распоряжаются им. Так любой грех говорит о том, что наша человеческая природа ущербна, недостаточна, больна.
И Христос приносит нам новую жизнь, которая постепенно меняет нас изнутри; молитва, личная и церковная, наставления священников, участие в Таинствах, чтение слова Божия — те средства, которые Бог дает нам для духовного роста. Этот процесс обретения подлинной свободы не будет ни легким, ни гладким — Бог имеет дело не с пластилином, а со свободными личностями, которые продолжают падать и ошибаться — но, если мы последуем за Ним, Христос приведет нас к той вечной и блаженной жизни, для которой Он нас создал.
А если я скажу «нет»?
Евангелие есть книга надежды: самый потерянный грешник, человек, по общему мнению, безнадежно пропащий, может обратиться ко Христу и обрести спасение. Но что, если я откажусь? Как часто приходится слышать выраженное прямо или подразумеваемое требование: «я не собираюсь веровать и каяться, но вы мне пообещайте, что со мной будет все в порядке». Но это фактически означает, что мы должны отрицать за людьми их свободный выбор и уверять их, что их втащат в рай без их согласия. Мы этого не можем — это была бы просто неправда. Бог делает абсолютно всё, что можно, для спасения каждого человека — и Крест Христов напоминает об этом. Но человек может сказать «нет» — и отказаться от предложенного ему дара. Он может отказаться войти в дверь, куда его настойчиво приглашают, — и остаться за дверью.
Иногда говорят, что Бог слишком благ, чтобы оставить кого-либо за дверью — и это, конечно, правда. Бог примет и самого последнего грешника, но даже Бог ничего не может сделать с теми, кто отказывается быть принятым. Он хочет, чтобы мы оставались до конца свободными. Это только наш выбор. И наша ответственность — говорим мы да или нет, отзываемся на зов или отказываемся прийти.
Дверь Его дома открыта; ничто и никто не может помешать нам войти — как тому благоразумному разбойнику. Но никто не может сделать это за нас.
«Свобода от» и «свобода для»
Гузель Яхина. Зулейха открывает глаза. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015. – 508 с. – 3000 экз.
«Этот роман попадает прямо в сердце… мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду», – так пишет Людмила Улицкая в своём предисловии к книге Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Ад и любовь? Ещё упоминает о том, что в литературу пришла молодая татарская женщина и легко встала в один ряд с плеядой двукультурных писателей, «которые принадлежали одному из этносов, населявших империю, но писавших на русском языке», – Фазилем Искандером, Юрием Рытхеу, Анатолием Кимом, Чингизом Айтматовым, Олжасом Сулейменовым. Аванс выдан щедрый, как кредит в банке. Да, действительно, русская культура, если можно так выразиться, почти насильно врывалась в стойбища, аулы, кишлаки и хутора, но ничего не разрушала, а оставляла после себя школы, театры, музеи и университеты. Оставляла литературу.
Но ведь и национальные особенности и различия чрезвычайно важны. Ещё в начале прошлого века известный этнопсихолог Д.Н. Овсянико-Куликовский говорил: «Только слабоумные и идиоты лишены национальных признаков». Потому и поражает глобальная мировая вакханалия оглупления и обезличивания человечества в медийном пространстве. Тогда будет верен и обратный силлогизм: лишённый национальных признаков – слабоумен. Вот почему самобытная талантливая национальная литература в Советском Союзе всегда приветствовалась. В современной России принцип этот, к сожалению, заметно утрачен.
Был у Николая Первого такой расчётливый министр финансов – граф Егор Францевич Канкрин, вроде Кудрина: только деньги. На культуру, Пушкина там, да вообще на историческую ментальность России – ноль внимания. Запомнилась его замечательная либеральная фраза: «Книга – это не товар, а вот бочка навоза – это товар». Что ж, по тем временам оно и верно, тиражи мизерные, читают в массе своей неохотно, прибыли никакой. А от удобрений на поля ни заботливый помещик, ни крепкий крестьянин не откажется. Теперь, спустя без малого 200 лет, он бы так не сказал. Книга стала ещё каким товаром! Один Акунин чего стоит. А сама Улицкая с Быковым–Сорокиным?
Любую самую слабую книгу можно так мастерски раскрутить, что сразу ходовым товаром будет, да тут же премии выписать, если её ещё начинить чем-нибудь этаким, от чего кровь в жилах застынет. Лучше всего для этого подходит, конечно же, тема «усатого» и ГУЛАГа. Хоть и изъезжена она уже вдоль и поперёк, от Соловков до Колымы, а всё не тормозят. Какого бы ещё нагнать ужаса? А не пришла ли пора написать о поначалу забитой, а потом раскрепощённой женщине Востока, попавшей в эту кровавую давильню? Месседж уловлен, Гузель Яхина справилась.
