И сия пучина поглотила ея в один момент: И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли ▷ Socratify.Net

песчаная буря за считаные минуты «сожрала» китайский город

Фото: Снимок экрана

В мире

27 июля 2021

20:03

Городской уезд Дуньхуан провинции Ганьсу на северо-западе Китая накрыла песчаная буря. Ветер поднял стену из песка высотой не менее 100 метров над городом.

«Я больше не мог видеть солнце. Сначала вокруг меня была желтая пыль от песчаной бури, потом она стала красной, а затем, наконец, черной», — рассказал китайской газете Jimu News местный житель.

В результате песчаной бури видимость на дорогах снизилась до пяти метров. Полиция усилила контроль за дорожным движением и призвала водителей переждать бурю. Более 400 рейсов из двух основных аэропортов уезда пришлось отменить.

Для провинции Ганьсу, которая расположена рядом с пустыней Гоби, в песчаных бурях нет ничего необычного, но они, как правило, возникают весной.

Теги:

природные катаклизмы

Блоги

Палестинский террор в Израиле
Ни службы, ни дружбы?
Что за «животное» Нетаниягу

Публицистика

«У нас не осталось ни родных, ни дома»: правнучка спасителя евреев теперь сама спасается в Израиле
«Спроси гитару, она расскажет…»
Президентские выборы на Кипре – угроза развитию нефтегазовой отрасли в Восточном Средиземноморье?

Интервью

Константин Коновалов: наш человек в трансе
Авигдор Либерман: «Народ сейчас уже увидел воочию, что такое государство Галахи»
Евгений Кулаков и Ольга Бужор: «Дальше там оставаться было несовместимо с нашими настроениями»

Математический триллер (Саймон Сингх. Великая теорема Ферма) · Ростислав Чебыкин

Она сбросила с себя последнюю одежду и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.

Х/ф «Формула любви» (режиссёр — Марк Захаров)

Книга Саймона Сингха «Великая теорема Фермá» («Fermat’s Enigma») рассказывает об истории этой теоремы и её доказательства.

Настораживает, что автор с маниакальным упорством описывает злоключения, которые постигали почти всех математиков, упомянутых в книге. Едва в повествовании возникает новый персонаж — тут же выясняется, что он либо тяжело болел, либо страдал от бедности и притеснений, либо умер ужасной смертью, либо всё одновременно.

Вот, например, что мы узнаём из книги:

Пифагор жил в Древней Греции в VI веке до нашей эры; считается, что он придумал слово «философ». Пифагора убили вместе с многочисленными учениками во время разгрома его школы в Кротоне. Погромщиков не интересовали математические и философские учения; они опасались, что пифагорейцы присвоят себе трофеи недавно выигранной войны с Сибарисом.

Это не общепринятая версия смерти Пифагора. Добрая половина дошедших до нас биографий сообщает, что он мирно скончался в глубокой старости. Тем не менее Сингх выбрал для своей книги наиболее трагический вариант, где культовый мудрец не только погиб сам, но и забрал с собой на тот свет толпу коллег.

Заодно автор упоминает, что тот же Пифагор некогда велел утопить своего ученика Гиппаса за то, что тот доказал иррациональность √2.

Архимед (тоже Древняя Греция, III век до нашей эры) погиб во время нападения римской армии на Сиракузы. Можно было ограничиться этим фактом (тем более что подробности тоже сохранились только в виде противоречивых легенд), но Сингх не ограничивается и уточняет, каким оружием убили Архимеда и при каких обстоятельствах.

Ипатия (Александрия, начало V века нашей эры), первая в известной нам истории учёная дама, растерзана толпой христианских фанатиков. Тоже, казалось бы, этого факта достаточно для научно-популярной книги; однако автор детально расписывает, кто и как растерзал несчастную женщину. Читайте на здоровье.

