Главное самому себе не лгите ф м достоевский: Нет, не то что про Дидерота. Главное, самому себе не л…➤ MyBook

Фёдор Михайлович Достоевский цитата: Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную …

— Фёдор Михайлович Достоевский, книга Братья Карамазовы

Старец Зосима
Братья Карамазовы

Взято из Wikiquote. Последнее обновление 2 июля 2022 г.

Темы

мужчины, ложь, страсть, человек, собственное, правда, круг, неуважение, сладость, порок

Фёдор Михайлович Достоевский

182русский писатель, переводчик, философ 1821 — 1881

Связанные темы

Мужчины
Ложь
Страсть
Человек
Собственное
Правда
Круг

Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому…

QuotesBox

Русский Ru

Deutsche De
English En
Français Fr
Русский Ru

Мы используем файлы cookie для персонализации контента и рекламы, предоставления функций социальных сетей и анализа нашего трафика.

Мы также передаем информацию об использовании вами нашего сайта нашим партнерам по маркетингу и аналитике, которые могут объединять их с другой информацией, которую вы им предоставили или которую они отдельно собрали у вас. Вы также можете ознакомиться с нашей Политикой конфиденциальности. Нажав кнопку OK ниже, вы принимаете наши куки.

Об использовании куки

About Us
Contact Us
Submit
Privacy
Terms

Авторы:

Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы, не имея любви, занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям, и доходит совсем до скотства в пороках своих, а все от беспрерывной лжи и людям и себе самому. Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может.

Федор Достоевский

Цитаты в тренде

Бугульминский государственный русский драматический театр имени А.В. Баталова » Страница не найдена

Ошибка 404: Не найдено

Страница, которую вы ищите, не существует. Вы можете посмотреть в меню или воспользоваться поиском.

Найти:

Новое на сайте

Чехов в исполнении бугульминских актеров заставил полные залы плакать
«Дебют в России»
СПЕКТАКЛЬ БУГУЛЬМИНСКОГО ТЕАТРА ПРИЗНАЛИ ЛУЧШИМ
НАЧИНАЮЩИЕ АКТЕРЫ ПРОВЕЛИ С БУГУЛЬМИНЦАМИ МАСТЕР-КЛАСС
РЕПЕРТУАР НА ОКТЯБРЬ
НОВЫЙ СЕЗОН В ТЕАТРЕ НАЧНЕТСЯ С ГАСТРОЛЕЙ
О ПРОСТОМ РУССКОМ ЧЕЛОВЕКЕ…
ШУКШИН: ВСЁ СЛОЖНО

ЧЕМ ЗАПОМНИЛСЯ 87-й?
«ЭКРАН И СЦЕНА» о «СКРИПКЕ РОТШИЛЬДА»
Приступили к репетициям новой постановки
Артисты Волгоградского казачьего театра влюбились в Бугульму
ДЛЯ ЗНАКОМСТВА С АРТИСТАМИ ПРИЕХАЛА РЕЖИССЕР
СОЛДАТСКИЙ ПРИВАЛ У ТЕАТРА
ПРЕМЬЕРА «ЧП КУРИНОГО МАСШТАБА»
Солдатский привал для геофизиков
Театр принимает участие в онлайн-марафоне в честь Дня Победы
«Спасибо за прекрасное настроение!»
Владимир Спешков: «Скрипка Ротшильда» – серьезная и глубокая работа бугульминского театра»
В ТЕАТРЕ ГОТОВЯТСЯ К ПРИЕЗДУ КРИТИКА
ЖДЕМ В ГОСТИ ВОЛГОГРАДЦЕВ
САША С НАМИ
ПОМОЩЬ
ГОТОВИТСЯ ПРЕМЬЕРА
СОСТОЯЛАСЬ ЛАБОРАТОРИЯ
ПОЗДРАВЛЯЕМ
ЛАБОРАТОРИЯ ЛЮБИТЕЛЬСКИХ ТЕАТРОВ
#ПРИВЕТСТАНИСЛАВСКИЙ
«БОЛЬШИЕ ГАСТРОЛИ» ЕЩЕ ВЕРНУТСЯ
«ПРИМАДОННЫ» ВЕРНУТСЯ НА ДВА ДНЯ
РЕПЕРТУАР НА АПРЕЛЬ
ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, ИЛИ НЕРАЗБЕРИХА В ТЕМНОТЕ
КОСТЮМЫ НА ПОДИУМЕ
ЗАВТРА ПРЕМЬЕРА
ПРИМАДОННЫ ИЗ КАМЫШИНА
КАМЫШИНСКИЙ ТЕАТР ВОЗВРАЩАЕТСЯ С ГАСТРОЛЯМИ
ОБНОВИЛАСЬ ВЫСТАВКА В ФОЙЕ ТЕАТРА
ЧТО ЗА ПТИЦА «КАСАТКА»?
С ТРУППОЙ ТЕАТРА ПОЗНАКОМИЛСЯ РЕЖИССЕР ЭДУАРД ШАХОВ
РЕПЕРТУАР НА ФЕВРАЛЬ
АРХИВЫ — В ЦИФРУ
ЕЛКА, ДО ВСТРЕЧИ
НОВОГОДНИЙ АНШЛАГ
МАРАФОН НОВОГОДНИХ СКАЗОК
ПРЕМЬЕРА ПРОЕКТА ВНЕКЛАССНАЯ КЛАССИКА
ТЕАРАЛЬНЫЙ КРИТИК НА ПРЕМЬЕРЕ
ПРЕМЬЕРА «СКРИПКИ РОТШИЛЬДА
Фотографии с премьеры спектакля «Скрипка Ротшильда»
РЕПЕРТУАР НА ЯНВАРЬ 2022 г.
СЕГОДНЯ ПРЕМЬЕРА «СКРИПКИ РОТШИЛЬДА»
ЗДРАВСТВУЙ, ЙОШКАР-ОЛА, МЫ ВЕРНУЛИСЬ
АФИША
РЕПЕРТУАР НА ДЕКАБРЬ
ТЕАТРАЛЬНЫЙ СИТКОМ, ИЛИ НОВОГОДНИЙ ДЕТЕКТИВ
НАКАНУНЕ ДНЯ МАТЕРИ
«СКРИПКА РОТШИЛЬДА» ВЫЙДЕТ НА СЦЕНУ В ДЕКАБРЕ
В БУГУЛЬМЕ ПОЯВИТСЯ ПАМЯТНИК АЛЕКСЕЮ БАТАЛОВУ
САНДАЛОВЫЕ БУСЫ И ЛУЧ СВЕТА В ТЕМНОМ ЦАРСТВЕ
БОЛЬШИЕ ГАСТРОЛИ ПО ВОЛГЕ
НОЧЬ ИСКУССТВ В ТЕАТРЕ
QR-КОДЫ
ЛОНГ-ЛИСТ «ЗОЛОТОЙ МАСКИ»
ВОЛЖСКИЕ ГАСТРОЛИ
БОЛЬШИЕ ГАСТРОЛИ. СОБИРАЕМСЯ В ПУТЬ
ОРИЕНТАЦИЯ СЕВЕР
РЕПЕРУАР НА НОЯБРЬ
ПОСЛЕДНИЕ ТАНЦЫ
Репертуар на октябрь
АКТЕРСКИЕ МАСТЕР-КЛАССЫ
В театре «Все будет хорошо»
Репертуар на октябрь 2021
ПУШКИНСКАЯ КАРТА
Дело в шляпе
Культура для школьников
UenFest
Начались репетиции
УШЛА ИЗ ЖИЗНИ АКТРИСА ТАМАРА МОЛОДКИНА

ПРИВИВКА
ЛЕТНЯЯ КАМПАНИЯ
НАЧАЛИСЬ РЕПЕТИЦИИ «КАСАТКИ»
Торжественное награждение званием Заслуженный артист РТ
СЕЗОН ЗАКРЫТ
ИТОГИ ТЕАТРАЛЬНОГО СЕЗОНА
Федеральная налоговая служба
ПРОЕКТ «КАЗАНСКИЕ ГАСТРОЛИ
«ДЕНЬГИ» ЕДУТ В АЛЬМЕТЬЕВСК
ПЯТЬ ЗВЕЗД ГОСТИНИЧНОЙ КОМЕДИИ
ПРИХОДИТЕ ПОСЛУШАТЬ И ПОСМОТРЕТЬ
УТРАТА
Зарплата в конверте
СУББОТНИК
К 100-летию ТАССР
РЕПЕРТУАР НА МАЙ
#САШАДЕРЖИСЬ
ВТОРОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
ЧЕТЫРЕ ЖЕНИХА, ОДНА НЕВЕСТА
ТЕАТРАЛЬНАЯ ВЕСНА

ПРИЧУДЛИВЕЙ РЕПЫ ВО ФРИТЮРЕ (проще пареной репы)
ТЕАТР В НОМИНАНТАХ
РЕПЕРТУАР НА АПРЕЛЬ 2021
АБСТРАКЦИЯ В ДЕКОРАЦИЯ, КОНКРЕТИКА В СЮЖЕТЕ
ВОССТАНОВЛЕНИЕ
ХЛОПОТНАЯ НЕДЕЛЯ
РЕПЕРТУАР НА МАРТ
ШРАМЫ НА КЛЕЮ
ДВОРЕЦ АБСУРДА, ЦИРК ОЛИЦЕТВОРЕНИЯ
ГАСТРОЛИ ЖЕНЩИНЫ МЕЧТЫ
МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ
ОСНОВАТЕЛЬНО ПОДГОТОВИЛИСЬ
ПЕРЕПОЛНЕНЫ ЛЮБОВЬЮ
ПОДАРКИ К ПРАЗДНИКАМ
ОБНОВЛЕНИЕ В ФОЙЕ
Театр и TikTok
РЕПЕРТУАР НА ФЕВРАЛЬ
СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД
Репертуар на январь
ВНИМАНИЕ
НОВОГОДНИЕ. ВЕСЕЛЫЕ. ТВОИ.
ТЕАТРАЛЬНОЕ КОМБО
ПОЛОТЕНЦЕ ДЛИНОЮ В 100 ЛЕТ
ЧТО СО МНОЙ НЕ ТАК?
ДОННА ШЕРИДАН В ГОСТЯХ
ВНИМАНИЮ ТЕХ, У КОГО НА РУКАХ БИЛЕТЫ В НАШ ТЕАТР НА МАРТ 2020
У НАС БЕЗОПАСНО
В МИЛЛИМЕТРЕ ОТ СМЕРТИ
Народные игры с Uen Fest
Начинаются рабочие дни
Здравствуй, Люба. Я вернулся! (с)
В полку заслуженных прибыло
Специальная награда премии «Тантана»
Запасные выходы в театре
Умер Алексей Баталов

Страницы

Бесплатные мероприятия
ВАЖНО: ЭЛЕКТРОННЫЕ БИЛЕТЫ
Вечерние спектакли
- «Бесконечный апрель»
- «Бог ездит на велосипеде»
- «Божьи одуванчики»
- «Голубцы по объявлению»
- «Долгожитель»
- «Казанское полотенце»
- «Когда роились грезы…»
- «Мой зять украл машину дров»
- «Повелитель мух»
- «Поэты серебряного века»
- «Сотворившая чудо»
- «Бешеные деньги»
- «Всё будет хорошо, или Don’t worry»
- «Касатка»
- «Номер с фруктами»
- «Прощай, конферансье»
- «Скрипка Ротшильда»
Видео спектаклей
Визит в театр
- Гостевая книга
- Доступная среда
- Правила посещения театра
История
Контакты
Публикации в СМИ
Пушкинская карта
Репертуар
- Репертуар на октябрь
Служебная информация
- Документ о ЗП
- Информация о среднемесячной зарплате за 2016-2017гг.
- Лист записи ЕГРЮ
- ОГРН
- ОКВЭД
- Оценка качества услуг учреждений культуры
- План проекта «Культура для школьников» 2021 г.
- Приказ
- Результаты независимой оценки качества оказания услуг
- Устав
- Учредительные документы
- ИНН
Спектакли из архива
- «А свадьба пела и …»
- «Бамбуковый остров»
- «Башмачкин»
- «Волшебный цветок»
- «Вышел ангел из тумана»
- «Госпожа министерша»
- «Денискины рассказы»
- «Женитьба Бальзаминова»
- «Как стать звездой»
- «Молодая гвардия»
- «Новая история трех поросят»
- «Однажды в королевстве»
- «Про лампу и джинна, принцессу и Аладдина»
- «Сны»
- «Сокровища Бразилии»
- «Спасибо, Марго!»
- «Чудной»
- «Аленький цветочек»
- «Безумный день, или Женитьба Фигаро»
- «Веселый маскарад»
- «Все в лесу кувырком»
- «Героем быть легко»
- «Дурочка»
- «Заветный цветок»
- «Как не потерять копыта, или История не для трусов»
- «Клинический случай»
- «Ма-Мурэ»
- «Маленький принц»
- «На деревню к бабушке»
- «Не хочу быть собакой»
- «Очень простая история»
- «Примадонны»
- «Ребенок напрокат»
- «Самый секретный секрет»
- «Севильский цирюльник»
- «Сказочная страна»
- «Старая добрая сказка»
- «Таинственный гиппопотам»
- «Танцы во время Луназы»
- «Урок дружбы»
- «Четыре оттенка чёрного»
- «Я люблю тебя, эскадрилья!»
Труппа
- Азорова Анастасия Валерьевна
- Багаманов Тимур Рашитович
- Бобейко Екатерина Алексеевна
- Бородина Наталья Ниязовна
- Быстрова Марина Владимировна
- Вильданов Ильдар Ришатович
- Вышенская Надежда Сергеевна
- Кочетов Александр Леонидович
- Лапчук Виктория Анатольевна
- Лямзин Анатолий Анатольевич
- Никитин Роман Алексеевич
- Никитина Ольга Александровна
- Салимов Равиль Исмагилович
- Санчарова Ольга Андреевна
- Сунгатуллин Руслан Хамисович
- Сунгатуллина Эльза Ильдусовна
- Усманов Рияз Ильязович
- Файздрахманов Рустем Рафатович
- Хабибуллина Лейсан Ренатовна
- Чернуха Марина Александровна
- Чижик Дмитрий Викторович
- Чистякова Галина Ивановна
- Пряхин Владимир Юрьевич
Услуги
- Подарочный сертификат
- Порядок установления льгот для граждан
Федеральная налоговая служба
Фотогалерея
Детские спектакли
- «В стране ГИБДДелии»
- «Великий и опасный»
- «Иван-царевич и Царевна-лягушка»
- «Красавчик с гречишного поля»
- «ЧП куриного масштаба»
- «Три толстяка»
Гастролерам

Цитаты из романа «Братья Карамазовы» Достоевского, афоризмы, крылатые выражения, интересные высказывания

Иван и Алеша
Карамазовы.

Фильм 1968 г.

Роман «Братья Карамазовы» является одним из самых известных произведений великого русского писателя Ф. М. Достоевского.

В этой статье представлены цитаты из романа «Братья Карамазовы»: афоризмы, интересные высказывания, крылатые выражения из произведения.

Смотрите:

«Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил.» (Дмитрий Карамазов)

«Здесь мы все от легкомыслия лишь не веруем, потому что нам некогда: во-первых, дела одолели, а во-вторых, времени Бог мало дал… некогда и выспаться, не только покаяться.» (Федор Павлович Карамазов)

«…в России пьяные люди у нас самые добрые. Самые добрые люди у нас и самые пьяные.» (штабс-капитан Снегирев)

«…Бог один видел, авось мне в формуляр занесет-с.» (штабс-капитан Снегирев)

«– …все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.