Жила-была в маленьком татарском селении униженная мужем и свекровью несчастная неграмотная Зулейха. В тридцатом году пришли красные варвары и стали всех подряд раскулачивать. Руководил ими, понятное дело, чужак Иван Игнатов. Мужа при этом нечаянно застрелил. Не хотел, время такое. Беременную Зулейху, пока ещё с широко закрытыми глазами, отправил с сотнями других переселенцев в Сибирь. Сам тоже в теплушке туда же комендантом поехал. Путь длинный, месяца три с гаком. Зулейха в дороге впервые увидела карту Советского Союза, показавшуюся ей «беременным слизнем с бычьей кровью». Это к тому, что страна мерзкая. А впереди ждёт её вообще «адский заповедник, придуманный одним из величайших злодеев человечества» (цитата Улицкой из предисловия). На Ангаре баржа в непогоду затонула, унеся на дно три сотни человек, на берег в тайгу выбрались только тридцать. В основном ленинградские интеллигенты, троцкисты, парочка аристократов, несколько крестьян, один подлый уголовник, один психически больной дореволюционный врач-профессор и сам Игнатов с револьвером.
Стали строить землянку, запасать дрова, вязать корзины, ловить медведя (так и не поймали). На материке тем временем свирепствовали репрессии. Всех друзей Игнатова пересажали. Сам он ходит на охоту, постреливает дичь, командует. Зулейха мальчика рожает. Кое-как перезимовали. Наконец по весне новая баржа приходит, посёлок разрастается. Трудная жизнь, кто спорит. Но глаза у Зулейхи раскрываются всё шире и шире. Вот она уже становится артельной охотницей, метко бьёт зверя. Вот начинается любовь с Игнатовым. А для всех поселенцев время жизни на Ангаре растягивается на 16 лет. Уже война миновала, сын Зулейхи проявляет незаурядные таланты в живописи и медицине, бойко говорит по-французски (спецпереселенцы обучили), мечтает о Париже. Уголовник становится чекистом, потому как «социально близкий», и комендантом лагеря, а самого Игнатова с треском выгоняют из органов с лишением всех орденов и званий. Но он успевает помочь бежать на Большую землю сыну Зулейхи, подготовив ему новую метрику, где записывает его своим сыном. Финальная сцена: оба главных героя останавливаются друг перед другом на поляне и чувствуют, что «заполнившая мир боль» (читай – Советский Союз) дала им время передохнýть. И теперь у них обязательно должна начаться новая жизнь.
К слову, из «адского заповедника» обновлёнными выходят все. Третий глаз открылся у всех. Сумасшедший в начале романа доктор Лейбе становится любимым в народе бескорыстным целителем Сибири. Художник, передавший секреты мастерства в живописи сыну Зулейхи, исчезает, а потом шлёт ему поздравительную открытку из заветного Парижа. Игнатов, пусть и поздно, но прозревает (не тем богам ОГПУ служил). Будущий диссидент и борец с режимом готов. Остальные тоже как-то здоровеют душой и телом. Даже если умирают. Ведь смерть облегчает жизнь, разве не так? И в какой-то степени тоже является освобождением из земного ада. Счастливы все, кроме подлого нового коменданта-уголовника. О главной героине и говорить нечего – это уже не сломленная забитая роднёй и национальными предрассудками женщина, а просто-таки сам алеющий победительный Восток во всей его красоте и силе. Вот всем бы теперь уехать в Париж, где непременно рано или поздно окажется сын Зулейхи, оставив этот кромешный ад Стране Советов.
По сути, это роман о свободе. Но исключительно «свободе от» (liberty). Вот почему его так приветствует Людмила Улицкая. За такую свободу и бьются все либералы, на ней и настаивают. А что касается «свободы для» – freedom, – то есть её подлинного смысла и цели, то тут либералы-писатели умолкают, считая, что лучше вообще не искать для неё никакого применения. Это, дескать, вопрос частного выбора, который не является политической или идеологической ценностью. Каждый волен верить во что угодно, считать себя и других кем угодно, декларировать что угодно. Священно только материальное – частная собственность, деньги и личные свободы без норм и морали. Вот почему сейчас в мире – в высшей стадии развития либерализма – не осталось уже никаких ограничений в области духа, но при этом полностью отсутствуют какие-либо ориентиры и вехи.