Вообще, женщинам в математике всю дорогу не везло, а в книге Сингха — особенно. Марию Аньези (Италия, XVIII век), несмотря на достижения в аналитической геометрии, не допускали на академические посты и называли «ведьмой Аньези». Эмми Нётер (Германия, XIX–XX век) не могла добиться должности приват-доцента, несмотря на заступничество самого Гильберта. У Софи Жермен (Франция, начало XIX века) родственники отбирали свечи и отопительные приборы, чтобы она не могла заниматься математикой. Несчастная дама училась в парижской Политехнической школе, притворяясь мужчиной, а позже умерла от рака груди, чуть-чуть не дожив до присуждения учёной степени.

Сингх особо отмечает, что все женщины-математики никогда не были замужем — кроме разве что Софьи Ковалевской, но и её брак (по словам Сингха) был фиктивным.

Отдельного эпического повествования заслужил Эварист Галуа (Франция, первая половина XIX века). Его математические таланты при жизни не признавались, он дважды провалил экзамены всё в ту же Политехническую школу, а из менее пафосного учебного заведения был выгнан, не проучившись и года. Он посылал крупную научную работу на конкурс Академии наук, но Коши (тот самый, который знаком всем изучавшим матан) эту работу куда-то продолбал. Фурье (тоже тот самый) пытался оказать юному математику покровительство, однако внезапно умер.

Это ещё не всё. Отца Галуа довёл до самоубийства священник-иезуит. Юноша страдал от безденежья и остался без дома; по крайней мере, так рассказывает автор. Галуа связался с тусовкой политических хулиганов — как сказали бы сейчас, стал активистом молодёжного крыла оппозиционного движения. Участвовал в политических акциях, дважды посидел в тюрьме, пристрастился к алкоголю и чуть не убил себя в приступе белой горячки.

Казалось бы, хватит уже неприятностей, тем более что Эварист Галуа — не центральный персонаж книги. Нет же, Сингх продолжает жечь глаголом: злосчастный молодой человек соблазнил чужую невесту, и разгневанный жених вызвал его на дуэль. В ночь перед поединком Галуа составил кучу записок со своими математическими соображениями, а на дуэли получил пулю в живот и на следующий день умер от перитонита. А было ему всего двадцать лет. Если бы я был режиссёром аниме, снял бы про это сериал в жанре сёнен.

Через пятнадцать лет математики наконец разобрались в записках Галуа и нашли там столько вкусного, что хватило на несколько разделов современной науки.

Между тем, мы не добрались и до половины книги.

Леонард Эйлер, живое олицетворение всей мировой математики XVIII века, в возрасте около тридцати лет ослеп на один глаз, а после шестидесяти — на оставшийся. И снова автор разжёвывает страдания несчастного классика в таких подробностях, что впечатлительные читатели наверняка расплачутся.

Георг Кантор (Германия, конец XIX века) — культовый основатель теории множеств, на которую так или иначе опирается вообще вся нынешняя математика. Сингх, естественно, не преминул отметить, что многочисленные нападки на Кантора «привели к тяжёлой душевной болезни и глубокой депрессии», а его идеи получили признание уже после его кончины. (Вообще-то это неправда. Всё-таки Кантор — не древний Пифагор, и обстоятельства его биографии можно было перепроверить по надёжным источникам. )

Едем дальше вслед за автором. Готлоб Фреге (Германия) в 1902 году готовил к публикации главную работу своей жизни — «Основания арифметики». Однако тут как раз открылся парадокс Рассела, который обесценил всю малину. Представляете, как расстроился Фреге?

Похожим образом пострадал уже упомянутый Давид Гильберт (Германия, XIX–XX век). Он посвятил жизнь построению фундаментальных основ математики в русле безупречно кошерного (как ему казалось) аксиоматического подхода. В 1930 году он счёл свою миссию выполненной и со спокойной душой ушёл на пенсию. А через год молодой математик Курт Гёдель выступил со знаменитыми теоремами о неполноте, которые перечеркнули безупречность системы Гильберта.