– Жизнь полюбить больше, чем смысл ее?
– Непременно так, полюбить прежде логики, как ты говоришь, непременно чтобы прежде логики, и тогда только я и смысл пойму. » (Алексей Карамазов отвечает на вопрос брата Ивана)

«…Бог женщине послал истерику любя.» (Иван Карамазов)

«Глупость коротка и нехитра, а ум виляет и прячется. Ум подлец, а глупость пряма и честна.» (Иван Карамазов)

«…я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних. Именно ближних-то, по-моему, и невозможно любить, а разве лишь дальних.» (Иван Карамазов)

«Чтобы полюбить человека, надо, чтобы тот спрятался, а чуть лишь покажет лицо свое – пропала любовь.» (Иван Карамазов)

«…лицо человека часто многим еще неопытным в любви людям мешает любить.» (Алеша Карамазов цитирует старца Зосиму)

«Нищие, особенно благородные нищие, должны бы были наружу никогда не показываться, а просить милостыню чрез газеты. Отвлеченно еще можно любить ближнего и даже иногда издали, но вблизи почти никогда.» (Иван Карамазов)

«…жестокие люди, страстные, плотоядные, карамазовцы, иногда очень любят детей.» (Иван Карамазов)

«…выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. » (Иван Карамазов)

«…если дьявол не существует и, стало быть, создал его человек, то создал он его по своему образу и подобию.» (Иван Карамазов)

«…лошадей и сам Бог дал, чтоб их сечь. Так татары нам растолковали и кнут на память подарили.» (Иван Карамазов)

«Русский народ давно уже назвал у нас адвоката – «аблакат – нанятая совесть».» (Иван Карамазов)

«Во всяком человеке, конечно, таится зверь, зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч.» (Иван Карамазов)

«…дураки и существуют в профит умному человеку.» (Ракитин (*в профит — то есть на пользу))

«…жалкие слова надо прощать, непременно. Жалкие слова тешат душу… без них горе было бы слишком тяжело у людей.» (Алеша Карамазов)

«Пока Ракитин будет думать о своих обидах, он будет всегда уходить в переулок… А дорога… дорога-то большая, прямая, светлая, хрустальная, и солнце в конце ее…» (Алеша Карамазов)

«Кто любит людей, тот и радость их любит. » (Алеша Карамазов)

«Все, что истинно и прекрасно, всегда полно всепрощения.» (Алеша Карамазов)

«– …О, поверьте, что я опытный душевный доктор, Дмитрий Федорович.
– Сударыня, если вы опытный доктор, то я зато опытный больной…» (Дмитрий Карамазов и госпожа Хохлакова)

«Дать взаймы значит поссориться.» (госпожа Хохлакова)

«Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки.» (Дмитрий Карамазов)

«Слишком много загадок угнетают на земле человека. Разгадывай как знаешь и вылезай сух из воды.» (Дмитрий Карамазов)

«Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей…»

«Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей.» (Дмитрий Карамазов)

«Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. » (Великий инквизитор)

«Любовь мечтательная жаждет подвига скорого, быстро удовлетворимого и чтобы все на него глядели. Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей совершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили. Любовь же деятельная – это работа и выдержка, а для иных так, пожалуй, целая наука.» (старец Зосима)

«…что у кого болит, тот о том и говорит.» (Дмитрий Карамазов)

«…для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий на сей земле».» (Алеша Карамазов)

«Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдете до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете, и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно. » (старец Зосима)

«И если больной, язвы которого ты обмываешь, не ответит тебе тотчас же благодарностью…Продолжится твоя любовь или нет? …если есть что-нибудь, что могло бы расхолодить мою «деятельную» любовь к человечеству тотчас же, то это единственно неблагодарность. Одним словом, я работница за плату, я требую тотчас же платы, то есть похвалы себе и платы за любовь любовью. Иначе я никого не способна любить!» (госпожа Хохлакова)

«…люблю человечество, но дивлюсь на себя самого: чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц. В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству…а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. » (старец Зосима передает слова одного своего знакомого)

«…вы искренни и сердцем добры. Если не дойдете до счастия, то всегда помните, что вы на хорошей дороге, и постарайтесь с нее не сходить. Главное, убегайте лжи, всякой лжи, лжи себе самой в особенности. Наблюдайте свою ложь и вглядывайтесь в нее каждый час, каждую минуту.» (старец Зосима госпоже Хохлаковой)

«…то, что вам кажется внутри себя скверным, уже одним тем, что вы это заметили в себе, очищается. Страха тоже убегайте, хотя страх есть лишь последствие всякой лжи. Не пугайтесь никогда собственного вашего малодушия в достижении любви, даже дурных при этом поступков ваших не пугайтесь очень.» (старец Зосима госпоже Хохлаковой)

«Медный лоб и карамазовская совесть.» (Миусов об Иване Карамазове)

«…Ракитин бесчестен и решительно не сознает того сам, напротив, зная про себя, что он не украдет денег со стола, окончательно считал себя человеком высшей честности.» (автор о Ракитине)

«…спросили его раз: «За что вы такого-то так ненавидите?» И он ответил тогда, в припадке своего шутовского бесстыдства: «А вот за что: он, правда, мне ничего не сделал, но зато я сделал ему одну бессовестнейшую пакость, и только что сделал, тотчас же за то и возненавидел его».» (автор о Федоре Павловиче Карамазове)

«У нас ведь как? У нас что падает, то уж и лежит. У нас что раз упало, то уж и вовеки лежи. Как бы не так-с! Я встать желаю.» (Федор Павлович Карамазов)

«Но глупый дьявол…подхватил и нес Федора Павловича на его собственных нервах куда-то все дальше и дальше в позорную глубину….» (автор о Федоре Павловиче Карамазове)

«…ты будь-ка добродетелен в жизни, принеси пользу обществу, не заключаясь в монастыре на готовые хлеба и не ожидая награды там наверху, – так это-то потруднее будет.» (Федор Павлович Карамазов)

«Но влюбиться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя.» (Дмитрий Карамазов)

«…чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи – все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…» (автор об Алеше Карамазове)

«Не чудеса склоняют реалиста к вере. Истинный реалист, если он не верующий, всегда найдет в себе силу и способность не поверить и чуду, а если чудо станет пред ним неотразимым фактом, то он скорее не поверит своим чувствам, чем допустит факт.
Если же и допустит его, то допустит как факт естественный, но доселе лишь бывший ему неизвестным. В реалисте вера не от чуда рождается, а чудо от веры.» (автор)

«…жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв … и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение…, чтобы удесятерить в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу… – такая жертва сплошь да рядом для многих из них почти совсем не по силам.» (автор)

«…главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего лишь все и выходит.» (старец Зосима Федору Павловичу Карамазову)

«Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает…» (старец Зосима Федору Павловичу Карамазову)

«Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, – знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной…» (старец Зосима Федору Павловичу Карамазову)

«Именно, именно приятно обидеться. …Именно, именно я-то всю жизнь и обижался до приятности, для эстетики обижался, ибо не токмо приятно, но и красиво иной раз обиженным быть…» (Федор Павлович Карамазов)

» …об одном кающемся больше радости в небе, чем о десяти праведных…» (отец Зосима)

«Любовь такое бесценное сокровище, что на нее весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи еще выкупишь.» (отец Зосима)

Это были цитаты из романа «Братья Карамазовы» Достоевского: афоризмы, крылатые выражения, интересные высказывания из произведения.

Смотрите:

афоризмы – Православный журнал «Фома»

Приблизительное время чтения: 8 мин.

—

100%

Код для вставки

Код скопирован

Журнал «Фома» продолжает рублику «Мысли великих», где публикуются изречения и афоризмы святых отцов, писателей, философов. Сборники изречений – древняя традиция, восходящая к античности и раннему христианству. Один из самых известных патериков назывался «алфавитным» или «азбучным», поскольку содержал афоризмы и назидательные истории из жизни подвижников, сгруппированные в алфавитном порядке.

Предлагаем нашим читателям подборку изречений Федора Михайловича Достоевского.

Вера:

…сколько я ни встречался с неверующими и сколько ни читал таких книг, всё мне казалось, что и говорят они и в книгах пишут совсем будто не про то, хотя с виду и кажется, что про то… сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения, ни под какие проступки и преступления и ни под какие атеизмы не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое, обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про то говорить.

Идея о бессмертии — это сама жизнь, живая жизнь, ее окончательная формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества.

… человек ищет не столько Бога, сколько чудес.

Человек:

Люди, люди — самое главное. Люди дороже даже денег.

Без зачатков положительного и прекрасного нельзя выходить человеку в жизнь из детства, без зачатков положительного и прекрасного нельзя пускать поколение в путь.

Дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей.

Знание не перерождает человека: оно только изменяет его, но изменяет не в одну всеобщую, казенную форму, а сообразно натуре этого человека.

Ко всему-то подлец человек привыкает!

Потеряв цель и надежду, человек с тоски обращается нередко в чудовище.

Человек в стыде обыкновенно начинает сердиться и наклонен к цинизму.

В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.

Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей.

…очень часто только так кажется, что нет точек общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти. ..

Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.

Дурак, признавший, что он дурак, уже не дурак.

Жизнь общества, народ, свобода:

Мерило народа не то, каков он есть, а то, что он считает прекрасным и истинным.

Высшая и самая характерная черта нашего народа — это чувство справедливости и жажда ее.

Разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную гармонию, в которой бы можно было ужиться человеку.
Даром никогда ничего не достанется. Будем трудиться, будем и свое мнение иметь. А так как мы никогда не будем трудиться, то и мнение за нас будут иметь те, кто вместо нас до сих пор работал, то есть все та же Европа, все те же немцы — двухсотлетние учителя наши.

— Как это взглянуть не умею? Есть глаза, и гляди. Не умеешь здесь взглянуть, так и за границей не выучишься.

Если хочешь победить весь мир, победи себя.

В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя.

Овладей собою сначала, и увидишь рай. .. Не безграничная личность, а смирись, подчини себя себе, овладей собою, — что, впрочем, и есть самое сильное проявление личности, и не требуй прав человечества, не то первый позовешь на помощь закон. Да, тем и кончишь. Когда ты первый их не достоин и первый в этом идеальном обществе производишь диссонанс своей злобой и жадностью наслаждений даром, за которые ничем нравственно не хочешь платить.

…общественных гражданских идеалов,.. не связанных органически с идеалами нравственными,.. не существовало никогда, да и не может существовать!

Добро и зло:

Оправдайте, не карайте, но назовите зло злом.

Добрые дела не остаются без награды, и добродетель всегда будет увенчана венцом справедливости Божией, рано ли, поздно ли.

Искренность:

Главное, самому себе не лгите.

Честный человек ничего не должен бояться!

Что ложью началось, то ложью и должно было кончиться; это закон природы.

Сколько зла можно устранить откровенностью!

Нет ничего в мире труднее прямодушия и нет ничего легче лести.

Можно ошибиться в идее, но нельзя ошибиться сердцем и ошибкой стать бессовестным, то есть против своего убеждения.

Страдания и милосердие:

Так, когда мы несчастны, мы сильнее чувствуем несчастие других; чувство не разбивается, а сосредотачивается.

Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества.

Мужество:

Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус.

Все в руках человека, и все-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости. Это уж аксиома. Любопытно, чего люди больше боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся.

Дети:

Родивший не есть еще отец, а отец есть — родивший и заслуживший.

Знайте же, что ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное ещё из детства, из родительского дома… Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасён человек на всю жизнь.

Дети в школах народ безжалостный: порознь ангелы Божии, а вместе, особенно в школах, весьма часто безжалостны.

Биография Федора Михайловича Достоевского

Фёдор Михайлович Достоевский родился 30 октября 1821 года в семье главного врача московской Мариинской больницы.

В мае 1837 г. семья будущего писателя переехала в Санкт-Петербург, где с 1838 по 1843 гг. Достоевский учился в Инженерном училище, окончив его в чине подпоручика.

По окончании училища Достоевский решил оставить службу и посвятить себя литературной деятельности.

Первый роман «Бедные люди» (1844—45) принёс писателю успех после публикации в 1846 году.

Тогда же Достоевский вошел в круг литераторов «натуральной школы», где подружился с Н. А. Некрасовым и В. Г. Белинским – идейным вдохновителем движения.

Две последующие повести – «Двойник» (1846) и «Хозяйка» (1847) – вызвали критику Белинского, после чего Достоевский порвал со всем литературным кружком, объединившимся в это время вокруг журнала «Современник».

В последующие два года он создал ряд рассказов и повестей, из которых самыми яркими являются «Белые ночи» (1848) и «Неточка Незванова» (1849).

Тогда же Достоевский вошёл в революционный кружок М. В. Буташевича-Петрашевского и увлёкся социалистическими теориями Фурье. После внезапного ареста петрашевцев Достоевский был приговорён, в числе остальных участников кружка, сначала к «смертной казни расстрелянием», а затем, по «высочайшей амнистии» Николая I, к четырём годам каторжных работ, с последующей отдачей в солдаты. С 1850 по 1854 г. Достоевский пробыл на каторге, после чего был зачислен рядовым в пехотный полк, размещённый в Семипалатинске. В 1857 г. его произвели в офицеры и возвратили потомственное дворянство, вместе с правом печататься.

Вернувшись к литературным трудам Достоевский работал сперва в комическом роде, чтобы избежать цензурных нареканий. Так в 1859 году им были созданы две комические «провинциальные» повести – «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели».

За время пребывания в Сибири Достоевский пересмотрел свои взгляды, отказавшись от социалистических идей. В Тобольске, следуя по этапу, Достоевский встретился с жёнами декабристов, которые подарили ему Новый Завет. Это была единственная книга, разрешённая на каторге. С той поры главным жизненным идеалом для Достоевского стал Христос. На каторге, общаясь с народом, Достоевский не только не озлобился, но, наоборот, убедился в необходимости «возврата к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного» для всей дворянской интеллигенции.

В 1859 г. Достоевский получил разрешение вернуться в Петербург, где снова занялся литературным творчеством.

Для издаваемого им совместно с братом Михаилом журнала «Время» (1861—63) Достоевский написал роман «Униженные и оскорблённые» (1861) и произведение «Записки из мёртвого дома» (1860—61), где он художественно осмыслил всё увиденное и пережитое на каторге.

В 1864 г. после смерти жены и брата Достоевский был вынужден прекратить издание еще журнала «Эпоха», который он издавал также совместно с братом. Тогда же он написал повесть «Записки из подполья», в которой отразил переживание личной трагедии. В этой повести писатель нашел свой стиль и своего героя, характер которого станет затем психологической основой для героев всех его поздних романов.

В 1866 году Достоевский создал два романа — «Игрок» и «Преступление и наказание». После романа «Преступление и наказание» Достоевский стал в первый ряд руских романистов наравне с Л. Н. Толстым, И. А. Гончаровым и И. С. Тургеневым. Вопреки духу эпохи 1860-х гг. Достоевский в своем романе доказывал необходимость веры в Бога через изображение в лице главного героя типичного представителя молодёжи того времени, который, будучи охваченным разрушительными идеями нигилизма, дошел в них до логического конца – отрицания понятий добра и зла, разрешая себе пролитие чужой крови. Но жизнь и христианская природа души привели героя к признанию Божией правды, как ни старался его разум ее отрицать. Этим романом Достоевский утвердил религиозно-философское направление в русской литературе, которое избрали для себя также Л. Н. Толстой, Н. С. Лесков, Ф. И. Тютчев.

В том же году Достоевский познакомился с будущей второй женой – А. Г. Сниткиной, с которой тогда же в 1866 году и обвенчался.

В 1867 г. Достоевский вместе с женой уехал за границу, где в Женеве написал роман «Идиот» (1868—69), изобразив в нем трагедию «положительно прекрасного человека» в условиях современной действительности.

В 1871 г. им был создан антинигилистический роман-памфлет «Бесы» в ответ на нашумевшее преступление, совершённое группой революционеров-анархистов под руководством С. Г. Нечаева. Достоевский увидел в этом злодеянии знамение времени и предвестие надвигающихся социальных катаклизмов. За этот роман Достоевский был назван позже «пророком русской революции».

В 1875 г. Достоевским был написан роман «Подросток», изданный в «Отечественных записках» Н. А. Некрасова.

В 1879-1880 гг. был создан роман «Братья Карамазовы», завершающий великое романное «пятикнижие» Достоевского и отразивший приход писателя к глубокой вере.

В 1880 году на Пушкинских празднествах, проходивших в Москве, Достоевский произнес свою знаменитую речь о Пушкине, которая стала своеобразным завещанием писателя, в котором он говорит о «всечеловечности, всепримиримости» русской души и о великой исторической миссии России – объединении во Христе всех народов Европы.

Умер писатель 28 января (9 февраля) 1881 в Санкт-Петербурге и был погребен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Читайте также:

Достоевский в «канонизации» не нуждается

Достоевский. Перезагрузка

Старец Зосима – цитаты персонажа из романа «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского

Старец Зосима — персонаж романа «Братья Карамазовы» русского писателя XIX века Фёдора Михайловича Достоевского, в молодости вспыльчивый офицер Зиновий, с которым однажды происходит духовное перерождение, после которого офицер уходит в отставку и становится монахом Зосимой.

