Утка и кролик: Ваш мозг принимает решения без вас / Хабр

Ваш мозг принимает решения без вас / Хабр

В мире, полном двусмысленностей, мы видим то, что хотим

Стадион Палмер в Принстоне, 1951 год. Классический матч непобеждённой команды американского футбола, принстонских «Тигров», с тэйлбэком-звездой Диком Кацмайером – талантливым игроком и бегуном, получившим рекордное количество голосов на конкурсе за приз Хейсмана [ежегодная награда выдающихся игроков в университетский футбол – прим. перев.] – против Дартмута. Принстон выиграл в игре, изобиловавшей пенальти, но не без проблем: более десяти игроков получили травмы, сам Кацмайер сломал нос и получил сотрясение мозга. Это была «грубая игра», как описывал её The New York Times, смягчая при этом выражения, «приведшая к встречным обвинениям обоих соперников». Каждая сторона обвиняла другую в нечестной игре.

Об игре написали не только на спортивных страницах СМИ, но и в журнале психологии Journal of Abnormal and Social Psychology. Вскоре после игры психологи Альберт Хасторф [Albert Hastorf] и Хэдли Кэнтрил [Hadley Cantril] опросили студентов и показали им запись игры.

Они хотели узнать, «Какая из команд первая начала играть жёстко?». Ответы настолько различались, что исследователи пришли к удивительному заключению: «Данные исследования показывают, что не существует объективной игры, которую люди просто наблюдали бы». Все видели ту игру, которую хотели. Но как это происходило? Это, возможно, был пример того, что Леон Фестингер [Leon Festinger], отец «когнитивного диссонанса», имел в виду, когда наблюдал, как «люди постигают и интерпретируют информацию, чтобы уместить её в рамки существующих у них убеждений».


Иллюзия утка/кролик, впервые показанная психологом Джозефом Джастроу [Joseph Jastrow]

Наблюдая и интерпретируя запись игры, студенты вели себя так, как дети, которым показывают знаменитую картинку с иллюзией утки/кролика. На пасху [пасхальный заяц — пасхальный символ в культуре некоторых стран Западной Европы, Канады и США – прим. перев.] больше детей видят кролика, а в другие дни большинство видят утку [1]. Картинка позволяет сделать обе интерпретации, и переключение с одной на другую требует усилий.

Когда я показал её своей 5-летней дочке, она сказала, что видит утку. Когда я спросил, не видит ли она что-либо ещё, она наклонилась и нахмурилась. «Может, тут есть ещё какое-то животное?», предложил я, стараясь не напирать. Внезапно, признаки понимания и улыбка. «Кролик!»

Мне не о чем было волноваться. Как показал эксперимент Эллисон Гопник [Allison Gopnik] и её коллег, ни один ребёнок от 3 до 5 лет самостоятельно не изменил интерпретации подобного рисунка (в их случае, рисунка вазы/лица) [2]. При проверке детей постарше, треть нашла вторую интерпретацию. Большинство остальных смогло увидеть её, когда им описали двусмысленность. Интересно, что дети, самостоятельно заметившие две интерпретации, лучше показали себя на тестировании «теории сознания» – по сути, возможности оценивать своё собственное состояние по отношению к миру. Например, им показывали коробку цветных мелков, которые на поверку оказывались свечами, а затем просили предсказать, что подумает другой ребёнок про содержимое этой коробки.

А если вы не разглядели сразу же утку/кролика, или двусмысленность в другой картинке, не нужно сразу паниковать. В любых исследованиях участвуют взрослые, по описанию учёных «возможно, имеющие сложные предметно-изобразительные возможности», не способные переключиться. И «правильной» интерпретации тоже не существует – несмотря на небольшую «утиную» тенденцию, «кроликовых» людей вполне достаточно. Исследования, пытавшиеся найти связь интерпретации с праворукостью и леворукостью, окончились ничем. Моя жена видит кролика, я – утку. Мы оба левши.