Кстати, о Гёделе (Австрия, XX век). Его судьба, конечно, тоже была несчастливой. В детстве он переболел ревматизмом, а дальше автор возносится в эмпиреи: «Дыхание смерти, которое Гёдель ощутил в столь нежном возрасте, привело к мучительной ипохондрии, которой он страдал всю жизнь. В восьмилетнем возрасте, читая медицинский учебник, Гёдель убедился, что у него слабое сердце, хотя ни один из врачей не находил тревожных симптомов. Позднее, уже в конце жизни, Гёдель ошибочно решил, что его хотят отравить, и, отказавшись от приёма пищи, уморил себя голодом».

Чтобы добить читателя, Сингх упоминает, что одним из преподавателей Гёделя в Венском университете был Филипп Фуртвенглер, который был парализован от шеи и ниже, так что читал лекции с помощью ассистента.

Затем следует Алан Тьюринг (Великобритания, XX век) — один из родоначальников всей компьютерной отрасли. Он подвергался многочисленным преследованиям на почве гомосексуализма (читайте в книге увлекательные подробности) и в конце концов отравился цианидом. (Замечу, что снова есть разные версии обстоятельств его смерти; автор, естественно, выбрал наиболее драматичную.)

Наконец, Ютака Танияма (Япония, середина XX века) «не отличался особенно крепким здоровьем, часто хворал, а став подростком, заболел туберкулезом и пропустил два года в средней школе». Совсем уже непонятно, зачем автору смаковать эти детали, если позже он раскрывает куда более печальные факты биографии: в возрасте 31 года Танияма, находясь в расцвете сил и карьеры, внезапно покончил с собой. Его невеста не вынесла потери и через некоторое время тоже самоубилась, хотя не имела вообще никакого отношения к математике.

К концу книги «Великая теорема Ферма» складывается впечатление, что математика — самая опасная из наук, приносящая своим деятелям беспросветные страдания и мучительную смерть.

Среди всех персонажей, чья биография упоминается в книге, только у двоих жизнь сложилась более-менее благополучно.

Пьер Ферма (Франция, XVII век) — автор той самой теоремы, которой посвящена книга. Он родился в семье состоятельного торговца, получил хорошее образование, сделал блестящую карьеру, большую часть жизни работал судьёй, женился и воспитывал детей, был материально обеспеченным и имел хорошую репутацию в светских кругах. Мало того, он благополучно пережил эпидемию чумы. Чтобы хоть как-то уравновесить эту возмутительную идиллию, Сингх упоминает, что Ферма рассматривал дела чрезвычайной важности и однажды приговорил к сожжению «священника, дурно исполнявшего свои обязанности». Автор наверняка не мог бы спокойно спать, если бы в этой части повествования никто так и не умер мучительной смертью. Впрочем, возможно, таким образом Сингх отомстил духовенству за гибель Ипатии, Галуа-старшего и других деятелей, пострадавших от религиозного мракобесия.

Второй учёный — Эндрю Уайлс (Великобритания и США, XX–XXI век) — тот самый человек, который через триста лет после Ферма наконец доказал его теорему. На момент написания этой статьи Уайлс жив и здоров, преподаёт в Оксфорде, имеет огромное количество премий и наград, воспитывает трёх дочерей. Как Сингх ни старался накопать в его биографии хоть какую-нибудь жесть, у него ничего не получилось. И поделом, я считаю.

15 апреля 2012

Новогодняя песня Уильяма Каллена Брайанта — Стихи

 Постойте, друзья мои, постой-
Останься до старого доброго года,
Долгий спутник нашего пути,
Пожимает руки и оставляет нас здесь. 
О, останься, о, останься,
Один маленький час, а затем прочь.
Год, чьи надежды были высоки и сильны,
Теперь не надеется проснуться;
Еще один час шуток и песен
Ради его фамильярности.
О, останься, о, останься,
Один веселый час, а затем прочь.
Добрый год, его либеральные руки
Растратил весь свой запас.
И свернём ли мы с того места, где он стоит,
Потому что он больше не дает?
О, останься, о, останься,
Один благодарный час, а затем прочь.
Дни ярко пришли и спокойно ушли,
Пока еще он был нашим гостем;
Как весело прошла неделя!
Как сладок седьмой день отдыха!
О, останься, о, останься,
Один золотой час, а затем прочь.
С нами были дорогие друзья, кое-кто спит
Под крышкой гроба:
Какие приятные воспоминания мы храним
Из всего, что они сказали и сделали!
О, останься, о, останься,
Один нежный час, а затем прочь.
Даже когда мы поем, он улыбается в последний раз,
И оставляет нашу сферу позади.
Старый добрый год с прошлым;
О будь новым как добрый!
О, останься, о, останься,
Одно прощальное напряжение, а потом прочь.