Надо отдать должное Гузель Яхиной. Она написала действительно неплохой «читабельный» кинематографически стройный роман, с глубоким знанием национальных особенностей, быта, обычаев. Под знаменем либеральной «свободы от». Но встать «влёгкую» в один ряд с плеядой двукультурных писателей, таких как Анатолий Ким, Чингиз Айтматов или Юрий Рытхеу, достичь их уровня ни она, никто другой из современных молодых национальных литераторов, увы, пока не сумел. Под таким знаменем это трудно сделать. Ведь их предшественники писали с любовью к России, несмотря ни на что. И не со «свободой от неё», а «для». Так что поспешные авансы и кредиты раздавать рано.
3. Негативная «свобода от…» и позитивная «свобода для…»
В детерминистской философии свобода понимается как способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости. Антонимом термина «свобода» в таком случае выступает «принуждение», т. е. действие человека под влиянием каких-либо внешних сил, вопреки своим внутренним убеждениям, целям и интересам.
Это противопоставление свободы принуждению принципиально важно, поскольку принуждение не тождественно необходимости. На этот момент обращал внимание Б.Спиноза. «Вы полагаете, — писал он своему оппоненту, — никакого различия между необходимостью и принуждением, или насилием. Стремление человека жить, любить и т.п. отнюдь не вынужденно у него силой, и, однако, оно необходимо…»7. «Я называю свободной такую вещь, которая существует и действует из одной только необходимости своей природы; принужденным же я называю то, что чем-нибудь другим детерминируется к существованию и к действованию тем или другим определенным образом»8. То, что свобода и необходимость не являются антиподами, предполагает признание возможности существования свободы без отказа от необходимости.
Упрощенчески-материалистическое понимание свободы воли человека, связывающее его только с необходимостью, даже познанной, фактически лишает человека этой свободы. Французский философ П.Гольбах отмечал: «Во всех своих поступках человек подчиняется необходимости… его свобода воли есть химера» («Здравый смысл»; М., 1941. С. 60). Действительно, если все однозначно необходимо, если нет случайностей, возможностей, если человек действует как автомат, то не останется места для свободы. Даже если человек познает необходимость чего-либо, то это познание тоже не меняет положения. Преступник, находящийся в тюрьме и «познавший» эту необходимость, не становится от этого свободным.
Имеется и другая трактовка свободы, противоположная первой. Свобода, считают, это «возможность поступать так, как хочется. Свобода — это свобода воли. Воля — по своей сущности всегда свободная воля»
Но как быть с абсолютной свободой, провозглашаемой некоторыми теоретиками-философами? Наличие такой свободы сомнительно.
В одной французской легенде рассказывается о суде над человеком, который, размахивая руками, нечаянно разбил нос другому человеку. Обвиняемый оправдывался тем, что его никто не может лишить свободы размахивать своими собственными руками. Судебное решение по этому поводу гласило: обвиняемый виновен, так как свобода размахивать руками одного человека кончается там, где начинается нос другого человека.
Свобода, как видим, может и не знать грани, отделяющей ее от ошибочных, а то и явно преступных действий человека. Свобода нередко вступает в конфликт с элементарными нормами жизни. Г Димитров в свое время заявлял: «Произвол» для «правящей уголовщины» — это «свобода», для народа «произвол» – это террор».
Только что приведенная французская легенда демонстрирует элементарное явление: нет абсолютной свободы, свобода всегда относительна (и не только ввиду имеющихся тех или иных рамок для своего осуществления; она имеет одну оценку в одной «системе отсчета» и другую оценку — в другой «системе отсчета»).
Реальное свободное действие человека выступает прежде всего как выбор альтернативных линий поведения. Свобода есть там, где есть выбор: выбор целей деятельности, выбор средств, ведущих к достижению целей, выбор поступков в определенной жизненной ситуации и т.д. Объективным основанием ситуации выбора является объективное существование спектра возможностей, определяемых действием объективных законов и многообразием условий, в которых эти законы реализуют свое действие, в результате чего возможность переходит в действительность. В объективном мире реализации каждого события предшествует возникновение целого спектра возможностей. В конечном счете реализацию в действительности получает только одна из них, а именно та, для осуществления которой частично необходимо, а частично случайно складываются необходимые условия. В природе реальной ситуации выбора не возникает: реализуется та возможность, которая должна реализоваться в существующих объективных условиях. С возникновением человека, наделенного сознанием, ситуация меняется. Познавая законы природы и общества, человек становится способным выделять и различные возможности; он может сознательно влиять и на создание тех условий, при которых может реализоваться та или иная возможность. Соответственно перед ним встает и проблема выбора: какая возможность должна быть реализована посредством его деятельности?