Но хотя любому человеку можно показать и утку, и кролика, есть одна вещь, которую не видит никто: вы не в состоянии видеть утку и кролика одновременно.

Когда я спросил Лизу Фельдман Баррет [Lisa Feldman Barrett], главу лаборатории междисциплинарного изучения эмоций из Северо-восточного университета, живём ли мы, метафорически говоря, в утино/кроличьем мире, она быстро ответила: «Не думаю, что это метафорическая тема». По её словам, структура мозга такова, что между нейронами существует гораздо больше связей, чем те, что передают сенсорную информацию извне. Мозг добавляет деталей в неполное изображение и ищет смысл в двусмысленных входных данных. По её словам, мозг – это «орган генерации выводов». Она описывает рабочую гипотезу, получающую всё больше подтверждений, под названием предсказательное кодирование, согласно которой ощущения исходят из мозга и корректируются поступающей извне информацией. Иначе мозг не справился бы со слишком большим количеством поступающей на сенсорный вход информации. «Это неэффективно,- говорит она. – Мозгу приходится искать другие способы работы». Так что он постоянно предсказывает. И когда «входящая сенсорная информация не соответствует вашим предсказаниям,- говорит она,- вы либо изменяете предсказания, либо изменяете получаемую сенсорную информацию».

Связь сенсорного входа и предсказания с формированием ожиданий наблюдалась в лаборатории. В исследовании, опубликованном в журнале Neuropsychologia, когда людей просили подумать о правдивости утверждения, связывавшего объект и цвет – к примеру, «банан жёлтый» – активировались те же самые области мозга, что работали при обычном распознавании цветов. Будто бы размышления о том, что банан жёлтый, не отличаются от реального наблюдения жёлтого цвета – своеобразное предощущение, случающееся при воспоминаниях. Хотя исследователи предупредили, что ощущение и представление знаний – это не одно и то же явление.

Мы формируем наши представления на основе информации, поступающей из окружающего мира через окно ощущений, но затем эти представления срабатывают, словно линзы, фокусируясь на том, что они хотят видеть. В психологической лаборатории Нью-Йоркского университета группа испытуемых посмотрела 45-секундное видео жестокой стычки между полицейским и безоружным человеком [3]. Из видео нельзя было однозначно заключить, вёл ли себя сотрудник полиции неправомерно, пытаясь надеть наручники на человека, сопротивлявшегося аресту. До просмотра видео испытуемых попросили описать, как они относятся к полицейским в целом. Затем испытуемых, чьи движения глаз отслеживались, попросили оценить видео. Неудивительно, что люди, которым не очень нравилась полиция, считали, что полицейского надо наказать. Но это относилось только к тем людям, которые при просмотре видео обращали внимание на полицейского. Решения о наказании, принятые людьми, практически не смотревшими на полицейского, были одинаковыми, вне зависимости от их отношения к полиции.

Как сказала мне Эмили Балчетис [Emily Balcetis], соавтор этой работы и управляющая Лабораторией социального восприятия и мотивации в Нью-Йоркском университете, мы часто считаем процесс принятия решений ответственным за предвзятость. Но, спрашивает она, «какие аспекты распознавания предшествуют этому решению?». Она считает, что внимание можно «представить, как то, на что мы позволяем смотреть нашим глазам». В видео с полицейским «ваши движения глаз определяют различие в понимании фактов». Люди, сильнее настроенные против полиции, проводят больше времени, смотря на полицейского (возможно, как и в случае с уткой/кроликом, они не способны были смотреть на двух людей одновременно). «Если вы чувствуете, что это чужой,- говорит Балчетис,- вы смотрите на него больше.

Вы смотрите на человека, который может представлять для вас опасность».