В ходе романа предстаёт шестидесятипятилетним старцем на грани смерти. Принимает участие в семейных делах Карамазовых, после чего умирает, оставив поучения, записанные с его слов. Исследователи отметили, что главной мыслью поучений Зосимы стала проповедь полной и глубокой любви ко всему творению вокруг, убеждение в благости жизни, в том, что жизнь прекрасна и «главная ошибка людей состоит в том, что они забыли об этом». Согласно его учению ложь является первопричиной зла, а страх перед грехом делает невозможной борьбу со злом.

После смерти писателя цензорный комитет запретил печатать эти поучения из-за «мистически-социального учения, несогласноrо с духом учения православной веры».

По мнению исследователей творчества писателя, однозначно указать прототип старца Зосимы нельзя. Среди прообразов были отмечены иеромонах Амвросий Оптинский (на обложке статьи), епископ Тихон Задонский, протоиерей Александр Орлов, схимонах Зосима Тобольский, католический святой Франциск Ассизский.

Взять ли силою или смиренною любовью? Всегда решай — возьму смиренною любовью. Решишься так раз и навсегда и весь мир покорить возможешь.

Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственною ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе, и к другим.

Чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц.

Всякий из нас пред всеми во всем виноват.

Братья, любовь — учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работой и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит.

Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, — знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большего удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной…

… Любовь деятельная сравнительно с любовью мечтательною есть дело жестокое и устрашающее.

Главное, убегайте лжи, всякой лжи, лжи себе самой в особенности. Наблюдайте свою ложь и вглядывайтесь в нее каждый час, каждую минуту.

Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы, не имея любви, занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям, и доходит совсем до скотства в пороках своих, а все от беспрерывной лжи и людям и себе самому.

Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет божий на сей земле».

Народ загноился от пьянства и не может уже отстать от него. А сколько жестокости к семье, к жене, к детям даже; от пьянства всё.

Ибо все как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отдается.

Понимая свободу как приумножение и скорое утоление потребностей, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок. Живут лишь для зависти друг к другу, для плотоугодия и чванства. Иметь обеды, выезды, экипажи, чины и рабов-прислужников считается уже такой необходимостью, для которой жертвуют даже жизнью, честью и человеколюбием, чтобы утолить эту необходимость, и даже убивают себя, если не могут утолить ее. У тех, которые небогаты, то же самое видим, а у бедных неутоление потребностей и зависть пока заглушаются пьянством. Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут. Спрашиваю я вас: свободен ли такой человек?

Господь не в силе, а в правде.

Всяк ходи возле сердца своего, всяк себе исповедуйся неустанно. Греха своего не бойтесь, даже и осознав его. Лишь бы покаяние было. Но условий с Богом не делайте. Не ненавидьте отвергающих вас, позорящих вас, поносящих вас и на вас клевещущих.

Не всё, что мы считаем бесспорным, является истиной на самом деле.

Животных любите: им бог дал начало мысли и радость безмятежную. Не возмущайте же ее, не мучьте их, не отнимайте у них радости, не противьтесь мысли божией. Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь землю своим появлением на ней и след свой гнойный оставляешь после себя, — увы, почти всяк из нас!

… ведь если бы теперь не было Христовой церкви, то не было бы преступнику никакого и удержу в злодействе и даже кары за него потом, то есть кары настоящей, не механической, как они сказали сейчас, и которая лишь раздражает в большинстве случаев сердце, а настоящей кары, единственной действительной, единственной устрашающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести.

Просмотрено: 1 991

Публикация:

Никогда не лгите себе — свобода мысли

В Братья Карамазовы Федор Достоевский писал: «Прежде всего не лгите себе. Человек, который лжет себе и слушает свою ложь, доходит до того, что не может различить правду ни внутри себя, ни вокруг себя, и таким образом теряет всякое уважение к себе и к другим. И не имея уважения, он перестает любить».

В этой цитате много всего, но меня интересует одна ее часть: как ложь себе мешает увидеть правду. Что значит лгать самим себе? Как это происходит? Как обычно, я собираюсь исследовать эту идею через диалог.

—

В течение нескольких недель молодой студент (S) вел философские беседы со священником на пенсии (P). Ниже приведен один из них.

П: Когда вы лжете себе, вы перестаете видеть правду.

С: Это так? Что значит лгать самому себе?

П: В основе всего самообмана лежит одно убеждение: знание есть истина. Когда вы ошибочно принимаете собственные знания за истину, в этот момент вы лжете себе. Величайшая ложь — это сказать: «Я знаю правду». Я думаю, Эпиктет сказал это лучше всего, когда сказал: «Человек не может узнать то, что, как ему кажется, он уже знает». Если вы думаете, что уже знаете что-то, вы мешаете себе увидеть это таким, какое оно есть, и оно может отличаться от того, как вы это знаете. Так думаю ты знай правду это начало всякого самообмана и конец всякого обучения, потому что это мешает тебе видеть мир таким, какой он есть прямо сейчас.

С: Подождите, а вы сами себе не противоречите? Вы говорите это утверждение так, как будто вы его знаете.

П: То, что вы видите, это пределы языка. Если вы не хотите, чтобы я говорил «я думаю», «по моему мнению» и «согласно моему опыту» перед каждым предложением, я должен говорить именно так. Но я просто делюсь с вами своими знаниями. Я никогда не говорил, что это правда. Как и все знания, вы должны проверить это на себе. Подумайте о примерах из своей жизни, мешало ли вам когда-либо принятие собственных знаний за истину видеть мир таким, каким он был? Например, сталкивались ли вы когда-нибудь с тем, чтобы кто-то предал вас и понял, что вы никогда не обращали внимания на предупреждающие знаки, потому что считали, что уже знаете, кто они?

S: К сожалению, есть. Принятие моих знаний за истину помешало мне увидеть мир таким, какой он есть, вы правы. Но иногда мои знания — правда, не так ли?

П: Нет, знание никогда не бывает истиной, но иногда оно может быть правдой. Это очень тонкая вещь, которую я только что сказал. Ты понимаешь это?

S: Знание не есть истина, но иногда оно может быть правдой. Итак, вы используете здесь три термина: знание, истина и истина. Можете ли вы объяснить их для меня?

П: Правда — это реальный путь к цели. Знание — это карта, которая у вас есть. Иногда карта может привести вас к месту назначения, а иногда нет, но вы узнаете, верна ли карта, только проверив ее. Если карта ведет вас к месту назначения, это правда, но только на данный момент. Потому что в следующее мгновение реки могут изменить землю, землетрясение может поглотить мост, и старый путь может больше не работать. Вы следуете? Так знание может быть истинным в момент проверки, но оно никогда не является самой истиной .

СУБЪЕКТ: Значит, истина — это реальный путь к месту назначения, знание — это способ, которым, по вашему мнению, вы можете добраться до места назначения, а знание истинно, когда способ, которым, по вашему мнению, вы можете добраться до места назначения, работает? Это правильно?

П: Точно. Поэтому, когда вы говорите: «Я знаю правду», что является корнем всякого самообмана, вы путаете карту с территорией или путаете собственное знание с истиной. Когда вы думаете, что ваше знание — истина, вы начинаете обманывать себя. Но разум, разорвавший эту связь между знанием и истиной, вряд ли обманет себя.

С: А почему?

П: Потому что ум, разорвавший связь между знанием и истиной, — это ум, который не путает карту с территорией, направления с фактическим путем, ум, который всегда видит мир таким, какой он есть, и не слишком крепко держаться за мир таким, каким он был, и за ум, который всегда открыт для проверки собственных знаний.

СУБЪЕКТ: Хм… а как насчет 1+1 = 2? Разве это не та истина, которую я храню в своем уме, которую мне не нужно проверять?

П: Нет, это распространенная ошибка. 1+1=2 ничего не значит, пока вы не проверите это на самом деле. Я могу сказать 1 яблоко + 1 яблоко = 2 яблока. И откуда я знаю? Проверив это в реальном мире. Но я мог бы так же легко сказать, что 1 яблоко + 1 яблоко = 1000 атомов. Вы следуете? Так что в этом случае 1+1 не будет равняться двум. Ответ зависит от того, что вы ищете, и истинность ответа можно найти только в тестировании. Знание, то есть все, что вы можете сконструировать с помощью языка, никогда не бывает истиной. Истина — это не то, о чем можно говорить.

—

В Братья Карамазовы Федор Достоевский писал: «Главное, себе не лгите. Человек, который лжет себе и слушает свою ложь, доходит до того, что не может различить правду ни внутри себя, ни вокруг себя, и таким образом теряет всякое уважение к себе и к другим. И не имея уважения, он перестает любить», и я исследовал часть смысла этой идеи через диалог.

Если истина — это реальный путь к цели, то знание — это карта, которая у нас есть. И когда карта приводит нас к месту назначения, мы говорим, что знание истинно.

Но знание никогда не бывает истиной, и спутать одно с другим — значит спутать карту с территорией, направление с реальным путем, то, что было, с тем, что есть, и закрыться от всякого обучения. Принятие знания за истину — корень всякого самообмана. Но разум, разделяющий эти две вещи, понимающий, что знание никогда не бывает истиной, что карта никогда не является территорией, всегда остается открытым для изменений, для проверки, для изучения, для обновления своей карты в соответствии с территорией и из-за что он никогда не обманет себя.

Как всегда, это всего лишь мое мнение и понимание слов Достоевского, а не совет. Не стесняйтесь использовать эту информацию по своему усмотрению, и если у вас есть другое отношение к словам Достоевского, я буду рад услышать ваше мнение в комментариях.

Дополнительная литература:

Братья Карамазовы Федора Достоевского
(примечание: я получаю комиссию от Amazon, если вы покупаете книгу по моей ссылке — без дополнительной оплаты для вас. )

Чтобы прочитать похожие статьи из Свобода мысли , нажмите на один из тегов ниже:

Достоевский актуален спустя 140 лет после его смерти

Аналитика других

«: Достоевский актуален и спустя 140 лет после его смерти

9 февраля 2021, 14:48

Жизнь подтверждает правильность идей Достоевского. За время, прошедшее после его смерти, их значение ничуть не уменьшилось.

Алла Новикова-Строганова

Ф.М. Сочинения Достоевского (1821 — 1881) — одно из высших достижений русской классической литературы — по праву сравнивают с космосом. Художественный мир, созданный писателем, настолько грандиозен по масштабу мысли и чувства, по глубине духовного проникновения, что представляет собой некую необъятную вселенную.

Феномен Достоевского заключается в том, что интерес к нему во всем мире не только не ослабевает, но и возрастает с течением времени. Ведущие университеты Западной Европы, США, Японии и других стран давно и глубоко изучают творчество великого русского классика не только на филологических факультетах, но и на факультетах философии, психологии, права, социологии и смежных дисциплин. .

Но в своем Отечестве Достоевского-пророка помнят преимущественно в годы «круглых» дат. С сожалением приходится констатировать, что в этом отношении Россия оказывается в парадоксально-трагикомической ситуации «сапожника без сапог», оставляя на периферии общественного сознания творчество своего выдающегося соотечественника, как и многие другие духовные ценности. В то же время овладение открытиями Достоевского может принести не умозрительные, а практически необходимые результаты для создания прочного духовно-нравственного фундамента современного общества.

В своих произведениях писатель остро поднял ряд кардинальных для человечества тем и проблем: какова природа добра и зла; как сосуществуют в душе человека стремление к саморазрушению и самовосстановлению — «идеал Содома» с «идеалом Мадонны»; в чем суть и цель жизни; как преобразовать мир на основе духовности, нравственности и уважения достоинства личности; как соединить справедливость, законность, справедливость в неразрывное целое. Ответы на эти и другие «вечные» вопросы, над которыми издревле бьется человеческое сознание, выдающийся художник и мыслитель оставил в своих произведениях, которые сегодня воспринимаются как пророчество, воззвание, как дар и задача постоянного совершенствования. .

Взывая к Вечной Истине, Достоевский выражает твердое убеждение, что «люди могут быть красивыми и счастливыми, не теряя способности жить на земле. Я не хочу и не могу поверить, что зло было нормальным состоянием людей. В новом тысячелетии современное человечество по-прежнему живет с теми же надеждами на будущее. «А ведь это так просто: один день, один час, и все сразу бы решилось! — утверждает писатель устами героя своей «фантастической повесть » «Сон смешного человека» (1877). — Главное любить других, как самого себя, это главное, и все, совсем ничего другого не надо: сразу найдешь, как устроиться. А между тем это только старая истина, которую повторяли и читали миллиард раз, но она не прижилась!» Выраженный в предельно простой и понятной форме христианский идеал, заповеданный в Евангелии, на который ссылается Достоевский — «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12:31), — по высоте духовной задачи еще невыносим. , недосягаемый и непревзойденный. Новый Завет вечно нов и все еще принадлежит горизонту неземного существования.

Исследуя духовную природу человека и состояние общества, писатель-пророк в своих открытиях предвосхитил будущее. «По глубине своего замысла, по широте разрабатываемых им задач нравственного мира этот писатель стоит совершенно особняком от нас», — писал М.Е. Салтыков-Щедрин. «Он не только признает законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет дальше, вступает в область предвидений и предчувствий, являющихся целью не прямых, а далеких исканий человечества».

«Предвидение» и «предчувствие» писателя подтверждаются ходом истории. В.Ф. Переверзева в статье, посвященной 100-летию классика «Достоевский и революция» (1921), он перевернул представление об острой современности своего творчества в тот «момент великого революционного сдвига, в момент катастрофического разрушения отжившего старого мира и построения нового. <…> Достоевский — еще современный писатель, современность еще не изжила тех проблем, которые решаются в творчестве этого писателя. Для нас говорить о Достоевском — значит говорить о самые болезненные и самые глубокие вопросы нашей нынешней жизни Прочтите Достоевского, и вы многое поймете». Пережив в очередной раз «катастрофическое разрушение» устоявшегося, мы сегодня с полным основанием можем присоединиться к этой оценке.

Хаотичное состояние капиталистической России в «наше быстрое время», когда традиционные ценности и сами понятия о добре и зле стали измеряться «аршином недальновидной выгоды», стало размытым, относительным, описанным в романе «Бесы» (1872 г.): «…как будто с корнем выскочили, как будто пол ускользнул у всех из-под ног». Твердую опору в этом зыбком мире писатель нашел в православной вере с ее идеалами жертвенного любовь к Богу и ближнему, «ибо православие есть все». Эту утонченную формулу Достоевский заносит в свои тетради, сохраняя столь же заветные мысли: «Народы живут великим чувством и великой мыслью, освещающей все снаружи и изнутри, а не одними биржевыми спекуляциями и ценой рубля»; «В Европе — польза, у нас — жертва. ..»; «Русский народ весь в православии и его идее». Писатель видел в православии не только догмат, но главное — живое чувство, живую силу. «Присмотритесь к православию, — призывал Достоевский, — это не только церковность и обрядность, это живое чувство, превратившееся у нашего народа в одну из тех основных жизненных сил, без которых не могут жить народы. В русском христианстве действительно нет никакой мистики, в нем одна человеколюбие, один образ Христа — по крайней мере, это главное».0005

Формально показное, полуофициальное благочестие, широко распространенное в настоящее время, приводит к тому, что Богу остается «мертвый образ, который по праздникам почитается в церквях, но которому нет места в жизни». Об этом писатель размышлял в своем последнем романе «Братья Карамазовы» (1881). Герой романа — чистый сердцем и помыслами Алеша Карамазов — старается следовать евангельскому завету «все отдай и следуй за Мною». В отличие от фарисейских лжехристоведов, пытающихся с пользой для себя приспособить Божьи заветы «под себя», Алеша стремится к абсолютному идеалу высшей Истины: «Я не могу дать два рубля вместо «только», а вместо «Следуй за Мною» ходи только к мессе…

Идейно-художественная система Достоевского в целом формировалась на основе его глубоко религиозного мировоззрения. Основы христианского мировоззрения и нравственного развития личности изначально закладывались в традициях семейного воспитания. Русская семья имела утраченный ныне статус «малой церкви», где дом — храм; очаг — алтарь; семейная жизнь — благочестие; идеал — любовь к Богу и ближнему; дружба и взаимопонимание между детьми и домочадцами. Достоевский вспоминал: «…Я происходил из русской и благочестивой семьи… Мы в нашей семье знали Евангелие, чуть ли не с первого года». Самые ранние детские переживания религиозного характера писатель сохранил на всю жизнь. Он вспомнил, как, лет в три, читал с гостями молитву: «Всю надежду возлагаю, Господи, на Тя, Богородица, сохрани меня под кровом моим», — коей приводил всех в состояние радостная эмоция; как в церкви мать причастила его, двухлетнего, и как «голубь перелетел из одного окна в другое». Возможно, эти первые сокровенные впечатления, вызванные Светом и Словом (оба являются именами Бога в Новом Завете), способствовали пробуждению в ребенке «нового человека, уже сознающего себя и мир».