Водоплавающей птице

 Куда, 'среди падающей росы,
Пока сияют небеса последними шагами дня,
Далеко, сквозь их розовые глубины, ты преследуешь
   Твой одинокий путь?
   Напрасно охотничий глаз
Может отметить твой дальний полет, чтобы причинить тебе зло,
Как на багровом небе нарисовано мрачно,
   Твоя фигура плывет.
   Ищи блестящую грань
О заросшем озере или окраине широкой реки,
Или где качающиеся волны поднимаются и тонут
   На натертой стороне океана?
   Есть Сила, чья забота
Научит тебя идти вдоль этого бездорожного берега,--
Пустыня и бескрайний воздух,--
   Одинокий блуждающий, но не потерянный.
   Весь день твои крылья развевались,
На такой далекой высоте холодная, разреженная атмосфера,
Но не склоняйся, усталый, к желанной земле,
   Хотя темная ночь близка.
   И скоро этот труд закончится;
Скоро ты найдешь летний дом и отдохнешь,
И кричи среди своих товарищей; тростник согнётся,
   Скоро над твоим защищенным гнездом.
   Ты ушел, бездна небес
Поглотил твою форму; тем не менее, на моем сердце
Глубоко утонул урок, который ты дал,
   И не скоро уйдет. 
   Тот, кто из зоны в зону,
Направляет по бескрайнему небу твой верный полет,
Долгий путь, который я должен пройти один,
   Направит мои шаги правильно.

Радость природы

 Не пора ли пасмурно и грустно,
Когда наша мать-природа смеется вокруг;
Когда даже глубокие синие небеса выглядят радостными,
И радость веет от цветущей земли?
Есть ноты радости от виселицы и крапивника,
И сплетня ласточек по всему небу;
Суслик весело чирикает у своего логова,
И весело жужжит дикая пчела.
Облака играют в лазурном пространстве
И их тени играют на ярко-зеленой долине,
И вот они тянутся на резвую погоню,
А там катят по легкому ветру.
В осиновой беседке листва пляшет,
В этом буке гудит ветер,
Улыбка на фрукте и улыбка на цветке,
И смех ручейка, бегущего к морю.
И посмотри на широколицее солнце, как оно улыбается
На росистой земле, что улыбается в его лучах,
На прыгающих водах и веселых молодых островах;
Да, смотри, и он улыбнется твоему унынию.

Середина лета

 Сила на земле и в воздухе,
От чего жизненный дух боится,
И укрывает его в уголках самой глубокой тени,
От горячего пара и от огненных бликов. 
Взгляни на землю — ее тысячи растений
поражены; даже темная солнцелюбивая кукуруза
Обморок в поле под жарким пламенем;
Стадо у затененных штанов фонтана;
Для жизни гонят со всех пейзажей коричневые;
Птица искала свое дерево, змея — свое логово,
Форель плывет замертво в горячем ручье, а мужчины
Загляните на солнечный удар в густонаселенный город:
Как будто День Огня забрезжил и послал
Его смертоносное дыхание в небосводе.

«Водоплавающей птице» Уильяма Каллена Брайанта

«Водоплавающей птице» было опубликовано в North American Review в марте 1818 года. Несколько лет спустя оно появилось в его сборнике Стихотворения в 1821 году. Американский дух в литературе: хроника великих переводчиков , вдохновение для этого стихотворения пришло, когда Брайанту был 21 год, и он шел из Каммингтона в Плейнфилд в поисках места для работы юристом. Он увидел утку, одиноко летящую по горизонту, и написал стихотворение позже, чем в тот же день.