Но что имеет значение в появлении таких оценок? Это тоже расплывчато. Много исследований предполагает наличие предвзятости в испытуемых, смотрящих на фотографии людей своей расовой группы. Но затем можно сказать испытуемым, что человека на фотографии причислили к вымышленной группе, к которой принадлежит и сам испытуемый. «В первые 100 мс мы решаем проблему утки/кролика,- говорит Джей ван Бэвел [Jay Van Bavel], профессор психологии Нью-Йоркского университета. Мы смотрим на члена нашей группы или на человека другой расы? В его исследовании выяснилось, что членам „группы“ доставалась более позитивная нервная активность, а раса практически исчезала (будто мы, как и в случае с уткой/кроликом, видим только одну интерпретацию за раз) [4].

Мы живём в мире, в котором, „в каком-то смысле практически всё, что мы видим, может быть истолковано разными способами“, говорит Бэвел. В результате мы постоянно выбираем между уткой и кроликом.

И мы упрямо придерживаемся наших решений. В исследовании Балчетис с коллегами показывали испытуемым картинки с изображением либо „морских обитателей“, либо „животных с фермы“. Испытуемых попросили распознавать картинки, они получали плюсы или минусы за каждое правильное распознавание. Если они заканчивали игру в плюсе, то получали мармеладки. В минусе – банку консервированной фасоли. Подвох был в том, что на последней картинке было изображение, похожее одновременно на лошадь и на тюленя (тюленя рассмотреть было немного труднее). Чтобы не есть фасоль, испытуемым нужно было увидеть, какой из вариантов картинки даст им плюсы. Чаще всего они это видели. Но что, если испытуемые видели оба варианта, и просто сообщали о том, который был для них предпочтительнее? Эксперимент провели снова, с новой группой испытуемых, и с отслеживанием движений глаз. Те, у кого было больше мотивации увидеть животное с фермы, часто сначала переводили взгляд на кнопку „животное с фермы“ (клик на которой отмечал их ответ и переводил на следующую картинку), и наоборот.

Взгляд на „нужную“ кнопку выдавал их, как особые приметы в покере, показывая их подсознательные намерения. Их зрение было настроено на выгодный им выбор.

Но когда экспериментаторы притворились, что произошла ошибка, и сказали, что нужно увидеть на картинке морское животное, большинство испытуемых осталось при первой интерпретации картинки – даже после смены мотивации. „Они не могли заново интерпретировать изображение, уже сформированное у них в голове,- говорит она,- поскольку попытки разобраться в значении двусмысленной картинки убирают из неё двусмысленность“.

Недавнее исследование Кары Федермайер [Kara Federmeier] с коллегами намекает на то, что в формировании воспоминаний происходит нечто схожее [5]. Они рассматривали пример человека с неправильным мнением по поводу позиции по некоторому вопросу одного из политических кандидатов (когда-то большинство людей неправильно считало, что Майкл Дукакис, а не Джордж Буш, объявил, что будет „президентом за образование“). Исследуя работу мозга испытуемых через ЭКГ, они обнаружили, что „сигналы памяти“ в отношении неправильной информации были такими же, как и сигналы к той информации, что они правильно запомнили. Их интерпретация событий превратилась в правду.

Это превращение может происходить подсознательно. В исследовании, опубликованном в журнале Pediatrics, более 1700 пациентов получили информацию от одной из четырёх пробных кампаний, призванных уменьшить неправильное восприятие опасности вакцины против кори, свинки и краснухи (MMR) [6]. Ни одна из кампаний не убедила родителей в необходимости вакцинации детей. У родителей, которые меньше всех были настроены на вакцинацию, кампании уменьшили их веру в то, что MMR вызывает аутизм. Но и желание пройти вакцинацию у них тоже уменьшилось. Демонстрация фотографий с симптомами болезней, призванная показать опасность отказа от вакцинации, лишь усилила веру людей в наличие у вакцин опасных побочных эффектов.