Непосредственная религиозность детей, примиряющая веру с разумом, впоследствии подкреплялась сознательным убеждением. В «записной книжке» писателя есть глубоко выстраданная исповедь: «Не мальчиком я верую во Христа и исповедую Его, но осанна моя прошла через большую горнило сомнений».

В своей семье Достоевский был нежным и заботливым отцом, талантливым учителем и воспитателем, внимательным ко всем проявлениям детской натуры. Он делал все, «что можно было сделать трудом и любовью, неутомимой работой над детьми и с детьми, все, чего можно было добиться разумом, объяснением, внушением, терпением, воспитанием и примером». «Главная педагогика — это родительский дом», — уверен писатель. В основе его просветительского учения лежало религиозно-философское представление о человеке как «венце творения», о неповторимости и неповторимой ценности каждой человеческой личности. Достоевский писал о своей первородной дочери Соне А.Н. Майков в мае 1868 года: «Это маленькое трехмесячное «творение», такое бедное, такое крохотное, — для меня уже было и лицо, и характер». В сочинении «Фантастическая речь председателя суда» (1877 г.) читаем: «…ребенок, даже самый маленький, тоже уже сформировал человеческое достоинство». Этот тезис получил глубокое психологическое и социально-нравственное развитие в трудах Достоевского задолго до принятия Всеобщей декларации прав человека (1948), где в первой статье утверждается право каждого на достоинство от рождения: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать по отношению друг к другу в духе братства».

Указанный декларативный призыв к мировому сообществу до сих пор остается нереализованным добрым пожеланием. Во многом потому, что товарно-денежные отношения, расчет, корыстный интерес ставится во главу человеческих отношений, что в свою очередь влечет за собой подмену Бога ложными идолами и бездушными идолами.Служение «золотому тельцу» неизбежно приводит к скотским установкам типа «проглоти других, пока тебя не проглотили», как следствие — к духовному и моральная дикость и вырождение.

Современное прочтение романа «Братья Карамазовы» — художественного и духовного завещания писателя — показывает, что его тревожные предчувствия сбываются с поразительной точностью. Вот одно из текстовых подтверждений: «Имеет ли лик Божий и истину Его? У них есть наука, а в науке только то, что подвластно чувствам. Духовный мир, высшая половина человека отвергается вообще, изгоняется с некоторым торжеством, даже с ненавистью. Провозгласили миру свободу, особенно в последнее время, и что мы видим в этой их свободе: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: «У тебя есть потребности, а потому удовлетворяй их, ибо ты имеешь те же права, что и самые знатные и богатые люди. Не бойтесь насыщать их, но даже умножайте» И что получается из этого права умножать потребности? У богатых одиночество и духовное самоубийство, а у бедных зависть и убийство, ибо они дали права, но средств для удовлетворения своих потребностей еще не указали. <…> Куда пойдет этот раб, если он так привык удовлетворять свои бесчисленные потребности, которые сам же и придумал? Он в одиночестве, и какое ему дело до целого. И мы добились того, что у нас накопилось больше вещей и меньше радости».

Ни наука, ни социальные реформы не способны вывести человека и общество из разлагающего состояния всеобщего одиночества. Писатель указывал на бессилие рациональных, прагматических подходов, их духовно-нравственную несостоятельность: «Никогда люди, ни какой наукой, ни какой прибылью, не смогут безвредно поделить свое имущество и свои права. Всем будет мало, и все будут ворчать, завидовать и уничтожать друг друга. Достоевский предупреждал, что озабоченность материальными интересами, рост индивидуализма и катастрофический распад личности с утратой высших идеалов и веры в Бога приведут человечество к антропофагии (каннибализму).

Духовное начало, «искра Божья» является первостепенным, что отличает человека от других существ. В то же время «мужчиной сразу не стать, но надо выделиться как мужчина». Писатель справедливо считал, что одного интеллекта недостаточно для формирования личности, ибо «образованный человек не всегда бывает честным человеком и что наука еще не гарантирует в человеке доблести». Более того — «воспитание иногда уживается с таким варварством, с таким цинизмом, что холодеешь».

Родителям, наставникам, учителям — всем тем, кому доверено воспитание юных душ, — нужно постоянно заботиться о самовоспитании и самодисциплине: «…ревностный отец иногда даже должен совершенно перевоспитать себя для его дети». «Не надо хвастаться детьми, мы хуже их», — сказал писатель. — А если мы их чему-то учим, чтобы они стали лучше, то и они делают лучше нас своим общением с ними. Они очеловечивают нашу душу». Отцам семейств, которые «только откупились от долга и родительских обязанностей деньгами, но думали, что уже все сделали», Достоевский напоминает, что «маленькие детские души требуют непрерывного и неутомимого контакта со своими родительскими душами, требуют, чтобы вы были для них , так сказать, всегда духовно на горе, как предмет любви, великого нелицемерного уважения и прекрасного подражания». В «Братьях Карамазовых» выражена заветная мысль об особой, «еще в ангельском чине», природе ребенка: «Дети, а дети, до семи лет, например, ужасно далеки от людей: это как бы совсем другое существо и с другой природой». Все это обращается к евангельской заповеди «Будьте как дети», — говорит Христос своим ученикам. : «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3).

Писатель следил за религиозно-нравственным становлением своих детей и указывал на огромное общечеловеческое воспитательное влияние Священного Писания: «Библия принадлежит всем, и атеистам, и верующим. Это книга человечества. На пороге иного читал он детям новозаветную притчу о блудном сыне. И умер с Евангелием в руках. Новый Завет, провожая писателя в вечность, открывался словами Христа: » Не сдерживайтесь, ибо так необходимо нам исполнить великую истину» 9.0005

Современники Достоевского сохранили воспоминания о его отношении не только к своим, но и к чужим детям. Их судьбы постоянно тревожили их разум и душу: «Дети — странный народ. Они мечтают и появляются». Христианское просветительское кредо Достоевского во многих формах воплощалось в письмах, дневниках, записках, публицистике; наиболее глубокое развитие имеет художественное творчество, во всех произведениях без исключения. Можно утверждать, что произведение писателя в целом представляет собой своего рода «религиозно-педагогическую поэму».

Итак, «Подросток» (1875) — полностью «роман воспитания». Главный герой, вступающий в жизнь юноша Аркадий Долгорукий, порабощен ложной идеей «стать Ротшильдом». Он считает, что «деньги — это единственный способ, который выводит на первый план даже ничто». В черновиках «Подростка» описывается ситуация, на основе которой вырастают идеи преступной наживы: «Устои общества дали трещину под революцией реформ. Море стало мутным. Определения и границы добра и зла исчезли и стираются. <…> Сегодня нельзя жить честно. В то же время, по убеждению писателя, «основные нравственные сокровища духа, в своей основной сущности, по крайней мере не зависят от экономической силы». Подросток постепенно освобождается от маниакальной цели обогащения, достигаемой любыми средствами. В стремлении к праведной жизни происходит «восстановление падшего человека».

В «Подростке» и «Дневнике писателя» Достоевский также исследовал проблему «разложения семейного начала» и пришел к выводу, что «случайность современной русской семьи состоит в утрате современными отцами всякого общего общая для всех отцов идея по отношению к своим семьям, связывающая их друг с другом, в которую они сами верили бы и учили верить так своих детей, передала бы им эту веру в жизнь. общество и семья есть уже начало порядка, то есть порядка нравственного, конечно, подлежащего изменению, прогрессу, поправке, скажем так, но порядок».0005

С утратой общей идеи и идеалов гармония современной семьи подрывается и изнутри. Понятия: брак, семья, отцовство, материнство, детство — духовно опустошаются, становясь лишь юридическими категориями и терминами Семейного и Гражданского кодексов. Семейные отношения зачастую строятся не на незыблемом «камне» духовно-нравственного фундамента, а на «песке» формально-правовой связи сторон брачного договора, гражданско-правового договора, наследственного права и т. д. При наличии без глубокой духовной опоры, скрепляющей семейный очаг, то семья неизбежно становится ненадежной, неустойчивой, «случайной семьей» — по определению Достоевского.

«Больные» вопросы: «как, чем и кто виноват?»; как положить конец детским страданиям; как «что-то сделать, чтобы ребенок больше не плакал» — особенно поставлены в «Великом Пятикнижии» («Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы»). Среди основных идей последнего романа есть тайная мысль: достижение мировой гармонии «не стоит и слезы хотя бы одной только замученного ребенка».

По воспоминаниям известного русского юриста, писателя и общественного деятеля А. Ф. Коней, Достоевский «безгранично любил детей и старался защитить их словом и часто делом и от насилия, и от дурного примера. Но с детьми для адвоката, кроме священной задачи защиты их от насилия и морального вреда, стоит еще один из важнейших и сложных вопросов — о применении к ним уголовного наказания. Знаменитый юрист настоятельно советовал коллегам-юристам сверять свои решения с Достоевским: «…кто хочет вдумчиво подвергать детей карательному исправлению, тому не раз придется искать совета, разъяснения, поучения на страницах, написанных их другом и заступником «.

Посещая колонию для малолетних правонарушителей, Достоевский приходит к выводу, что именно «жестоко-равнодушное» отношение государства и общества к подрастающему поколению разъедает «все следы человечности и гражданственности» в юных душах. Писатель находил «недостаточными» в арсенале правовой системы «средства для обращения порочных душ в непорочные».

«Если что-то защищает общество и в наше время и даже самого преступника исправляет и превращает в другого человека, то это опять-таки единственный закон Христов, проявляющийся в сознании собственной совести», — размышлял Достоевский в Роман Братья Карамазовы. Свои стремления он выразил устами «русского монаха» старца Зосимы: «…если бы все общество обратилось только к церкви, то не только суд церковный подействовал бы на исправление преступника так, как это теперь никогда не делает, но, может быть, и сами преступления уменьшились бы на невероятную долю.И церковь, нет сомнения, понимала бы будущего преступника и будущее преступление во многих случаях совершенно иначе, чем теперь, и смогла бы вернуть отлученного от церкви , чтобы предупредить заговорщика и оживить павшего» 9.0005

Утрата веры в Бога и бессмертие, заглушая голос совести, приводит к криминальной теории «все позволено», к власти «элиты» над «муравейником», «слабых бунтовщиков», которые будут » стать послушным» в конце концов. «Покорное стадо» не способно вынести свободы, а значит, и нравственной ответственности, данной Христом, и принесет эту свободу к ногам «избранных». В легенде Ивана Карамазова о «Великом инквизиторе» этот наследник Римской империи строит свою власть на «чуде, тайне, авторитете» — на всем, что отвергал Христос, преодолевая дьявольские искушения. Инквизитор по-прежнему манит людей идеалом Христа: «…скажем, что мы послушны Тебе и властвуем от Твоего имени. Мы их снова обманем, ибо больше не впустим вас». На самом деле власть отвергла Бога и служит противоположно направленной силе: «Мы не с Тобой, а с ним, в этом наша тайна! ему то, что Ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предложил Тебе, показав тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили себя только царями земными, царями одного».

Именно антихристианское римское право лежит в основе современного российского законодательства. Сегодня вдумчивые ученые констатируют неразвитость аксиологического и антропологического подходов в праве. По справедливому суждению современных правоведов, «в юридической науке мы привыкли иметь дело с непосредственными «измерениями» правовых явлений: преступности, деликатности, знания права населением и т. д. <…> Наше право все больше вырождается в псевдо -научное законодательство <…> Внутреннее законодательство должно измениться. Юриспруденция, дом римские «кабальные» формулы, должны были обрести новую творческую форму в русском юридическом психологизме, выразителем которого был Ф.М. Достоевский. «Вопросы, поставленные в творчестве классика — «об абсолютном праве, об отношении права к вечным ценностям — к вере, Истине, справедливости» — не могут и не должны оставаться на обочине общественного и правового сознания.

Модерн Европа, по свидетельству Достоевского, пошла по пути «Великого инквизитора»: «… во многих случаях там вовсе нет церквей, а остались только церковники и великолепные здания церквей, а сами церкви давно стремятся туда для перехода из низшего рода, как церковь, в высшую форму, как государство, чтобы совершенно исчезнуть в ней. Так, кажется, по крайней мере в лютеранских землях. В Риме тысячу лет вместо церкви провозглашалось государство. «За церковью в государстве закреплен «как бы некий угол, да и то под надзором — и это повсюду в наше время на современных европейских землях». В том же направлении развиваются и нынешние российские государственно-церковные отношения»9.0005

Путь православной России, по Достоевскому, должен быть иным: «По русскому разумению и упованию необходимо, чтобы церковь не переродилась в государство, как из низшего типа в высший, но, напротив, государство должно дойти до конца, чтобы стать единственной церковью и ничем иным».

В рассуждении о церкви и государстве старец Зосима, несмотря на скептицизм своих оппонентов («это, стало быть, осуществление какого-то идеала, бесконечно далекого, во втором пришествии. Чудесный утопический сон об исчезновении войны, дипломаты, банки и т. д.»), выражает несомненную веру в преображение жизни: «Правда, <…> ныне христианское общество само еще не готово и стоит только на семи праведниках; но так как они не истощаются, то она все же остается незыблемой, в ожидании своего полного превращения из общества, как почти языческого союза, в единую вселенскую и господствующую церковь. Это и быть, быть даже в конце веков, ибо только этому суждено совершиться! И не надо путать себя со временами и сроками, ибо тайна времен и сроков в премудрости Божией, в Его предведении и в Его любви. И то, что по человеческому расчету может быть очень далеким, то по предопределению Божию может быть уже накануне своего явления, у дверей» 9.0005

Одной из важнейших в системе идей Достоевского является мысль о личной нравственной ответственности каждого за состояние собственной души и за судьбы всего мира: «…каждый человек виноват перед всеми и за все, кроме грехов своих И истинно верно, что когда люди поймут, то Царство Небесное придет для них не во сне, а наяву. С точки зрения писателя, заниматься общественно-политическими преобразованиями до христианского преображения человеческой души все равно, что ставить телегу впереди лошади: «Чтобы переделать мир по-новому, необходимо что люди сами мысленно свернутся на другую дорогу. Пока вы действительно не станете каждым братом, братство не наступит».

На упреки в утопичности писатель ответил, что он лишь «реалист в высшем смысле». Все сбывается по Достоевскому. Жизнь подтверждает глубокую истинность его заветных идей. Писатель оставил после себя необыкновенные и непростые в исполнении заветы: не допустить «ниспровергнуть ту веру, ту религию, из которой произошли те нравственные устои, которые сделали Россию святой и великой»; «Вступить в борьбу» с «ужасными впечатлениями», «мрачными картинами», «искоренить их и насадить новые» — «чистые, святые и прекрасные». За прошедшее время важность этих задач ничуть не уменьшилась.

Опыт писателя в религиозно-философском, социально-психологическом, этико-эстетическом осмыслении проблем бытия — «Жажда правды и закона», как сформулировал Достоевский, — еще требует серьезного развития и может сыграть неоценимую роль в духовно-нравственное развитие наших соотечественников, если они перестанут уподобляться библейским евреям, преследовавшим «пророков на родине».

Новикова-Строганова Алла Анатольевна — Доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России (Москва), историк литературы.