Водоплавающей птице Уильям Каллен Брайант

Куда, среди падающей росы, Сияя небо последними шагами дня, Далеко, сквозь их розовые глубины, Ты следуешь Свой одинокий путь?

Напрасно глаз охотника Заметит твой дальний полёт, Чтоб тебя обидеть, Как мраком на фоне багрового неба Плывёт фигура твоя.

Ищешь ли ты блестящий берег Поросшего сорняками озера или край широкой реки, Или там, где качающиеся волны поднимаются и опускаются На натертом берегу океана?

Есть Сила, чья забота Наставляет твой путь вдоль этого бездорожного берега, -- Пустыня и бескрайний воздух, Одинокий блуждающий, но не заблудший.

Целый день твои крылья развевались, На этой далекой высоте, в холодной разреженной атмосфере; Но не опускайся, утомленный, к желанной земле, Хотя темная ночь близка.

И скоро этот тяжелый труд закончится, Скоро ты найдешь летний дом и отдохнешь, И будешь кричать среди своих товарищей; тростник скоро согнется над твоим защищенным гнездом.

Ты ушел, бездна небесная Поглотила твой образ, но в моем сердце Глубоко погрузился урок, который ты дал, И не скоро уйдешь.

Тот, кто из зоны в зону Направляет по бескрайнему небу твой верный полет, По длинному пути, который я должен проследить один, Направит мои стопы правильно.

Explore To a Waterfowl

1 Summary of To a Waterfowl
2 Themes
3 Structure and Form
4 Literary Devices
5 Analysis of To a Waterfowl
6 Similar Poetry