Как происходит превращение информации в правдивую с точки зрения мозга, и что может повлиять на смену мнения человека, и заставить изменить интерпретацию утка/кролик, пока неясно. Давно идут споры по поводу того, что именно влияет на процесс смены интерпретации. Кто-то считает, что интерпретация возникает „снизу вверх“. Может быть, что нейроны, выдающие интерпретацию „утка“, устают, или „насыщаются“, и внезапно появляется новая интерпретация, кролик. Возможно, имеет значение то, как изображение нарисовано, или как его показывают испытуемым.

Противоположная теория говорит о работе „сверху вниз“, то есть, о некоей высшей нервной деятельности мозга, располагающей к смене интерпретации: мы узнали о ней, мы её ожидаем, мы её ищем. Если людей просят не менять интерпретацию, они делают это реже, а если их просят делать это быстрее, количество смен увеличивается [7]. Другие считают, что модель гибридная, и работает одновременно и сверху вниз, и снизу вверх [8].

Юрген Корнмайер [Jürgen Kornmeier] из Института перспективных областей психологии и психического здоровья и его коллеги предлагают одну гибридную модель, ставящую под вопрос различия между подходами сверху вниз и снизу вверх. Как описывает Корнмайер, самая первая активность глаз и самые ранние системы распознавания образов предают влияние сверху вниз – и поток информации не может быть односторонним. Они считают, что даже пока мы не замечаем кролика и утку, наш мозг уже может подсознательно определить ненадёжность изображения, и решить, так сказать, не распространяться об этом. По его мнению, мозг сам обманывает вас.

Всё это не способствует убеждениям, что вопросы политики или другие проблемы можно решить, просто предоставив людям точную информацию. Как показывает исследование профессора психологии и юриспруденции Дэна Кахана [Dan Kahan] из Йельского университета, человек не может принять решение по поводу таких вопросов, как изменение климата, поскольку одна его часть размышляет аналитически, а вторая делает нелогичный вклад, или привносит эвристическую предвзятость [9]. Люди, показавшие хорошие результаты в тестах на „когнитивное обдумывание“ и научную грамотность, с большой вероятностью демонстрировали то, что он называет „идеологически мотивированным распознаванием“. Они уделяли проблеме больше внимания, видя утку, которая, как им известно, там есть.

Ссылки

1. Brugger, P. & Brugger, S. The Easter Bunny in October: Is it disguised as a duck? Perceptual and Motor Skills 76, 577-578 (1993).

2. Mitroff, S.R., Sobel, D.M., & Gopnik, A. Reversing how to think about ambiguous figure reversals: Spontaneous alternating by uninformed observers. Perception 35, 709-715 (2006).

3. Granot, Y., Balcetis, E., Schneider, K.E., Tyler, T.R. Justice is not blind: Visual attention exaggerates effects of group identification on legal punishment. Journal of Experimental Psychology: General (2014).

4. Van Bavel, J.J., Packer, D.J., & Cunningham, W.A. The neural substrates of in-group bias. Psychological Science 19, 1131-1139 (2008).

5. Coronel, J.C., Federmeier, K.D., & Gonsalves, B.D. Event-related potential evidence suggesting voters remember political events that never happened. Social Cognitive and Affective Neuroscience 9, 358-366 (2014).

6. Nyhan, B., Reifler, J., Richey, S. & Freed, G.L. Effective messages in vaccine promotion: A randomized trial. Pediatrics (2014). Retrieved from doi: 10.1542/peds.2013-2365

7. Kornmeier, J. & Bach, M. Ambiguous figures—what happens in the brain when perception changes but not the stimulus. Frontiers in Human Neuroscience 6 (2012). Retrieved from doi: 10.3389/fnhum.2012.00051

8. Kornmeier, J. & Bach, M. Object perception: When our brain is impressed but we do not notice it. Journal of Vision 9, 1-10 (2009).