РоссиялюдиДетиКнигиЛитератураБогЧеловекРусскиефилософияфилософия жизниПисательЛюбовьЧеловеческая природаДушаТалантТворчество

Нашли опечатку в тексте? Выберите его и нажмите ctrl + enter

Достоевский знал – Католический мировой отчет

Фрагмент портрета Достоевского 1872 года работы Василия Перова. (Википедия)
Достоевский уже это предсказал. В своем классическом романе Братья Карамазовы , есть три главных героя, которые представляют мир, в котором мы живем сегодня.
Иван, представляющий «постмодернистов». Иван — современный прогрессивный либерал: он релятивист и нигилист, постулирующий отсутствие фундаментальной истины и отвергающий общечеловеческие нравственные и духовные ценности. Иван проповедует, что «Бога нет и потому все дозволено».
Алеша, младший брат Ивана, — главный герой романа, представляет оппозицию прогрессивно-либеральной идеологии. Кроме того, что Алеша добрый и умный, он человек со зрелой религиозной верой, нравственными ценностями и честностью. Его взгляд на жизнь похож на взгляд Сёрена Кьеркегора, и он считает, что мораль требует безоговорочной приверженности тому, что объективно хорошо. Алеша верит, что существует высшая истина. Отец Зосима, православный монах, наставник Алеши, говорит об истине:
Прежде всего, не лгите себе. Человек, лгущий самому себе и слушающий свою ложь, доходит до того, что не может различить правду ни внутри себя, ни вокруг себя, и таким образом теряет всякое уважение к себе и к другим. И не имея никакого уважения, он перестает любить, а чтобы без любви заниматься и развлекаться, предается страстям и грубым удовольствиям и опускается до скотства в своих пороках, все от беспрестанной лжи другим людям и самому себе.
Потом Смердяков. Он представляет всех нас, население. Смердявок, имя которого означает «сын вонючего» (имя имеет также созвучие с французским термином « merde «), внебрачный сын Старого Карамазова. Профессор истории Дмитрий Слапентох пояснил, что Смердяков мог выбирать между двумя «наставниками»: его мог вести релятивист Иван или религиозный деятель Алеша. Конечно, Смердяков выбирает следовать за Иваном, и в результате учения Ивана о том, что в жизни нет фиксированных ценностей, Смердяков делает вывод, что все дозволено. Он принимает постмодернистские идеи еще больше, чем Иван, и, лишенный моральных ограничений, совершает ужасное преступление: убивает собственного отца.
Сначала Иван делает вид, что не имеет никакого отношения к убийству и утверждает, что Смердяков его неправильно понял. Однако правда в том, что Иван несет моральную ответственность за необратимые последствия своего учения. В конце концов, будучи отвергнутым Иваном, Смердяков кончает жизнь самоубийством.
Кажется, это то самое направление, в котором движется наше общество.
Постмодернизм, несмотря на свой релятивизм, стал авторитарным догматизмом
Как проповедовал Иван, сегодняшний постмодернизм мыслит идеальное общество с жидкими контурами и без фиксированных ценностей. Это текучее и изменчивое общество без границ и без социальных, культурных, территориальных, человеческих или сексуальных барьеров. Это общество, которое утратило свою идентичность и моральные ограничения.
Карл Маркс определил классовую борьбу между богатыми и бедными, между буржуазией и пролетариями как первопричину зол человечества. Сторонники современного ликвидного общества (заимствуя этот термин у Зигмунта Баумана) нашли в основе социальной несправедливости новые «классы»: мужчина как угнетатель женщины, белые люди как угнетатель этнических меньшинств, страны Запада как угнетатели развивающихся стран , западные ценности как угнетатели других культур и так далее.
Сторонники жидкостного общества считают, что если мы хотим освободить человечество от этой глубокой несправедливости, мы должны осуществить вариант того, что сказал Маркс: угнетенные (которых Маркс считал пролетариатом) должны навязывать себя угнетателям (Маркс буржуазии), чтобы затем достичь бесклассового общества. Суть сегодняшнего дня в том, что те, кого «угнетают», были переопределены из рабочего класса в новые категории людей, часто связанные со все более широкими и эзотерическими категориями, связанными с полом, расой и этническим происхождением. Тем не менее, заявляя о стремлении к равенству, конечной целью ликвидного общества является — в соответствии с марксизмом — навязывание тоталитарной идеологии, враждебной традиционным ценностям (например, семье и религии), и содействие деконструкции общества и его замена на новый. Примером может служить концепция гендерной идентичности, в которой уже не мужчина и женщина, а множественные аффективно-сексуальные ориентации. Тем не менее, это «новое общество» так никогда и не наступает, но его постоянно бьют новые требования признания, новые повороты, новые «свободы», постоянно ломающие все, что было раньше.
Главный поворот в том, что постмодернизм, несмотря на свой релятивизм, стал авторитарным догматизмом. Оно утверждает, что истины нет или, наоборот, что истин много, но навязывает другим свою «правду», запрещает и отменяет всякого, кто думает иначе. На самом деле отказ Ивана от общепринятых представлений о морали был таким же догматическим. В сегодняшнем мире постмодернизм отменил сомнения, свободу слова и свободную волю (которые постмодернизм претендует защищать). Как ни странно, догмы основаны на изменчивых концепциях (что звучит как оксюморон), таких как «открытые границы» или «квир-теория».
Способ навязать догмы — это угрожать и применять психологическое насилие к любому, кто думает иначе. Тот, кто посмеет усомниться или бросить вызов догмам, должен быть отменен, стерт и вычищен, подобно тому, как Иосиф Сталин подделывал фотографии, чтобы визуально вырезать своих врагов из прошлого, настоящего и будущего. Вследствие этого люди либо добровольно уподобляются Смердякову, слепо идущему за Иваном, либо вынуждены уподобляться ему. Никому не позволено оспаривать вдохновленные Марксом категории угнетателей и угнетенных и производные от них идеологические теории. Те, кто осмеливается идти против или сомневаться в диктаты подлежат дегуманизации и демонизации, чтобы оправдать насильственные нападения на них и их подавление.
По этой причине любой, кто даже пытается усомниться в том, что гендер не является социальной конструкцией, навешивается ярлык «гомофоб», «фанатик», «фашист», «расист», «тупой» или «пришедший из Средневековья»( Кстати, а кто сказал, что Средневековье — это Темные века? Средневековье заложило основы современного мира. Без Средневековья не было бы Данте, Леонардо да Винчи и Лоренцо Медичи).
После демонизации следует чистка и принудительное удаление из общества. Вот как раздирают западное общество, согласно стратегии « разделяй и властвуй » (разделяй и властвуй), которая является тираническим приемом контроля и управления людьми, путем деления общества на несколько частей таким образом, чтобы провоцирует соперничество и разжигает разногласия.
Кроме того, сторонникам ликвидного общества необходимо сохранить категории «угнетенных» и «угнетателей», поскольку без них они не могут легитимировать свой авторитарный контроль над обществом. Например, еще несколько лет назад нас учили, что рас не существует. Интеллектуалы, активисты и журналисты повторяли: «Есть только одна раса: человечество». Но сегодня у нас есть Критическая расовая теория, которая вместо этого учит нас тому, что расы, по-видимому, существуют, и худшая из всех рас определяется как «белая» раса («угнетатель»). Людей теперь классифицируют по цвету кожи, и великая ирония заключается в том, что любого, кто восстает против этой классификации, называют «расистом».
Постмодернизм ведет к социальной аномии
Однако подвижное общество глубоко дезориентирует, так как даже если есть догмы, нет действительно фиксированных границ. Например, в отношении пола тот факт, что местоимения индивидуума (от латинского in-dividuus , что означает неделимый и неделимый) могут стоять во множественном числе «они-их», является терминологическим противоречием и приводит к дезориентации и неуравновешенная личность. На самом деле попытка разделить индивидуума на части подразумевает собственную смерть индивида, потому что индивидуум может существовать только как единица.
Кто-то может спросить: «А как насчет интерсексуалов, рожденных с каким-то сочетанием мужских и женских органов?» Стоит отметить, что термин «интерсексуал» не присваивает и не создает новую сексуальную категорию хорошо известной бинарной половой принадлежности, представленной мужским и женским полом, поскольку индивидуум будет генерировать только (если не стерильные) гаметы, соответствующие его полу.
Сторонники жидкого общества вместо этого убеждены, что существует более 100 гендеров, среди которых всплывает даже «лунный пол», который идентифицирует людей, чей пол раскрывается ночью.
Человеческим существам также нужен порядок, как нравственный принцип, который находится внутри нас, и жидкое общество по определению не может быть организовано или упорядочено, поскольку оно пытается смести все на своем пути. Вместо этого постмодернизм, похоже, ведет нас к социальной аномии (термин, введенный Эмилем Дюркгеймом для определения отсутствия социальной и моральной регламентации), саморазрушению и, как в случае со Смердяковым, к самоубийству. Поэтому неудивительно, что наше постмодернистское общество, кажется, находится в состоянии войны с врожденностью и выступает за эвтаназию даже в том случае, когда человек на самом деле не смертельно болен.
Конечно, все эти запутанные теории больше вредят, чем помогают. В случае гендерных теорий тот факт, что мужчина может идентифицировать себя как женщину, приводит к парадоксальным последствиям. Например, в стране, которая продвигает квоты для женщин в политических органах, эти квоты будут снова предоставлены мужчинам, которые говорят, что они женщины. Кроме того, во всех этих книгах о великих женщинах, которые могут быть образцами для подражания для девочек, мужчины также перечислены среди «чудо-женщин». Следовательно, маленьким девочкам, чтобы получить власть, придется равняться на мужчину.
Тут в дело вступает Алеша со своим консерватизмом. Он сам не свободен от вины, но борется против релятивизма и нигилизма и закладывает основу для дальнейшего прогресса. В отличие от постмодернистов, Алеша, верящий в высшую истину, испытывает сомнение. Достоевский пишет в «Братьях Карамазовых» , что истинная вера должна быть испытана сомнением: «Осанна должна быть испытана в горниле сомнения».
Однако сторонники постмодернизма хотят, чтобы люди отказались от сомнений. Это можно увидеть в дебатах о вакцинных паспортах COVID (Green Pass), которые напоминают нам о «внутреннем паспорте», использовавшемся при советском режиме, без которого гражданин не мог передвигаться внутри своей страны. Если кто-то сомневается в реальной эффективности ограничений, основанных на том, были ли люди привиты от COVID во времена Омикрона, то этого человека обвиняют в «антинаучности». Наука обычно ищет ответы, используя сомнения. Однако в текучем обществе «наука», вернее, сциентизм — это новая религия, пришедшая на смену христианству. Это было предсказано Олдосом Хаксли в О дивный новый мир — вместо крестов люди использовали бы заглавную букву «Т» как символ веры, потому что она представляет модель «Т Форд», первый серийный автомобиль.
Однако, по предположению итальянского философа Джорджио Агамбена, «вера в науку» совпадает с преувеличением «ограниченной» концепции познания, относящейся к узкому кругу явлений, и с «фидеистическим» отношением к расчету. и статистика.
Агамбен пишет: «Как много раз случалось в истории, философы должны снова вступить в конфликт с религией, которая есть уже не христианство, а наука или та ее часть, которая приняла форму религии. Я не знаю, вернутся ли костры и будут ли книги внесены в Индекс, но ясно мысль тех, кто продолжает искать истину и отвергать господствующую ложь, будет, как это уже происходит на наших глазах, исключена и обвинена в распространении фейковые новости (новости, а не идеи, потому что новости важнее реальности!).
Между тем, из-за ограничений COVID и обязательного использования масок даже на открытых пространствах постмодернизм превратил нас в безликое общество, особенно рабский низший класс, замаскированный на фотографиях разоблаченных великих и сильных мира сего. Не случайно древние греки называли раба « aproposon », что означает «без лица». Агамбен пишет:
Страна, решившая отказаться от собственного лица, повсюду закрывать лица своих граждан масками, — это, таким образом, страна, которая стерла из себя все политические измерения… Индивидуумы теперь движутся изолированно друг от друга. , они утратили непосредственную и чувствительную основу своего сообщества и могут обмениваться только сообщениями, направленными на безликое имя… [люди], лишенные связи с лицом, непоправимо одиноки, как бы они ни старались общаться цифровыми аппаратами… безликий общество, общество без прошлого и без физического контакта, есть общество призраков и как таковое обречено на более или менее быструю гибель.
Отцеубийство как богоубийство
В Братья Карамазовы отцеубийство Смердякова играет центральную роль в дальнейшем понимании современного общества. Убийство отца — метафора богоубийства. Профессор богословия Ральф С. Вуд утверждает: «Философское богоубийство приводит к экзистенциальному отцеубийству. Мысленное убийство Бога разрывает самые глубокие человеческие узы. Так подобает, чтобы Иван-интеллигент-извращенец кончил сумасшествием». На самом деле Иван впадает в окончательное безумие. Стоит отметить, что Достоевский опубликовал Братья Карамазовы в 1880 году, а через два года, в 1882 году, Фридрих Ницше издал Веселую науку , в которой заявляется, что «Бог умер. В притче о сумасшедшем Ницше пишет: «Куда делся Бог?» — воскликнул он. ‘Я скажу тебе. Мы убили его — ты и я. Мы все его убийцы».
Помимо богоубийства, отцеубийство является еще и метафорой убийства Отечества. В английском языке чаще встречается термин homeland (или motherland), а в русском, как и в латинском « patria » (от pater, — отец), это отечество (« отечество », от отец — отец). Следовательно, постмодернизм Ивана убил Бога, землю предков и все, что она собой представляет: прошлое, историю, традиции и ценности предков. Вуд добавляет: «Иван страдает от адского терзания души, которое происходит, когда свобода используется отрицательно — не для того, чтобы породить жизнь, а для того, чтобы принести смерть».
Профессор Джордан Б. Петерсон объясняет, что вывод Ницше из смерти Бога состоит в том, что наша этическая система рухнет, поскольку основание было вырвано из-под человеческих существ. Следовательно, рассуждает Петерсон, Ницше считал, что люди должны будут найти и создать свои собственные ценности:
[Однако] с этим есть проблема, потому что не кажется… что люди способны создавать свои собственные ценности, потому что вы на самом деле не способны формировать себя любым старым образом, каким хотите быть. У вас есть природа, с которой вам приходится бороться… Так что это не вопрос создания наших собственных ценностей, потому что у нас нет такой способности, это может быть вопрос повторного открытия этих ценностей, чем был [Карл] Юнг. пытаясь сделать… Так что, я думаю, Ницше был на самом деле глубоко не прав в этой рекомендации [о людях, создающих свои собственные ценности]…»
Мы можем расширить этот аргумент и сказать, что в отношении гендерных теорий, как бы сторонники постмодернизма ни пытались создать новые ценности и заменить себя Богом, в конце концов, есть человеческая природа, с которой им приходится бороться.
Стоит также отметить, что Алеша предстает реальным персонажем, движимым рационализмом, а Иван, движимый своими постмодернистскими идеями, — иррациональным персонажем. Хотя может показаться, что Иван рационалист, на самом деле все совсем наоборот. Папа Бенедикт XVI объяснил, что разум берет свое начало в 9 веке.0195 Логос (что означает «слово» и «разум»). В начале было логос , а логос есть Бог, говорит Евангелие от Иоанна. В апреле 2006 года во время встречи с молодежью в Риме Папа Бенедикт XVI сказал:
Либо признают приоритет разума, творческого Разума, который находится в начале всех вещей и является принципом всех вещей — приоритет разума есть и приоритет свободы, или приоритет иррационального, ибо все, что действует на нашей земле и в нашей жизни, было бы лишь случайным, маргинальным, иррациональным результатом…
В этом смысле отцеубийство Смердякова представляет собой как богоубийство, так и смерть Разума, и иррациональный постмодернизм Ивана является реальной причиной этого.
Заключение
Русский философ и христианский экзистенциалист Николай Бердяев, высланный из Советского Союза в 1922 году, говорил: «Консерватизм — это не то, что мешает движению вверх, вперед, а то, что мешает скатиться обратно в хаос». Однако великий вопрос нашего времени состоит в том, какова должна быть природа этого консерватизма, который должен противостоять полному банкротству и противоречиям постмодернизма, или, лучше сказать, позднестадийного либерализма, принявшего форму прогрессивного либерализма или прогрессивного либерализма.0195 проснулся-изм . Впереди и ловушка, и возможность. Как лучше всего защитить великие дела нации, семьи и религии от потопа, который грозит смыть все с лица земли, и насколько крепкий и широкий союз может быть заключен против надвигающейся угрозы?
В конце концов, Достоевский делает ставку на Дмитрия, старшего из братьев Карамазовых, который невиновен, но берет на себя ответственность за отцеубийство, совершенное Смердяковым. Дмитрий берет на себя вину, так как тоже желал смерти своего отца. Во время своего пребывания в тюрьме Дмитрий, близкий Алеше, переживает духовное обращение. Достоевский показывает нам, что мы все Смердяковы, но мы можем быть Дмитрием, и хотя общая ответственность за человечество есть надежда на искупление. «Каждый действительно ответственен перед всеми людьми, за всех людей и за все».
Если вам важны новости и взгляды, которые публикуются в «Catholic World Report», рассмотрите возможность сделать пожертвование, чтобы поддержать наши усилия. Ваш вклад поможет нам продолжать делать CWR доступным для всех читателей по всему миру бесплатно и без подписки. Спасибо за щедрость!
Щелкните здесь для получения дополнительной информации о пожертвовании CWR. Нажмите здесь, чтобы подписаться на нашу рассылку новостей.
Изгнание демонов — Вспоминая Сиона
Я недавно закончил читать Демоны Достоевского [предупреждение: впереди значащие спойлеры]. Это, пожалуй, самый мрачный из всех романов писателя, которого ни в одном из своих произведений нельзя было бы, конечно, обвинить в том, что он уклоняется от развращенности, на которую способно человеческое сердце. Почти все в повести так или иначе кончают плохо, за исключением двух наименее симпатичных персонажей всего романа: главного злодея Петра Степановича Верховенского, который безнаказанно выходит из-под контроля, и его тщеславного и совершенно нелепого отца, Степана Трофимовича Верховенского, который все же умирает бездомным скитальцем в придорожной избе.
Роман (как и вся художественная литература Достоевского) в значительной степени посвящен идеям, которые овладевают людьми, и вполне реальным — и часто разрушительным — последствиям, которые эти идеи оказывают как на их собственную жизнь, так и на окружающий мир. «Не ты идею съел, а идея съела тебя», — говорит Петр Степанович другому персонажу. И, конечно, спустя полвека после того, как Достоевский написал роман, идея, поглотившая большинство его персонажей, — идея Революции, которая есть не что иное, как антихристианство, — наконец, поглотила и Россию.
Идеи, которые мы впускаем в свое сердце, обладают огромной силой. Легко считать их более или менее безобидными, возможно, даже относиться к ним как к играм, призванным отвлечь нас от банальности нашей повседневной жизни. Но они отнюдь не безобидны, а философия вовсе не игра. Как писал Чеслав Милош, цитируемый в предисловии к переводу Певеара и Волохонского Демонов :
Только к середине ХХ века жители многих европейских стран пришли, в общем неприятно, к осознанию того, что на их судьбу могли напрямую повлиять запутанные и запутанные книги по философии.