Из этого видно, что ситуация выбора может иметь объяснение только при наличии объективной регулярной обусловленности событий и явлений. Ведь основанием для ситуации выбора является существование объективного спектра возможностей, а объективным основанием возможности является закономерность и совокупность различных условий, необходимых для ее реализации. Возможно то, что не противоречит объективным законам, для реализации чего существуют необходимые условия. Другими словами, мера возможности того или иного события прямо пропорциональна мере его необходимости. Однако сама ситуация выбора — это не свобода, а лишь необходимая предпосылка свободы, свободного действия. Сам акт свободного действия связан с выбором определенной альтернативы в ситуации выбора и ее реализацией в действительности. Выбор альтернативы поведения определяется прежде всего целевыми установками человека, а они в свою очередь определяются характером практической деятельности и той совокупностью знаний, которой человек располагает. Знание же, на которое опирается субъект в своем выборе альтернатив, есть прежде всего знание необходимости. Человек выбирает ту линию поведения, которая для него обладает внутренней необходимостью в свете имеющегося в его распоряжении знания.
Одним из аспектов проявления человеческой свободы является способность человека преобразовывать окружающий его мир, его способность преобразовывать самого себя и тот окружающий социум, частью которого он является. Предпосылка этой способности творить самого себя также возникает еще на досоциальном уровне эволюции материи с возникновением систем с органической целостностью.
«В точках перехода от одного состояния к другому развивающийся объект обычно располагает относительно большим числом «степеней свободы» и становится в условия необходимости выбора из некоторого количества возможностей, относящихся к изменению конкретных форм его организации. Все это определяет не только множественность путей и направлений развития, но и то важное обстоятельство, что развивающийся объект как бы сам творит свою историю»9.
Свобода есть творчество, как, например, утверждает в своей концепции свободы Н.Бердяев: «утверждение ранее небывалого».
Свобода и ответственность
Проблема свободы воли тесным образом связана с проблемой моральной и правовой ответственности человека за свои поступки. Если человек силой принужден совершить тот или иной поступок, то он не может нести за него моральной или правовой ответственности. Примером такого поступка является травмирование или убийство насильника в порядке самообороны.
Свободное действие человека всегда предполагает его ответственность перед обществом за свой поступок. «Свобода и ответственность — это две стороны одного целого — сознательной человеческой деятельности. Свобода есть возможность осуществления целеполагающей деятельности, способность действовать со знанием дела ради избранной цели, и реализуется она тем полнее, чем лучше знание объективных условий, чем больше избранная цель и средства ее достижения соответствуют объективным условиям, закономерным тенденциям развития действительности Ответственность же есть диктуемая объективными условиями, их осознанием и субъективно поставленной целью необходимость выбора способа действия, необходимость активной деятельности для осуществления этой цели… Свобода порождает ответственность, ответственность направляет свободу»10.
Согласно научно-философскому мировоззрению, и свобода, и ответственность могут быть мыслимы только в мире, где существует объективная обусловленность, детерминизм. Принимая решение и действуя с опорой на знание объективной необходимости, человек способен одновременно формировать в себе чувство ответственности перед обществом за свои поступки.
Ответственность обусловлена уровнем развития общественного сознания, уровнем социальных отношений, существующими социальными институтами. И даже тогда, когда человек несет ответственность перед самим собой, перед своей совестью, в нем отражаются современные ему социальные связи и отношения.
1См.: Шептулин А.П. Система категорий диалектики. М., 1967. С. 234 – 242.
2См.: Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. Учебник. – М., 2005.
3См.: Кедров Б. М. Научная концепция детерминизма // Современный детерминизм, законы природы. М., 1973. С. 8.
4Аскин Я.Ф. К вопросу о категориях детерминизма // Современный детерминизм и наука. Т. 1. Новосибирск, 1975. С. 44 – 45.
5Ярошевский М. Детерминизм // Философская энциклопедия. Т. 1. М., 1960. С. 464.
6См.: Огородников В.П. Познание необходимости. Детерминизм как принцип научного мировоззрения. М., 1985, раздел «Индетерминизм и метафизика против науки».
7Спиноза Б. Избранные произведения. В 2 т. М., 1957. Т. II. С. 584 — 585
8Там же. – С. 591.
9Блауберг И.В., Садовский В.Н., Юдин Э. Г. Системный подход в современной науке // Проблемы методологии системного исследования. М., 1970. С. 44.
10Косолапов Р.И., Марков B.C. Свобода и ответственность. М., 1969. С. 72.
17