9. Kahan, D.M. Ideology, motivated reasoning, and cognitive reflection: An experimental study. Judgment and Decision Making 8, 407-424 (2013).

Утка, кролик и… бомба! | Вокруг Света

Путешествия

Конечно, для паэльи подойдет любая утка, главное, чтобы она была хорошо откормлена. Помимо птицы, валенсийская паэлья — это рис, кролик, оливковое масло, вода, розмарин, соль, сладкий томат, белая и зеленая фасоль и шафран.

Что касается риса, лучше всего подойдет сорт под названием «бомба». Особенно тот, что растет недалеко от пресноводного озера Альбуфера (от арабского al-buhayra, что значит «маленькое море») в 16 километрах от Валенсии. Здесь в XVIII веке родилась паэлья. С VIII века в окрестностях озера существуют обширные плантации риса, который начали выращивать еще арабы.

Фото
WISH DISH (X2)

Сегодня озеро Альбуфера находится на территории одноименного природного заповедника, в изобилии населенного утками, цаплями и редкими видами птиц. Большую часть урожая местного риса съедают пернатые, поэтому фермерам запрещено использовать химические удобрения.

От риса в паэлье зависит очень много: чем больше он вберет воды, тем вкуснее получится блюдо. «Бомба» впитывает бульон лучше, чем остальные сорта: четыре к одному. Отсюда, кстати, и название сорта: там, где другой рис разварится, «бомба» только раздуется. Готов он через 17 минут варки, но выдерживает еще дополнительные 5 минут, не меняя формы.

Сначала для паэльи использовали мясо разных животных, даже нутрий и бобров. Но путем проб и ошибок было выявлено беспроигрышное, недорогое и сытное сочетание — утка и кролик. Для паэльи подойдет любая часть тушки, используют даже кроличьи головы. Благо и утки, и кролики в изобилии водятся в Валенсии. Греческий историк Страбон (64 год до н. э. — 23–24 годы н. э.) в своей «Географии» описывает Иберию как местность, обильно населенную кроликами. А римский император Адриан выпустил монету — золотой ауреус, на которой Испания была изображена в виде кролика у ног богини Минервы.

Помимо мясной паэльи существует морской вариант блюда. Озеро Альбуфера богато угрем, потому он стал компонентом первой рыбной паэльи. Сегодня самый распространенный вариант — это лангустины и креветки. Мидии используют больше для красоты: черные пятна раковин на желтом фоне риса с шафраном. Есть еще паэлья микста, но это предлагают туристам: за названием блюда кроется котел с рисом, куда сваливают все, что не пригодилось на кухне.

ИНТЕРВЬЮ


Хорхе де Анхель Молинер


Повар, уроженец Валенсии, рассказывает, почему не стоит пробовать паэлью миксту

Валенсийская паэлья — это всегда мясо?

В классическом варианте — да. На севере Валенсии в блюдо могут добавить сладкий красный перец или артишоки. Но никогда не добавляют к мясу рыбу или морепродукты. Это главное правило. Нарушают его, и довольно часто, недобросовестные хозяева пляжных забегаловок. Отец вычеркнет меня из завещания, если я хотя бы попробую такую паэлью миксту. Это все равно что есть пиццу с сосисками.

Какие ошибки допускают новички при готовке?

К примеру, добавляют в рис мясной бульон — паэлью нужно готовить на воде. Или, например, кидают мясо на холодную сковороду — в этот момент мясо уже можно выбрасывать, оно испорчено и ничего нам не даст. И еще рис ни в коем случае нельзя промывать. Вода уничтожит крахмал, и вы потеряете волшебную текстуру риса.

Что в паэлье самое вкусное?

Тертые сладкие томаты в процессе обжаривания карамелизуются, и на дне сковородки образуется корочка из риса и томатов. Ее называют «сокаррат». Вот за ней все и охотятся. Золотистая и сладкая, она привлекает каждого поклонника паэльи.