Summary of
Водоплавающей птице
« Водоплавающей птице» Уильяма Каллена Брайанта – трогательное стихотворение о стойкости перед лицом трудностей, Бога и Небес.
В первых строках «Водоплавающей птице» говорящий обращается к водоплавающей птице и спрашивает ее, куда она идет и почему. Он предупреждает существо, что путешествовать в одиночку опасно (точно так же, как Брайант в то время путешествовал один). Но, как он вскоре заявляет, утка не одинока. Его сопровождает высшая сила, Бог. Уйдя, говорящий проводит время, думая о силе Бога и о том, как Он направляет его в его собственной жизни. В конце стихотворения говорящий говорит, что, по его мнению, Бог привел туда водоплавающих птиц как напоминание о Божьем присутствии в его собственной жизни. Через этот знак он стремился придать говорящему силу.
Темы
В «Водоплавающей птице» Уильям Каллен Брайант затрагивает темы одиночества, религии и цели жизни. Спикер тратит стихотворение, прославляя силу и решимость, которые водоплавающие птицы демонстрируют в небе. Он летит, несмотря на свое одиночество и природу холодной ночи. Он направляется в неизвестном направлении, но говорящий предпочитает верить, что это место тепла и дружелюбного сообщества. Через аллюзии и символы становится понятно, что это место — рай. Бог ведет птицу туда, и говорящий решает, что он должен верить, что Бог ведет и его туда. Теперь, говорит он, он собирается усвоить урок, который преподала ему птица, и жить с ним в своей жизни.
Структура и форма
« Водоплавающей птице» Уильяма Каллена Брайанта представляет собой стихотворение из восьми строф, разделенных на наборы из четырех строк, известные как четверостишия. Эти четверостишия следуют простой схеме рифмовки ABAB CDCD, изменяя конечные звуки от строфы к строфе. Брайант также решил использовать пятистопный ямб и трехстопный ямб в «К водоплавающей птице». Это распространенные метрические модели, связанные с количеством ударений в каждой строке. Первый, пятистопный ямб, относится к более длинным строкам, состоящим из пяти наборов по две доли. Первый из них безударный, а второй ударный. В триметре ямба используется такое же расположение ударений, за исключением того, что в этих строках есть только три набора из двух долей, всего шесть слогов, а не десять.
Литературные приемы
Брайан использует несколько литературных приемов в « К водоплавающей птице». К ним относятся, помимо прочего, аллитерация, метафора, персонификация, апостроф и анафора. Последний тип повторения возникает, когда поэт повторяет одно и то же слово или слова в начале нескольких строк. Например, использование «скоро» в начале строк двадцать первой, двадцать второй и двадцать четвертой.
Апостроф — это обращение к чему-то или кому-то, кто не слышит и/или не отвечает говорящему. В этом случае поэт обращается к водоплавающей птице так, как будто она может ответить ему. Аллитерация — еще один тип повторения. Это происходит, когда поэт повторяет согласный звук. Например, «While» и «Whither» в начале первой и второй строк первой строфы, а также «distant», «do» и «darkly» во второй и третьей строках второй строфы.
Метафоры — это сравнения между двумя вещами, в которых нет слов «как» или «как». Например, эти строки в седьмой строфе: «В моем сердце / Глубоко погрузился урок, который ты дал». Есть и другой пример во второй строке стихотворения с фразой: «Зажигая небеса последними шагами дня». Читатели также могут обратить внимание на использование олицетворения в «Водоплавающей птице». Это происходит, когда поэт придает чему-то нечеловеческие черты. В этом случае поэт олицетворяет птицу, предполагая, что она преподала урок и обращается к ней как к «своему».
Анализ
Водоплавающей птице
Станца 1
Куда, среди падающей росы,
Пока светят небеса последними шагами дня,
Далеко, сквозь их розовые глубины, ты преследуешь
Твой одинокий путь?
В первой строфе «Водоплавающей птице» Брайант начинает с вопроса. В этот момент он обращает свои слова к неизвестному слушателю. Быстро становится ясно, что он разговаривает с водоплавающей птицей или уткой/цаплей/гагарой и т. д., которые летят над головой. Это пример техники, известной как апостроф. Он спрашивает водоплавающих, что происходит этим вечером, когда солнце садится («последние шаги дня»).
Фраза «уединенный путь» — интересный пример аллюзии, в данном случае на «Потерянный мир P » Мильтона. Одна из самых известных строк этого эпоса использует эту фразу для описания Адама и Евы, идущих «рука об руку… Через Эдем» на их «уединенном пути». Это момент, когда двое покидают Эдем, один из поворотных моментов истории. Говорящий намекает, что этот момент для водоплавающих столь же важен и печален, как и момент из «Потерянный рай».
Вторая строфа
Тщетный охотничий глаз
Может отметить твой дальний полет, чтобы причинить тебе зло,
Как, темный вид на фоне алого неба,
Твоя фигура плывет.