Одной из главных ценностей в чтении Достоевского является его глубокое, можно даже сказать, пророческое, проникновение не только в мысли, но прежде всего в человеческое сердце. Даже Ницше, несмотря на всю свою глубокую неприязнь ко многому, что Достоевский почитал, однажды сказал, что только Достоевский когда-либо учил его чему-либо в области психологии. Потому что в романах Достоевского главное никогда не идеи, а всегда лица ; в этом величие Достоевского как глубоко0003 духовный писатель, а не просто реакционный идеолог или даже литературный гигант. Как указывает Пивер в предисловии к роману: «Человек, рожденный идеей, может быть ею искажен и даже уничтожен. Но чтобы сделать такое суждение, нужно иметь какой-то способ измерения искажения, какой-то образ неискаженного человека».

И в этом истинное видение Достоевским свободы. В романе о революционерах, сражающихся под знаменем свободы, он вместо этого раскрывает внутренние узы, которыми держится каждый персонаж (название часто, хотя и ошибочно, переводится на английский язык как «Бесы»). Каждый человек в романе страдает, бесспорно страдает. Между тем реальный характер их страданий не имеет ничего общего ни с неудовлетворенными требованиями социализма, ни с их лишением прав человека. Если бы революционеры одерживали каждую политическую победу (что они и сделали на самом деле пятьдесят лет спустя), их узы остались бы неразрывными. Истинная свобода духовна и никогда не может быть найдена в политическом плане.

Но величайшая ценность, яснейшее прозрение и высшая мысль в творчестве Достоевского — это, несомненно, его видение Христа. Именно это видение позволяет ему «каким-то образом измерить искажение, какой-то образ неискаженного человека». И действительно, замечательная глубина видения Достоевским и Христа, и человечества такова, что его персонажи, приходя ко Христу, отнюдь не погружаются в безликое божество, а еще более своеобразно и полно становятся самими собой. Раскольников в конце Преступление и наказание не становится Мышкиным в начале Идиот .

На протяжении Бесов Степан Трофимович изображается поверхностным, тщеславным и, главное, нелепым. Читатель знакомится с ним в начале романа и продолжается до развязки с решительно патетическим впечатлением от этого человека. В этом и заключается сущность его характера: он жалок. И неудивительно, что на всем протяжении романа (да и на протяжении всей своей жизни) Степан Трофимович остается, несмотря на все свои глубочайшие желания, совершенно безразличным к тому либерализму и «прогрессу», которыми он так влюблен. И все же, несмотря на эту жизнь вечной неуместности, в конце концов, из всех персонажей спасен именно он, его душа обретает свободу. Он находит его, умирая от лихорадки в придорожной избе, благодаря доброте простой крестьянки, читающей ему Евангелие.

Неважно, что даже в порыве совершенно нелепого тщеславия он, будучи больным, отправляется пешком умирать в том придорожном домике. Потому что там, лежа в полубреду и чуть ли не предлагая руки и сердца крестьянке, с которой он буквально только что познакомился, его душа наконец сталкивается с чем-то большим, чем собственное тщеславие. Он слышит Нагорную проповедь и замолкает. Через несколько мгновений он вдруг говорит: «Друг мой, я всю жизнь лгал. Даже когда я говорил правду».

Иногда правда имеет мало общего с фактами. Мы можем знать все о фактах, мы можем им верить, мы можем говорить о них, мы можем использовать их как оружие, и все же, даже не осознавая этого, мы можем быть самыми ужасными лжецами. Истина не есть собрание фактов, даже самых важных и необходимых фактов. Истина — это Личность, и пока мы не встретимся с Ним, даже правда — это только часть нашей лжи.

Но как только мы видим Его или хотя бы мельком Его видим, эта ложь начинает показывать свое безобразие. Видение Степаном Трофимовичем Христа в Евангелии, хотя только краткий и лихорадочный проблеск Истины всего сущего, позволяет ему впервые увидеть мелкие узы, в которые он заточил себя всю свою жизнь. Все его прежние великие идеи рушатся перед лицом того, что он называет Великой Идеей, Идеей о том, что в этом мире существует Кто-то неизмеримо более великий, чем он сам. Я не могу отдать должное изображению Достоевским своего обращения на смертном одре, его красоте и достоверности.

Возможно, именно эта достоверность его характеров придает такую силу творчеству Достоевского. Они подлинны, потому что он, по его собственным словам, взял их из своего сердца. И как бы нам ни было неприятно это признавать, если мы будем честными, мы тоже можем видеть эти же характеры в наших собственных сердцах. Все мы имеем в себе тщеславного и смешного Степана Трофимовича, а также имеем в себе его буйного и нигилистического сына Петра. Мы все и Шатовы, и Кирилловы. У всех нас в душе есть и Мышкин, и Рогожин, и Аглая, и Настасья Филипповна. Мы все какая-то комбинация Алеши, Ивана и Дмитрия (и даже Федора Карамазова тоже).

Потому что духовная неволя, в которой страдают герои Достоевского, — это та же неволя, в которой страдаем и мы. Мы также говорим себе такую же пустую ложь. Мы также ищем счастье, радость и свободу в одних и тех же ошибочных местах. Но, как и у них, у всех нас есть шанс встретить и полюбить Иисуса Христа. И хотя, как и они, мы должны с жестокой честностью смотреть на свои собственные неудачи и собственные слабости, для нас, как и для них, одного этого недостаточно. Ставрогин видел свои грехи, но все же повесился, как Иуда. Достоевский, несомненно, имеет силу показать нам нашу собственную тьму, но более того, он обладает даром показать нам красоту Христову. И только в этой красоте мы можем надеяться обрести свободу.

Два века Достоевского — Институт межвузовских исследований

Перейти к содержимому

27 декабря 2021 г. Кристофер Сэндфорд

Эта заметка редактора появляется в осеннем выпуске 2021 года журнала Modern Age . Чтобы подписаться на журнал, нажмите здесь.

Вскоре после рассвета субботнего утра 22 декабря 1849 года двадцативосьмилетний Федор Достоевский стоял на черных драпировочных эшафотах, возведенных на буровой площадке на Семеновской площади в его родном Санкт-Петербурге и готовы умереть перед расстрельной командой. Был холодный, пасмурный русский зимний день, хлопья снега падали к ногам осужденного. Существуют противоречивые сведения о том, как он подошел к месту казни. Некоторые наблюдатели утверждают, что он шел спокойными размеренными шагами; другие, что он был охвачен «мистическим ужасом» и, казалось, едва понимал, что с ним происходит. Достоевский был привязан к столбу между двумя другими мужчинами, библейской троицей, которую он наверняка узнал бы, и еще девять заключенных ожидали своей очереди. Все двенадцать были осуждены за то, что председательствующий суд назвал «заговором идей» с целью подрыва царского режима. На промерзшей земле за эшафотом стоял ряд телег, нагруженных двенадцатью пустыми гробами.

Раздалась равномерная барабанная дробь, затем на платформу вышел офицер в черной форме и начал зачитывать смертные приговоры. Слова вырывались порывистыми рывками в холодном утреннем воздухе. Достоевский и другие осужденные молчали. Им не завязывали глаза, и они были одеты только в легкую летнюю одежду.

«После тщательного рассмотрения Военный суд пришел к выводу, что все обвиняемые виновны по обвинению в большей или меньшей степени в заговоре с целью свержения существующих законов и естественного порядка Отечества и поэтому приговорены к высшая мера наказания».

Была еще одна задержка, так как к каждому из двенадцати мужчин обращались индивидуально. К этому времени собралась толпа из нескольких сотен любопытных горожан, молча наблюдавших за зрелищем. Снег начал падать сильнее.

«Бывший инженер-лейтенант Достоевский, — продолжал офицер, — за участие в преступных планах, за распространение частного письма, содержащего необдуманные высказывания против православной церкви и высших властей, и за попытку распространения подрывной работы с помощи литографии — выносится смертный приговор».

Священник в черной мантии поднялся на эшафот и столкнулся с первыми тремя заключенными на костре. Он процитировал Римлянам 6: «Возмездие за грех — смерть». Тем не менее, признавая свои грехи, осужденные все еще могли надеяться унаследовать вечную жизнь. Все трое связанных мужчин молча целовали крест священника, когда он был предложен им.

Снова барабанная дробь. Не менее сорока восьми солдат, выстроившись в три ряда по шестнадцать человек, шаркая ногами, заняли позиции перед эшафотом, взводя винтовки. Их командир поднял меч, давая им сигнал прицелиться. И в этот самый момент, когда осужденные мучительно зависли между жизнью и смертью, из-за угла выехала карета и выехала на мощеную площадь, чиновник в форме лихорадочно размахивал белой тряпкой из окна. Расстрельная команда удержала позицию, когда из кареты выпрыгнул широкогрудый мужчина в военной тесьме и побежал к председательствующему офицеру с запечатанным конвертом.

В нем была записка с известием о том, что приговоренные по милостивому приказу царя отсрочены. Вместо этого их просто отправят в ссылку. Позже выяснилось, что весь эпизод на Семеновской площади был театром ужасов. Имитация казни на самом деле была частью мужского наказания. Один из трех человек, которые были привязаны к столбу в то утро, навсегда сошел с ума. Об одном больше не было слышно. Третий написал « Преступление и наказание 9».0004 .

Этот отвратительный фарс на плацу, однако, еще не стал концом испытаний Достоевского, потому что следующие четыре года он провел в ссылке на каторжных работах в лагере для военнопленных в Сибири. Позже он так описывал условия жизни: «Летом невыносимая теснота; зимой нестерпимый холод. Все полы были гнилые. Грязь толщиной в дюйм… Мы были набиты, как селедки в бочке. Не было места, чтобы развернуться. Мы вели себя как свиньи».

Не нужно спускаться в заросли шиповника психиатрии, чтобы заключить, что глубокое знакомство Достоевского с круговоротом человеческих страданий и благодати должно было стать главным источником его романов. В результате они могут показаться нам слегка мрачными. Подающий надежды художник, увидевший зрелище истощенных тел и деградации, не обладает теми же инстинктами, что и тот, кто вскормлен продукцией Уолта Диснея. Но опять же, книги Достоевского не из тех книг, которые находят какое-то особое достоинство в том, чтобы разделить скуку и меланхолию собственной жизни автора. Он признает центральную истину, заключающуюся в том, что искусство должно вырывать нас из унылой повседневности, а не уткнуться в нее лицом.

Разного рода преступления явно являются темой или навязчивой идеей канона Достоевского. Но что больше всего выделяет его из простого писателя ужасов того времени, так это его способность выявлять моральные сложности каждого случая и даже иногда отождествлять себя с преступником, что, несомненно, является еще одним прямым следствием его понимания своих сокамерников в Сибири. О разбойнике Орлове, например, Достоевский писал: «Это был преступник, каких немного, хладнокровно убивавший стариков и детей, — человек страшной силы воли и гордого сознания своей силы». Однако Орлов вовсе не утратил своей человечности, он был «полным триумфом над плотью. Видно было, что власть человека безгранична, что он презирал всякую муку и ничего на свете не боялся».

Короче говоря, что бы ни говорили о других его нравственных ценностях, Орлов был человеком необычайного самообладания, а не просто карикатурой на предубеждения общества о зле, и Достоевский отмечает, что «поражался его странной надменности. Он смотрел на все сверху вниз с невероятным пренебрежением, хотя и не пытался сохранять свое высокомерие. Это было как-то естественно».

Так что да, Достоевский по-прежнему имеет значение. Его лучшие книги — это язвительное исследование человеческого духа под принуждением. Они также противны, жестоки, ироничны, пикантны, а временами язвительно смешны. Возможно, в анналах литературы нет более противоречивого автора. Философ Владимир Соловьев основывал свою богословскую концепцию «богочеловечества» на таких романах, как Преступление и наказание , а Франц Кафка видел в них ключ к пониманию низшего поведения человека. Сейчас, быть может, более чем когда-либо, в наше унизительное время, Достоевский важен именно тем, что он шлифует обыденную, а иногда и грязную жизнь обывателей в столь убедительную прозу, в самом деле, в поэзию, благодаря своему повествовательному дару и искусству переводчика. .

В своих лучших проявлениях Достоевский сочетает, казалось бы, непринужденный репортажный стиль с оттенком готического сюрреализма. Как будто Агате Кристи каким-то образом пришлось сотрудничать с Жан-Полем Сартром. Или, возможно, даже эта литературная смесь может не совсем соответствовать уникальному знакомству русского человека с падшей природой человека. Однажды в Сибири, пожаловавшись на тюремную еду, Достоевский получил пятьдесят ударов плетью и месяц пролежал в больнице. Вскоре после этого у него начались сильные припадки, и его сокамерники привязывали его к койке, пока он корчился в агонии, что послужило началом повторяющихся эпилептических припадков, которые писатель находил одновременно чрезвычайно болезненными и морально возвышающими. «Бог существует! Бог существует!» он иногда кричал в то время как в муках конвульсии. Позднее Достоевский называл эпилепсию своей «святой болезнью» и говорил о ней: «В эти минуты я испытывал радость, немыслимую при обычных обстоятельствах и непонятную большинству людей. Я чувствовал, что нахожусь в полной гармонии с собой и со всем миром, и это чувство было настолько ярким и сильным, что за несколько секунд этого экстаза можно было отдать десять лет — да даже всю жизнь».

Возможно, это не ваш стандартный современный романист, чьи персонажи стали рупорами политических мнений или чьи бесконечные посты в социальных сетях характеризуются банальностью выражения, безжалостной саморекламой и отсутствием запретов. Есть размышления на темы вины и искупления у Достоевского, выходящие за рамки почти любого другого летописца человеческого состояния за последние две тысячи лет. Как сказал не иначе как Эрнест Хемингуэй: «В Достоевском были вещи невероятные, которым нельзя было верить, но были и такие истинные, что они изменяли вас, когда вы их читали; слабость и сумасшествие, злобу и святость и безумие азартных игр можно было познать так же, как вы знали местность и дороги в Тургеневе».