Валенсийской паэльей часто называют блюда, которые никакого отношения к оригиналу не имеют. Поэтому пару лет назад несколько известных валенсийских поваров создали «Платформу защиты валенсийской паэльи» (Plataforma en defensa de la paella valenciana) и запатентовали классический рецепт. Глава общества повар Рафаэль Видаль каждый день готовит по нему паэлью в своем заведении. Страсть к блюду досталась ему по наследству. Отец, Рафаэль Видаль — старший, угощал паэльей испанскую королевскую семью во время ее первого визита в Валенсию в 1976 году.

Едят паэлью обычно по четвергам и по воскресеньям. У четверговой традиции несколько версий происхождения. По одной из них, рыбаки после воскресного выходного в понедельник выходили в море, а улов доставлялся до удаленных от побережья областей только к четвергу — тогда и готовили рыбную паэлью.

Согласно другой, паэлья была любимым блюдом Франко, который предпочитал обедать в ресторанах по четвергам. С тех пор каждый ресторан, чтобы угодить диктатору, готовил паэлью в ожидании высокого гостя.

В воскресенье же паэлья — главное блюдо семейного обеда. Обыкновенно глава семейства готовит на всех паэлью на открытом огне в большой сковороде. В Валенсии на местном диалекте каталонского она так и называется — «паэлья». Слово происходит от латинского patella — «сковорода». По-испански для названия сковороды используют другое слово — «паэльера».

Сковорода обязательно должна быть плоская — для равномерного приготовления блюда. Если использовать глубокую кастрюлю, то рис сверху будет недоварен, а снизу переварен. Хорошо, если сковорода изготовлена из толстой стали, без антипригарного покрытия. Блюдо готовится на сильном огне, поэтому тонкие стены попросту погнутся.

Паэлья сближает: ее принято есть деревянными ложками прямо из сковороды. В этом есть и элемент игры: мамы, папы, дедушки, бабушки, внуки и племянники гоняют деревянными ложками вкусную ароматную еду по огромному полю сковороды, подкатывая к себе или пасуя друг другу лакомые кусочки.

Иностранцев иногда смущают подобные правила. Но паэлью не садятся есть абы с кем, главное в ней — разделить вкусную еду с теми, кого любишь.

РЕЦЕПТ

Валенсийская паэлья

На сколько персон: 2
Время приготовления: 40 мин.

Утка — голень и филе, 300 г
Кролик — две ноги
Оливковое масло — 2–3 ст. л.
Крупный спелый помидор — 1 шт.
Рис «бомба» — 160 г
Шафрановый чай — ½ стакана

Вода — 700 мл
Соль — 2 ч. л.
Розмарин свежий — 2 веточки
Зеленая фасоль — 100 г
Консервированная крупная белая фасоль — 50 г
Лимон — 1 шт.

  1. Помидор очистить от кожицы и натереть на крупной терке. Стручковую фасоль наломать руками на кусочки по 3–5 см. Мясо порубить на небольшие куски, не отделяя от костей.

  2. В разогретом на большом огне масле обжарить мясо. Добавить стручковую фасоль и жарить еще 5 минут, постоянно помешивая, чтобы фасоль не подгорела.

  3. С появлением мясной золотистой корочки освободить середину сковороды и влить на нее томатное пюре. Оно поможет очистить дно от приставших кусочков мяса.

  4. Когда пюре потемнеет, все перемешать, залить водой и варить около 10 минут. Добавить шафрановый чай, розмарин и соль. Через 5 минут извлечь розмарин и добавить фасоль. Рис, не промывая и не замачивая, рассыпать по всей поверхности сковороды. Варить 15 минут. Сняв с огня, дать постоять еще 5 минут.

Фотографии: Роман Суслов

Стиль Ксения: Манохина

Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 10, октябрь 2013

Мария Шамфарова

Теги

  • еда

Страница не найдена 404

Санкт-Петербург