В следующих четырех строках говорящий описывает, каково это — смотреть на птицу с точки зрения «охотника» или того, кто ищет птицу, чтобы охотиться на нее. Этот человек может «отметить твой дальний полет» и «поступить с тобой неправильно». Охотник может увидеть птицу, но он не сможет ее подстрелить. Он слишком скрыт и слишком высок. Это явно не намерение говорящего. Ему нравится видеть птицу, летящую над головой, и по мере развития стихотворения становится ясно, что он видит в ней символ своего собственного пути в жизни.
Использование слова «малиновый» в этой строке предполагает, что небо несколько меняет цвет. С заходом солнца становится темнее и интенсивнее.
Станца Три
Ищешь блестящий край
Заросшее озеро или берег широкой реки,
Или там, где поднимаются и опускаются качающиеся волны
На берегу океана?
В третьей строфе «Водоплавающей птице» говорящий задает птице еще один четырехстрочный вопрос, ищет ли он «плавучий берег» или край реки рядом с «натертым берегом океана». Это возможные места, куда может направляться птица, но говорящий не уверен. Это обыгрывает тот факт, что говорящий называет птицу «водоплавающей». Он не знает точно, что это за птица, поэтому он не знает, куда она направляется.
Четвертая строфа
Есть Сила, забота о которой
Научит тебя идти вдоль этого бездорожья,—
Пустыня и бескрайний воздух
Одинокий скитается, но не заблудился.
В четвертой строфе говорящий ссылается на «Силу», Бога, который заботится о «твоем пути вдоль бездорожного побережья». Птица бродит одна, что-то опасное, но есть сила, которая за ней присматривает. Птица может быть одна, добавляет говорящий, но она не потеряна. В нем есть что-то «Учащее» и направляющее его путь по жизни. Бог, намекает говорящий, контролирует все.
Пятая строфа
Целый день твои крылья развевались,
На такой далекой высоте холодная разреженная атмосфера;
Но не опускайся, усталый, к желанной земле,
Хотя темная ночь близка.
Говорящий проводит пятую строфу, прославляя силу птицы перед лицом трудностей, которые ей пришлось пережить. Он провел весь день с расправленными крыльями, летя куда угодно. Он в «холодной разреженной атмосфере», в полном одиночестве. Это не лучшее место для прогулок, и говорящий обязательно подчеркнет, насколько далеко птица кажется ему и своим собратьям.
Несмотря на то, что птица одна в холодном небе, она продолжает летать. Он не сутулится и не проявляет признаков слабости, а также кажется неуверенным, когда ночь явно приближается. Похвала говорящего птице явно связана с его собственной ситуацией. Он тоже одинок, он тоже чувствует холод ночи и невзгоды своей широкой жизни, и он хочет быть таким же сильным и стойким, как птица.
Читатели также могут обратить внимание на возможный символизм четвертой строки пятой строфы. Здесь говорящий говорит о «темной ночи» и о приближающемся присутствии. Это может быть намеком на смерть, что-то, что часто описывается как «темное» и обычно присутствует через «ночные» образы. Это означало бы, что весь рассказ о птице основан на настойчивости в жизни, а не только в одном моменте или путешествии.
Станца Шесть
И скоро этот тяжелый труд закончится,
Скоро ты найдешь летний дом и отдохнешь,
И кричать среди своих товарищей; тростник гнётся,
Скоро над твоим защищенным гнездом.
«Труды» полета по небу почти подошли к концу, говорит спикер. Вскоре птица достигнет безопасного и защищенного места. Если рассматривать последний символ как представитель смерти из предыдущей строфы, то это безопасное место — рай. Там птица «запоет песню своих товарищей», и ей больше не придется беспокоиться о долгих и опасных ночных перелетах. В этом изображении птичьего будущего говорящий желает чего-то подобного и себе. Он тоже надеется, что его жизнь закончится мирно и тепло, и он окажется на небесах среди друзей и семьи.
Станца семь
Ты ушел, бездна небес
Все же поглотил твою форму в моем сердце
Глубоко утонул урок, который ты дал,
И не скоро уйдет.
В седьмой строфе говорящий отмечает, что птица полностью исчезла. Его поглотила «небесная бездна». Это как бы подтверждает образ ночи как приближающейся смерти и места назначения как неба и мира. Несмотря на то, что птицы больше нет в поле зрения говорящего, урок, который она преподала, остался с ним.
Предположительно, он останется с ним навсегда или, по крайней мере, не «уйдет» в ближайшее время.
Станца восемь
Тот, кто из зоны в зону,
Направляет по бескрайнему небу твой верный полет,
Долгий путь, который я должен пройти один,
Верно поведет меня по стопам.
В заключительной строфе «Водоплавающей птице» говорящий обращается к Богу, «Тому», кто «Ведёт по бескрайнему небу твой верный полёт». Это Бог помог птице добраться до места назначения и сохранить силы, когда ночь становилась холодной и одинокой. В этих последних строках говорящий обращается к себе, используя местоимения от первого лица, чтобы признать, что он тоже должен идти один и знает, что его «шаги» будут в правильном направлении. Бог ведет его и не собьет с пути.
Похожие стихи
Читателям, которым понравился «Водоплавающей птице» , следует также прочитать некоторые из других самых известных стихов Уильяма Каллена Брайанта.