Т.С. Элиот назвал « Братьев Карамазовых » 1879 года «первой и лучшей богословской драмой своего века, [и] равной всему, что произвела русская литература». Это, как можно предположить, могло вызвать возражение со стороны автора « Анны Карениной» 1877 года , но комплимент, безусловно, не далек от истины. Для Достоевского роман был своего рода расширенным мысленным экспериментом, способом проверки идеи на реальность. В Криминал и Наказание , Раскольников никогда сознательно не решается убить старуху; вместо этого все это разворачивается в своего рода состоянии ужасного сна, как будто убийца просто наблюдает за тем, как он совершает действие, и бесстрастно записывает свои ощущения.

Окончательным продолжением этой идеи романа как нравственного испытания является, вероятно, Идиот , который Достоевский писал и издавал частями, не предугадывая заранее, как будет развиваться сюжет, своего рода литературный акт только на канате. должны браться самые искусные исполнители. Опять же, центральная тема заключается в том, что греховное состояние ума должно быть осуждено так же, как и греховное действие. И все же Достоевский признает возможность искупления самых низменных персонажей. Можно ли вообще видеть в романном князе Мышкине этакую фигуру Христа, человека, который буквально подставляет другую щеку, притягивает к себе маленьких детей и находит в сердце своем принять морально запятнанную Настасью Филипповну? Не может быть совершенно случайным, что после его смерти Достоевский, как оказалось, подчеркнул отрывок из своей Библии короля Иакова, касающийся истории грешницы: «Посему говорю тебе: прощаются грехи ее многие; ибо она любила много; а кому мало прощается, тот же любит мало».

***

Достоевский родился в Москве 11 ноября 1821 года, что ставит его на несколько лет раньше Толстого и на несколько лет позже таких, как Тургенев и Пушкин, в пантеон русской литературы девятнадцатого века. Второй из восьми детей, будущий автор книги «Одержимые », происходил из обедневшей духовной семьи. Его отец, Михаил, был глубоко верующим армейским врачом низшего ранга, любил выпить и умер в возрасте 49 лет., возможно, убит крепостными, работавшими на его небольшом участке земли; его мать Мария мучительно скончалась от туберкулеза, когда ее сыну было пятнадцать. Как следствие, подростка отправили в военную академию, но, похоже, он не отличился в военной форме. Как признавался его друг и сокурсник Константин Трутовский, «во всем институте не было студента с меньшей военной выправкой, чем Ф.М. Достоевский. Он двигался неуклюже и рывками; одежда неловко висела на нем; и его ранец, кивер и винтовка были похожи на какие-то кандалы, которые он был вынужден носить».

Худощавый, невысокий и бледный даже в летние месяцы, будущий многолетний мученик эпилепсии и других болезней, он запомнился своим мрачным выражением лица, напором речи и острыми сигаретами, которые он скручивал и курил на промышленных предприятиях. количества. Владимир Соловьев однажды сказал о лице Достоевского, что оно напоминает ему старовера, только что вышедшего из одиночного заключения, отмеченного «редкой духовной жизнью».

В 1843 году Достоевский устроился на работу подмастерьем инженера и поселился в доме друга семьи по имени Ризенкампф, который позже вспоминал о нем с тревогой. «Мысли рождались в его голове, как брызги из водоворота… Его блестящий природный дар декламации грозил вырваться из оков его художественной самодисциплины. Его хриплый голос становился кричащим, у него шла пена изо рта, он жестикулировал, кричал и плевался».

Первый роман Достоевского, Бедные люди , вышел в свет в 1845 году. Вскоре он начал писать очерки и рассказы в своего рода творческом безумии, но ни один из них не был так успешен, как его дебют. Любовный роман пошел наперекосяк, что привело к очевидной попытке самоубийства. Потерпев новые неудачи, Достоевский оказался в маленьком утопически-социалистическом петербургском литературном кружке, сплоченной группе, которая, по крайней мере, помогла ему выжить, но со временем привела к ужасной пантомиме Семеновского сквера.

Вернувшись из ссылки, он впервые женился и от этого был еще более несчастен. Его жена умерла в 1864 году, и вскоре он взял в качестве преемницы своего секретаря, который был на двадцать пять лет моложе его. У них было четверо детей, трое из которых дожили до совершеннолетия.

Другой характерный факт из жизни Достоевского состоит в том, что он был хроническим и ужасно неумелым любителем рулетки — возможно, его привлекало что-то в мазохизме азартных игр, — и он оставался до победного конца поглощенным мыслью о том, что он никогда не утвердил свою репутацию. Между семейными трагедиями, денежными проблемами и эпилепсией было довольно много горя, с которым нужно было справиться. Он был странной птицей и, в конечном счете, кажется, вероятно, одинокой.

«Он говорил мало, — писал один наблюдатель о поведении Достоевского в петербургском салоне, который он посещал в последние годы своей жизни, — но выражение его бледного, нервного лица говорило всем, что он тщательно обдумывал каждую одно предложение».

Биограф Достоевского Гейр Кьецаа так отмечал его поведение в этих случаях:

Как собеседник Достоевский мог быть угрюмым и совершенно непредсказуемым. Большей частью он сидел один и довольствовался недоверчивым наблюдением за другими гостями краем глаза. Потом вдруг он начинал волноваться из-за пустяков. Одно слово, которое его не устраивало, вызывало поток оскорблений. «Какого черта ты сидишь здесь и говоришь об этом? Почему мы должны слушать такую чепуху?» Гости застыли бы от ужаса, когда он взорвался таким образом. Что, если у него вот-вот случится приступ эпилепсии, который испортит день?

Конечно, удовольствие от книги мало что гарантирует, когда дело касается автора, а такие книги, как « Идиот» 1868 года — самое личное из крупных произведений Достоевского — несут на себе все признаки того, что они были написаны человеком, испытывавшим затруднения в общении с приличным обществом. Его искупительное качество остается в его неустанном исследовании, не менее личном, чем литературном, конфликта между интеллектом и верой, между источником зла и искупительной силой христианства. Как заметил Достоевский в своей сибирской ссылке: «Я верю, что нет ничего более прекрасного, глубокого, сочувствующего, разумного, смелого и совершенного, чем Христос. С ревнивой любовью я говорю себе, что не только не найти равного ему, но и что его не существует. И более того, если кто-нибудь принесет мне доказательство того, что Христос вне истины, то я предпочту остаться со Христом, чем с истиной».

В этом, несомненно, и заключается суть неизменной привлекательности Достоевского. Его лучшие романы посвящены тому, что он называл «широтой». «Здесь дьявол борется с Богом, а поле битвы — сердце человеческое», — говорит он в «Братьях Карамазовых» . Сюжеты Достоевского полны скандалов, заговоров, романов, самоубийств и других кризисов. Они так же пропитаны смертью, как и книги Стивена Кинга, что, возможно, неудивительно для автора, чья близость к казни оставалась главным событием в его жизни. И все же все рассказы о падшей природе человека и его способности ко злу объединяет великодушие Достоевского: несмотря ни на что, он был сострадательным человеком, чьи каденции были каденциями писателя, искренне верившего в добро.

Серьезный и глубоко сдержанный — за исключением случайных проигрышей денег в рулетку — великий писатель имел немного друзей, но глубоко и одновременно любил по меньшей мере трех женщин. Он также питал глубокую любовь к России-матушке и обращался с немногими иностранными персонажами в своих книгах как с цифрами: немцы были флегматичны, итальянцы шумны и так далее. Музыка волновала его, и он особенно любил своего почти современника Петра Чайковского, который, кажется, был односторонним. Чайковский писал своему брату Модесту в 1881 году: «Я читаю Карамазовы и очень хочу поскорее закончить. [Достоевский] писатель гениальный, но антипатичный. Чем больше я читаю, тем больше он давит на меня».

Как говорит Чайковский, сюжеты Достоевского связаны с «бесконечной драмой», что, казалось бы, делает его еще более подходящим для нашего века постоянного экзистенциального кризиса. Некая падающая с неба истерия, дорогая сердцам наших современных политических правителей, проходит как сквозная линия к его книгам. Разница, конечно, в том, что он заквашивает риторику щедрой порцией самоуничижительного понимания как своих персонажей, так и их создателя.

Достоевский почти всю жизнь вел дневник. Все авторы в той или иной степени одержимы собой, и исход может быть летальным. У читателя может быть свой собственный кандидат, когда дело доходит до самых вопиющих из многих доступных примеров современной тенденции к эмоционально рвотным мемуарам. Однако в 1873 году Достоевский опубликовал первый из серии научно-популярных комментариев и полухудожественных эссе, которые в итоге вошли в двухтомный « Дневник писателя» . В отличие от большинства подобных сборников, это представляло собой искреннюю попытку автора наладить контакт со своими читателями, которые, в свою очередь, предоставили материал для свежих статей. В произведении «Окружающая среда» Достоевский обратился к центральной теме своей жизни и творчества, к проблеме преступления и его последствий, а также нашей коллективной ответственности за действия других.

Если учесть, что мы сами иногда даже хуже преступника, то тем самым признаем и свою половинчатую вину в его преступлении. Если бы мы были лучше, то и он был бы лучше и не стоял бы сейчас здесь перед нами. … А бежать от собственной жалости и извинять всех, чтобы не страдать самим, — ведь это слишком легко. Делая это, мы медленно и верно приходим к выводу, что преступлений нет вообще, а во всем виновата окружающая среда. В конце концов мы доходим до того, что считаем преступление даже долгом, благородным протестом против своей судьбы. «Поскольку общество устроено таким гнусным образом, то вырваться из него можно только с ножом в руке». Так гласит учение о среде, в противоположность христианству, которое, вполне признавая давление среды и провозглашая милосердие к грешнику, все же возлагает на личность нравственный долг борьбы со своими обстоятельствами и отмечает точку, где среда заканчивается и начинается долг.

Эти строки или какая-нибудь сокращенная версия должны быть выгравированы на камне на стене каждого здания суда в Соединенных Штатах сегодня.

В другом месте Достоевский зафиксировал свой центральный взгляд на человеческую природу, не лишенный некоторой степени авторского тщеславия, когда написал в своей тетради:

Я горжусь тем, что я первый описал истинного представителя русского большинства, первый показал уродливую и трагическую сторону своей души… Я единственный, кто изобразил трагедию подполья, трагедию, происходящую от страдания, от осознания того, что существует нечто лучшее, чего нельзя достичь, и не в последнюю очередь из убеждения этих людей в том, что все люди одинаковы, так что не стоит уравновешивать друг друга.

Опять же, кажется, что есть что-то универсальное в отражении, предназначенном только для глаз автора. Многие статьи журнала «Дневник » и посмертно изданные записные книжки проникнуты истинным отчаянием Достоевского перед человеческим состоянием, сдерживаемым лишь его верой в искупительную силу веры. Как и Толстой, он возвышал простого, богобоязненного крестьянина выше самого умственно изощренного материалиста. Читатель однажды спросил у Достоевского в его последние годы, не стал ли он в свете своей собственной борьбы агностиком. «Нет, я деист, философский деист!» он немедленно ответил. «Люди просто не поняли меня. … Я просто хотел показать, что без христианства жить нельзя».

В июне 1880 года элита интеллектуальной жизни России собралась в Москве на открытие памятника Александру Пушкину. Это был первый в городе праздник культуры, а не оружия или политики, и сама статуя была воздвигнута по общественной инициативе и на государственные средства. Мероприятие длилось три дня и включало в себя речи, банкеты, церковную службу, литературные и музыкальные представления, а также общую атмосферу, которая, кажется, была чем-то средним между благоговейным народным поминовением и затяжным водочным запоем.

Достоевский был главным оратором, и его замечания, интерполирующие его собственные мысли с мыслями воображаемой партии, как если бы они спорили, в какой-то мере возвели его в ранг новоявленного пророка.

«Правда, что наша земля бедна», — заметил Достоевский,

Но по ней когда-то ходил Иисус Христос, благословляя на ходу. Почему же тогда мы не можем выносить в себе Его последние слова? Подавляющее большинство доходит лишь до либеральной игры с оттенком социализма. Что произойдет, если человека еще не начали тревожить, а другой человек уже наткнулся на запертую дверь и яростно бил в нее головой? Та же участь ожидает и всех людей в свою очередь, если они не пойдут спасительным путем смиренного общения с народом.

«Решение вопроса уже нашептано в соответствии с верой и справедливостью народа», — продолжал Достоевский. «Это чтобы смирить себя, гордый человек, и прежде всего сломить свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего трудись на родной земле. Это решение согласно мудрости и справедливости людей. Истина не вне тебя, но в тебе самом. Если ты победишь и покоришь себя, тогда ты будешь свободен и начнешь великое дело и освободишь других».

К концу выступления Россия стала символом реализации видения Достоевским всеобщего братства.

— О, народы Европы знают, как они нам дороги, — заключил он,

И со временем я верю, что мы — не мы, конечно, а будущие дети наши — все без исключения поймем, что Быть истинным русским, значит, действительно, стремиться окончательно примирить противоречия Европы, найти разрешение европейского стремления в нашей общечеловеческой и всесоединяющей русской душе, включить в свою душу братской любовью всех наших братьев. Наконец, может быть, Россия произнесет последнее Слово великой всеобщей гармонии, последнего братского общения всех народов по закону евангельского Христова!

Очевидно, что это было чем-то далеким от стандартных замечаний, ожидаемых при открытии статуи, и в результате, похоже, вспыхнуло что-то вроде столпотворения, похожего на рок-концерт. Как сказал потом дочери Достоевского даже российский государственный обвинитель Анатолий Кони, не отличавшийся полетом риторической фантазии: «Сидя и слушая вашего отца, мы совершенно увлеклись. Как будто стены в зрительном зале заменил гигантский костер. Если бы твой отец указал на этот костер и сказал: «А теперь бросимся в огонь и умрем, чтобы спасти Россию!», мы бы все как один пошли за ним, счастливые и довольные тем, что можем умереть за Отечество».

Сам Достоевский скромно вспоминал: «Когда в конце своей речи я призвал ко всеобщему примирению людей, публика совсем впала в истерику. Люди рыдали и плакали и обнимали друг друга, торжественно обещая стать лучше, и не ненавидеть, а любить друг друга. Вызовы на занавес длились полчаса».

Федор Достоевский умер через восемь месяцев, 9 февраля 1881 года, дома в Петербурге. Он тяжело страдал в последние двадцать четыре часа своей жизни. Его последними записанными словами были просьба, чтобы его жена прочитала из Евангелия от Матфея, в отрывке, в котором Иисус приходит к Иоанну для крещения с замечанием: «Пусть теперь будет так, ибо так подобает нам». чтобы исполнить всякую правду». После этого Достоевский просто добавил: «Позвольте. Не сдерживай меня».

Кристофер Сэндфорд — автор последней книги «Человек, который хотел быть Шерлоком: приключения Артура Конан Дойля в реальной жизни» .

Подписаться на

Modern Age
Основанная в 1957 году великим Расселом Кирком, Modern Age является форумом для стимулирующих дебатов и обсуждения наиболее важных идей, волнующих консерваторов всех мастей. Она играет жизненно важную роль в эти спорные и запутанные времена, применяя вневременные принципы к особым условиям и кризисам нашего века — к тому, что Кирк в первом выпуске назвал «великими моральными, социальными, политическими, экономическими и литературными вопросами современности». час.»
Подписаться на Modern Age »
Вернуться на главную страницу
Ваше время в колледже слишком важно, чтобы получить поверхностное образование, в котором закрыты точки зрения и закрыты строгие дискуссии.
Исследуйте интеллектуальный консерватизм
Присоединяйтесь к динамичному сообществу студентов и ученых
Защитите свои принципы
Присоединяйтесь к сообществу ISI. Членство бесплатное.
Вам также может понравиться
↑
Пожертвовать Конференц-центру Линды Л. Бин

Примечание: для этого контента требуется JavaScript.
Пожертвовать конференц-центру Линды Л. Бин
Примечание: для этого контента требуется JavaScript.
Пожертвуйте, чтобы обновить корни Америки

Примечание: для этого контента требуется JavaScript.
Что Достоевский знал о зле
8 декабря 2021 г. обновлено 04 апр. 2022 19:12
Великий русский писатель не был святым. Но через 200 лет после его рождения его работа показывает, как мы можем противостоять злу в мире.
По Роуэн Уильямс
VCG Wilson/Corbis via Getty Images
Федор Достоевский, 200-летие со дня рождения которого пришлось на 11 ноября этого года, — один из тех писателей, которым суждено вызывать самые двойственные чувства у читателей почти всех убеждений. С одной стороны, бесспорно, его романы блестящие — напряженные, экстремальные, новаторские по своей психологической проницательности и сложности, глубоко тревожные. С другой стороны, его мнения противоречат любой либеральной ортодоксальности, какую только можно себе представить. Он был авторитарным монархистом, который ненавидел западные демократические идеалы и считал социализм дьявольским извращением. Он был автором острой полемики с евреями (некоторым из его вымышленных персонажей было позволено озвучивать самые худшие антисемитские фантазии), ярым сторонником войн против исламского мира — и полемистом, который чувствовал бы себя как дома. в более диких и неприятных уголках Твиттера. Он тот, кого вы хотите видеть на своей стороне?
Беда в том, что Достоевский явно больше, чем сумма его публицистических взглядов. Он, возможно, и защищал царский абсолютизм, но представляет самый красноречивый аргумент XIX века против религиозной тирании. Он писал ядовитую чепуху о евреях, но возражал против любых попыток ограничить их политическую и религиозную свободу. Он считал, что христианская (точнее, русская православная) вера была единственной надеждой на культурное возрождение и глобальное примирение, но написал карающий перечень неотомщенных ужасов человеческих страданий (в том числе жестокого обращения с детьми), за которые Творец должен был нести ответственность. . Он вообразил, что Иисуса Христа судит и осуждает испанская инквизиция. Он утверждал, с типичной язвительной иронией, что привел более убедительные доводы в пользу атеизма, чем большинство атеистов осмелились бы.
Яростный консерватизм последних лет был далек от того, с чего он начинал. История необыкновенная. Родившийся в Москве в 1821 г., он происходил из семьи, находившейся за пределами низшей дворянской знати: его отец был врачом, который женился немного выше своего положения и в конце концов сумел добиться положения мелкого дворянина, но дом никогда не был богатым. по меркам этого класса. Мать Достоевского умерла, когда ему было 15 лет, а отец — два года спустя, когда Федор был студентом Инженерной академии в Москве (ходили слухи, что его отца убили крепостные, но большинство ученых относятся к этому утверждению скептически). . Во время и после студенческих лет Достоевский все больше вовлекался в подпольные группы, которые распространяли материалы, критикующие жестокий абсолютизм режима царя Николая I. Его первые начинания в художественной литературе в середине 1840-х представляли собой попытку изобразить некоторые бедствия бедняков — не столько рабочего пролетариата, не говоря уже о крепостных, но класса перегруженных и малооплачиваемых мелких служащих администрации, « прекариат» своего времени.
[См. также: Герберт Уэллс и человек-животное]
Его связи с радикальными политическими группами, такими как кружок Петрашевского, привели к его аресту в 1849 г. приговорен к смерти. 22 декабря того же года он и его друзья предстали перед расстрельной командой, а затем, в рамках садистского официального театра, в самый последний момент было объявлено об их отсрочке. Приговор был заменен ссылкой в исправительно-трудовой лагерь с последующей обязательной воинской повинностью. Достоевский исчез из культурной и литературной жизни России на шесть лет.
Травма почти расстрела не дает покоя многим страницам позднего Достоевского. Но его опыт в лагере для военнопленных был зародышем самых формирующих изменений в его мышлении и восприятии. Он никогда полностью не отказывался от религиозной веры; теперь он стал для него центральным. Он столкнулся в непосредственной близости с отвратительно бедными и бессильными и развил почти мистическое почтение к «русским людям» и их духовным ресурсам, сохраняя при этом суровый реализм в отношении их способности к взрывному насилию, потаканию своим слабостям и ошеломляющей апатии. Он больше не лелеял никаких стремлений к социальной реформе как политической цели и сосредоточился на духовном преобразовании как на идеале, к которому нужно стремиться. Эти убеждения никогда не колебались, и они являются постоянным тылом его более поздних произведений.
Демобилизовавшись из армии в 1859 году, он снова начал писать – не в последнюю очередь о своем тюремном опыте. Русские летописцы ГУЛАГа ХХ века, такие как Александр Солженицын и Андрей Синявский, видели себя в этом отношении в традициях Достоевского, настаивая на том, что тюремный опыт раскрывает «настоящую» Россию — первичный бульон из преступников, святых, бродяг. , крестьян и инакомыслящих, которые никогда бы не вписались в рационально спланированное общество. И Достоевского все больше увлекала эта дистанция между случайным и бурным разнообразием человеческой жизни в крайностях и заявлениями просветителей о возможности планирования справедливого общественного порядка. Его новелла 1864 года Заметки из подполья подчеркивает основную контрвнушаемость человеческого разума: два плюс два могут равняться четырем, но никакая сила на Земле или за ее пределами не может помешать мне утверждать, что они составляют пять. Способность сказать, что не так, глубоко укоренена во всех нас — и это то, что делает людей одновременно абсурдными и полными надежд, способными на чудовищное зло и преображающее воображение и веру.
Учитывая его увлечение случайными и хаотичными элементами, всегда появляющимися за углом человеческой жизни, совсем не удивительно, что Достоевский был одержим азартными играми. Все несчастливые годы своего первого брака с Марией Дмитриевной Исаевой, вдовой акцизного чиновника, он боролся с этим — и с образовавшимися долгами, заставившими его подолгу жить за границей. Овдовев в 1864 г., он снова женился в 1867 г., а его вторая жена Анна Сниткина, которая была его секретарем с 1866 г., сыграла важную роль в преодолении его пристрастия, а также помогла ему организовать литературную деятельность (бешеный темп его писательской деятельности). примерно до 1868 г. было продиктовано необходимостью выплатить долги). Он устроился на более стабильное существование в качестве мужа и отца и все чаще общественного эксперта: его Дневник писателя в его серийной форме читался в то время более широко, чем большая часть его художественной литературы. Ко времени его ранней смерти в 1881 году (основной причиной была эмфизема легких, но его здоровье уже давно было слабым, а также он страдал эпилепсией) он утвердился в качестве крупного представителя русской культурной жизни, одновременно выразителя анархической духовности. любви и сострадания и бескомпромиссной верности Православию и монархизму. Огромные и удивительные романы его зрелости – от Преступление и наказание в 1866 г. к Братья Карамазовы в 1880 г. – не пытаться примирить противоречия; они просто позволяют философским дебатам и напряженности быть максимально инсценированными.
[См. также: Что сад Джорджа Оруэлла говорит о его политике сопротивления]
Вот почему великий русский критик ХХ века Михаил Бахтин назвал творчество Достоевского «полифоническим». Движение повествования всегда осуществляется посредством диалога, и писатель должен занимать различные и противоположные позиции, если этот диалог должен быть более чем искусственным. Энергия его речи проистекает из чувства безотлагательности ответа на то, что было сказано. Этот вопрос нельзя оставлять без ответа! Эта незаконченная мысль должна быть завершена, эта подсказка должна быть использована, это заявление тщательно изучено, это восприятие конкретизировано. Герои Достоевского постоянно говорят сами о себе, а точнее, ищут разговоры, которые позволят им понять друг друга и самих себя.
В своих недавних исследованиях Достоевского философ и литературный критик Юлия Кристева утверждает, что именно благодаря такого рода языковому обмену мы как телесные существа обнаруживаем, где и как мы принадлежим к миру стимулов и реакций. Мы существуем, потому что нас «осязают»: что-то зажигает в нас речь и мысль, так что голая материя из плоти и кости становится наполненным смыслом телом, коммуникативным организмом. В этом свете художественная литература Достоевского косвенно посвящена тому, как мы становимся говорящими «я». А когда он изображает зло, то отчасти как злоупотребление самим языком, своего рода говорение, не позволяющее «тронуть» говорящего.
Может принимать различные формы. В « бесах» (1872 г.), предпоследнем романе Достоевского и, возможно, наиболее цельном и целенаправленном из поздних произведений, мы встречаемся с Петром Верховенским, лидером тайной революционной ячейки, чей непрекращающийся поток обезоруживающей болтовни скрывает беспощадную манипулятивную холодность, жизнь других как совершенно нематериальная. Но мы также сталкиваемся с еще более тревожной фигурой Николая Ставрогина, которого другие считают потенциальным харизматическим революционером, но явно опустошенным, истощенным, метафорически и (подразумевается) буквально бессильным.
В ключевой главе книги, которая долгое время скрывалась как слишком шокирующая для публикации, говорится, что Ставрогина жестоко обращалась с маленьким ребенком, который впоследствии покончил с собой. Он хочет признаться в этой ужасной истории; но когда он делится ею со святым духовным старцем, святой человек указывает, что он рассказал эту историю с прицелом на драматическое самоуничижение, а не из действительного покаяния. Исповедь — это не литературное упражнение и не своего рода отрицательный подсчет очков; речь идет об отказе от очарования ваших личных драм. Ставрогин разрушил жизнь; как вообще можно говорить об этом, не теряя и не переворачивая саму жизнь рассказчика? Поскольку оно противоречит любой реальности вне вашего «я», зло мешает вам получать то, что вам нужно для жизни. И если вы не можете получить, вы должны отчаянно, маниакально работать, чтобы обеспечить свое существование. Одним из симптомов этого является поток слов, который изливают такие фигуры, как Петр Верховенский, или эгоцентричная и эгоцентричная драма, которую ставит Ставрогин. Это речь, которая связана только с самой собой; Остальное не важно. В конце Бесы , Ставрогин покончил жизнь самоубийством; а нечеловечески отстраненный Петр просто ступает на поезд, равнодушный к следу разрушения, который он оставляет за собой.
Смерть мастера: жена Достоевского Анна с детьми у его могилы, 1881 год. (Getty Images) На протяжении всего романа различные персонажи формулируют понимание того, что каждый из нас «ответственен за всех». Проще говоря, это может звучать как опасно нереалистичная моральная фантазия; но в контексте это более очевидно о том, что никто никогда не может предположить, что чужая жизнь и благополучие не являются их делом. Тот, с кем я сталкиваюсь, имеет претензии и за которые я несу ответственность. Нет приемлемых алиби — я не могу сказать, что кто-то принадлежит не к той расе, классу, полу, возрасту, моральной неподкупности, социальному положению или чему-то еще. Настоящая трансгрессия в Преступление и наказание заключается в оправдании лихорадочного и измученного молодого убийцы Раскольникова тем, что его первая жертва — алчная старуха, которой он задолжал денег, — ненужная, «насекомое», не имеющее к нему человеческих претензий. Кто бы ни стоял передо мной, моя задача определить, где и как их человечность отрицается или оскорбляется, а затем делать все, что в моих силах, чтобы подтвердить и высвободить ее. В крайних случаях взять на себя ответственность означает вмешаться и признать свое соучастие в ситуации, когда нет другого человека, который мог бы взять на себя вину. Именно это и предлагает сделать в романе Дмитрий Карамазов, приняв на себя вину за преступление, которого он не совершал, хотя вообразил его совершение. Идея взять на себя ответственность, по сути, заключается в простом признании того, что в любой ситуации вы должны действовать ради тех, кто рядом.
Это может пролить свет на одну из самых цитируемых и наиболее неправильно понятых идей Достоевского. В разных местах Карамазов мы слышим аксиому «Без Бога все дозволено». Сначала он появляется как провокационный философский лозунг; но в ушах некоторых он воспринимается просто как разрешение отыгрывать любые желания и побуждения, выкипающие под поверхностью.
Достоевский вовсе не говорит, что нравственность невозможна без небесного полицейского; как будто никто не был бы хорошим без угрозы божественного наказания. Вспомните его страстную веру в свободу и его неприятие любого вида религиозного или морального принуждения. В самом известном отрывке Карамазов , где скептически настроенный журналист Иван рассказывает свою басню о Христе и инквизиции, Великий Инквизитор нападает на Иисуса именно за то, что он слишком усложнил нравственную жизнь, оставив нам свободу и не дав угроз и санкций. Католическая церковь, по Достоевскому, исправила ошибку Христа, утвердившись на основе «чуда, тайны и авторитета» — трех способов принуждения к доверчивости и уступчивости, которые также являются основой трех искушений, от которых Иисус отказывается в евангельских рассказах. когда его испытывает сатана в пустыне.
Возможен ключ к аксиоме в резонансе русского слова «разрешено». Дело не столько в том, что без Бога все позволено, и мы можем наслаждаться блаженной свободой выбора; русский термин имеет коннотации равнодушия, пожимания плечами. Без Бога единственное отношение — «что угодно». И Достоевский намеренно оставляет двусмысленность. В русском языке нет определенного артикля, а в одном из случаев словосочетания «Бог» не имеет заглавной буквы: поэтому его можно было прочитать как «без бога». Дело в том, что без источника смысла, который «касается» нас, который ощущается как приходящий к нам извне наших собственных планов и предпочтений, ничто не имеет особого значения, ничто само по себе не имеет ценности, ничто само по себе действительно желательно (Петр и Ставрогин). в Дьяволы представлены по-разному как за пределами «обычного» сексуального желания и удовлетворения).
[См. также: Как Британия была построена на угле]
Если мы становимся самими собой в речи, которую мы слышим, изучаем и на которую реагируем, в полифоническом мире страстного обмена и открытий, которым является человеческий язык, тогда мы всегда получаем, прежде чем дать. Мы всегда не совсем догоняем то, что перед нами, и поэтому всегда тянемся вперед, в смыслы и отношения, которые еще не вполне понимаем. Мы вольны сказать на это да или нет; а свобода может выражаться в абсурде – в логически и морально бессмысленных позициях. Но мы также вольны учиться, не ограничиваясь тем, на чем настаивают власть предержащие. Мы всегда больше, чем мы были, — не в смысле неуклонного продвижения к идеальному состоянию, а в том, что мы способны изменить и приспособить наши отношения с реальностью, которая не подчиняется нашей воле, но которая проявляет себя. заново в нашем воображении.
Хотим ли мы, чтобы Достоевский был на нашей стороне? Ничто не сделает его удобным партнером в постели, и ничто не сделает некоторые из его предубеждений и навязчивых идей менее отвратительными. Но великие романы его более поздних лет представляют собой великий этический и духовный вызов, который не отрицается собственным отрывочным послужным списком Достоевского, иллюстрирующим всеобщее сострадание в своей журналистике. Бессмыслица всегда возможна, а значит, и зло; мы всегда уязвимы для риторики, публичной или частной, которая отстаивает свою свободу не говорить правду. Это риск, которому подвергается любой язык. И этому противостоит не упорное настаивание на разуме, а принятие общечеловеческой задачи — признание неизбежной вовлеченности друг в друга, которая проявляется в нашей общей речи.
Если мы действительно разделяем способность (судьбу?) существ, говорящих друг с другом, мы всегда должны следить за тем, как нас слышат; мы должны представить наши собственные голоса в ушах другого. В этот момент мы понимаем, что обязаны друг перед другом сделать так, чтобы каждый голос был услышан, нести ответственность за обеспечение свободы голоса другого и незнакомца.
Эти голоса имеют значение, потому что они не наше изобретение; у них есть собственная жизнь и глубина. Для Достоевского и его единоверцев они являются знаками трансцендентного божественного пришельца, чей голос вызывает к жизни все и вся. Но для любого, кто серьезно думает о языке и воображении, узнавание голоса незнакомца — это то, с чего мы начинаем сопротивляться свободе лжи и проистекающим из нее опустошению и несправедливости. Достоевскому не нужно быть святым или непогрешимым нравственным наставником, чтобы мы увидели значение такого наследия в настоящее время.
Информационные бюллетени от New Statesman Просмотреть все информационные бюллетени
Подпишитесь на лучшее из нашей политики, международных отношений, культуры и бизнеса, прямо на ваш почтовый ящик
Выберите и введите свой адрес электронной почты
Утренний звонок
Краткое и важное руководство по внутренней и мировой политике от команды политиков New Statesman.
Крушение
Еженедельный информационный бюллетень, который поможет вам собрать воедино фрагменты глобального экономического спада.
Мировой обзор
Информационный бюллетень The New Statesman по международным делам, каждый понедельник и пятницу.
Ежедневная газета New Statesman
Лучшее из New Statesman доставляется в ваш почтовый ящик каждое утро в будние дни.
Грин Таймс
Еженедельная электронная почта The New Statesman о политике, бизнесе и культуре климатических и природных кризисов — в вашем почтовом ящике каждый четверг.
Культура Править
Наш еженедельный информационный бюллетень о культуре — от книг и искусства до поп-культуры и мемов — отправляется каждую пятницу.
Основные события недели
Еженедельный обзор некоторых из лучших статей, представленных в последнем выпуске New Statesman, рассылается каждую субботу.